Крабик

***

— Нет! Не трогай, он мой! — уже минут двадцать кричал ребёнок, топая ногами от настойчивости и ни в какую не выпуская из рук самого что ни на есть живого краба. Самого мелкого из всей купленной буквально часом ранее партии и всё ещё способного больно ущипнуть. — Огай... — переведя на сына уничтожающий взгляд, порядком утомлённый безуспешными дебатами с внуком, Хироцу хотел получить ответ лишь на один никчёмный вопрос. — Просто ответь, что тебе мешало купить не живых, а свежемороженых крабов? — ярым гуманистом мужчина, конечно, не был, да и сам грешил варкой живых раков, но у него хотя бы хватало мозгов не варить их на глазах у впечатлительного ребёнка. — Пап, ну я же не думал, что он решит взять себе в питомцы компонент нашего ужина! — оправдывался мужчина, совершенно не ожидающий такого поворота от сынишки. Действительно, что плохого в том, чтобы сварить немного полезной и богатой белком живности? В общем-то, ничего, и даже больше: Осаму очень любил крабовые консервы и крабов в принципе, будь то блюда или игрушки с одеждой. Откуда взялась такая необычная любовь, ни Хироцу, ни Мори представления не имели, но ведь в какой-то степени это было даже мило и нисколько не мешало им. Дети любят пингвинов, играют в игрушечных слонов, всевозможных медведей, собак, зайцев и, прости Господи, гигантских изоподов, по сути представляющих собой огромных мокриц, на минуточку способных одолеть небольшую акулу. Так что же плохого в том, что четырёхлетний Осаму выбрал себе в любимцы именно этих ракообразных? Ничего, однако сегодняшнее происшествие, в ходе которого мальчик стащил у отца буквально из-под носа одного краба, чьи сородичи один за другим ныряли в свой последний путь в кастрюлю, по праву встанет в поворотные. — Осаму, пойми, крабов не держат дома, — склонившись над ребёнком, всё же пытался настоять на своём Рюро. — К тому же, он может тебя поранить, так что дав... — Дедуль, ну пожалуйста, — умоляюще протянул Осаму, состроив так называемые щенячье глазки, лишь бы Хироцу всё-таки дал заднюю. — Я буду за ним убирать и кормить, честное-пречестное! И... и он будет жить в ванной и никому не мешать, — ребёнок, похоже, не собирался просто так сдаваться, как и расставаться с активно дёргающим то одной, то другой клешнями крабом. — Ну уж нет, — всё-таки вступил в разговор Мори, ужаснувшись лишь одной мысли о том, что в его начищенной до блеска ванне будет жить это пахнущее тиной создание, способное к чертям исцарапать эмаль. — Осаму, никаких крабов у нас дома жить не будет, ты меня услышал? — Огай предпочитал оставаться в глазах сына хорошим, но когда дело доходит до порчи его старательно намываемого в единственный выходной имущества, идти на поводу у ребёнка он не собирался. Подбородок Осаму мелко задрожал, карие глазки блеснули подступившей влагой. Но Огай, очевидно, непреклонен. — Только не нужно плакать, — моментально раскусив попытку манипулировать собой, Мори спешит придушить затею на корню, одним тоном выдавая всю строгость момента. Старший он, в конце концов, или нет? — Ну, пожалуйста... — снова было начал маленький шатен и вполне вероятно добился бы своего, стоило только выторговать себе немного времени, изрядно потрепав родителю нервы, и всё-таки сегодня Огай оказался первым. Под отчаянный визг он просто выхватил злосчастное ракообразное из детских рук и было собрался направиться к оставленной на плите кастрюле, отправить последнего краба в кипяток, однако перехитрил всех последний. Краб, очевидно, не собирающийся сегодня свариться заживо, уцепился за шанс на жизнь в самом прямом смысле, уцепившись клешнёй за палец своего потенциального убийцы. Огай вскрикнул от боли, принявшись судорожно трясти конечностью, не забывая проклинать краба вместе с затеей сварить их и позволить Осаму в этот момент находиться на кухне. Мальчик бросился к отцу, уцепившись тому за штанину и уже сквозь рыдания упрашивая пощадить крабика, только создавая соседям поводов стучать по батареям. — Уймитесь оба! — вмешавшись в образовавшийся в его всегда тихой, не богатой на шумные конфликты квартире спор мужчина прикрикнул, заставив сына с внуком обратить на себя внимание. — Хорош кричать, ночь на дворе, — хмурясь, мужчина принялся массировать виски, параллельно шагая к Огаю с Осаму. Без особых усилий Рюро легко отцепил от пальца своего отпрыска, ставшего причиной разлада в семье краба, аккуратно перехватив того за панцирь и завернув клешни так, чтобы не повторить судьбу Мори, шипящего от боли при виде раскроенной кожи. Глубокие кровоточащие порезы, конечно, не смертельны, но до чего же неприятны. Маленький Осаму смахнул рукавом пижамы слёзы и, отцепившись от штанин отца, пулей помчался к дедушке, вцепившись уже ему в ткань домашних штанов. Ростом он едва доставал обоим мужчинам до основания бедра, потому и прибегать оставалось только к такому незамысловатому варианту. — Пожалуйста... — жалостливо прошептал ребёнок, шумно хлюпая носом и собираясь хвататься за последнюю соломинку. — Он больше так не будет, деда, пожалуйста, — маленькие пальчики сильнее сжали ткань, по раскрасневшимся щекам всё-таки покатились солёные капли, придавая мальчику схожести с расстроенным котёнком. — Пап, — Огай встал едва ли не у лица, успев зажать себе рану и собираясь добиться благоразумности хотя бы от отца. Выбирать между сыном и внуком — дело неприятное, и предложи маленький Огай приютить в квартире случайно недошедшего до ужина краба, Рюро бы почти наверняка отказался наотрез, но всё же Осаму он дедушка, а не папа. Мужчина оставил страховать краба одной рукой, второй аккуратно снял с себя хнычущего ребёнка, присев перед ним на корточки, стараясь не обращать внимания на ноющие колени. — Для начала перестань плакать, голова разболится, глазки вон раскраснелись, — утерев ребёнку слёзы, большим пальцем Хироцу заглянул тому в глаза своими, в силу возраста почти стеклянными лиловыми глазами. — Осаму, ты же понимаешь, что сам не будешь за ним ухаживать? — видя, что ребёнок собирается начать качать права, Рюро слабо, но настойчиво приставил к его губам указательный палец. — Тише. Твоему папе сейчас не до домашних животных. Это лишние хлопоты и траты, ты же понимаешь? — Рюро не собирался кричать и просто делать, как считает верным, а спокойно и понятно расставлял всё по полочкам. Работало на редкость хорошо, Осаму прекратил плакать и слова старшего не игнорировал, но и ему было что сказать. — Понимаю, — слабый кивок, скинувший заметно отросшие каштановые кудряшки на всё ещё покрытое пунцом личико. — Не до него и не до меня. Мори занят, я один, а вместе с крабиком нам было бы не так грустно, — малыш окончательно сник, опустив глаза в пол и принявшись хмурить лоб. Огай с Рюро притихли, перекинувшись друг с другом взглядами, кажется, в момент разобравшись, что к чему. — Вот оно что, — констатировал мужчина, пригладив ребёнка по голове, не пропуская мимо глаз, как Осаму, вжимает голову в плечи, кажется, снова собираясь заплакать. Огай и вовсе как будто забыл и про крабов, в кастрюле с которыми буквально с минуты на минуту окончательно выкипит вода, и про порез, в момент растеряв весь строгий настрой. Осаму просто одиноко, вот он и уцепился за это создание, прекрасно помня, как Огай относился к одному намёку о перспективе завести щенка или котёнка из понятного не желания воогружать на себя дополнительную ответственность с обязанностями. Со своей занятостью Мори попросту не мог позволить Осаму завести такую зверюшку, даже если бы хотел. Детский сад со сверстниками, любящий, заботливый дедушка и подобные люди не сравнятся с ролью отца, вот ребёнок и решил, что хотя бы зверюшка, пусть и способная больно ущипнуть, пусть и почти наверняка даже не способная к нему привязаться, сгодится как кто-то, с кем можно скоротать время до возвращения папы с учёбы и вечерней рабочей смены. Так банально и очевидно, и Огай осознаёт это только сегодня. — Осаму, — мужчина заметно смягчился, повторив положение отца. — Осаму, ты скучаешь по мне? — оставшейся без ранений рукой он осторожно приобнимает ребёнка за плечи, тем самым разворачивая к себе лицом. Вопрос звучит слишком очевидным на ответ, и всё же младший дёргано кивает, не спеша поднимать глаза. — Прости, — неожиданно тихо воркует Мори, аккуратно заправляя пряди чёлки за ухо сынишке. — Я часто бываю занят, но совсем не от того, что не хочу проводить с тобой время. Просто... У взрослых много дурацких дел, которыми приходится заниматься, чтобы их детишки могли хорошо и благополучно жить, — Огай понимал, что со стороны его монолог больше походил на оправдание, и сыну нужна вовсе не его работа, а отец, но попытаться объяснить Осаму, ради чего он пропадает сутками напролет, всё же посчитал нужным. Хироцу не вмешивается, отдавая Огаю возможность поговорить с сыном самому. И, на взгляд Рюро, тот вполне достойно справляется. — Знаешь... — на секунду поколебавшись, он решает уступить своим принципам, — если ты так хочешь себе домашнего питомца, можем купить хомячка, рыбку, даже кролика или... — Крабика, — хлюпнув носом Осаму, наконец, поднял на Мори глаза, при подходящем освещении отливающие янтарём. Перспектива завести пушистика, конечно, вдохновляет. Но за те нескольких минут, что они с крабом смотрели друг на друга, пока его друзья одним за одним отправлялись в кастрюлю, стало более чем достаточно, чтобы искорка волшебства успела пронестись меж глаз. — Но... — мужчина толком не успевает и отчаянно промямлить хотя бы два слова. — Пожалуйста! Папочка, — Осаму кинулся Мори на шею, тем самым добив его окончательно одним единственным словом. Осаму частенько обращался к нему по имени или фамилии, яростно игнорируя просьбы обращаться как полагается сыну, но сдавался Огай быстро, помня, чей же перед ним ребёнок. Метнув жалостливые взгляд на Рюро, Мори досадно цокает, видя, как тот, слабо улыбнувшись, машет головой, давая понять, что переубеждать не возьмётся. — Чёрт с вами, — он сдаётся, окончательно выгоняя из лёгких скопившийся воздух, — забирай своего краба, — махнув рукой, Мори чувствует, как сынишка расстаётся с ним вприпрыжку, оказываясь перед дедушкой, передавшим ему заветное зверьё, попутно объяснив, как правильно стоит его держать. Счастье ребёнка всё же стоит одного уголка в квартире под какой-нибудь тазик с водой и горсткой водорослей или чем там эти божьи твари питаются. Грянул месяц, как Осаму вынудил взрослых оставить ему краба и под настойчивые просьбы разорил отца на небольшой аквариум посреди гостиной, где ракообразное вопреки надеждам Огая жило себе припеваючи, калечило его самого и радовало ребёнка, кажется, похваставшегося уже всем детям, включая товарищей по песочнице. Дескать, вот у меня дома живой крабик, а у тебя всего лишь какая-то там слюнявая собака. Собственно, в один из дней, придя в сад за сыном пораньше, Мори и застал кусочек из, к своему удивлению, такого впечатляющего рассказа сына, будто у него в питомцах целый крокодил, а не краб, которых недалеко от близлежащего водоёма хоть каждый день на берегу собирай, что аж было сам чуть не начал на работе зазнаваться перед коллегами. Очередная встреча заметно подросшей клешни с ещё больше возросшей хваткой на тонкой коже пальцев однако отрезвила моментально, о чём Огай и не постеснялся пожаловаться отцу, удобно устроившись на уютной и знакомой с детства кухни. — Па-ап, давай уже, наконец, сварим этого Эдварда, — канючил Огай, клея на палец очередной пластырь после попытки извлечь краба из его аквариума, дабы почистить заметно загрязнившиеся апартаменты. Отпив хорошего чёрного чая, мужчина опустил кружку на стол, устроив ладони по бокам тёплой керамики. — И ты позволишь себе съесть любимца ребёнка? — с маленькой, пусть и шуточной ноткой осуждения поинтересовался Хироцу, вопросительно изогнув седую бровь. Мори едва не поперхнулся такой подставе. — Да ладно! И ты туда же?.. — почти отчаянно пробормотал Огай, откидываясь на спинку стула с лицом страдальца. Рюро лишь тихонько посмеивается, догадываясь, как сын раздражается, обижаясь как ребёнок. — Клац-клац-клац, — удерживая краба комфортно для них обоих, ребёнок притопал на кухню, демонстрируя старшим, как научился держать его, чтобы тот и не прищемил ему палец, и забавно клацал клешнями. Вспомни солнце — вот и лучик, пронеслось в голове у мужчины, отпившего ещё глоток чая. — Убери от меня своё чудовище, — недовольно ворчит Огай, видя боковым зрением, как ребёнок подходит всё ближе с ни на что не наводящей улыбкой. — Почему? — и ведь так искренне строит из себя невинное создание, хлопая пышными ресницами и по-птичьи наклоняя голову в бок. Так и не скажешь, кто недавно положил перед лицом отсыпающегося после весьма продуктивной рабочей недели папочке краба, чьи маленькие, блестящие, словно у маньяков, глазки отныне будут сниться Огаю в кошмарах. И ведь он совершенно жалок и беспомощен, если дела обстоят так, ибо это чудовище по каким-то причинам позволяет прикасаться к себе только души в нём не чающего Осаму. Мори попробует убрать — повторит судьбу той несчастной рыбёшки, что они скормили, как выяснилось, хищному крабу днём ранее. Огай моргнуть не успевает, как на столе перед ним уже стоит клацающая и что-то там пищащая тварь, едва не заставляющая отпрыгнуть его на метр назад вместе с тяжёлым антикварным стулом. — Осаму! — рявкает брюнет, подозревая, что такими темпами как минимум на пару лет раньше поседеет, готовясь всыпать мальчишке по полной, а его и след простыл. Краба нет, ребёнка нет, только и слышны смешки из соседней комнаты. — Садист, а не ребёнок, — придвинувшись обратно, констатирует мужчина, гадая, в кого же пошёл сынишка. — Чаю? — предлагает старик, окончательно опустошая свою чашку. — Виски, — настойчиво, с подобающим лицом запрашивает Огай. — Обойдёшься, — тут же обламывает перспективу вылакать что-нибудь из своей личной коллекции лимитированного алкоголя Хироцу, вставая из-за стола и направляясь в сторону раковины. — Ну, пап! — Не папкай.