Му Цин зажимает рот руками, когда чувствует, что Хуа Чэн входит в него всё глубже. Толстый член демона, покрытый такими же толстыми венками так хорошо чувствуется внутри. На коленях Непревзойдённого Му Цин старается сильнее развести ноги в стороны, чтобы Хуа Чэн оказался в нём полностью. Чтобы принадлежать только ему одному. Лицо небожителя краснеет, с висков скатываются капельки пота прямо на его же живот, дыхание становится рваным и замученным, словно его гоняли целую ночь подряд.
Му Цин ловит себя на мысли, что вообще-то и не против.
— Открой рот. — Му Цин сорвался на крик. Его нагло перевернули, уложив животом на колени демона. — раздвинь.
Слышится властный голос сверху, и Му Цин, боясь, что его накажут сильнее, послушно отрывает руки от рта и раздвигает ноги настолько, насколько позволяет данное положение. И сразу же протяжно стонет.
Длинные волосы Му Цина спадают с плеча, мешаясь ему, закрывая обзор спереди. Он поправляет их рукой, закидывая их назад, но они снова падают на глаза, когда демон в очередной раз толкается внутри Му Цина пальцами.
— Глубоко...
Господи... Почему ты, ах, меня, мм, не щадишь. Ах!
Хуа Чэн сжал губы в тонкую полоску, толкаясь не двумя пальцами, а целой ладонью — длина пальцев позволяет довести до оргазма также просто, как и членом собственно. Но обычно он не мучает Му Цина так долго — чисто на пальцах. Вообще-то, Хуа Чэн часто использует язык вместе с руками, когда проникновение невозможно, или времени на подготовку не хватает (да, Му Цин обожает трахаться в небесных чертогах у себя в саду на глазах у своих подчинённых).
Он раздражён, понимает Му Цин, но не поправляет себя: он продолжает выкрикивать бесячие для демона слова, ожидая, когда тот сорвётся:
— Господи! Святейший, прошу вас! Святой отец,
пощадите!
Му Цин облегчённо выдохнул и застонал, когда Хуа Чэн снова поднял его за живот и посадил на свой член. Му Цин думал, что сейчас заплачет от счастья.
— Заткнись, душа моя. Ты же знаешь, что тебя ожидает, если продолжишь.
— Да! Ммм!
— Генерал Сюанчжэнь стонет как самая настоящая шлюха, где это видано? — Хуа Чэн двинул бёдрами, чтобы войти в податливое тело глубже и чтобы душа Му Цина улетела в рай от распирающих ощущений внутри — он же только ради него и старается, — душа моя, в тебе так тесно, скажи, я же твой единственный? Ответь мне, мой бог, я первый кто сорвал этой розы бутон? Потому что если нет, я буду
очень зол, а ты знаешь как я умею злиться. Да-а, какой ты громкий! Кричи для меня, кричи, чтобы все услышали!
Му Цин пытается что-то промурлыкать, но стоны говорят всё за него. Крики,
много криков. Голос срывается, когда Хуа Чэн проходится по той самой точке, но небожитель уже хрипит, когда демон, не дождавшись ответа, выкручивает его сосок. Ах, совсем немного до финала, Му Цин уже не стесняется, слюна течёт из его открытого рта, потому что стоны держать в себе просто невозможно. Демон толкается в его рот пальцами, трахая глотку в ритм толчкам снизу.
Через некоторое время он выпускает пальцы из его рта, чтобы Му Цин отдышался от диких движений.
— Возьми... Меня. Спереди... — Хуа Чэн замедляет свои фрикции, с некоторой тревогой смотря на небожителя, который и двух слов связать уже не в состоянии. — видеть тебя хочу.
— Чуть позже обязательно, душа моя.
О да, Хуа Чэн так глубоко в нём, что уже дальше некуда, думает Му Цин, и в следующую секунду корит себя за свои слова. Демон делает первый и самый грубый толчок в тело небожителя, выдыхая тому на ухо:
— Горячо. — облизывает ушко Му Цина. Делает ещё один толчок в него, но уже нежнее, — ты так сильно меня сжимаешь. Даже с Се Лянем такого не было.
— Не говори... Ничего про него, ах. Заткнись! — Му Цин злится, ему горько и стыдно, но в противовес своей совести он громко стонет, да так, что все кто был в резиденции Хуа Чэна слышали этот протяжный вой.
Той ночью Му Цин громко кончил под Искателем Цветов под Кровавым Дождём, а над Призрачным городом поднялся кровавый рассвет.
*
Призрачный город сегодня не спал.
Демоны всех мастей, слушая чужой голос из резиденции Градоначальника, только грустно качали головами, если таковы имелись. Они не имели права голоса в данном вопросе, Хуа Чэн так много для них сделал: подарил дом, спокойствие после мучительной смерти, некоторым даже дал шанс на жизнь.
Они просто не имеют права осуждать его за его личный выбор в новом спутнике жизни.
— Его Высочество...
— Заткнись, если во второй раз не хочешь умереть самой страшной смертью.
Демоны продолжили заниматься своими самыми обычными делами. А город вновь заиграл прежними ярко-кровавыми красками.
*
— Ты не сказал ему?
Секс с демоном всегда казался Му Цину чем-то запретно сладким. Особенно для него: его путь — отсутствие блуда, он должен был всю оставшуюся жизнь на небесах быть не тронутым, словно невинный ребёнок. Но он таковым не являлся, да и правилом жизни он это назвать не мог. Сейчас он вообще сомневается, что это правило помогло ему вознестись — он ведь генерал, а военные заслуги — его главное преимущество.
Секс с демоном — это то, ради чего он не постыдился поставить на кон свои силы небожителя. А вот Хуа Чэн — тот, ради кого стоило жить эти 800 лет и покорно ждать.
— Ты молчишь.
Хуа Чэн качает головой, подозрительно ненавязчиво улыбаясь небожителю. Му Цин очень удобно устроился на груди своего демона, перебирая черные прядки того, на концах которых обычно всегда было много украшений, но на ночь с любимым он снял всё, чтобы ничего не мешало ему дотянуться до своего любимого бога. Ничего и никого.
— Ты улыбаешься. — Му Цин сказал это, даже не видя лицо демона, которого внезапно одолела смешинка, но Му Цину смешно не было, — ты сказал, что расскажешь Се Ляню обо мне... — он замолчал, отпуская волосы демона, но уже гладя его по бледной груди, в которой уже давно не бьётся сердце, — и... мы сможем быть счастливы. Только ты и я.
Он закончил говорить почти на срыве, глаза покраснели. Его пальцы начали гореть от чужого прикосновения, но Му Цина это не напугало. Он позволил Хуа Чэну целовать свою тонкую, по девчачьи изящную ладонь. Совсем не как у бога войны, но Хуа Чэну ни одна рука не заменит эти нежные пальчики сладкого, как виноград, небожителя.
— Молчишь. — загробным голосом повторил Му Цин, намереваясь встать. — если для тебя это всего лишь игра, то я не участвую. Ты
его любишь ведь так?! Но зачем давать надежду, что у нас с тобой может быть что-то большее?!
Му Цин не контролирует себя, толкая демона в грудь. Там где должно быть сердце. Но его там. И места для Му Цина похоже что тоже нет и не было никогда. На что он надеялся?! Стать для Хуа Чэна кем-то ценнее Его Величества? Да он башкой поехал, раз думал, что он тот самый. Он как дурак надеялся...
— Нет, — наконец подал голос демон, спускаясь поцелуями к шее Му Цина, сомнения съедали небожителя, но любовь в нём победила. Парадоксально горячее дыхание демона обожгло нежную кожу Му Цина. — просто не о чем ему говорить.
— Что..? — Му Цин как будто очнулся ото сна. Самого тёплого, крепкого и счастливого сна. Реальность пошатнулась. — но ты же...
— Душа моя, ну неужели ты не заметил, что Се Лянь обо всём всё прекрасно знал? Ещё с момента, когда даже я сам не понимал, что к тебе чувствую, он знал всё наперёд. Ты недооцениваешь его умственные способности, дорогой.
Пусть он и говорил о другом человеке с прежней теплотой в голосе (Му Цин знает, что это всего лишь привычка, но всё равно обижается), но это не мешало демону вгрызаться в кожу Му Цина и заодно зализывать ранки от зубов, словно он извинялся за все годы ненависти и недопониманий. Хуа Чэн не совершит больше такую ошибку. Только не с Му Цином.
— А ты, я вижу, оцениваешь его на высший балл, да? — да, он был недоволен, что Хуа Чэн говорил о другом в их постели; точнее, он был зол, что они
говорят о Се Ляне в их постели. Ну может он совсем чуть-чуть рад, потому что как будто подсознательно знает, что Хуа Чэн больше не думает о главном боге войны в таком ключе. Иногда Му Цин останавливает себя, чтобы не начать хвастаться своим друзьям как ему хорошо с Непревзойдённым демоном в его доме блаженства, в его кровати, в его объятиях. Его всегда останавливал Се Лянь, точнее, боязнь его обидеть, — прошу, не говори о нём. Никогда. — бог накрыл губы демона своими руками, оглаживая его лицо в попытке показать, что он на самом деле счастлив.
Счастлив, что этот демон теперь его.
Хуа Чэн словно забавляется с ним, хочет сказать что-то, поиздеваться немного над любимым богом, но прикусывает язык, когда видит, что Му Цин не совсем настроен на шутки. Весёлое настроение демона испарилось как и не было. Хуа Чэн выбросил одеяло на пол, открывая вид на их оголённые тела: изящное сильное тело бога и бледное крупное тело демона —
они же совсем не подходят друг другу, как-то услышал Му Цин, прогуливаясь в призрачном городе, жители на него всё ещё косо смотрят, но перечить не осмеливаются, зато осуждения за спиной на 1000 лет вперёд набрал.
— Его Высочество был лучше.
Это первый раз, когда Му Цин вышел на публику вместе с Хуа Чэном.
— Слышал, шлюха какая-то одурила нашего Градоначальника?
Он просто вышел с Хуа Чэном за украшениями. Ничего из той лавки он не взял, а на вопрос демона «почему?» сказал, что продавец не нравится. Кто же знал, что на следующий день эта лавочка оказалась сожжена и превращена в пепел.
— Говорят, этот небожитель увлекается тёмной магией. Совершил приворот и вот — нет нашего Высочества. А какой он был добрый с нами, тц-тц-тц, а этот глаза закатывает и слова благодарности не вытянешь.
У Му Цина просто было дерьмовое настроение, и чтобы не портить его другим взял то, что нужно и быстро ушёл. С тех пор он у жителей вечно не довольный клиент, а предлагают ему всё самое не свежее, дабы хоть немного, как они думают, отомстить за прелестного Даочжана.
— Пробовал дать ему того самого яда, которым мы усыпляем небожителей и на мясо отправляем, так он Градоначальнику пожаловался. Но такой любезный, представляешь, тьфу, попросил не убивать меня. Выкобенивался перед членом, соска ебучая.
На самом деле, никому ничего Му Цин не рассказывал. Хуа Чэн сам всё понял, когда увидел едва стоявшего на ногах небожителя. Вычислить кто это сделал и с какой целью оказалось проще простого. Страшный суд настиг бы низшего демона, если Му Цин не оказался столь великодушным.
Но с тех пор его добрые поступки воспринимают как повод подлизаться.
Разные, но в то же время полностью одинаковые и ещё раз совсем разные, но им плевать. Их любовь — вот что самое главное сейчас, тогда и будет. Ни бог, ни демон не отдадут и не променяют их счастье на что-то или кого-то другого. Хотя один из них недавно думал совсем иначе, но самое главное, что это недоразумение теперь решилось.
Му Цин смущается под хитрым и жадным взглядом Непревзойденного, но не закрывается — рядом с Хуа Чэном бояться нечего.
— Поцелуй меня, А-Чэн... И никогда, прошу тебя, не говори о ком-то другом. Если ты хочешь уйти, я позволю, но не мучай меня...
Хуа Чэн перевернулся на бок, смотря в самые для него красивые глаза. Му Цин раскраснелся. Хуа Чэн давно на него так не смотрел.
— Самый красивый бог — передо мной. Самый любимый бог — передо мной, — оголённое плечо небожителя оказалось в плену горячих губ демона. Му Цин дрожащими руками обнял Хуа Чэна за плечи, прижимая к себе ближе. Он смешно зафырчал, когда Хуа Чэн нежно коснулся пальцами его дырочки, в которой недавно побывал большой член его, бога, возлюбленного. — никто не заменит, никто даже слова про тебя не скажет. Пусть попробуют — я весь ад смешаю с пеплом.
Все слова Хуа Чэна сопровождались ненасытными поцелуями с обеих сторон. Пальцы демона легко вошли в Му Цина, ведь с их занятия любовью не прошло и двух часов, а этот мальчишка Хуа хочет ещё. Да куда ещё, Му Цин не имел в виду полноценный секс! Но демона это не остановило: он продолжал долбить небожителя пальцами, совершая чёткие движения туда-сюда, доставляя максимальное удовольствие, в то время Му Цин пытался скакать на длинных пальцах, как это делал несколько часов назад на члене Непревзойдённого.
— А-Чэн... Я... — Му Цин не успел договорить и излился на красную простынь, пачкая и свой живот и живот Хуа Чэна в белесой жидкости. — хорошо... Мне так хорошо, А-Чэн, но давай на сегодня остановимся? Ладно?
Му Цин без сил рухнул на горячие простыни, между ног было мокро и не приятно, но ласковые поглаживания демона по бёдрам возвели его снова к небесам. Ноги задрожали, и он свёл их вместе. Ну вот, почти снова возбудился.
— Всё, что прикажет мой небожитель. За поцелуй. — хитро добавил Хуа Чэн, наблюдая за изменениями на лице Му Цина. Лёгкая улыбка небожителя расцвета небесным цветком, такая редкая, и от этого более желанная.
— Манипулятор.
Му Цин напоследок поцеловал демона в губы: нежно и почти невесомо. Без языка, потому что сил хватило лишь на такой вот детский поцелуй. Но демон и ради такого чуть ли не до небес готов был взлететь.
— Сладких снов, демонёнок. — Му Цин лёг на чужое плечо, закрывая глаза, — не уходи от меня утром. Позволь проснуться вместе с тобой.
Хуа Чэн улыбнулся. Так ласково и как он умеет только он. Как он умеет улыбаться одному лишь Му Цину.
— Не уйду. Я буду рядом с тобой...
Всегда.
Утром Му Цин всё-таки проснулся один и внутреннее беспокойство всколыхнуло в нём ярким огнём, но не успел он поднять тревогу, как ощутил незнакомую тяжесть в ухе. Лёгкая, но всё же тяжесть, незнакомая и волнительная.
— Ах! Прохвост ты демон! — Му Цин громко и легко смеётся, связываясь по сети духовного общения с Хуа Чэном. Тот в ответ также тепло смеётся и несётся к своему небожителю в постель.
«Вместе с прахом демона получаешь и власть над ним»
Но Му Цин получил намного больше, чем его прах. Безоговорочное доверие демона, пожалуй, единственное, ради чего он готов жить.
Теперь красная серьга в его ухе — стимул быть лучшей версией себя.
