Кабинет анатомии

      – А я знал, что мы еще сюда вернемся!       Эту фразу довольный Геннадий Ильич за вечер произнесет не раз. И каждый раз она будет отдаваться их взаимной теплотой, граничащей на воспоминаниях юности именно в том месте, в котором они оказались сегодня.       Вечер, имевший все шансы оказаться вполне себе обычным, внезапно вырисовывался в их увлекательное путешествие. Уже собираясь домой и ожидая в своем кабинете супруга, который непременно должен был зайти за ней, Ирина Алексеевна встретила совсем другого мужчину. А именно курьера с букетом цветов и запиской, гласящей, что внизу ее ждет автомобиль, а сам объект ее ожиданий в нескольких кварталах от места работы будет ожидать ее в ресторане за компанию с сюрпризом, назвать который он отказался.       Тяжелый вздох моментом обрушился на пустые стены кабинета, а затем и тихое недовольное бурчание слышалось из собственных уст, когда она преодолевала расстояние между кабинетом и входной дверью, ведущей на главную улицу. Даже не попрощалась ни с кем, а всего лишь удостоила нескольких коллег легким кивком головы и убийственным взглядом, из-за чего сделать выводы, что начальство не в духе, не составило труда.       Уже в автомобиле поток бурчащего сознания прокручивал несколько колких фраз, которые стрелой полетят в супруга, посмевшего провернуть обмен и вместо сытного вкусного ужина дома обменять его на ресторан. Не сказать, что Ирина Алексеевна этого не любила, но сегодняшний день был больше похож на хаос, и сил, чтобы сидеть где бы то ни было, кроме дома, у женщины не было. Она предвкушала тот момент, когда вечером, вооружившись компанией друг друга, они сядут на диване и супруг, включивший всю свою по отношению к ней чувствительность и заботу, постарается снять весь накопившийся за день стресс. Но не тут было… и вместо всех намеченных планов она едет в ресторан.       Подъезжает…       И здесь планы пошли крахом, когда в компании Геннадия Ильича Ирина увидела еще одного мужчину. Черты лица казались до боли знакомыми, и голос эхом рушил сознание, но осколкам памяти все никак не удавалось соединить воедино и понять, кто же перед ней. Он улыбался и загадочно смотрел на нее, а потом и вовсе обнял. А затем признался, после чего губы Ирины растянулись, выражая на своем лице улыбку, и все недовольство в адрес супруга вместе с накопившейся за весь день усталостью растопилось, как лед, не оставляя ни единого следа.       Пламя воспоминаний мигом обрушилось на мирно сидящую в углу компанию, которым однозначно было что вспомнить. Студенческие времена и повествование самой Ирине из уст Геннадия и их общего друга, как по счастливой случайности их пути спустя столько времени пересеклись. А ведь именно с ним связь на долгие годы была оборвана, когда в далекие времена молодые специалисты стали искать себя вдали от родины и покидать родные уголки необъятной страны в поисках лучшей жизни. Как это когда-то делал Геннадий Ильич, как это было суждено пережить и их общему однокурснику. Но грусть на лице Ирины при воспоминании не совсем лестных для нее моментах жизни не позволила окольцевать себя в оцепенении чего-то плохого, потому что до ее слуха дошел легкий шепот из уст супруга, в котором теперь она точно не сомневается. Он давно доказал свою искренность и преданность только ей, а все былое ими забылось навеки.       – Ребят, а может, ко мне поедем? – внезапная, гениальная, по мнению, мысль мужчины озарила не только его сознание, но и оказалась в мгновение вырвана из уст.       Несколько часовая посиделка в кругу друзей возымела свои плоды, и каждый из присутствующих уже был пропитан горячительной смесью градусной жидкости. Если Ирина позволяла себе лишь слегка пригубить вино и следила за количеством принятых рюмок у Геннадия, то их однокурсник на радостях не церемонился и по итогу уже был довольно охмелевшим. Мужчине не хотелось останавливаться. Он хотел продолжения. Хотел более приблизить в памяти их студенческие времена. И ведь что главное, это можно было с легкостью сделать только потому, что теперь он сам является преподавателем того института, в котором когда-то училась вся троица.       Воспоминания, которые еще недавно могли только всплывать в памяти и вырываться из их собственных уст, напоминая каждому о том или ином моменте, просыпались возможностью приблизить это более детально. Стены, в которых была пропитана бурлящая молодость, где зарождались чувства, где случился первый поцелуй, неимоверно притягивали и зарождались желанием вновь в них побывать. Неизвестно, когда подобная возможность представится снова, а сейчас, будучи в довольно раскованном состоянии, такая возможность встречалась более радостно и желанно.       «А помнишь, Гена?», «Ира, а ведь это было на заднем дворе», «А как вы в кабинете анатомии» – подобные фразы, наполненные старыми воспоминания, Ирина с Геннадием слышали из заднего сиденья и лишь улыбались, потому что мужчина, сидящий впереди на пассажирском сиденье, с новой силой и одухотворением, с присущей ему радостью и под хмельком повторял вновь и вновь. Если у нее в начале еще мелькала мысль постараться перенести на более удачный день их поездку в место воспоминаний, то, глядя на довольного супруга и на его общение с мужчиной, не возникало сомнения вырвать из себя несогласие. Им не привыкать к отсутствию отдыха, и то, что благодаря сегодняшним путешествиям они завтра окажутся не в самом рабочем состоянии, не останавливало. Да и чего уж скрывать, Ирине и самой там хотелось оказаться.       Цепкая рука женщины крепкой хваткой ухватилась за локоть супруга, когда они оба вышли из автомобиля. Даже воздух показался другим, и они вдохнули носом, а глазам представилось здание их юности. Скамейки, деревья, забор. Все это было так близко и одновременно далеко. И практически с каждым метром приближенных мест было что-то связано.       – Аккуратней! – как только Геннадий ступил на первую ступень и отвлек все внимание на друга, имел возможность пошатнуться и чуть было не растянуться на каменных ступенях.       – Все хорошо! – он мягко улыбнулся.       И правда, ведь все хорошо. Таким воодушевленным и окрыленным мужчина давно не был. И эта окрыленность, непрекращающаяся улыбка не переставала озарять его лицо всю дорогу. Шаг за шагом проникая вглубь здания, он улыбался и крутил головой, широким охватом рассматривая все внутри. Узкий длинный коридор, откуда ведутся двери в аудитории, несколько подоконников, на которых когда-то имел честь он подпирать пятую точку и чувствовать упокоенную голову любимой на тот момент девушки. О чем молодая пара только не разговаривала в те моменты. И о предстоящих семинарах, когда парень неустанно продолжал успокаивать любимую и заверять, что все у них в учебном плане будет отлично, и ненавистный преподаватель не посмеет с наличием у них достаточных знаний завалить их, так и о предстоящих прогулках.       – Гена, что? – мужчина, внимательно следивший за Геннадием, все-таки смог заметить, как сквозь улыбку и, казалось, радостное выражение лица тень грусти тоже виднелась.       – Все вроде также, расположение тоже, но что-то все-таки не так, – и не удивительно, что он оказался раздосадован. Ведь понятное дело, что за тридцать лет ничего не могло сохраниться в точности, как было. И обычное здание, пропитанное старыми воспоминаниями, с, казалось, с ничем не примечательным коридором и окнами, тоже подверглось изменению и сейчас выглядело более по-современному, чем в их советское время. Понимание этого было, но вот принятие и желание видеть то, что он видит – нет.       – А ты что хотел, Гена! Чтобы все осталось, как и было. Так не бывает, дорогой мой друг, – в отличие от Геннадия, за мужчиной сохранялось понимание таким простым вещам. Для него это было вполне понятными вещами, когда, работая здесь уже не первый год, он свыкся со всем и на такие нюансы вовсе не обращал внимание. – Ладно, вы тут посекретничайте пару минут. Ир, успокой его, а я на кафедру и жду вас там. Вот там прямо и налево дверь. Думаю, не заблудитесь, – предварительно рукой указав в нужном направлении, мужчина и сам скрылся по своему пути из их вида.       Ничего не способно испортить их настроение в этот прекрасный вечер. А если хоть малейшая возможность этому и представится, то Ирина максимально постарается ее отодвинуть подальше. Только не сегодня они будут падать духом…       – Ты расстраиваешься, – тихий, спокойный женский голос опустился на пустующий коридор, где они находились, – не стоит, – легкая улыбка не переставала освещать ее лицо в надежде, что такая же появиться и на мужском. – Ведь все это закономерно, – в теперешнем времени, именно в эту минуту она является для него поддержкой. – Лучше взгляни вон туда, – легкий кивок головы на сторону, и сама же женщина, предварительно ухватившись за ладонь супруга, сделала два шага вперед, оказываясь вблизи подоконника и вида из окна, который, невзирая на свое измененное состояние, помнит многое, как и они.       Он улыбнулся. Нежно, мягко, как умеет только он. Что за дурость переживать о таких мелких деталях, когда перед ними раскрывается более изящное воспоминание. Ведь вспомнить именно душевность, те ощущения намного приятней, чем видеть точную картину былого.       И он поддался вперед, теперь вставая за спиной женщины и оберегая своим присутствием и теплыми прикосновениями ее тело, обнял. Сколько продлилась эта тишина – неизвестно. Прервать сладостные мгновения уже непонятно какой по счету раз помог крик их однокурсника. Их ждут там, где минуты будут не менее сладостными, потому что всей троице за все года студенческой жизни однозначно есть что вспомнить.

***

      Дружеская, пропитана радостью и приятными воспоминаниями посиделка казалась непринужденной и веяла теплотой, где мужская половина не особо следила за количеством принятого внутрь алкоголя, но Ирина, как и полагается истиной начальнице, всегда была чутка и внимательна, и даже в охвате радостных бесед старалась держать на контроле супруга.       – Геннадий Ильич, не увлекайтесь! – укоризненный, недовольный взгляд метнулся в сторону мужчины, – съешь лучше колбаски, закуси сыром, а то завтра будешь все заедать корвалолом в придачу с валидолом, – да, съязвить не смогла, что однозначно подействовало на мужчину, потому что он отодвинул рюмку, и между его пальцев засверкал небольшой кусок сыра, который мигом отправился в рот. А Ирина явно осталась довольна таким исходом. – Поговорим лучше о жизни, – после того, как вихрь веселых возгласов мужчин оказался прерван, она постаралась перевести диалог в более непринужденную обстановку.       – О жизни? – одновременный вопрос вырвался у обоих мужчин.       – Да, мальчики, о жизни. Я очень надеюсь, что именно о жизни вы и будете говорить. А я пока отойду на пару минут, чтобы сделать звонок, – привставая с места рядом с супругом, она держала руку на его плече и смотрела на него сверху вниз. – Я очень надеюсь, что все будет именно так и никак иначе, – напоследок адресовав свое желание, за несколько секунд Ирина растворилась из видимости мужчин.

***

      Несколько минут прошло, прежде чем Геннадий смог отчетливо услышать недовольный вскрик Ирины, которая за дверью говорила с кем-то по телефону. По интонации и недовольному голосу не тяжело было предположить, с кем говорила супруга, и Геннадий посчитал, что его присутствие возле нее ей необходимо. Поэтому, извинившись перед другом, встал и направил свой шаг в сторону выхода.       Как и предполагалось, Ирина стояла в нескольких метрах от двери и ладонями упиралась об подоконник. Голова ее была опущена вниз, глаза зажмурены, а тот самый телефон валялся на полу, на эмоциях выпрыгнувший из ее рук. Даже на расстоянии он смог почувствовать ее волнение и дрожь в руках, которые сразу же накрыл своими, когда оказался ближе. Молчал. Ничего не говорил. Притаился в ожидании и ждал, когда супруга сама взглянет на него.       И она взглянула…       – Не нужно, – как только губы Ирины приоткрылись, собираясь вымолвить причину такого ее состояния, он остановил. Он и без слов понимал, что могло послужить такому вот беспокойству, поэтому и не счел необходимостью лишний раз беспокоить и тем самым тревожить ее душевные раны еще сильнее. – Давай лучше постоим вдвоем и помолчим, – руки мужчину пропутешествовали от ее кисти до плеч и за них приобняли женщину, прижимая ее ближе к себе.

Поддержка…

      Они всегда были друг для друга поддержкой. Тихой, невесомой. Когда в самые трудные жизненные ситуации каждый оказывался связующим звеном, без которого обойтись было никак нельзя. Когда, казалось, обычное слово позволяло набраться больше сил и, не оборачиваясь назад, идти дальше. Но не всегда для этого нужны и слова, а порой часто всю их значимость могли показать действия. Такие легкие прикосновения и объятия, что получалось именно в этот момент.       Как будто момент дежавю. Она помнит, как несколько лет назад, кажется, была в подобной ситуации, когда ее голова нашла упокоение на крепком мужском плече, а его молчаливое поведение показывало всю значимость его присутствия. Он всегда поможет и поддержит, он всегда будет рядом. Его рука всегда будет на пульсе и он сам придет на помощь в любой момент. Только тогда они могли стать объектом не одной пары глаз, а сейчас они оказались в безлюдном коридоре, где центром всего оказались только они. Их объятия.       – Вернемся обратно? – как только Ирина посмела отстраниться от него, Геннадий предположил, что моральное состояние женщины улучшилось. – Или, может, домой? Хватит все-таки на сегодня для нас приключений, – он невесомо улыбнулся. Все-таки в первую очередь он думает о ней.       – Я не хочу возвращаться, но и домой тоже не хочу, – если до этого Ирина и не могла похвастаться умением удивлять, то сейчас явно делает правильные шаги в этом направлении.       – А куда же ты хочешь? – удивился достаточно сильно, что было заметно по его вздернутым бровям. Других их направлений в этот вечер он и предположить не мог.       – Давай просто прогуляемся по этому длинному коридору, – улыбаясь, женская рука проскочила между его телом и рукой, собирая его локоть в замок собственной руки.       – Конечно! – возражения никак им не принимались.       Достаточно плохое освещение всего коридора придавало романтики. Идущая вперед пара какое-то время молчала. Геннадий позволял лишь изредка поглядывать на супругу, но не хотел что-то говорить, дабы не нарушать тишину больше пахнущей спокойствием и теплотой. В такую минуту совсем забылось, по какой причине они оказались здесь и что их вроде как ждет общий друг. Сейчас есть только они…       Сколько разных дверей! И память совсем отказывается вспоминать, какая аудитория скрывается за определенной дверью. Да и не нужно это совсем. Ведь понятное дело, что за столько лет предназначение каждой аудитории могло измениться. Но почему бы не испытать удачу и не заглянуть в одну из них. Наверняка там может оказаться что-то, что хоть мало-мальски напомнит их студенческую жизнь.       Так Ирина и поступила, когда, немного ускорив шаг, оторвалась от супруга. Без сомнений, что в такое время аудитория может оказаться закрытой, ее рука дрогнула и открыла портал, ведущий на несколько десятков лет назад.       – Ты что удумала, Ира? – до Геннадия совсем не доходила логика действий супруги. Одно дело посидеть с другом, вспомнить старые студенческие годы и дополнить все это мелкими деталями в виде коридора, вида из окна, а совсем другое – проникать глубже, заглядывая в недра каждого уголка.       – Что же, студент Кривицкий, прошу вас пройти за мной, – в проеме той самой двери растворилась и Ирина, оставляя за своей спиной удивленного супруга.       Еще в начале их сегодняшнего путешествия она пообещала, что ничто не способно будет им упасть духом, и старалась придерживаться подобной модели поведения. Пусть еще малейшая грусть освещалась на женском лице, но Ирина прекрасна знала, что совсем скоро лицо будет хвастаться миловидной улыбкой, потому что они окажутся вдвоем там, где когда-то у них все начиналось.       – О, наш Джеймс Бонд! – как только Геннадий оказался внутри аудитории, его внимание привлек скелет, стоящий в углу помещения. – Ира, ты помнишь, как мы изучали его? – он подходил ближе к нему.       – Конечно, помню! – в сознании явно всплыл фрагмент одного их старого воспоминания.       Еще бы она не помнила, как одним вечером, задержавшись после пар, они пыхтели над учебниками, а затем веселый на тот момент парень решил разбавить обстановку и поиграть со скелетом, легко дергая его за конечности. Кто же мог подумать, что делают его достаточно хлипко, и он способный будет развалиться прямо у них на глазах.       – Интересно, а сейчас они усовершенствовали материал, и он не развалиться, как в прошлый раз, – кто сказал, что даже в пятьдесят лет с хвостиком в нем не осталось того озорного мальчишки.       – Гена, оставь Бонда в покое, лучше иди ко мне, – сокращая расстояние с окном, Ирина не спеша подходила к нему.       Конечно, это не та аудитория, где проходило большинство лекций, где они с упоением трудились и пытались получить знания. Но она так похожа. В ней веет той душевностью атмосферы. И да, черт возьми, даже присутствие, казалось, обычного скелета способно навеять весь поток былых воспоминаний. В подобной аудитории было много чего: хорошего, плохого и даже чего-то запрещенного. Хорошее они уже вспомнили, и не раз. Плохое забыли, как страшный сон, а вот запрещенное…       Скрытый от Геннадия взгляд лукавства озарился в женщине. Она, сама того не ведая, позволила прикусить собственные губы. Чувствовала, как супруг подошел сзади, как его мужские руки легли ей на плечи, как он стал совсем близок ей. Как его дыхание опаляло ее шею. Все это придавало вспомнить интимность запрещенных моментов не только в воспоминаниях, но и на деле.       – Гена, – зашевелилась в его руках, поворачиваясь к нему лицом и теперь уже показывая свой взгляд лукавства в полной мере, – ты не хочешь выключить свет?       И снова его миг удивления. Эта женщина не перестанет его удивлять никогда и с этим абсолютно спорить бесполезно. То, как она смотрит на него, как прикусывает собственные губы, явно дают понять, чего хочет.       – Ведь ты помнишь, как точно такая же аудитория служила для нас не только ее истинным предназначением? – добавляет, добивает его.       Не только в нем осталось что-то от озорного мальчишки, но и в ней до сих пор хранится та искусительница, способная забыться в его объятиях.       – Выключи, пожалуйста, свет! – вновь повторяет она.       И он сдается. Несколько мгновений ему требуется, чтобы выполнить ее просьбу. Предвкушая, что может произойти совсем скоро он подрагивает, возвращаясь на былое место, где стоит Ирина.       – Все же это не лучшее место, давай отойдем от окна, – замок цепких прикосновений пальцев, и они оба отходят.       А дальше, дальше что… Дальше то, что скрыто от неведомых глаз друга, который вовсе их потерял и не мог найти в огромном здании. Но увлеченную парочку, которых заполнила страсть, это нисколько не волновало.       Конечно же, они выбрали преподавательский стол. Именно он, по их мнению, более из всех отличался массивом и уж точно должен был выдержать все их нешуточные игры.       – Все нормально? – даже в таком состоянии, когда возбуждение, казалось, могло затмить разум, он не переставал волноваться за супругу. Ведь Ирина сидела на столе в довольно сомнительной позе, что могло не очень благоприятно сказаться на ее спине.       – Все отлично! – в этот момент ее больше волновали не поддающиеся пуговицы мужской рубашки, с которой она и пыталась расправиться.       Как она сама успела оказаться без одежды, Ирина так и не поняла, но давно уяснила тот факт, что Геннадий ловко умеет этим пользоваться и, включаясь в игры с ее телом, переключает и ее внимание. Она вновь наслаждается такими чуткими и нежными прикосновениями и не успевает сообразить, как лишается всего прикрытия на себе. Что, собственно, произошло и в этот раз, когда он одаривал поцелуями каждый участок ее тела и вслед за тропой собственных губ прощался и с ее одеждой.       – Думаешь, это справедливо? – невнятно, шепотом, почти не слышно.       – Что именно? – до возбужденного мужчины не сразу доходит суть претензии, которую он едва расслышал. Да и о каких претензиях может идти речь, когда она, такая близкая, горячая, так жаждущая его прикосновений, тонет в его объятиях с каждой секундой все сильнее.       – Я в наготе, а ты нет, – вновь задирая шею назад, из уст выливается протест, что согласна в данным момент не со всем, что происходит.       – Я понял! – отстранившись, он стал ровно. – Давай тогда покажи, на что ты способна.       – А я и покажу, – совершенно не стесняясь ее тело поддается вперед.       Теперь же на смену Ирине ему пришлось искать опору, потому что от всех действий супруги ноги Геннадия стали подкашиваться. Сколько бы он не говорил ей о своих нежных чувствах по отношению к ней, а тело само способно выдать себя, если от обычных прикосновений он начинает теряться в потоке собственных ощущений. Она так нежна с ним, внимательна. Его обнаженная грудь требует ее внимания, а шрам, как напоминание о нелегких днях, оказывается во власти ее губ. Несколько поцелуев в области шрама, и она, не останавливаясь, пошла дальше, опускаясь губами ниже. Ее любимый комочек нервов, по примеру груди, заслуживает той же участи, тех же прикосновений ее горячих губ. И еще ниже. Но здесь же она с лукавством поглядывает и, как голодная кошка, начинает облизываться. Несколько секунд поглядывает на прилично образовавшийся бугорок в области паха, но не спешит расправляться с мешающей ей на нем одеждой. Она сквозь одежду ладонью прикасается к бугорку и через брюки мнет его, за что получает сдавленный вздох мужчины.       – Искусительница!       – От искусителя слышу!       Геннадий сам, не выдерживая сладостной пытки, расправляется с собственными брюками, и по примеру супруги нагота настигает и его. Один, один! Да вот только Ирина все равно одерживает победу в их сладостной борьбе, потому что использует запрещенные методы, включаясь в игру оральных ласк. Ее язык уже полностью исследует твердую плоть, а пальцы легко перебирают яички. Он томно вздыхает. Пытается надышаться, но воздуха катастрофически не хватает. Он не выдерживает сладкой пытки.       – Ира, ты играешь не по правилам, – его шепот больше похож на рык.       – Правила созданы для того, чтобы их нарушать, но за нарушение последует наказание и я буду совсем не против, если накажешь меня именно ты, – с этими словами она отстраняется.       Смотрит в его помутневшие глаза и ждет дальнейших действий, которые настигают ее в тот же час. Крепкие мужские руки опускаются на плечи и поворачивают к себе спиной. В момент нагибает ее ниже, заставляя опереться локтями о стол, а ягодицы выпирает ближе к себе. Он не может ждать, не хочет. Ведь она сама добилась того, что, собственно, и происходит с ним. Сама добилась того, что он, как голодный зверь, желает заполучить свою добычу.       И он получает, проскальзывая в женщину на всю длину.       И почему они не обратили до этого внимания, что на столе находится множество канцелярских принадлежностей, которые от их не слабой тряски начинают прыгать по столу. Да и сам стол в такт его сильным толчкам подпрыгивает. Не волнует. Ни его, ни ее. Его волнует только она: ее соблазнительное тело, которое даже в момент соития не перестает награждаться прикосновениями мужских рук. От шлепков по ягодицам до ведущей дорожке по спине, вокруг ее шеи и в конец руки замыкаются на ее груди, проскальзывая между тонким слоем стола и ее тела.       Им хорошо…       И однозначно требовалось такое разнообразие, когда в повседневной жизни не хватало именно такого экстрима, где, пройдя этап приятных воспоминаний, они концентрируются на более приятных моментах, о которых потом еще долго будут вспоминать. С улыбкой и теплотой.       Ирина чувствует, как вся накопившаяся мужская страсть заполняет ее изнутри. А спустя несколько мгновений и сам Геннадий заполняет крепкими объятиями ее тело.       Несколько минут требуется, чтобы полностью прийти в себя.       – Что же, сейчас мы можем вернуться, – одеваясь сам, он протягивает и супруге ее одежду.       – Знаешь, Гена, мы здесь уже достаточно давно и нас уже, наверное, совсем потеряли, решив, что мы с тобой ушли по-английски. Так давай не отступать и действительно уйдем и ничего не скажем, – накидывая на плечи свой пиджачок, вываливает Ирина на него все свои планы.       А он в какой раз понимает, что все-таки озорница тех годов в ней еще не пропала.       – А давай! – не задумываясь, соглашается Геннадий. И чувствует, как в его протянутую ладонь вкладывается ладонь Ирины.