Разорваны.

Эймма упрямо вздергивает свой подбородок еще выше, когда он нависает над ней, сокращая расстояние между их лицами. Ей некуда бежать, спина давно соприкоснулась с холодной каменной стеной. Его единственный аметистовый глаз блестит злостью, ей кажется, в нем пылает драконье пламя, а сапфировый камень в глазнице, который теперь не скрыт повязкой, сверкает. Живот сжимается в напряжении, и Эймма чувствует, как страх въедается ей под кожу, но еще больше ей больно. Я не хотела! Не хотела! — слова бьются в ее сознании уже который год, но она больше не сворачивается со слезами на глазах в комок на своей постели, Эймма держит ровно спину, выпрямившись в свой полный маленький рост. Эймонд заправляет ее серебристо-белый локон волос за ухо, задерживаясь пальцами на линии челюсти, и Эймма тяжело дышит в такт ему. Его ладонь смыкается на ее шее, но еще недостаточно сдавливает, чтобы перекрыть доступ к воздуху. Давай, сильней, — едва сдерживает свой шепот она, — Давай-давай-давай! — на мгновение Эймме хочется закричать, но она не позволяет слезам наполнить ее глаза, когда чувствует покалывание в них, и Эймма не уверена, что следующие мысли проговаривает не вслух, — Ты же так хочешь сомкнуть пальцы сильней, ну же… А в следующий миг его губы обрушиваются на ее. Эймонд жадно впивается в девичьи губы, грубо сминая их своими, вкладывая всю свою ярость в поцелуй. Он зажимает ее губу между зубов, оттягивая ее назад и позволяет губе выскользнуть, чтобы затем обратно припасть к ее рту. Ладони Эйммы ложатся на его грудь, сжимая ткань рубашки, но ей не удается оттолкнуть его, да и не хочет она это сделать. Этого не должно произойти вновь, твердит ей разум, но Эймма всхлипывает и скользит руками вверх, хватается за его плечи, крепко сжимает своими пальцами, притягивая лишь ближе к себе. Она не замечает, как стена за ее спиной меняется на мягкую постель, также как и не слышит, как трещит ткань ее ночного платья, когда он стягивает его с нее. Эймма лишь подается навстречу его жарким рукам, подставляя свою хрупкую шею под его губы и зубы. Она давится первыми стонами, сдерживаясь, и обвивает своими ногами его бедра, скрещивая их сзади, не желая выпускать его никогда. Ее бедра движутся на встречу его, и искры с каждой секундой вспыхивают все ярче. Она рычит, вспоминая, как он стоял в зале и смотрел неотрывно на нее, а сам доставался в то время какой-то безмозглой баратеоновской девчонке, и кусает его в шею, заставляя его издать шипение. Эймма гортанно стонет и следом дрожит под ним, извивается, когда пламя течет по всему ее телу, даря удовольствие. У Эйммы в голове все мысли спутаны, да и запутаны уже давно, если признаться честно, небольшая капля слезинки скатывается из уголка ее глаза к виску. Эймма задыхается в своих чувствах, слыша шумное, бешеное биение своего сердца, не зная, что через пару часов ее сердце будет изранено навсегда, а тело и душа будут разорваны в клочья без возможности на спасение.