Эннеада

Это лисье существо в один момент к ней как-то притёрлось, прижалось, привилось — неотъемлемым миражным гостем стало рядом с ней существовать, поселилось в бушующей неспокойными мыслями голове, а в один из дней заговорило вдруг вкрадчивым бархатным голосом, который отдалённо напоминал и рычание, и громовой раскат и отчего-то хриплый мужской перекуренный бас, что окончательно и бесповоротно сводило юную Эву с ума. Лисье существо, с вечной кривой ухмылкой и горящим прищуром восточных красных глаз, скрывало свою голову под серым потрепанным капюшоном дорожной накидки; разогретое полуденным солнцем, пахнущее спелым апельсином и медом, существо это словно мираж растворялось с наступлением утра, а вечером, стоило первой сахарной россыпи молочных звезд появиться на темнеющем небосводе, появлялось рядом с ней вновь. Сначала робким гостем оно являлось в кошмарных жарких снах, следя за мечущейся на смятых простынях Эвой и другими героями ее ночных путешествий безмолвным наблюдателем, затем и само становилось их героем, каждый раз запутывая Эву загадочными речами и в целом являя ей образы противоречивые, неестественные, долго остающиеся в сознании после ее судорожного пробуждения… «Захочешь видеть меня, позови, — шептало оно перед самым рассветным утром, чувствуя как ленивые солнечные лучи мягко проникают в её маленькую комнату, где всю ночь тлели ароматные персиковые свечи подле её расправленной кровати…» «Но как я тебя позову? — спрашивала она нервным шепотом, слепо глядя в затянутые красными искрами прищуренные восточные глаза, — я и имени твоего не знаю!» «А ты своё вспомни…» Неф-тида Ме-рен- Сет. Наяву он впервые показался ей в языкастой людской толпе, шествовавшей по шумному городскому рынку, — промелькнул перед девушкой дымной тенью, коснулся вдруг её плеча миражным теплым касанием, заставляя Эву остановиться посреди толпы и попасться под ноги разозленному её медлительностью пузатому купцу. Спустя недели оно явилось снова. Когда закат спрятал свои кровавые лепестки под неясным очертанием плывущего горизонта, превращая день — в ночь и разливая молочный лунный свет, Сет оказался рядом с ней, затаившись у согретого полуденным солнцем оазиса, который с тягучей медлительностью тепло свое отпускал. Шелохнулись флейтовые тростники, клонясь к берегам разливающейся красной реки… Сет видел, как напрягалось тело сидящей на берегу девушки и как забегал внимательный взор заплаканных красивых глаз, выискивая следящего за ней путника. Он слышал её зов. Слышал как в горькой ярости она назвала его имя, в забытьи проклиная кого-то… Вспомнила древнего бога, насылавшего песчаные бури и воспитавшего под эгидой своего имени и черной власти последователей своих. Отданная Сету. Возлюбленная его. Она не только была его должницей, но и сама стала последовательницей черной магии, снова вызывая улыбку у бога хаоса, которому так хитро удалось переплести спутанные нити её судьбы в непроглядный комок. Вкрадчивой бесшумной походкой Сет подошел ближе, заставляя Эву почувствовать свое присутствие — и девушку вдруг окатило жаром, и запах, привычный ей во снах и мелькающий иногда наяву, достиг ее носа. Она обернулась безошибочно в сторону пришедшего к ней гостя — тот лениво отряхивал края серой дорожной накидки от прилипшего к ним густого песка, нарочито долго поправлял браслеты, сковавшие его аккуратные запястья золотыми кольцами, прежде чем бросить непринужденный взгляд в сторону напуганной до священного ужаса Эвы… Он кожей чувствовал пронзительный взгляд этих широко распахнутых зеленых глаз, блестевших в полутьме — ресницы Эвы дрогнули, а рот только приоткрылся в отчаянном крике, когда он одним движением оказался с ней рядом, прикладывая тонкий палец к её пухлым губам. Смелости поговорить с ним хватило у нее только во сне — напуганная, она пыталась закрыться руками от являющейся ей со всех сторон мужской тени, но слышала только смех, негромкий, приятный, но откровенно надменный… Смеялся над ней, когда она противилась видениям в своих снах, а утром долго помнила о них, пока хмельное сознание подкидывало ей ненужные образы… Он понимал, что Эва слишком юна — единственными мужчинами вокруг нее были только названный старший брат, относившийся к ней, как к ребенку, с нежностью и всей своей заботой, которую только мог подарить. Второй — её наставник, учивший её черному запретному искусству… Он нутром чувствовал, как расцветают в Эве первые противоречивые чувства — как влечет ее упрямо к учителю и как замирает ее сердце, когда он вновь учит её письму, управляя непокорными перепачканными в чернилах пальцами. А Реймсс, ставший ее близким другом, навсегда был обречен остаться и ее главным соперником. Так похожий на своего старшего брата, тот тоже окутывал ее знаками своего пристального внимания, заставляя девушку теряться в сомнениях и все больше путаться в неясных велениях своего юного сердца. Она неопытна и глупа — и существо это, стоя над ней в зарослях осоки и тростника на берегах играющего волнами Нила, всё прекрасно осознавало. Сет посмотрел с упреком на острые колени с новой запеченной ссадиной — упала совсем недавно, хотя могла бы и научиться с возрастом быть осмотрительнее и грациознее. Но она, одаренная его именем, несмотря на все, выросла красивейшей из женщин… Эва вздрогнула и уставилась на него зелеными глазами, в которых замерли округлившиеся капли бриллиантовых слез…которые, впрочем, так и не скатились по её щекам. Эва с осторожностью выпрямила колени, позволяя прохладным волнам тягучего Нила мягко касаться её ног. Сет мягко убрал руку от ее лица. — Кто ты? — осмелилась спросить она спустя секунды нависшего над ними грозовой тучей молчания, и Сет улыбнулся. — Ты уже спрашивала это во сне. — Но ты и тогда не ответил, — как-то само вырвалось у нее в ответ. И после недолго молчания, разглядывая сидевшего рядом с ним путника, Эва неловко спросила: — Ты черномаг? — произнесла она не то с облегчением, не то с еще большим волнением. Сет рассмеялся. — Хуже, — лишь сказал он, заставляя Эву глубже потеряться в своих догадках. Будто бы он не знал, что последние полгода она только и терзает себя мыслями о том, кто же приходит к ней ночью. Наяву он не позволял себе трогать ее — а во сне, все также окружая потерянную девушку бархатистым смехом, прижимал её к себе, сопротивляющуюся и бьющуюся в отчаянной попытке вырваться. Он обнимал её почти заботливо, чувствовал жар её тела руками и грудью, слышал шумное сбивчивое дыхание и ощущал, как она чувствует его запах, тягучий апельсиновый мёд… Поэтому она замирала каждый раз, когда чувствовала его запах, такой далекий и одновременно так близко промелькнувший мимо нее. — Зачем ты приходишь ко мне во сне? Что нужно тебе? — говорила она тихим голосом, словно потеряла надежду разобраться во всем сама. Пыл её утих во снах — она поняла, что не сделает существу ровным счетом ничего. Только позабавит его своими отчаянными выходками. Лишь со временем она перестала пугаться его горящих красной поволокой глаз, привыкла к тому, что ночной гость её приходил к ней из детских страшилок и позабытых папирусных мифов, что улыбка его мельком превращалась в оскал звериный и жуткий, что сам он — зверье и нечисть, мучившая ее во снах. Такая приятная, черт возьми, нечисть. Но наяву все было иначе. Видения ее не списать на мираж или усталость. Не списать на ибогу или выпитое на пару с Реймссом крепкое пиво… Она ощущала его дыхания. Ощущала нагретое предзакатным солнцем тело. — Ты ведь знаешь меня. Я ведь всегда был рядом, — проговорил Сет. Сет действительно был рядом. Водился с ней так, чтобы в любой момент поймать, забрать себе, присвоить и не отдать никому, так как девушка эта, колдовская охотничья добыча, свою уязвимость так и не осознавшая, принадлежала только ему. И наступило время напомнить ей об этом. Эва поправила на себе спадающую лямку платья. Сет проследил за её легким движением… Драгоценная Неферут. — Не гляди на меня так. Если во сне не могу с тобой ничего поделать, то в жизни так и получишь промеж глаз! — выкрикнула Эва, закрывая обнаженные загорелые плечи тонкими ладонями. — А не боишься? — лишь спросил он, удаляясь на почтительное расстояние. Изящным движением убрал руки за спину, оперся пальцами в горячий песок шелком скользнувший под его ладонями. Тихий ветер, принося с Нила прохладный травяной аромат, запутался в прядях его красных волос, спадающих на лоб и закрывающих острые уши с поблескивающим в них треугольничком золотых украшений. — А не боюсь, — сказала Эва уверенно, резко поворачиваясь в сторону мужчины. Взглянула в его глаза на мгновение, будто бы пыталась ему доказать. Но дрожь в голосе выдавала её… Его темные глаза вдруг полыхнули красным: в них словно бы вспыхнули последние лучи закатного кровавого солнца, которое в те же секунды золотым скарабеем закатилось за горизонт, уступая место молочным звездам и заточенному серпу небесного путника. Но стоило владыки лун и снов воцариться на небе, глаза мужчины не потухли. Загорелись сильнее, и губы растянулись в хитрой улыбке. — Все еще не боишься? Эва не ответила ему. Лишь лунный свет и тихий сонный Нил были свидетелями ночных разговоров девицы и красного Бога.

🧿🧿🧿

С той самой ночи Сет был с ней рядом постоянно. Уходил к утру, когда та уходила на учебу — весь день окруженная назойливой Дией и ухаживаниями Реймсса, вечером она тихо звала его, поглядывая в окно на терзаемую легким ветром пустыню… — Приди ко мне, — тихо проговорила она, усаживаясь за широкий письменный стол и разворачивая папирусы, которые изучала последние недели. Повторяла про себя имена богов, хранивших небо и землю, но лишь одно имя отзывалось у нее в груди… — бог войны и хаоса, Сетх. Вздрогнуло пламя тлеющей свечи на письменном столе девушки — скатилась сверху вниз тяжелая белая капля воска, обливая раскрытый исчерченный ровными иероглифами папирус. Эва недовольно цокнула, откидывая голову назад и тут же наткнулась затылком в крепкую мужскую грудь. Сет нависал над ней: уперся широкими ладонями на самый край стола, задевая длинными пальцами и загнутый к углам папирус и собственные её пальцы, испачканные чернилами… Забрал подрагивающее писчее перо, заставляя вновь думать лишь о себе. «Божественный воин с красными горящими глазами… единственный из всех, кто способен одолеть скрывающегося в темных глубинах подземного Нила змея Акопа… И имя его… Сет» Иероглифы имени его были выведены особенно аккуратно. Эва быстро свернула папирус, чувствуя как ладони её сильнее дрожат в крепкой мужской хватке. Над воспылавшим ухом послышался удовлетворенный смешок: — У меня бы спросила, раз интересны тебе боги. «Только один Бог…» — подумалось вдруг Эве. Она медленно встала. Обернулась к стоящему у нее за спиной мужчине. На нем не было накидки — и белое тело его, словно не тронутое загаром и загореть не способное, казалось призрачным в вечерней полутьме, нарушаемой только робким светом потухшей вскоре свечи. Бог хаоса, владыка пустынь, повелитель жестоких песчаных бурь Сет… Пытается украдкой напугать ее… А стоит ему увидеть желанный страх в горящих янтарем глазах юной Неферут, тут же в лице меняется и окутывает ее незримой заботой, нежностью даже, позволяя себе легкую насмешку, тающую на тонких красивых губах… — Что тебе еще рассказать о боге Сете? Из первых уст для моей шезмочки. В целях благополучного ее образования… Знание — свет. И красный бог тянет к ней закованные в золотые браслеты и кольца руки, и Эва, теряя последнюю волю его власти сопротивляться, поддается, льнет ближе, утыкается вдруг в его горячее сильное плечо. Золотая пластина усеха прохладой касается её щеки… Запах тягучего мёда и разогретого солнцем пустынного песка ударяет в голову, пьянит, заставляя прильнуть поближе и неосознанно спрятаться в этих крепких объятиях: под касаниями широких шероховатых ладоней телу становилось жарко. Рядом с Сетом и лисьим его мистическим духом становилось легче: и не пугало Эву больше то, что стоит она перед самым жестоким богом, перед покровителем своим и всех колдовских детей… И аккуратное лицо его, задетое лучами заходящего в Нил кровавое солнца, кажется другим… Красивым даже. — Тебе понравилось обниматься, а, шезмочка? — произносит Сет, отодвигается. Под ногами его скрипит тростниковый пол. Эва неловко поправляет волосы, скользнувшие ей по пояснице мягким шелком. Справляется с дрожью в ногах. Его прикосновения всегда заканчивались неясным удовлетворением и мелькнувшим хвостом познанной влюбленности. Но прикосновения эти длились недолго, мимолетно мало для того, чтобы что-то понять… — Вовсе нет. Ты сам меня притянул к себе, — буркнула Эва и скрестила руки на груди. Сет снова смеется. Смотрит мельком на застеленную кровать, стоящую против письменного стола. На комоде рядом тлели свечи, и всполохи огня отражались в глазах Эвы. Он притянул к ней руку снова, коснулся сначала хрупкого обнаженного плеча, провел вниз, сжимая ненадолго гладкий локоток. Неожиданно коснулся ладони. Он просунул свои пальцы между пальцами ее. Перепачканные в чернилах, сухие от папируса, лишенные всех мешающих ей золотых тонких колец… Сжал на секунду почти до боли, потянул на себя, заставляя в несколько шагов оказаться подле кровати. Эва перехватила его запястье, пытаясь остановить. С замершим в груди страхом ощутила, что крохотные запястные вены, синеватым узором прячущиеся под его браслетами… Не бьются. Не гоняют кровь по его телу, которое невозможным способом было теплым… Горячим… Она остановилась перед ним, уперлась рукой в стену — будто бы он насильно собрался тащить её в кровать за собой. Но он только сел сам, скрестил ноги, облаченные в серые свободные штаны, и взглянул на нее снизу вверх. — Что ты хочешь от меня? — спросила она тихо, испуганно. Чего хотела от него она? Почти бездумно влюбленная, она определено ощущала то, что не стоило ей ощущать. Вопреки всему с Сетом было хорошо. С ним хотелось быть. И держать его за руку, определенно, хотелось. Только девичье нутро в ней тряслось и боялось, заходилось адреналиновым страхом внезапно познанной влюбленности и ее прирожденного упрямства. — Как будто ты против, шезмочка. Чую же, — прошептал Сет, крепче сжимая её ладонь и позволяя пальцам ее свободно бродить вдоль запястья. Влага выступила на её ладони. Она дрожала в предвкушении, все еще храня остатки воспоминаний как тот прижимался к её спине. Никогда она не была так близко к мужчине. Только Исман мог обнимать её, заботливо прижимая к себе. Только прикосновения наставника, холодные и выверенные, вызывали в ней какое-то время назад такие же противоречивые чувства. Только Реймсс, иногда подвыпив лишнего, опускал свою холодную ладонь на её плечо, но и тогда она не чувствовала того, что ощущала сейчас. Но Сет… «Божественный воин…» — Чего ты так волнуешься? Знаю, что с мужчинами так близко не была. Но я же тебя только за руку держу. Ласково трепещут узорчатые бабочкины крылья где-то у нее в животе. Мужчина перед ней улыбается, и глаза его горят — Эва этот взгляд ловит, вытаскивает напрочь мокрую ладонь из его крепкой, но покорно разжавшейся хватки, стыдливо отводит взгляд. Смотрит на кровать свою, придавленную весом сидящего на ней мужчины. Мысли бушуют в её голове…и только одну из них она смогла произнести, вызывая у Сета короткий смешок: — Я спать буду. Уходи. Без ощущения его руки, его прикосновений и дыхания над самым кончиком уха, снова стало прохладно, одиноко — и где-то в животе обиженно заныло, нагоняя тоску по ощущению тепла и изведанного смутного удовольствия от дурацкого хождения за дурацкие…ручки. Она не могла больше противиться себе. Но и не могла позволить ему зайти дальше, нарушить ее границы, которые казались великому богу лишь мотыльковой преградой на пути к желаемому. Но глядя в её глаза, ощущая дрожь, будоражащую все её тело, он чувствовал такими усилиями подавляемую страсть и закипающее от каждого его слова желание, он не смог преломить её волю. — Спать? Рановато. Обычно ты допоздна учишься. Раньше хотела поразить учителя своей старательностью, а сейчас кого поразить хочешь своей неумелой ложью? Бога лжи и хаоса? — Уходи, Сет. Уходи, — говорила она, пряча покрасневшее лицо над нависающими прядями распущенных кудрявых волос. Мужчина медленно поднялся с кровати, а Эва тут же села на его место, набрасывая на себя одеяло. Не стала даже платье снимать. Только спряталась сильнее, поджимая к себе колени. Готовая почти заплакать от отчаяния, она с яростью взглянула на стоящего неподалеку мужчину и вид его, самоуверенный и наглый, только вдохновлял её на плохие поступки. Сет стоял напротив нее. Скрестил руки на груди, опираясь поясницей на письменный стол. Накидка его сползла с широких плеч, открывая широкий пектораль с поблескивающими на нем драгоценными камнями. Путник, привыкший носить потрепанную временем серую накидку, не скупился на золотые украшения, придавшие ему вид…безусловно, манящий. Набедренная повязка поверх штанов, украшенная тонкими цепями с изображениями анха — узлов жизни, провожающих умерших в пути Дуата… — Ты будто поцелуй на прощанье ждешь, — прошептала Эва, хмуря брови. — Я за ним еще приду.

🧿🧿🧿

И он пришел. Эва долго мучилась после его ухода, напрасно пытаясь уснуть: жгучие мысли не давали ей расслабиться, взбудораженное воображение бессовестно рисовало ей различные образы… И только спустя часы в беспамятстве скинув с себя прилипшее к ней платье и лишь набросив жаркое покрывало, она наконец уснула. Сознание её долго бродило по петляющим узорам длинных коридоров: она узнавала это место. Храм в Фивах… Они были там лишь однажды, выполняя один из сложнейших заказов — тогда Эва первый раз использовала навыки некромантии под чутким руководством наставника и Реймсса, который за нее переживал гораздо больше, чем за перепуганную Дию… Затем — приземленный, будто бы придавленный к неровной земле кирпичный домик, по нищенски обставленный потрепанным павильоном с горсткой разорванных подушек, холодный от завывающих ветров… Ее родной дом. Глиняные стены, помнившие каждую пролитую слезинку маленькой Эвы… Родной дом, сгоревший дотла. На секунду она задумалась, как сильно изменилась её жизнь. Из таких трущоб она почти что вырвалась в более-менее обеспеченную жизнь. Спала в отдельной комнате с широким окном, писала на папирусах, читала редкие книги… Носила черный расшитый золотом шелк и драгоценные камни, купленные на деньги с заказов. И защищал её не абы кто… А бог вечного хаоса, войны и смерти… И, словно бы задумавшись о настоящем своем, она оказалась в просторной комнате, в которой уснула часами ранее… Свеча все еще горела возле её кровати. Дрожащие отблески её касались украшенных замысловатыми рисунками стен. На столе лежали развернутые папирусы. Вот только…спала она не одна. Ощутила вдруг, как тяжелая шероховатая ладонь резко опустилась на изгиб её талии. Почувствовала как легким движением оказалась прижатой к чужой груди. Как горячий воздух опалил её мигом покрасневшее ухо… — Сказал же, приду, — прошептал мужской голос в темноте. Дернулась от нагрянувшего ветра сгорающая свеча, и воцарились в комнате только два красных огонька, следящие за сбитым потяжелевшим дыханием притихшей неферут… — А я не зва…ла! — Эва почувствовала, как чужие пальцы цепко схватили её за острый подбородок. Сдавили до образовавшейся на нежной коже складочки. Эва замерла. Только прикрыла глаза, ощутив как прикосновения чужих теплых губ скользнули к её лицу. Коснулись скулы, уткнулись в губы её собственные мимолетным прикосновением, которого оказалось… Мало. Чертовски мало. Чтобы понять, каково это целоваться… С самим богом. Она вздохнула, ощущая его запах. Тепло его рук, властно касающихся спрятанного под тонким покрывалом тела. Прикосновения его пальцев, пробежавшихся к бедрам. Обогнувших выпирающую острую косточку. Пропавших на мгновение… Сет поцеловал её во второй раз. На этот раз без лишней нежности коснулся её губ своими, сжимая вдруг пальцы на изогнувшейся талии. Словно не мог больше держаться. Словно чувствовал, что не могла больше держаться и сама Эва. — Заберу свое. Все, что мне отдано, — прошептал он в её губы, убирая ее волосы с лица. Эва прикоснулась пальцами к своим пылающим губам. Сет, её покровитель и её собственный Бог, прижимал её к своему телу. Впервые она была столь кому-то покорна. Но смеет ли она противиться этому хитрому лису, который подчинил ее себе без остатка? За третьим поцелуем она потянулась сама. Сет ухмыльнулся: перехватил её за подбородок, поцеловал, возвращая свои трепетные прикосновения на её тело. — Только во снах ты такая смелая. А как видишь меня… так и теряешься сразу. Трясешься как тростник на ветру. А тростник на ветру дрожал под его пальцами, не смея выдавить из себя очередную колкость или хотя бы ответ. Только шумный вздох, смешанный с первым сдавленным стоном, заставивший Сета остановиться на секунды, прежде чем вернуть свои прикосновения, дарившие девушке рядом с ним нескрываемое удовольствие. «Если только Дия сдуру в мой сон проникнет…» — невольно подумалось Эве, и она не сдержала ухмылку, глядя на Сета с безмолвным восхищением, пока тот с нежностью придвинулся к ней, заставляя опустить голову на свою тяжело вздымающуюся грудь…

𓁣 𓁣 𓁣

Простыни прилипли к её телу. Замученная жаром, она тысячи раз сминала одеяло и простынь. Утыкалась носом и лбом в теплую подушку, не зная куда деть себя от ночной духоты. Эва едва смогла открыть глаза. Огляделась вокруг, глядя на сброшенное на пол скомканное платье. Солнце скромно заглядывало в окно сквозь белые занавески. Эва совершенно точно ощущала на себе чей-то пристальный взгляд. — Проснулась? — доносится до нее откуда-то сзади. Она поворачивается резко, встречаясь взглядом с лежащим подле нее мужчиной. Сет откинул голову на её подушку. Грудь его равномерно вздымалась. Только маленький край покрывала прятал его узкие бедра, — снилось что? Она не ответила. И Сет больно схватил её за локоть. Притянул к себе. Заставил опустить голову на свою грудь, заглянуть в его бессовестно горящие глаза. Глаза, помнившие весь ее сон от и до. — Снилось, — кратко ответила она, — а ты всех своих должников так навещаешь? Всех своими делаешь? — Но ты ведь моя не только из-за долга, Нефтида Меренсет. И она поняла, что она действительно его. Отныне и навсегда принадлежащая красному божескому существу, его сильным рукам, которыми только он может трогать, сжимать до боли и смотреть так, что все внутренности сжимаются в приступе бесконтрольного страха. Только он мог причинить ей боль — пошутить над ней, извернуться, сжать пальцы на ее горле, надавить на крохотно бьющуюся под горячей кожей жилку… Но Эва понимала, что он разорвет любого, кто посмеет коснуться ее так, как смел только он. И за это стоило благодарить.