***
июль 1982 по девичьей комнате летали вещи, а по красным щекам текли слезы горечи. — лисён. жалобно протянул друг, касаясь её плеча. — ну ты чего… Лисса отдернула себя, оборачиваясь и заглядывая в карие глаза. — чего я? ты серьезно? голос сорвался на громкие рыдания. — Ваня она мне жизнь испортила, специально эту 4 влепила, ты же знаешь что я люблю математику, а эта жаба старая… Сафина зажмурилась, сильнее зарыдав. — она же знала что мама умерла… — я понимаю Лис… стараясь обнять, проговорил Ваня. — нет, ты не понимаешь! возразила рыжая, ударяя друга в грудь. — я всю жизнь на эту медаль пахала! а она… ненавижу, всех ненавижу, и город этот ненавижу, и её ненавижу, и отца… девушка обессилено упала на кровать, зарываясь носом в подушку. — ну чего ты… не говори так, город у нас не плохой… грустно говорил Ваня, присаживаясь рядом и начиная гладить её по волосам. — ты издеваешься? да меня всю жизнь презирают тут, из-за волос, из-за глаз, из-за того что я просто не такая как они, меня всю жизнь гнобили все кому не лень. Лисса устало вздыхала, стараясь донести для друга хоть что-то. — я не гнобил… виновато склонил голову кудрявый. — и ты был единственным. смахнув слезы, Сафина снова поднялась, засовывая остатки вещей в чемодан. — я уезжаю в Москву. не оборачиваясь кинула та. Бессмертного словно стрелой пронзило. в Москву? как в Москву? а он? сердце пропустило пару ударов, голова закружилась. единственный человек который его понимал и принимал уходит. — как в Москву? отрешенно выпалил Ваня. — вот так, я не хочу тут жить, я ненавижу это место. рыжая стряхнула головой. Казань напоминала ей черную дыру, которая все больше её затягивает, вечные избиения со стороны родителей, издевательства со стороны сверстников и учителей, и тусклые будни криминального города. так больше не могло продолжаться, душа рвалась на волю, там где её примут, там где она сможет писать как всегда и мечтала. сердце снова сжалось от буравящего спину взгляда. — Вань, поехали со мной. наконец повернулась та. кудрявый посмотрел на неё непонимающим взглядом. — ты же знаешь, отцу совсем плохо… я не могу его оставить. рыжеволосая закивала тяжело сглатывая. — тогда я… скривилась та, отводя голову в сторону. договорить она не смогла — тут же оказалась в теплых объятиях друга. — поклянись что мы ещё встретимся. вжимая девушку в себя прошипел Ваня. — я… — поклянись! — клянусь… Ваня закивал прижимаясь к ней сильнее. — я буду писать тебе. кивнула Сафина отстраняясь и берясь за ручку чемодана. — я буду ждать. сглотнул кудрявый, заглядывая ей в глаза.***
письма перестали приходить буквально через год после её отъезда. она соврала, не приехала, не написала. отец Вани тоже вскоре умер, и тут она не приехала, хотя он писал, писал об этом, о похоронах, о чувствах, о том как скучает, а в ответ вечное молчание. не выдержав, кощей поехал в столицу, надеясь её найти, но и тут промах. проспал пару ночей у двери, а потом узнал что больше там не живет. полностью разбитый, он с этой новостью вернулся домой, но и там не остановился, пришел на порог отцовского дома, желая чуть ли не силой выбить её место положение — четно, родители тоже не знают. Лисса словно испарилась. будто такой никогда и не было. а он не переставал ждать и помнить. ведь она же клялась, не могла же она соврать? кто знает. Лисса не приехала даже на похороны собственного отца, хотя и о них он писал. в последний раз, после этого, он перестал отправлять письма. и сейчас, Ваня сидел в полумраке кухни, слабо освещенной уличными фонарями. Казань давно спала, окутанная глубокой ночью. лишь кощей сидел над старыми письмами крутя в руках пустую рюмку. сон не шел, шли лишь воспоминания. мужчина устало прикрыл глаза, упираясь лбом в ладонь. на плечах почувствовались фантомные прикосновения, поглаживания, нос прорезал знакомый запах. он до сих пор все это помнит. помнит как нежно, она каждый раз обнимала его со спины, за плечи, прижималась щекой к кудрявым прядям чуть покачиваясь. Ваня улыбнулся, открывая глаза и вновь осматривая письма. — где же ты прячешься, лисёнок? ностальгически улыбаясь, прошептал Бессмертный. взгляд устремился в окно, на темное, звездное небо, сегодня оно было необычайно чистым. — смотришь ли ты сейчас на звезды? слабо склонил голову тот, засматриваясь.***
плечи слабо обдувал февральский ветер, заставляя поёжится. Лисса стояла на одном из Московских балконах, рассматривая звезды. голова как никогда была чиста. Лисса слабо прикрыла глаза, пора было идти спать. последний раз взглянув на чистое небо, Сафина зашла внутрь, скидывая с себя толстое одеяло и садясь на край кровати. сегодня квартира была как никогда пустой, жених до сих пор был в командировке, должен был приехать завтра вечером, а душу отчего-то терзает тревога. вздохнув, девушка побрела в ванну. представ перед зеркалом, Лисса склонила голову, проводя рукой по каштановым волосам, она совсем перестала себя узнавать. взяв небольшой контейнер, девушка сняла одну голубую линзу, открывая истинный цвет глаз. — цвет начал вымываться… устало заметила Сафина, продолжая поглаживать волосы. после чего, умывшись, направилась к тумбочке возлюбленного, ведь только у него была повязка для сна. открыв тумбочку, девушка начала в ней рыться, отчаянно что-то ища. взгляд упал на какую-то прямоугольную коробочку, хорошо замотанную темной тканью. любопытство взяло верх, и Лисса поспешно её достала, разворачивая. в свертке оказалась далеко не коробочка, а связанная стопка нераспечатанных писем, и все на её имя, от старого друга… она не забыла, и никогда не забывала. всегда хранила это имя теплым воспоминанием в сердце. рука уж было потянулась развязать тугую нитку, но отчего-то остановилась. Лисса взглянула на тусклый свет лампы, озаряющий комнату, а потом снова на стопку писем. вздохнув, девушка отложила их, решая что прочтет завтра, сегодня голова уже не думает.