Coloro che vivono d'amore, vivono d'eterno

Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я — медь звенящая или кимвал звучащий. Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, — то я ничто. (I Кор. 1, 2)

Я всегда представлял тебя в лучах солнечного света, хотя мы встречались во тьме, мой мастер. Помню жаркие венецианские ночи, когда ты склоняешься ко мне с бледным, лишённым красок лицом. Ты кажешься мне мертвецом, восставшим из могилы. Но я тебя не боюсь. Ты не тронешь меня. Как там говорится у Иоанна Богослова, кажется: " в любви нет страха». Я готов умереть в твоих объятиях. Ты склоняешься к моей шее, обнажая острые как лезвие клыки. Моя кровь манит тебя, заставляя испытывать возбуждение. Ты можешь выпить её всю. До капли. Но ты не сделаешь этого. Ты любишь меня. — Амадео! — Мариус схватил меня под локоть и сразу отдёрнул руку, словно испугавшись своего слишком человеческого жеста. Всё было кончено. Царица умерла, да здравствует Царица! Я собирался убраться отсюда с Дени как можно быстрее. Мне никого не хотелось видеть. Не хотелось ни с кем разговаривать. Я устал. Остров Ночи ждал меня и моё дитя. А после? Что будет после — я знал. Дени в конце концов возненавидит меня за то, что я сделал с ним, и уйдёт. Я снова останусь один. Это уже вошло у меня в привычку — оставаться одиноким, словно единственный крест на перекрёстке дорог. Перекрёсток — место сделки с дьяволом. Много веков назад я заключил сделку с сатаной. Но этого дьявола я безумно любил и отдал ему свою душу добровольно. — Я хочу поговорить с тобой, — продолжил мой создатель, вглядываясь с надеждой в моё лицо. Я задумался. Стоит ли мне принять его предложение? Мне казалось, всё, что должно быть сказано, уже было сказано. Не имело смысла вглядываться в прошлое. Пусть оно навсегда останется в прошлом. Я не хотел больше страдать. Только не сейчас, когда я стал хоть немного счастливее. Когда я обрёл свой дом и свою жизнь, украденную у меня много столетий назад. — Нет, мой господин. Довольно. Мы уже достаточно сказали друг другу, — ответил я, хватая Дени за руку (спаси меня!). Мы вместе с Дени пошли к выходу из дома Маарет. Я чувствовал, что моё сердце сейчас разорвётся от боли, если Мариус не остановит меня. Но мой мастер не станет делать этого. Как не стал спасать меня от Детей Тьмы. О, как я ненавидел его за это! Ненавидел за все унижения, которые мне пришлось пережить. Мариус со сверхъестественной скоростью оказался возле двери, преградив нам путь. Он совершенно не обращал внимания на Дени, словно его тут не было. Удивительная наглость! — Амадео, это очень важно, — сказал он, глядя в мои глаза и опуская руку мне на плечо. — Ты не можешь так уйти! Всего лиш пару слов. Прошу, Angelus Domini! — Не называй меня так! Не смей меня так называть! — воскликнул я, не смотря ему в глаза. Но…пусть говорит. Я сам этого хотел и хочу. — Дени, подожди меня здесь. Скоро всё закончится, — сказал я своему созданию, едва шевеля губами. — Всё будет хорошо, я обещаю. Мариус повёл меня по длинному коридору со множеством дверей. Мы шли довольно долго, пока я окончательно не запутался. Наконец, мы оказались возле открытой двери. В комнате горел свет. Кажется, это были свечи. Из-за плеча Мариуса я увидел кровать с кроваво-красным балдахином и такими же простынями. Мой создатель безмолвным жестом пригласил меня войти. Я вошёл в комнату, рассматривая её обстановку и поражаясь дикарской простоте древних статуэток, расставленных по всем столам в каком-то известном только Маарет порядке. Она больше напоминала пещеру, чем покои в палаццо моего создателя. Но комната мне понравилась. Я вздрогнул, услышав характерный стук захлопывающейся двери и лязг закрывающийся щеколды. Я обернулся. Мариус стоял совсем рядом. Я не понял, как оказался в его объятиях. Он целовал мои губы, нос, глаза с неожиданной нежностью. Мой господин гладил меня по густым каштановым волосам, перебирал пряди ласковыми пальцами, целовал в макушку. Я в растерянности смотрел на него, не зная, что предпринять: то ли резко его оттолкнуть, то ли начать целовать в ответ. — Я знаю, что твой птенчик ни капли тебя не любит, — сказал он с ядовитой усмешкой. — Я прочитал его мысли. — И ты решил, что мне следует знать об этом, — продолжил я за него, копируя его улыбку. — Спасибо. Я об этом осведомлен. Что дальше? Мой мастер тяжело вздохнул и опустился передо мной на колени. — Прости меня, Амадео! Прости за то, что сделал тебя бессмертным. Прости за то, что не спас тебя, когда ты так ждал меня! Прости за то, что обманывал и не рассказывал всего, что тебе следует знать. Прости, и не гони от себя, — Мариус говорил и целовал мои пальцы, поднимая на меня полные кровавых слёз глаза. Мне было жаль его. Я хотел обнять своего мастера, поцеловать, утешить. Но вместо этого я сказал: — Пандора отказалась следовать за тобой? И вырвал свои руки из его рук. — Я не предлагал ей разделить со мной вечность. Я предлагаю тебе воссоединиться со мной. Мне давно хотелось найти тебя и попросить об этом, — произнёс Мариус, поднимаясь с колен. Он гордо выпрямился, устремляя на меня гневный взгляд кобальтово-синих глаз. Настоящий римлянин! Гордый, независимый. Мой господин, мой бог, мой возлюбленный. О, как я восхищался им в этот момент, в это самое мгновение. — Значит, ты сделал это предложение Лестату. И он, естественно, тебе отказал, — ответил я, не сумев побороть свою ревность, которой я дал волю, когда я сбросил этого наглого выскочку с башни. — Лестат, естественно, не отказал бы мне, — Мариус подчеркнул слово " естественно», обнимая меня за талию и привлекая к себе. — Если бы я ему это предложил. Скажи, мой мальчик, а почему я должен оправдываться перед тобой? Мы не были вместе с тех пор как… — Ты оставил меня у Детей Тьмы, — подсказал я, гневно поджав губы. — И ты сделал это по просьбе Акаши, которую, как я понял, ты всегда любил больше меня. — Ты ревнуешь, дитя моё? — рассмеявшись, спросил Мариус, чмокнув меня в нос. — Не в том смысле в каком думаешь ты, — ответил я, ещё больше разозлившись от его весёлого смеха. — О Пандоре я узнал уже будучи бессмертным. Ты слишком много думал о ней в присутствии других вампиров. Ты был буквально одержим ею. Акаша. Про неё ты мне никогда не рассказывал, желая сохранить царицу в тайне, даже от своего будущего бессмертного спутника. Лестат. Ты просто решил, что он будет лучше, чем я. У меня создаётся впечатление, что ты меняешь своих спутников как перчатки, клянясь всем и каждому в вечной любви. Но, если хочешь правду, твоё сердце никогда не принадлежало никому. У тебя его просто нет. Прости, Мариус, но я ухожу. Я не поверю твоей лжи ещё один раз. Я оттолкнул его от себя и медленно пошел к двери. Мне было дурно от этого бессмысленного разговора. Я чувствовал, что задыхаюсь. Мне не хватало воздуха и отчаянно хотелось зарыдать. Я вдруг осознал, что люблю его и всегда любил, несмотря на… Или вопреки всему, что он говорил и делал. Я мечтал увидеть своего господина ещё, хоть единственный раз в жизни, а потом спокойно умереть. И вот к чему привела эта встреча! К очередной ссоре. Где мой Дэниел? Только он может успокоить меня. Мой Дени, моё возлюбленное создание, моё дитя. — Ты мне нужен, — произнёс Мариус тихо, не пытаясь остановить меня. — Я нужен тебе до тех пор, пока ты не найдешь другого или другую, которые подойдут тебе больше, чем Амадео, — ответил я, не оборачиваясь, открыл щеколду и вышел за дверь. Теперь мне предстояло найти дорогу в этом лабиринте, напоминающем коридор. Я хотел оказаться как можно дальше от Мариуса. Мне не хотелось больше слушать его неприкрытую ложь. Чего только Мариус не придумает, чтобы не остаться в одиночестве? — Но я люблю тебя, — уловил я его растерянную фразу, которую он произнёс скорее для самого себя, чем для меня. Я хотел остановиться, вернуться к нему, сказать, что никого не любил так, как его. Но мои проклятые гордость и обида не позволяли мне возвратиться. А моё неверие в то, что наше воссоединение с создателем возможно, завершало дело. В первый раз всё закончилось трагедией. Я боялся, что во второй раз всё может закончиться бедой. Не успел я пройти и пары шагов как Мариус впечатал меня в стену, обнимая так, что мне показалось, словно мои вампирские кости не выдержат и сломаются от его железной хватки. — Неужели ты до сих пор ничего не понял, маленький дьяволёнок?! — крикнул он, ударив меня по щеке с рахмаху так, что перед моими глазами заплясали искры. Он ещё что-то кричал мне на ухо. Но я не слышал его. Мне стало дурно. Я прикусил губу, чтобы хоть немного прийти в себя. Его удар меня страшно разозлил. Я поднял руку, чтобы ответить ему тем же, но он перехватил её и впился своими губами в мои губы в жадном поцелуе, в который он вложил всю свою любовь и чувственную страсть. У меня больше не было сил сопротивляться. Мои руки сами обняли его за шею. Мои пальцы сами зарылись в его шелковистые волосы. Моё сердце не желало отпускать его. Он поднял меня на руки, не разрывая поцелуя и понёс обратно в комнату, небрежно захлопывая дверь. У меня не было сил спорить с ним. И я не стал. Я хотел навечно остаться с ним в этой комнате. Все столетия, отпущенные мне в бессмертии без него — я не жил. Я был мёртв. В той жизни без него, я постоянно видел перед собой моего мастера, вспоминал о нём, думал о том, как бы он поступил на моем месте. Мариус опустил меня на мягкие, бархатистые простыни, лег сверху, шепча бесконечные слова о любви, говоря о моей красоте и о том, как он ошибся, оставляя меня у Детей Тьмы. Я опять начал злиться. Зачем упоминать о прошлом, которое уже никому не нужно? — Не надо бояться, — вдруг прошептал он, задыхаясь. — Ты мучаешь себя и мучаешь меня. Отпусти свой страх. Я понял о чём он говорил мне. И принял решение. — Мой господин, — прошептал я, откидывая назад свои волосы, и подставляя ему свою шею. — Пей! Прошу тебя, пей! Он склонился надо мной, глядя мне в глаза горящим взглядом, не решаясь принять предложение, боясь, что я оттолкну его. — Я люблю тебя, мой господин. Всегда любил. Только тебя, — прошептал я, мягко наклоняя его голову к своей шее. Он поцеловал мою кожу и осторожно вонзил в неё острые клыки. Я почувствовал легкий укол боли и простонал, вспоминая наше венецианское палаццо. Он торопливо убрал свои волосы, подставляя мне свою шею. Я впился в неё своими клыками, жадно глотая его воспоминания. Я увидел себя, каким он помнил меня в Венеции. Мальчика, в которого безумно влюбился старый вампир. Мальчика, которого, несмотря на предупреждения хотел сделать своим бессмертным спутником. Он думал, что я к нему ничего не чувствую. Это только юношеская влюблённость. Он боялся, что я никогда не смогу полюбить его. О, как я любил его в это время, часами наблюдая за тем, как он писал картины в своей мастерской. Но мастер, казалось, не замечал моего восторга и моего поклонения. Он был для меня также недоступен, как и Бог, который на Небесах. Я полностью отдался неземному наслаждению. Мне казалось, что мы утонули в собственной крови, хотя мы только лежали на кроваво-красных простынях. Но мне нравилось мечтать о крови, которая покрывает нас с головы до ног, словно океан. Сквозь кровавую пелену, я увидел, что в нашу комнату тихо приоткрылась дверь. Я открыл глаза и увидел Дени, который смотрел на нас ненавидящим взглядом. Это продолжалось всего лишь мгновение, а потом он хлопнул дверью и ушел. Ушёл навсегда, как я понял. Дени никогда не любил меня. Он желал бессмертия. Только одного бессмертия. И он его получил. Я закрыл глаза, снова уплывая в кровавых потоках нашего океана наслаждения. Мы всё сказали друг другу без слов. Вместе. Навеки. — Амадео! — шепчет он моё имя, когда мы засыпаем в нашей постели с очередной обескровленной жертвой. Наши окровавленные губы дарят друг другу жаркие поцелуи любви. — Амадео! — говорит он, когда мы идём на очередной спектакль рука в руке. — Амадео, любовь моя! И так бывает изо дня в день. И он не устанет повторять моё имя снова и снова. Теперь ничто не сможет разлучить нас, двух монстров, соединённых в вечности.