Кошмары

      Кошмары часто мучили Киру Селезнёву. Одежда и волосы мокли от пота, пальцы сквозь сон цеплялись за простынь, прорывая её ногтями, ноги путались в одеяле, а ветер из настежь распахнутой форточки шептал на ухо его голосом. Чёрная пучина затягивала, фиолетовые всполохи разрезали воронку и белые, точные молнии били в падающее тело. У кошмара не было конца. Каждый раз всё происходило по одному и тому же сценарию: Кира сражалась с Глотом — в её представлениях он всегда стоял на краю червоточины, весь белый, будто бы мраморная скульптура, ожидал её, смиренно смотря в глаза. Не мог подавить волю, как-либо двинуться. Подобно восковой фигуре, просто стоял. А Селезнёва бежала. Чувствовала, как растягивается временное пространство и коридоры между прошлым, настоящим и будущим сливаются в одну линию, а меж тонких полос проскальзывают воспоминания, такие далёкие, но родные. Замечала первые шаги дочери, свидание с будущим мужем на длинной аллее Плачущих Дев, а ещё постоянные скитания по просторам Вселенной в поисках определённых пиратов. Ноги вязли, пол исчезал на глазах. Однако Кира всегда достигала цели: впечатывалась в Глота и летела с ним в ту самую пропасть, в которой белое пятно рассеивалось и она оставалась одна.       Пыталась хвататься за что-то, но пальцы сжимали пустоту. Любое движение оказывалось невозможным — тело зафиксировано в одном положении и всё, что оставалось, — смотреть на эти всполохи, летя в бездну и задыхаясь. Однако среди бушующей, неясной стихии Кира различала его смех. Дрожь бежала по телу не от хлёсткого ветра, а от мужского голоса, доводящего до слёз. Каждая ночь освещалась его приходом, пусть и эфемерным, но таким необходимым. Селезнёва вскакивала постоянно между тремя и четырьмя часами ночи, чувствуя бешено бьющееся сердце, смутно видела колыхающуюся от ветра штору и падала обратно на подушку, обращая взгляд в потолок. Больше она не могла заснуть, и разум подбрасывал те картинки, от которых так старательно пыталась избавиться.       Перед ней всплывало лицо Весельчака. Она помнила его от А до Я: длинную складку на лбу, извилистый шрам, протянувшийся от правой щеки до правого виска, неимоверно яркие голубые глаза с полосами тёмного синего оттенка по контуру радужки и губы, всегда растягивающиеся в улыбке. А ещё невероятно колючая борода скрывала линии нижней челюсти. У не просто так получил прозвище: пират отличался клоунским поведением, переходящим порой в истинное безумие, безудержным смехом и искрами, бьющими в лицо. Они отлетали при каждом соприкосновении двух мечей, ведущих яростный бой, на палубе корабля, на улицах будущего, прошлого, их настоящего — при последнем случае та самая аллея Плачущих Дев сгорела чуть ли не дотла, а Селезнёва почти не лишилась двух самых главных вещей: своей жизни и его.       — Это сюда он тебя привёл? — Весельчак смеялся, кивая в сторону обуглившейся поляны. Ровно через три минуты нагрянет полиция с дронами, и тогда У на пожизненно отправят в тюрьму строго контроля, откуда ему не будет суждено выбраться.       Кира отразила его удар, внутренне содрогаясь от скрежета стали, неприятно резанувшей по слуху. Запах жжёной зелени, прыгающие по чёрным деревьям последние огоньки, разрушенная скульптура двух дев и окрасившаяся в тёмный цвет вода фонтана — всё это напоминало Хаос. Совсем недавно Селезнёва гуляла здесь с дочерью, рассказывая ей о встрече с отцом. Маленькая Алиса тогда спросила: «А ты по-настоящему любишь папу?» А Кира не смогла ответить, обращая внимание ребёнка на робота-жонглёра.       — Это прекрасное место, — она прокрутилась и выставила меч вперёд, оставляя порез на кожаном рукаве противника. Робот высоко в небе сообщал о скором прибытии подмоги, озаряя красным мигающим светом пространство.       У пошёл в наступление. Раз за разом наносил точёные удары, заставляя чёрные крупицы пыли подлетать от каждого шага и хрустеть сожжённые ветки.       — Я бы предпочёл другое место, — в ответ резанул по нежной коже, оставляя на предплечье неглубокий порез, однако достаточный, чтобы полилась кровь. — Скажем, другую планету и время, — ухмылка тронула женские губы, У улыбнулся в ответ. На сей раз как-то даже просто, непривычно. — И был бы более решительным, чем твой врачишка.       — И что бы ты сделал?       Кучерявые пряди спали на покрывшийся потом и сажей лоб. Однако даже в порванном наряде, грязная, Кира казалась ему недосягаемым совершенством — таким, о котором дозволено только думать, но не сметь прикасаться. Глядел прямо в её изумрудные глаза, где-то в глубине своей ничтожной души сожалея, что на месте того самого врачишки — не он.       — Тогда бы я показал, на что способен мужчина, выбравший одну женщину, — его брови двусмысленно дёрнулись, ямочка выступила на правой щеке. Селезнёва давно не девочка, которая краснела бы от подобных слов и намёков, поэтому лишь хмыкнула, отбрасывая мечи и дёргая запястьями — в ладонях тут же приятно осели рукояти клинков, остриё которых точно прикоснулось к шее тяжело дышащего У.       Вдали блеснула вспышка. А за ней — вторая, третья. Патруль должен прибыть ровно через минуту. Весельчак глядел на Киру, не думая сопротивляться. Лишь свой меч направил точно в живот Селезнёвой, готовый прорезать плоть в любой момент. Но они оба не смели довершить начатого. По приказу Кира обязана отыскать Глота и его приспешников, привести живыми или убитыми в зависимости от ситуации, чтобы избавить Вселенную от того Зла, которое способно погубить сотни миров. Однако, смотря в его глаза, Кира лишь плотно сжимала губы, не в состоянии сильнее надавить клинками. Она слышала приближающийся вой патруля, понимала, что дроны вот-вот окажутся над их головами, и осознавала, что её жизнь держится на одном волоске от смерти.       — Что же не убиваешь? — прошипела, подобно змее, замечая, что едва начали трястись руки. — Сейчас прибудет охрана и твоей свободе наступит конец.       Весельчак улыбнулся. Как же ей хотелось стереть это выражение с его лица. Оно заставляло сердце сжиматься.       — Ты никогда не найдёшь Глота. Никогда. А без меня тебе будет слишком скучно, змейка, — облизнул нижнюю губу, в глазах всё прежние искры, — Как и мне без тебя. Представлю, что больше не встретимся — ух, в дрожь бросает. Аж плакать хочется.       Его тихий голос хлёстко бил по сравнению с сиренами. Представить жизнь без У казалось очень сложным, словно постепенно начнёт теряться смысл существования, заключающийся в бесконечном поиске, бое и спасении человечества. Но именно во время схваток с Весельчаком Кира осознавала, что жалкие минуты приносят ей больше счастья, чем поход в открытый кинотеатр с семьёй, чем супружеская идиллия, когда нет ссор, препираний и всё складывается слишком идеально, даже шаблонно.       Селезнёва боялась признаться себе в одном — в любви к тому, с кем ей никогда не суждено быть ни при каких исходах. Весельчак У — враг номер один после Глота, желавшего поработить всю Вселенную. Она должна убить его — быстро и без сожалений, но, каждый раз представляя себе встречу с ним, Кира понимала, что её рука дрогнет и меч вонзится куда угодно, но только не в него.       И в тот раз, когда у них оставалось лишь полминуты, клинки вернулись в браслеты, а остриё меча воткнулось в землю возле её ног. Чёрный дым вспыхнувших рядом кустов и стремящееся ввысь пламя заволокли силуэты. В отражении его синевы сейчас по-настоящему блистали огни.       — Я тебя отпускаю, чтобы найти Глота. И не больше, — добавила в конце, прожигая взглядом.       Весельчак засмеялся. Посмотрел в сторону, на уже чёткие очертания линии патруля, разрезающие полупрозрачную пелену облаков, затем на Киру. А после сделал то, что она неоднократно будет вспоминать следующие десять лет — поднял руку и костяшками провёл вдоль её скулы, заставляя губы приоткрыться и зачерпнуть больше воздуха. Заправил прядь за ухо, ненадолго задерживая пальцы на линии скулы и нижней челюсти. Молчал, но во взгляде читалось гораздо больше слов. То же самое увидел он в ответ. А затем оттолкнул, оставляя рану вдоль бедра, слыша её короткий вопль и наблюдая за мизансценой, которую устроила Селезнёва, — повалилась на землю, чтобы героически встать, вынуть клинки и рвануть вслед за ним. Но Весельчак уже открыл портал, растворяясь во временном и пространственном коридоре.       Каждую ночь она видела один и тот же кошмар. Но сегодня всё пошло иначе. Кира летела в пучину, всполохи были намного сильнее и по телу хлёстко бил дождь. Она щурилась, разглядывая тучные облака, которых раньше не было. Слышала сигнализации машин, взрывы, его смех. А потом появился У, чей силуэт прорезал тьму. Пират улыбался, взмахивая руками. Он словно летал, разрезая ножами облака и спеша прямо к ней навстречу. У Киры ещё сильнее забилось сердце. Он был таким же — отвратительным, ужасным, красивым, таким, какой ей нужен. Не исчезал, продолжая разыгрывать одну ему понятную комедию.       Селезнёва закрыла глаза, до боли прикусывая нижнюю губу, впиваясь ногтями в собственные ладони. Это всё неправда, ей нужно проснуться. Но вместо серой реальности она чувствует чужое дыхание. Ощущает, как мозолистые пальцы заправляют пряди за уши, но это ни черта не помогает, потому что полёт не прекращается. Боится посмотреть, ведь уже увидела больше позволенного. Грудь болезненно сдавливает осознание, что разум играет с ней злые шутки и У на самом деле нет рядом. Он не может касаться её, дышать рядом с ней, на неё, и вся видимость образа лишь иллюзия.       — Скоро мы увидимся, — его голос, заставивший нутро сжаться, а глаза сразу же распахнуться.       Но Кира не увидела больше ни черноты, ни грозы, ни Весельчака. Правое ухо горело от сказанных возле него слов, по коже бежали мурашки. Взгляд приковался к потолку — сероватый, с трещинами. И точно такие же кривые линии поползли вдоль её сердца, заставляя то разрываться на части. Селезнёва села, хватаясь за голову и сжимая корни волос. Фраза У прокручивалась в голове раз за разом. Вот уже десять лет по прибытии в прошлое сюжет сна не менялся ни разу, но именно в эту ночь она впервые увидела Весельчака и тот предсказал грядущую встречу.       Кира посмотрела на часы — на сей раз пять утра. До подъёма на работу ей оставалось всего тридцать минут. Сегодняшний день обещал быть тяжёлым — совсем скоро наступит проверка учительского состава, поэтому Селезнёвой придётся не только провести уроки и проверить домашние работы учащихся, но и отсидеть чуть ли не до самой ночи в кабинете и подготовить презентации, макеты исследований и перечитывать научную литературу, чтобы успешно подтвердить диплом физика и математика. Она не могла потерять единственный тайник, в котором космион находился под защитой. Перенести его в безопасное место оказывается невозможным — короб, обеспечивший удачную транспортировку из настоящего в прошлое, был разрушен по прибытии на Землю 2024 года под действием внешних сил. Кира оказалась в одной из школ столицы и, как неудивительно, именно в том самом пустующем кабинете физики. На работу её приняли практически сразу — тест, проведённый директором школы, удовлетворил все ожидания, тем более объявление слишком долго висело на онлайн портале и никто не спешил оставить свою заявку, кроме Селезнёвой, которая нанесла личный визит. Документы не составили трудность — о них она позаботилась ещё в своём настоящем.       Так, Маргарита Степановна — Кира Людвиговна — стала учительницей среднестатистической московской школы и обрела небольшое однокомнатное жилище в одной из высоток. Этот мир мало нравился ей. Весь забитый дорогами, смогом, фабриками и небоскрёбами. Природа оказалась убита ради денег и коммерции. Ещё здесь не было её дочери, с которой она могла бы выбираться куда-нибудь за город и смотреть ночью на звёздное небо. Алиса будет жить в том настоящем и думать, куда делась её мать и почему она не поцеловала её в лоб на прощание, а ушла, закрыв дверь. По мужу, быть честной, Кира скучала как по близкому другу, который видел её в любом состоянии и знает о ней всё — какой любимый цвет, фильм, напиток, что любит есть на завтрак и почему именно терпеть не может апельсины. А ещё профессор Селезнёв понимал, что не он её любовь, а другой.       Воспоминания о прошлом утянули Киру в свои пучины, и там она видела всё: первый рисунок Алисы, свою свадьбу в белом платье, сияющее над головой солнце и голубые глаза, которые никогда не сможет забыть…              Никогда не сможет забыть тот день, когда Глот велел ему найти космион, без которого не получится заполучить Вселенскую власть. Весельчак скитался по пространству и времени, выискивая необходимую им материю. «В ней заключается сила. А без силы мы не добьёмся намеченных целей. Вселенная согласна с нами» — говорил Глот, возведя глаза к чёрному, как смоль небу в далёком 2094 году. У тогда валялся на траве, заложив руки за голову, и смеялся, ведь его товарищ походил на слабоумного — стоял и без движения, подобно статуе, глядел в червоточину, видя в ней не звёзды, а голубую спираль. Настроение тогда у Весельчака было поразительно хорошим — он уже знал, что космион окажется в их руках и предвкушал тот час, когда станет Капитаном, сделав Глота своей правой рукой, чтобы именно он выполнял всю грязную работу, а пирату осталось бы только править. Всё просто, но не всех это могло устраивать.       Однако сейчас, смотря на ночное небо на прежнем месте, но уже в другие годы, У понимал, что капитаном ему не стать. Придётся либо убить Глота, либо отправить его в особо охраняемую колонию, где его будут держать на цепи, подобно крайне опасному псу. Последнее устраивало Весельчака больше всего — ему хотелось мучений того, кто помыкал им всю сознательную жизнь. Желал почувствовать свободу от оков и наконец пожить спокойно в отдалении от центра мировой цивилизации — на какой-нибудь отшибе, следуя прежнему пиратскому пути. И желательно вместе с ней, рассекающей волны Вселенной и блуждающей по просторам миров. Смотрящей в его глаза, закусывающей губы и приникающей к нему с поцелуем. Прорезающей космические пространства мечами и вонзающей иглы в его собственное сердце, не давая права излечиться. Весельчак давно был болен Кирой, и никакое во всех мирах лекарство не сможет ему помочь.       От представлений идеальной картинки его вывел гудок автомобиля. У повернул голову, замечая тучного мужчину, высунувшегося из окна непонятного устройства, именуемого «Жигули». В 2124 году на месте трассы простирается поляна, на которую легче всего пробраться ночью. Днём охранные дроны поднимут тревогу, а ему, признаться, крайне не хотелось оказаться за решёткой и мучиться до конца своих дней в сырости и серости. Весельчак натянул улыбку и двинулся прямо к автомобилю, замечая ряды выстроившихся устройств позади.       — Чувак, не ме-мешай проезду, — мужчина нахмурил брови, брезгливо оглядывая неизвестного. Внешний видок оставлял желать лучшего. Казалось, что сбежал с какого-нибудь готического фестиваля или с психушки.       У наклонился к окну и приставил к горлу лезвие меча, готового выскочить из браслета в любую секунду. Лицо напротив побледнело и подбородок вмиг затрясся.       — Ты довезёшь меня до школы №733,ч у в а к, и никто не пострадает. Усёк? — Весельчак убрал лезвие под судорожный кивок и разместился на заднем сидении, чувствуя запах селёдки и спирта. Разместил руку на спинке, едва касаясь пальцами чужой спины, напоминая тем самым, что с жизнью проститься можно всего за пару секунд.       Оставил окно открытым, наблюдая, как мелькает Москва прошлого с блестящими фонарями, протянутыми вдоль улиц, огромными рекламными плакатами на каждом повороте, тысячами машин, загрязняющими окружающую среду выхлопными газами, и тьмой домов, похожий на рой робопчёл, выведенных всего десяток лет тому назад в его настоящем. Москва будущего притягивала больше своей зеленью, свободой, безграничностью горизонтов. А здесь всё заканчивалось ровно на первом повороте.       А ещё У вспоминал её — красивую, обворожительную, сильную, на всё готовую, точившую на него самого все свои ножи и клинки. Кира отличилась среди прочих безудержным желанием убить Глота и всех его приспешников или запечь их в отдельно построенную колонию, охраняемую сильнее любых засекреченных баз. Ему нравился азарт, плещущийся в бою с ней, двусмысленные фразы и взгляды, бьющие сильнее кулаков, её запах, сводящий с ума и напоминающий ему лесные ягоды. Пират нарёк бы её титулом «Королева Смерти», если бы они были по одну сторону баррикад и стояли рука об руку на корме его корабля. Но о таком он мог мечтать, ровно как и о встрече с ней. Весельчак знал, что именно в этом городе находится Кира, спрятавшая космион в одной конкретной школе. Устройство, на создание которого ушло десятилетие, протягивало тонкие нити между артефактом и его местоположением, поэтому удивлению У не было предела, когда он понял, что собранный механизм приведёт его прямиком даже не в настоящее, а в прошлое, и прямиком к ней, если повезёт.       Он надеялся, что повезёт.       — Ш-школа сейчас за-закрыта, — машина остановилась спустя непродолжительное время. У пропустил фразу мимо ушей, покидая затхлое «Жигули» и вдыхая полной грудью пусть и не такой уж свежий воздух. Колёса завизжали, и дым скрыл за собой крестящегося мужчину, до сих пор чувствовавшего холодок вдоль позвонка.       Развернулся, встречаясь с трёхэтажным зданием, и отправился прямиком внутрь. Окно возле входа горело тёплым жёлтым светом, только дверь была заперта. Для Весельчака это не казалось преградой — выбил её ногой и спокойно зашёл внутрь. Школьный коридор казался ему слишком унылым — по сравнению с будущим это настоящее такое тусклое, обшарпанное, с отвалившейся штукатуркой и сокрытыми за картинами трещинами. У прошёл через арку, и та запищала. Никто не выбежал его встречать. В полупрозрачной комнатушке, привалившись на стол, сидела старушка. Глаза закрыты, в ушах беруши, а верхняя губа подрагивает при каждом вдохе. Весельчак отличил на чёрном рукаве жёлтую надпись, и улыбнулся, понимая, что любой человек мог ворваться в это место и украсть что угодно, а охрана и бровью не повела бы.       Пустые коридоры отражали эхом его шаги. Смертная тишина, такая приятная, вызывала умиротворение. У достал из кармана устройство, всматриваясь в сенсорный экран. Нажал на кнопку. Всплыла голограмма, и показался космион, отмеченный красным, на втором этаже.       — А я, пират семи морей, — запел У, медленно продвигаясь к лестнице и осматривая местность, — станцую на костях твоих. Ты будешь молить о пощаде меня, но космион, увы, в моих руках, — покрутился на месте, растягивая губы в улыбке. — Ты хоть на коленях стой и пой о величии моём, но не стану я смотреть — уйду и больше не вернусь, — запрыгнул на первую ступеньку и провёл рукой вдоль картины Сурикова. На подушечках пальцев осталась пыль. — Уплыву в далёкие края, всю Вселенную положу к своим ногам и тогда поймёте, насколько вы никчёмны… — выудил меч и стал вычерчивать в воздухе один ему понятный узор. Остриё пронзило фикус и тот пал, разбиваясь. Мокрая земля рассыпалась комками, и порубленный пополам стебель откатился. — Нет мне препятствий, никто не сможет меня остановить…       — Неужто так уверен?       Весельчак замер. Медленно повернул голову, пытаясь понять, не послышался ли ему её голос. Но нет, не привиделось. Кира, настоящая, стояла в другом конце коридора, сжимая кулаки. На ней зелёное платье по колено с белым воротником, волосы зацеплены на макушке, а глаза искрят.       — Вот так встреча, — У дёрнул бровями. Повернулся всем телом, жадно поглощая взглядом женский силуэт. И Селезнёва поняла, что даже собственный муж не смотрел на неё так. — Скучала, малышка? Я вот очень, — У растянул губы в улыбке, проводя вдоль меча. Неотрывно глядел на ту, с которой ему пришлось разлучиться на долгие годы.       Кира дёрнула запястьями, и те облачились в привычные орудия-щиты, которые всегда были при ней. Школьные коридоры пустовали. Селезнёва, засидевшаяся сегодня допоздна, собиралась уже уходить домой, разделавшись со всеми делами, но потом услышала его голос, который ни с кем не смогла бы перепутать. Замерла возле своего кабинета, слыша приближающиеся шаги и пульс, бьющий в ушах. А потом появился он — прямо такой же, как десять лет назад. Их силуэты отражались в окнах, тени отбрасывались на стены и пол. Стоят по разные стороны, в душе испытывая подобие радости от встречи.       Оба на неё надеялись.       — Я не меньше, дорогой, — её хищническая улыбка, приподнятый подбородок, едва различимый блеск глаз.       Селезнёва похорошела. Эта первая мысль посетила Весельчака, когда тот побежал на неё, встречая ответные удары и ставя защиту. Его смех отлетал от стен так же часто, как подлетала юбка платья, открывая взору длинные, тонкие, почти младые ноги. На нежной коже тут же появлялись свежие порезы, ровно как и его одежда терпела поражение — куртка разрывалась под действием холодной стали, по колену протянулась полоса, обрамлённая потемневшей от крови тканью штанов. Они кружились, словно были в смертельном танце, не смея отвести друг от друга взор. Мечи врезались в двери, оставляя кривые отметины, проходились вдоль полотен, и рамки картин с гулом падали им под ноги. Кира прокрутила клинок, ударяя рукоятью прямо в ключицу, и локтем точно въехала по челюсти, замирая.       — Не устал, малыш?       У усмехнулся, даря воздушный поцелуй и в ответ ударяя её ногой в бок, заставляя привалиться всем телом к стене. Щекой болезненно впечаталась в холодный бетон, хмурясь от секундной возникшей боли. Она разлилась по каждой мышце, затуманивая разум, но ненадолго. Селезнёва отскочила к двери ровно в тот момент, когда меч точно разрезал пустоту. Грудь Киры тяжело вздымалась. Она опрометчиво откинула клинки и подняла руки перед собой. У рассмеялся.       — Так мне тоже нравится, — сталь рухнула на пол, Весельчак сжал кулаки. Суставы его пальцев захрустели, перчатки обтянули ладони.       Сплелись два тела, продолжая битву. Кира наклонилась, и её ступня врезалась точно в подбородок У, заставляя того лишь на шаг отступить. Выставила локоть в бок, блокируя занесённый удар, но не успела отразить защиту по левую сторону, чувствуя, как выбивается из лёгких воздух. Весельчак сжал её кисть, игнорируя режущую боль защиты, и завернул за спину, вынуждая Селезнёву повернуться и прижаться к его груди. Чувствовал, как вся извивается. Но тут же раздался хруст переносицы: женский затылок угодил с размаху в нос, вынуждая У отпустить противника.       Кира забежала в класс, пользуясь заминкой.       — Ты же понимаешь, что Глот тебя использует, — закричала, обходя парты. Мелькнула его тень, в руке вновь показался меч. — И всегда это делал, а ты его покрываешь.       — Просто отдай космион и останешься в живых, — У улыбнулся, наклонив голову. Он прекрасно знал, в каком месте он находится, и ему не нужна была Кира, чтобы забрать артефакт.       А она прекрасно знала, что он не убьёт её. Никогда не посмел бы.       — Убивай, — усмешка теперь поразила её губы. И, не успела она моргнуть, как Весельчак приблизился и тело болезненно вжалось в шкафы позади, вынуждая предметы на полках затрястись. С соседнего стеллажа полетели наземь колбы, разбиваясь.       У схватил её за подбородок, сильно сжимая, и приставил к горлу лезвие. Смотрел прямо в глаза, видя в них своё отражение.       — Как жаль, что всё так выходит. Я уже хотел сделать предложение руки и сердца, но, увы, не в этот раз, — вдыхал аромат ягод, которыми она вся была пропитана, и внутренне сгорал от невозможности приблизиться к ней и впиться в те самые губы, которые он не раз представлял в своих мыслях. Глупо полагать, что его не терзали кошмары. Он видел один и тот же с её персональным участием, но ночью та оказалась слишком близко, прошептав на ухо: «Скоро мы увидимся». — Ваше последнее слово, миссис Селезнёва.       — Я тебя люблю, — произнесла Кира, моргая своими большими глазами, сжимая его запястье будто бы с нежностью. Это бы она сказала на прощание, если бы у неё действительно было право на последнее слово. Но сейчас, находясь непозволительно близко к нему, Кира хотела говорить только правду, которую так долго хранила глубоко в себе.       Весельчак замер. Остриё меча прижималось к коже, тонкая полоса алой крови медленно потекла, окрашивая уже не такой белый ворот. Он смотрел на неё и не верил тому, что сказала. Очередная злая шутка? Или смертоносный рок и это всего лишь отвлекающий манёвр?       У засмеялся. Всё ещё болезненно стискивал женский подбородок. Откинул голову назад, пока всё тело содрогалось. Ему казалось, что меч больше не прижимается к её тонкой шее, а уже давно сидит в его груди и тело на последнем издыхании цепляется за реальность, подкидывая желанные картинки. Настоящая Кира никогда не сказала бы этого. Настоящая Кира выбрала примерного семьянина и выдающегося врача Селезнёва, который спасает жизни и людям, и роботам. Настоящая Кира не посмотрела бы на такого отброса общества, как он.       — Браво, Финита ля Комедия, — губы У растянуты в подобии улыбки, но Кира смотрела в глаза, в которых уже не плескалось то безумие, прежде заполонившее Весельчака. Теперь она видела через свое отражение скрытую за семью замками боль, напускное безразличие и слышала шутки, которыми так легко было огородить себя от правды и той реальности, в которой слишком долго прожила Селезнева. — Любимая Кира, думаешь, твои слова что-то поменяют? Нет, они, конечно, многое поменяли бы, если бы ты сказала мне это восемнадцать лет назад, а не ушла бы к своему дружку… Ай, что же я, — У облизнул губы и рассмеялся. — Если бы да кабы, ничего бы тут не было. Будем благодарны за то, что имеем.       — Я люблю тебя, У, — коснулась щеки, видя, как его тело дернулось от этого. Улыбка медленно сползла с лица. — Ты знаешь, что я поступила правильно. И ты поступил правильно — так, как нам было нужно. — Кира погладила его щеку, чувствуя, как горят подушечки пальцев и всю изнутри сжимает от осознания, что Весельчак перед ней — не иллюзия, не ночное видение и кошмар, а реальность, та, в которой ей бы хотелось остаться, не будь она охотницей на Глота и защитницей космиона, а он — его правой рукой. — Но мы навечно будем связаны. Это наше наказание… Моя любовь — мое наказание, которое каждый день приносит мне кошмары, но я терплю. Иначе не смогу.              — Я говорил, что не сможешь без меня, — его смешок и тихий вместе с тем голос на фоне происходящего казались самым лучшим. — А я — без тебя.       Селезнёва подалась вперёд, игнорируя меч. Взяла его за шею и на выдохе поцеловала, чувствуя, как колется борода и спирает дыхание. Знала, что У чувствует то же самое. Именно по этой причине он не шёл за космионом и до сих пор она была жива, а не лежала у его ног, стеклянными глазницами смотря в далёкую пустоту, именуемой бесконечностью. И в ответ на это сталь полетела наземь, а мужские ладони подхватили Киру за бёдра, вынуждая ногами обвить талию. Вжал её тело в шкаф за спиной, жадно кусая губы, сплетая языки, ведь понимал, что потом всё вернётся на свои места: ему вновь придётся искать космион, отгоняя Глота подальше от Селезнёвой, разобрать устройство и только спустя десяток лет собрать его вновь, чтобы отыскать её, пока Кира будет жить на Земле и смиренно ждать, чтобы убить врага человечества номер один, а затем, возможно, и сама рванёт следом, рассекая космические пространства. Но это будет завтра. А пока его куртка летит на пол, а пуговицы платья рвутся и падают.       Только лунный свет озаряет школьную комнату, отбрасывая тени двух переплетающихся тел, даря маленькую надежду на то, что всё будет не так плохо, и, может быть, в одной из Вселенных, когда-нибудь им удастся обрести счастье друг с другом.       А пока они сгорают дотла и восстают из пепла, понимая, что эта ночь будет единственной, когда их не посетят кошмары.