Реакция Альт!персонажей мдк на свое будущее

      Как только двери за Главой Вэнь закрылись, остальные заклинатели тоже засобирались. День был долгий, насыщенный, но, по большей части, их не касавшийся. Поэтому теперь все жаждали разбрестись и посплетничать обо всем, сегодня услышанном и увиденном, не боясь при этом за свое мнение получить на орехи от кланов Вэнь или Цзян (кроме, конечно, представителей клана Лань – они собирались, как и подобает добропорядочным заклинателям, спать). Однако были те, кого произошедшее в книге задело напрямую – и вот они-то хотели обсудить все, подробно и, желательно, прямо сейчас. Вследствие чего возле столика замешкавшейся троицы (вопрос, расходятся ли они сами – или вспоминают изначальные планы на эту ночь и адаптируют их под новые обстоятельства – требовал немедленного решения) образовалось столпотворение, привлекшее внимание и всех остальных.       Интересно же, что еще натворят эти трое.       – Ты~ы, – первым до наследника Цзян со товарищи добрался Вэнь Чао. Причем добрался с таким видом, как будто собирался обвинить всех троих как минимум в политической измене, а как максимум – в мировом заговоре. – Ты что думаешь, раз отец обратил на тебя внимание, тебе все позволено?!       Цзян Чэн претензии не понял и на Вэнь Чао посмотрел вопросительно – снизу вверх, ибо вылезти из-за стола успела только Цин.       – Ты… Ты… Да ты в ногах у него ползать должен и прощения просить за недостойное поведение!..       – Где, в постели? – тоже не врубился в прикол Сюэ Ян, недоуменно моргнув и спросив почему-то не у Вэнь Чао, а у Цзян Чэна. Тот растерянно пожал плечами – с его точки зрения это уже какие-то ролевые игры получатся. Цин над их головами фыркнула – она не хотела, но после прочитанного накануне не могла не представить эротическую картинку с лучшим другом в главной роли. Получалось забавно и почему-то в антураже просмотренного когда-то фильмеца около-БДСМной тематики.       И без того не блещущее красотой лицо Вэнь Чао искривилось от злости.       – Ублюдок, – прошипел второй молодой господин Вэнь, выпучив глаза и чуть ли не плюясь слюной. – Тебе вообще слова не давали, безродный крысеныш! Взяли в Великий Орден милостью твоего дружка, так и не рыпайся!       Сюэ Ян, мгновенно растеряв хорошее настроение, окрысился и уже открыл было рот, чтобы послать Чао-Чао на три веселых буквы, но его сбил на подлете суровый женский голос, оттеняемый треском тяжелой электрической ци.       – Не вам, второй молодой господин Вэнь, решать, чьей милостью кто был принят в Юньмэн Цзян, – Пурпурная Паучиха собственной персоной приблизилась к собравшимся, а следом за ней показалась остальная часть семьи Цзян. А-Ли подбадривающе улыбнулась братьям, Вэй Усянь бросил нерешительно-любопытный взгляд. Цзян Фэнмянь, припозднившийся по причине выразительного переглядывания с Главой Не, виновато свел брови на переносице.       – Пф, – немного устрашенный этой, без сомнения, сильной и волевой женщиной, Вэнь Чао надменно вскинул подбородок и вякнул так, что услышали его в другом конце зала. – Сразу видно, из какого эти двое Ордена. Ни манер, ни воспитания! Неудивительно, что отец решил вас всех сжечь!       – А-Чао! – звонко воскликнула Вэнь Цин в повисшей тишине (за весенними приключениями наследника Цзян все как-то разом забыли, что фоном этой истории послужила война), но и она не успела сказать что-либо, что приструнило бы ее кузена и сгладило конфликт с Пурпурной Паучихой – Цзян Чэн, с каменным лицом допив из своей пиалы остатки вина, поднялся на ноги и, теперь возвышаясь над Вэнь Чао на несколько сантиметров, произнес с треском арктических льдов в голосе:       – Твоему отцу явно нравится мое воспитание. Особенно в постели.       …тишину разрезал хрип умирающего на заднем плане Лань Цижэня.       – Цзян Чэн… – растерянно пробормотал Вэй Усянь, покраснев щеками. А ведь буквально сегодня утром именно он бы главным бесстыдником и похабником! И вот, смотрите! Его шиди, который на самом деле не шиди, обсуждает свою личную жизнь посреди толпы заклинателей и даже не заикается!       – Что, кто-то услышал что-то новое, что ли? – огрызнулся тот, зло мотнув головой и оскалившись в сторону Вэнь Чао так свирепо, что парень аж отшатнулся. – Заебали. Хули собрались? Представление окончено, порнхаб уходит на технический перерыв!       – То есть, бухать? – уточнил снова словивший дзен Сюэ Ян, последним выбираясь из-за стола и подхватывая миску с самым ценным – конфетами.       – А может, хватит? – засомневалась Вэнь Цин, старательно игнорируя как медленно надувающегося Вэнь Чао, так и искрящую от ярости Мадам Юй. Она не хотела с этим разбираться, честно. Легче сделать вид, что проблемы не существует – авось пронесет?       – А что еще делать? Прогулка по городу отменяется, мы из дворца выйти не можем, остается только пить, – хмыкнул младший из троицы, краем глаза наблюдая за бурлениями в толпе. Намеренное пренебрежение всеми и сразу бесило остальных до невозможности – Сюэ Яна это устраивало.       – Звучит так, как будто единственное, из-за чего мы дружим – это выпивка, – закатил глаза Цзян Чэн, внутренне обмирая от стыда, плохих предчувствий, ярости и нежелания со всем этим разбираться. Если он сейчас сорвется – случится мордобой, ей-богу. И крайним останется он, потому что благородные заклинатели не решают свои проблемы кулаками, как мальчишки. И вообще, раз уж всплыло, что он взрослый, то и вести себя нужно, как взрослый, а не ввязываясь в драки с детьми (в лице Вэнь Чао).       – Нет, мы дружим, потому что вы богатые, а я сосу из вас бабло, – заржал Сюэ Ян, заставив Цзян Чэна поморщится. Нашел, что вспомнить – доебки Вэй Усяня-из-прошлой-жизни. Лично он богатым перестал быть в тот день, когда мать узнала, что он забрал документы из экономического, так что, фактически, единственный представитель высшего общества среди них – Вэнь Цин. Была. В прошлой жизни. Сейчас они втроем почти на равных.       – Если бы это было так, А-Ян, ты бы не остался рядом с А-Чэном после уничтожения Пристани, – мягко вмешался в перебранку Цзян Фэнмянь, по своей привычке перетягивая внимание разозленной жены на себя.       – Может, я надеялся, что он создаст новый Орден и я стану его правой рукой, – продолжал потешаться Сюэ Ян.       – Да ты ж первый меня нахуй пошлешь, – впечатлился объемом обещанных ему золотых гор Цзян Ваньинь. – И свалишь искать своего ненаглядного Сяо Синчэня, лишь бы не напрягаться лишний раз.       Вэй Усянь со своего места за спиной Юй Цзыюань обиженно надулся. А он бы не свалил. Он был бы с Цзян Чэном до конца – победного, желательно. И в горе, и в радости, а не как этот… крысеныш, неверность которого сам Цзян Чэн признает с легкостью и вслух.       – Так мы идем куда-нибудь, или тут будем до утра торчать? – все-таки потеряла терпение Вэнь Цин, одним лишь взглядом затыкая опять вознамерившегося что-то вякнуть младшего кузена. И на этом у всех вокруг резко проснулась совесть – сделав вид, что они не при делах и совсем не подслушивают чужие межклановые разборки, заклинатели споро рассосались из зала. Даже Вэнь Чао увел за собой Вэнь Чжулю, бросив напоследок нечитаемый взгляд на сурово поджавшую губы Пурпурную Паучиху.       Последними в зале остались Цзяны и Вэнь Цин, не знающая, куда податься – вроде бы Сюй-гэ, прежде чем скрыться вслед за Главой Вэнь, что-то там ей семафорил насчет разговора по душам, но она была увлечена очередной перебранкой и не обратила внимания. Или не захотела обращать – не одного только Цзян Чэна пугают грядущие разборки с семьей. Вэнь Жохань же с нее теперь не слезет, пока не вытрясет все, его заинтересовавшее – может, с парнями в Юньмэн потом свалить?.. И А-Нина с собой захватить. Ага, и сожгут на этот раз Пристань из-за нее. Весело будет.       – А-Чэн, я хотела бы поговорить с тобой… наедине, – взяла на себя инициативу Мадам Юй, пока дети не разбежались самостоятельно. Цзян Чэн в ужасе скривился – он уже представлял предстоящие «воспитательские беседы» и очень надеялся, что обойдутся они без Цзыдяня. Все ж таки, сколько бы лет ему ни было на самом деле и как бы он иногда не отвергал местные порядки, против некоторых железобетонных постулатов не попрешь – например, несмотря на отсутствие феминизма, как явления, перечить старшей женщине в семье запрещено, будь ты хоть Глава Ордена. Получить за это можно если не как провинившийся ребенок, то как обнаглевший адепт – точно. Так что порка все еще маячила на горизонте, что Цзян Чэна совершенно не вдохновляло. Не любитель он. Ни в каком из смыслов.       – Как пожелаете, матушка, – послушно склонил голову наследник Цзян.       Покрутив Цзыдянь на пальце, Пурпурная Паучиха кивнула сама себе и быстренько раздала указания всем остальным, смутно подозревая, что если она оставит все на самотек, то в лучшем случае от Безночного Города останутся руины. В худшем руины останутся от Пристани Лотоса.       – А-Ли, не задерживайся и возвращайся в выделенные тебе покои. Вэй Усянь, – услышав свое имя, Вэй Ин сразу опустил голову и напрягся. Он-то сегодня облажаться еще нигде не успел, только Лань Чжаня немножечко утром подразнил (о, небожители, в другом мире они женаты, точно, он забыл), но мало ли, что Мадам Юй могло не понравится. Дышал, может, неправильно. – Только попробуй хоть что-нибудь натворить, всю неделю будешь сидеть в Зале Предков и медитировать. Не смей покидать свои покои.       – Конечно, Мадам Юй! – для непоседливого Усяня медитации всегда были худшим наказанием из всех возможных, поэтому сегодня он, в принципе, может обойтись и одним вином в компании Не Хуайсана, если того отпустит Глава Не. Хотелось бы, конечно, пообщаться с братьями – интересно же о другом мире послушать, гуй побери, но пока лучше не рисковать. И, кидая на братьев заинтересованный взгляды, младший из детей Цзян, до последнего считавший себя вторым по старшинству, ушел вслед за сестрой, хотя очень хотел остаться и послушать, о чем будут говорить старшие.       – Моя Госпожа...       – Поговорим в следующий раз, – от мужа Юй Цзыюань небрежно отмахнулась, понимая, что разговор с ним ни к чему хорошему не приведёт и она лишь сильнее разозлится. Что плохо скажется на беседе с сыном, а этого ей сейчас хотелось в последнюю очередь. – А-Чэн, пойдем.       Ваньиню оставалось лишь тяжело вздохнуть и поплестись следом, краем глаза заметив, как Сюэ Ян, оставшийся без ценных указаний, машет ему рукой на прощание, счастливо улыбаясь во все клыки. Козел.       – Слышала, что она сказала мне? – проводив лучшего друга на верную смерть, довольный сверх меры Сюэ Ян повернулся к последней части их трио.       – Она тебе ничего не сказала, Ян.       – Именно! – Сюэ Ян аж засветился. Вэнь Цин, не уловив причин для счастья, приподняла бровь и вопросительно посмотрела на придурка. – Она сказала Вэй Усяню не устраивать беспорядок и вообще не покидать комнату. А я волен делать, что хочу.       – Тебя разжаловали из Цзянов? – немного подумав, сделала логичный вывод Вэнь Цин. Сюэ Ян притух, задумавшись следом.       – Возможно. Насрать. Пошли пожрем?       – Да ты заебал, жрать и пить – тебе еще что-нибудь надо? – возмутилась Вэнь Цин не слишком искренне, вежливо, но мимоходом, поклонившись Главе Цзян и направившись к выходу из зала, прекрасно зная, что Сюэ Ян последует за ней.       – Зрелищ! – ухмыльнувшись, Сюэ Ян действительно в два прыжка нагнал подругу, шагая с ней нога в ногу. Верх неприличия, максимум равности. – И вообще, я растущий молодой организм! Какой из тебя врач, если ты…       Глава Цзян, который задумчиво стоял чуть в стороне и все это время наблюдал за своей семьей (имеет ли он право считать эту девочку-Вэнь своей семьей?), вздохнул и перестал слушать. Ночь им всем предстояла долгая.       …Идти за матерью не хотелось.       Что на этот раз он услышит? Что, даже будучи морально взрослым мужиком, и то не способен превзойти Вэй Усяня? И, простите боги, Сюэ Яна, второго ученика Ордена? Им мать тоже часто пыталась попрекать его, правда, только в этой жизни – сам привел в дом и сам уступил главенствующее место в этом самом доме, ага. Ян талантливый (заклинатель и программист), Усянь гениальный (во всем, за что берется), а Цзян Чэн посредственность. Сейчас бы ещё добавить в этот список гениальность и талант Вэнь Цин – вообще заебись будет. Был бы Чэн помладше, готовился б к моральной смерти – все вокруг умные, один он тупой, как пробка от шампанского.       Хорошо, что этот момент ненависти к себе он уже перерос – спасибо все тому же Яну и дяде Жоханю, вытащившим его из ментального болота, в котором он обретался. Ян при первом же знакомстве заявил, что мать у него – тупая сука, чем впечатлил восемнадцатилетнего Цзян Чэна до ступора. Услышать об успешной бизнесвумен Юй Цзыюань нелестный отзыв, причем не на страницах желтой прессы и не в сторону ее лидерских талантов, для него было сродни перевернувшегося кверху тормашками мира… А дядя Жохань как-то сказал ему, что делать в этой жизни стоит только то, что хочется самому – иначе сдохнешь несчастным. Учитывая, что дядя Жохань при этом не нищенствовал и вполне уверенно себя чувствовал в роли одного из самых богатых предпринимателей страны… Прислушаться к его советам явно стоило. Во всяком случае, выглядели они заманчивее маминого «паши, как вол, иначе хрен тебе, а не успех».       Что говорить теперь, когда все это осталось в прошлом и даже мать уже совсем другой человек, Цзян Чэн не знал.       Юй Цзыюань привела его в один из внутренних садов Безночного Города. Конкретно этот напоминал скорее цветочную поляну, чем сад – множество мелких ало-оранжевых цветочков, мягко светящихся в ночной темноте и издалека похожих на язычки пламени, ковром покрывало все обозримое пространство от веранды до веранды. Кое-где в озере искусственных огней виднелись проплешины – беседки, раскиданные в произвольном порядке по всему саду, и ведущие к ним дорожки, аккуратно вымощенные крупными плоскими камнями.       Сад Огнецветов – мгновенно узнал место Цзян Чэн, неиронично восхищенный открывшимся ему видом. Вэнь Цин рассказывала об этих цветах – растущие исключительно в Безночном Городе, они являются плодом исследований кого-то из рода Вэнь, и живут за счет вэньской ци. Огнецветы не засыпают на зиму, не цветут сами по себе и существуют только до тех пор, пока в Безночном Городе живут потомки Вэнь Мао. Цветут они, к слову, только если Вэнь вольет в них свою ци – зато в любой момент времени, хоть зимой, хоть летом, хоть ночью, хоть в полдень. И отцветая, бутоны просто закрываются, превращаясь из маленьких солнышек в такие вот язычки… Цин всегда жалела, что под рукой нет камеры, чтобы показать им с Яном эту красоту. И вот, он стоит здесь, на окраине огненного поля, и рядом нет ни одного Вэня, способного показать ему цветение самых красивых, по словам Цин, цветов этого мира.       Интересно, откуда Юй Цзыюань знает об этом саде? Нет, Цин говорила, что вовсе он не секретный, и вообще Вэни часто используют его для насмешки над остальными Орденами – мол, смотрите, что у нас есть, ваши пионы с лотосами и рядом не валялись, но все же. Странное место для промывания мозгов.       – То, что говорилось в книге, – начала Юй Цзыюань, когда они оба устроились на подушках в дальней беседке. Ни чая, ни освещения не было – только они двое, слегка подсвеченные лунным светом сверху и отблесками волшебных цветов по бокам. Цзян Чэн посмотрел на запнувшуюся на середине фразы мать недоуменно – что, его не сразу обвинят в некомпетентности? Это что-то новенькое. – Для тебя это действительно нормально? Подобные… отношения?       Цзян Ваньинь моргнул. Ой, это разговор о пестиках и тычинках, что ли? Внезапно.       – Матушка, вы говорите о том, что я сплю с мужчинами? Или что мне нравятся мужчины старше меня? Или что меня устраивают отношения на одну ночь? – на всякий случай уточнил он и с удивлением отметил, как благородную белизну материнских щек накрывает тень румянца. Пурпурная Паучиха отвела от сына взгляд, поджав губы, и быстро кивнула.       – Если… Если книга солгала, если тебе не нравится…       – Мам, – даже не «матушка». «Мам», как в далеком детстве. Не в этом, заклинательском, а в том, другом детстве. Когда от него требовали гораздо меньше, а он сам не знал о себе так много. – Все действительно в порядке. Если исключить, что Вэнь Жохань – дядя Цин, и я привык считать его… эм, дядей, ничего катастрофичного в книге не произошло. В мире, откуда мы родом, другие порядки. Брак не обязателен, доступный секс – не только в борделях. Главное, чтобы все было по согласию, остальное – вопрос личного желания и морали. Единственное, супружеские измены не одобряются, если измену докажут, можно лишиться карьеры, но и там вопрос тонкий. Что касается лично меня… Я не обрезанный рукав.       Судя по разочарованному взгляду, Юй Цзыюань ему не поверила. Цзян Чэн не сдержал смешка:       – В том мире это называется «бисексуальность». Мне нравятся и парни, и девушки… Может быть, однажды я влюблюсь в девушку и захочу на ней жениться. По-настоящему, а не как с Цин.       …хотя за все свои две жизни именно «влюблялся» он почему-то исключительно в парней. Даже прекрасная Лю Минъянь не затронула струн его души, как и Ша Хуалин, с которой он некоторое время взаимно и без обязательств развлекался, не заняла в его сердце места больше, чем подруга по постели. Зато на Лю Цингэ он слюни пускал – будь здоров, ага. На Лю Цингэ, максимум взаимодействия с котором было «документы в кабинет занести» и «Минъянь из рук в руки передать».       Гетеро из Цзян Чэна так себе, если честно.       Но шансы же все равно есть.       – …Хорошо, – с явным трудом проговорила Пурпурная Паучиха, алея щеками. Удивительное бесстыдство сына ставило ее в тупик. Да и вообще… Пока Цзян Чэн опасался, что его будут бить, сама Юй Цзыюань понятия не имела, что ей делать с сыном, который, получается, не совсем ей и сын? Который смотрит прямо, говорит решительно, наглости имеет через край и делишки проворачивает куда более грандиозные, чем попойка в Гусу. – Думаю, тебе виднее, что делать со своей личной жизнью… если это не приведет к уничтожению Юньмэн Цзян.       Цзян Чэн скис. Ну, проебался он где-то – откуда ж он знает, где именно? Может, там вообще дело не в сексе было. Сказано ж – Жоханю он нужен был на одну ночь. Сам Чэн тоже явно не собирался за Главой Вэнь хвостиком бегать, выпрашивая милости и поцелуй на удачу. Значит, и нападение на Юньмэн никак не связано с этим… постельным приключением.       Наверное.       «Ловушка на друзей» в Илине немного путала карты.       – Если это все…       – В книге говорилось, что ты сбегал из дома, – быстро перебила Пурпурная Паучиха намылившегося сбежать Цзян Чэна, будто сама боялась передумать. – Почему?       Оу.       Оу.       Вот это уже серьезно.       Цзян Чэн криво усмехнулся, сложив на груди руки в защитном жесте. День откровений, да? Душа наизнанку, секреты на стол. Порнхаб переквалифицируется в онлайн-психолога. Что ж… А вот возьмет, и скажет. Правду. Которую Юй Цзыюань из двадцать первого века от него никогда не слышала. Потому что не спрашивала.       – По разному бывало. Когда не занимал первое место в каком-нибудь рейтинге, когда в инте… ммм… вместо учебы ерундой занимался, хотя все домашние задания и дополнительные задачи от репетитора я уже сделал. Конкретно в тот день, когда я встретил Яна... Я провалил экзамен. Полностью. Не просто плохо его сдал, а... Грубо говоря, промахнулся мимо мишени на сегодняшних соревнованиях и попал себе в ногу. А Усянь – в яблочко. Ты была в бешенстве. Кричала, что я позорище, что на меня потрачено так много сил и денег, а я даже не могу оправдать твоих ожиданий... Отец, как обычно, работал – а в том мире работа и дом не находятся на одной территории. Его, считай, сутками дома не было. Усянь никогда не смел сказать тебе слова против, А-Ли гуляла с подружками, а я... Психанул. Сбежал, хлопнув дверью... Думал, к Цин пойти, но у нее в это время тоже были экзамены, и я не хотел ее напрягать. Она шла к своей мечте, а я ненавидел свою жизнь. Так в том баре и оказался.       …а потом нажрался так, что бармен приставил к нему Яна – во избежание лишних проблем. Вручив мелкому пиздюку ведро и тряпку. Яну пришлось сидеть, наматывать его сопли на кулак и держать за волосы над ведром… Домой Цзян Чэн вернулся только утром, и в его голове, в такт пульсации похмелья в висках, звенел голос Яна, детально и матом раскладывающего по полочкам, почему Юй Цзыюань – сука, а Цзян Чэн – избалованный ублюдок с золотой ложкой в жопе.       Цзян Чэн его потом, гораздо позже, с Вэнь Чао познакомил – в надежде показать, что не такой уж он и избалованный, могло быть и хуже. В результате Ян сказал, что у Вэнь Чао – золотой половник, а у Чэна, так уж и быть, десертная ложечка.       Вэнь Цин смеялась до слез. Ее, кстати, Сюэ Ян избалованной никогда не называл.       Пока Цзян Чэн предавался воспоминаниям о минувших днях, Юй Цзыюань обдумывала услышанное. И выводы ей не нравились. Причем не сколько с точки зрения неправильности своих поступков (она все еще не видела, в чем она не права, разве это плохо – желать своему ребенку успеха и подстегивать его добиваться лучших результатов? Как иначе он станет счастлив, как иначе он выживет и сможет отстоять свое мнение? Цзян Чэн вырос тем, кто он есть, потому что та она, она-из-другого-мира, стремилась сделать его лучшим), столько со стороны реакции сына. И оговорка про ненависть к своей жизни.       Та она вряд ли хотела, чтобы ее ребенок ненавидел свою жизнь. Как не хочет этого и здешняя она, та, которая сидит сейчас в вэньском саду и знакомится со своим сыном через страницы магической книги.       – Я и в этом мире тебя всем этим попрекаю, – произносить слова было почти физически больно. – Но ты ни разу не высказался против и не пытался оспаривать мои решения, если они не касались других. Что изменилось?       – Изменился я сам, – Чэн решительно смотрел прямо в пурпурные глаза матери. – Я давно переборол ненависть к себе. Я больше не пытаюсь стать идеалом, которым ты или отец хотите меня видеть, больше не надеюсь, что вы заметите и оцените мои старания и успехи. Я живу для себя, я люблю свою жизнь и умею наслаждаться ею. Я не спрашиваю у тебя, с кем мне дружить и с кем мне спать… Чем ты меня до последнего донимала в том мире. Тебе не нравилось ничего во мне. Ничего из того, что воспитала во мне не ты. В том мире я окончательно ушел из дома после грандиозного скандала – пошел против твоего решения и выбрал свою собственную мечту. Отказался быть наследником вашей с отцом компании ради карьеры, которую ты считала ничтожной. Грубо говоря, вместо наследника Ордена я стал наемным городским стражником. Мои друзья, мои любовники, моя жизнь – стоило мне появиться на пороге отчего дома, пересечься на семейном празднике А-Ли или А-Ина, прийти на семейный ужин в ресторане в честь годовщины вашей с отцом свадьбы… Ты всегда проезжалась по мне и моей жизни. По итогу и семьей мне стали Вэни. У них я проводил Новый Год, они поздравляли меня с днем рождения и звали отмечать свои. Дядя Жохань помог мне выбраться из передряги, когда я на работе случайно вляпался в разборки не по уровню… А сейчас, в этом мире, я уже взрослый. Я попал сюда взрослым, и… Я не нуждаюсь в вашем с отцом внимании, как нуждался в своем настоящем детстве.       – Ты… ненавидишь меня? – Цзыюань всегда была гордой и никогда не признавала свои ошибки, но сейчас… видимо, где-то она все же ошиблась. Возможно, другая-она, возможно, эта-она. Возможно, обе. И осознавать, что ее сын, вероятно, ненавидит ее, предпочитая ей, родной матери, другую семью... было больно. До слез, которые она привычно проглотила, лишь сильнее ужесточив взгляд.       Цзян Чэн всерьез задумался. Ненавидит ли он свою мать? Никогда не задавался таким вопросом, если честно.       – Нет, – помолчав некоторое время, решительно качнул головой мужчина в юношеском теле. – Я не ненавижу тебя. По крайней мере, ты все еще лучше, чем мать Яна.       …Она не проституткой была даже, а просто шлюхой, продающей себя за дозу наркоты. Чэн на фоне Яна действительно выглядел рафинированным мальчиком-принцем, одетым с иголочки, сытым и немножко побитым, а не избитым очередным маминым трахалем до полусмерти. Но – у каждого свои масштабы трагедии. Что для одного – райские кущи, для другого – адский котел… Тем более, чёт не больно-то Ян, попав под воспитательную руку Цзыюань, ей вдохновился. Как называл сукой, так и продолжает. Всей-то и разницы, что Цзыюань – сука при деньгах, а свою мать Ян предпочитает не вспоминать, делая вид, что ее никогда не существовало и его нашли в капусте сразу подростком.       – И, если учитывать книгу, – Цзян Чэн замолчал, отведя взгляд и крепко сжав кулаки в руки. – Ты могла спасти только меня, а Яну и Вэй Ину приказать остаться в Пристани. Я… предпочту верить, что раз ты позволила им столько лет жить в Пристани и считаться моими братьями, разрешила им учиться и спасла вместе со мной… Ты все-таки не ненавидишь их. Хотя бы не так сильно, как показываешь. Так что я не ненавижу тебя. Не люблю и искреннего сыновьего почтения ты от меня, извини, не дождешься, но и ненавидеть тебя мне не за что.       Договорив, Цзян Чэн поднялся на ноги. Он не хотел более продолжать этот разговор, ему хотелось к друзьям, туда, где он будет чувствовать себя комфортно, а потому поспешил поставить точку и сбежать.       – Не вините себя, матушка. Ненависть к себе – дерьмовая штука, по себе знаю.       Вздрогнув от вернувшегося в речь сына показательного «выканья», Юй Цзыюань осталась сидеть благородной статуей. Изящной, непоколебимой, омертвевшей. Цзян Чэн вежливо поклонился, возвращая себе маску приличного заклинателя, живущего по совсем иным моральным нормам и правилам этикета, нежели шанхайский коп двадцать первого века. И уже отвернувшись, намереваясь уйти, вдруг остановился и обернулся обратно, шаловливо, как мальчишка, улыбнувшись и переступив с ноги на ногу.       – Хотя, знаешь, мам, не будь я твоим сыном, мы могли бы стать хорошими друзьями. Вэнь Цин тоже та еще стерва, когда захочет, да и мой характер… такой же ублюдочный, как и твой.       В рыжих отблесках вэньских огнецветов А-Чэн показался Цзыюань совсем чужим.