Где бы ни был дом, очаг обязательно последует за ним

Мать меня не любит. Это была первая связная мысль Клерви в этом мире. Она узнала об этом, как узнала обо всем остальном; наблюдая. Солнце встает и заходит каждый день, птицы мигрируют в зависимости от времени года, а дом, в котором живет Клерви, — это не дом. «Отец» никогда не был фигурой в ее жизни, а «Мать» никогда не бывает дома, когда это важно. Клерви воспитывает горничная, имени которой она так и не узнала. У них нет никаких обязательств, это только долг. Поэтому, когда Мать сообщает Клерви, что собирается жить в «Доме очага», Клерви просто взволнована. Может быть, Мать будет более любящей. Возможно, она проведет время со мной. Возможно, у меня появится первый друг. Возможно, у меня появится первая любовь. (В конце концов, Клерви удалось реализовать только 2 из 4 желаний.) «Дом Очага» не так уютен, как кажется из названия, Клерви узнала в свой первый же день там. Дети суетятся вокруг, как испуганные животные, ожидая, когда появится хищник. Клерви так и не смирилась с тем фактом, что этим хищником была «Мать». Есть и более дружелюбные дети, хотя они были не менее нервными и настороженными по отношению к ней. Клерви была здесь новичком, этого и следовало ожидать. Прошло три месяца, а она все еще была для них чужой. Крукабена устроила шоу, показав, что Клерви была ее собственной плотью и кровью. Она сказала, что к Клерви не будет никакого особого отношения, потому что все ее дети равны. (Ага. Когда она начала называть «Матерью» Крукабену?) Клерви хотелось бы, чтобы она была особенной для Крукабены, хотя бы немного. Немного любви, немного внимания, немного чего угодно!  Пожалуйста, мама. Пожалуйста, посмотрите на меня. Время их общения пришло в форме уроков. Клерви избивали до полусмерти каждый раз, когда она не подчинялась. Кулаки Крукабены почти напоминали объятия, Клерви еще не настолько заблуждалась. Примерно в это же время она знакомится с Перуэром. Девушка(?)мальчик(?)человек-штука(?), не имело значения, как Перуэр себя идентифицировал. Потому что Перуэр будет первым другом Клерви. Ее первый лучший друг. Ее единственный друг. (И когда меч Перуэр вонзился ей в грудь, Клерви поняла, что она также была ее первой любовью.) Перуэр была в стороне от всего, что происходило в доме. Она знала о его жестокости и о том, что «Мать» не заботилась о них. Перуэр всегда была намного умнее и сильнее остальных, поэтому она провела единственную атаку, которая могла нанести ответный удар «Матери». Перуэр не заботилась ни о «Матери», ни о Доме Очага. Даже не гнев и презрение. Только банальное безразличие. Это была крыша над их головами, просто место, где они могли укрыться от непогоды и людей. Это было странно. Клерви сначала ненавидел Перуэр за то, что она был любимцем Крукабены. Клерви не потребовалось много времени, чтобы понять, что она не ненавидит Перуэр за то, что она завоевала расположение матери. Она ненавидела Перуэра за то, что она был тем, чем Клерви никогда не могла быть. Клерви влюбилась в человека, которым всегда хотела быть. Клерви знала, что она недостаточно сильна. Она никогда не победит Перуэр в битве силы и воли. Она уже давно устала. Возможно, она была приведена в этот мир с меньшей волей, чем другие. Возможно, ее душа знала, что жизнь была скорее проклятием, чем даром, когда она формировалась в утробе Крукабены. — Прости, Перуэр. Мне жаль, что у меня недостаточно сил, чтобы продолжать жить с тобой. Есть один секрет, который Арлекино думала, что унесет с собой в могилу. Клерви. Девушка, которая преследовала предвестницу с первого дня после ее смерти. Иногда она была ребенком, иногда подростком, а в крайне редких случаях — взрослой женщиной, слишком похожей на свою собственную «Мать». «Призраки» — не то слово. Это означало бы, что Арлекино боялась или опасалась Клерви. Нет. Для Арлекино это было благословением. Каждый новый рассвет Клерви исчезала с солнечным светом. Любые новые воспоминания, которые у них остались вместе, тоже исчезнут. Для Арлекино это не имело значения. Когда солнце садилось, предвестнице принесли для нее кусок торта. Иногда они разговаривали до рассвета нового дня, а иногда Клерви пыталась съесть свой торт всю ночь, пока Арлекино работала. Торт всегда оставался несъеденным, и Арлекино выбрасывала его в мусорное ведро. (Это первая встреча с архонтом Фонтейна во плоти. У Арлекино никогда раньше не было причин делать это. Хотя Фокалорс была виновна в том, что закрывала глаза на старый Дом Очага, Арлекино понимала, что ни один бог в Тейвате не был столь могущественным, как похоже, что узурпаторы никогда не смогут быть такими же всемогущими, как их первоначальные владельцы. Все еще… Когда Фурина ест торт с глупой улыбкой на лице, она выглядит совсем как Клерви. Когда Фурина смеется над раной, она говорит так же, как Клерви. Когда Фурина выглядела потерянной и преданной, у нее не было желания продолжать жить… Их образы слились воедино, и Арлекино не знает, сидела ли в этом кресле Фурина, или Клерви, или они обе.) «Моей властью как Слуги, я, Арлекино, настоящим изгоняю тебя из Дома Очага. Ты свободна идти, Клерви». Не Перуэр отпускает Клерви, а Арлекино. Но даже в этом случае, если бы все обернулось не так, даже Арлекино не заставил бы Перуэра отказаться от очага Клерви. «Пусть мы найдем друг друга когда-нибудь в ближайшее время». И поэтому Арлекино было бы уместно умереть от меча Фурины.  Перуэру следовало сделать то же самое 20 лет назад.