Поцелуй меня еще

Веритас совершенно не умеет пить. — Хватит ее постоянно вертеть. Бар не такой многолюдный и шумный – единственная причина, по которой он согласился на эту авантюру. Разве пристало уважающим себя людям таскаться по таким местам? Определенно нет. Здесь пахнет алкоголем и толикой уюта. А может, так пахнет Авантюрин? Правда то, как они здесь оказались, мягко уплыло из памяти, и восстановить цепь событий немного проблематично. Но пока что и не хочется. Авантюрин считает, что Веритас идиот. Бар, между прочим, хороший и дорогой. Это не клуб с его развратом и похабностью, царящими в воздухе. Просто кое-кто чересчур принципиален. — Чем она тебе мешается? Он не замечает толком, что крутит монетку в пальцах – игровой жетон, если быть точнее. Банальная привычка, прилипшая настолько, что порой и вовсе не воспринимается сознанием. Веритас предпочитает не отвечать – затуманено смотрит на тонкую руку, следит за передвижениями жетона – Авантюрин если и осознал, что его просят прекратить, то нужда притормозить до опьяневшего мозга еще не дошла логической цепочкой. Он думал, что даже сейчас, будучи в явном состоянии нестояния, Веритас ухитряется выглядеть... гордо и почти по-королевски. Точно ли Авантюрина нужно называть павлином? Хотя, пожалуй, Веритас больше кот. Гордый пушистый котяра, который гуляет сам по себе и лишь изредка позволяет себя приласкать. Только когда сам захочет. — Я не говорил, что мешается. Не делай... ммм... ложных выводов из моих слов. Веритаса видеть таким странно – Авантюрин всматривается, изучает, хочет, кажется, касаться кончиками пальцев лица, смотреть-смотреть-смотреть. Слишком... расслаблен по сравнению с повседневной жизнью, слишком не контролирует себя для человека, руководствующегося правилом "хочешь сделать хорошо – сделай сам" – это непривычно, странно, но в какой-то мере даже забавно. Непривычно, словно открывается какая-то новая сторона его, ранее неизведанная, но забавно. Милый... Стоп, Авантюрин сейчас думает, что Веритас милый? О господи. Хорошо, нет. Сейчас это правда. — Это просто привычка. Я не специально. Защитная поза – нужда в ней раскрывается именно сейчас, в поддатости и слабом контроле. Но отпадает, как только Веритас ловит его руки в свои. Остаться наедине, лишь друг для друга, будучи окруженными людьми – задача не из легких. Но у них, пожалуй, вышло. Интимные моменты – непривычны, странны, разве можно относиться так тепло, разве можно постоянно спасать, прерывать нервозность, останавливать, просить вдохнуть и давать возможность спокойно выдохнуть? Авантюрин смотрит, почти желая сказать, что Веритас придурок. Или дать ему по голове. Или поцеловать. А может быть все сразу. Мелодия динамиков отходит на задний план. Авантюрин хочет глаза отвести, вздохнуть глубоко, сделать хоть что-то, только бы эти глаза не смотрели на него так. Веритас – смотрит в упор, совершенно не стесняясь, сжимает ладони с долей мягкости, забирает жетон из пальцев. Он теплый из-за чужих рук, блестящий. Может быть Авантюрин не павлин, а сорока? — Не думал, что ты такой, когда выпьешь. — Такой это какой? Авантюрин молчит. Авантюрин бормочет себе под нос неопределенное нечто. Авантюрин вздыхает. Веритас качает головой. — Пойдем подышим воздухом. Или вообще уйдем. — Опять воняет глупостью? — Да. Авантюрин слабо усмехается, а Веритас невозмутим. Авантюрин большим пальцем осторожно проходится по тыльной стороне чужой ладони, а Веритас сжимает его руки немного сильнее, прежде чем отпустить. — А жетон? — Теперь мой. Идем. На улице ветрено. Ветрено и безлюдно – они пошли зачем-то через задний выход. Ветер треплет волосы, играется с полами одежды, щелкает по носу и вьется вокруг, словно желая что-то сказать, но не имея возможности. Но даже имей он голос, Авантюрин, пожалуй, не слушал бы. Веритас крутит жетон в пальцах, глядя на него почти невозмутимо – кажется, что он умеет это всю жизнь. Одежда будет грязная – неважно, Авантюрин привалился спиной к ближайшей стене и не отводит взгляда. Чужие движения завораживают, гипнотизируют словно – и этому гипнозу он готов поддаться... Веритас странный. Странный и сложный – Авантюрин так думал еще при первой встрече. И при второй. И при третьей. До сих пор думает. Этого человека можно изучать годами, веками, тысячелетиями, но не суметь узнать полностью. Если Авантюрин – книга, приоткрытая лишь на нужных страницах, тех, что ей выгодны, и активно создающая впечатление того, что она на самом деле открыта, то Веритас – закрытая на замок и совершенно не стесняющаяся этого. — Так какой? Авантюрин вскидывает взгляд вопросительно – алкоголь в крови путает мысли, движения рук завораживают и успокаивают, и он лишь расслабленно головой мотает. — Неважно. Такой это теплый. Такой это заботящийся. Такой это проявляющий внимание к мелочам. Такой это... о боже. Авантюрин чувствует себя влюбленной школьницей. Влюбленной в собственного учителя – сейчас, когда Веритас делает полушаг ближе, оказываясь ровно напротив, и закрывает собой обзор. Сейчас, когда он склоняется немного ниже и смотрит пристально в глаза. Сейчас, когда... Авантюрин сам приподнимается и ловит его губы. Ему не хочется растрачиваться на лишние эмоции, ему хочется выкинуть все из головы и целовать Веритаса. Просто целовать. В стену рядом с его головой упирается рука, а вторая лежит где-то на бедре-талии. Теплая, согревающая – губы правда нравятся немного больше. Это влияние алкоголя или просто любовь? Авантюрин привык рисковать, но бояться. Бояться и прятать руки за спиной, бояться и прятать каждую эмоцию, бояться и прятать частичку себя. Веритас другой, Веритас странный – не осуждает, а помогает. Разве можно подумать, что такой человек, как он, будет... Согревать? Движения губ мягкие, степенные – словно целуются в первый раз. Авантюрин позволяет себе прикрыть глаза, Веритас – тоже. Одна из ладоней ложится на крепкое плечо, мягко совсем вжимается пальцами, вторая же – не успевает, потому что Веритас перехватывает ее в свою. Перехватывает, и Авантюрин ощущает, как его жетон возвращается к нему в руку. Такой же теплый, но теплый... по-особенному? Как же это глупо. Глупо, но Авантюрин чувствует себя поистине спокойно. — Когда-нибудь тебе надоест меня спасать. Сейчас всю искреннюю откровенность можно скинуть на алкоголь. Сейчас не так стыдно. Авантюрин шепчет в губы, тихо-тихо, смотрит из-под приоткрытых век, а потом снова целует. Он не жадный, но отпускать... уж точно не хочет. — Ты не можешь знать наверняка. И я не могу знать. Уголки губ приподнимаются в полуулыбке, и он даже не думает отстраняться от лица. Они целуются перерывами, но губы соприкасаются постоянно, и каждое движение так забавно чувствуется. — Только не разводи демагогию. Лучше поцелуй меня еще. Он чувствует, как Веритас еле заметно фыркает. Но целует. Целует так, как умеет только он. Слова застревают где-то в горле, сомневаясь, что подниматься им стоит. Авантюрин тоже сомневается, Веритас – просто уверен, что к черту это все. И правда. К черту слова, когда можно друг друга целовать. К черту волнения, когда можно не отрываться, напрочь забыв обо всем. К черту весь мир, когда можно держаться за руки и согревать между ними этот многострадальный жетон. Может быть когда-нибудь Авантюрин про него забудет. И это будет их общей маленькой победой.