Могилка на берегу Невы

Больно. Невыносимо больно! Горячие слёзы уже не дают видеть ничего. Башка пульсирует, будто вот-вот разорвётся. Слышны тысячи взрывов, отдающихся в голове оглушительным звоном. Небо заволокли неподвижные свинцовые тучи, пока металлические птицы быстро плыли по нему, безжалостно сбрасывая бомбы на город. Им плевать, что там находятся люди, дети, был приказ — выполняй! Горело всё. Как на глазах рушились так любимые Александром здания. Люди пытались спастись, но каждый снаряд бил точно в цель… Каждая мать судорожно пыталась спасти своего плачущего ребёнка, мужчины в тяжёлых шинелях указывали путь к бомбоубежищу. Толкучка страшная, вот, город кто-то толкнул. Из груди вырывается крик полный отчаяния и адской боли! Ленинград падает на влажный ледяной асфальт, взор его направлен на небо. «Кажется, сейчас опять пойдёт дождь.» — единственная мысль, проносящаяся в голове. А люди всё бегут — кто-то молится, кто-то просто плачет, никто не может смириться со скорой смертью. После очередного потока бомб боль резко стихла, а разум погрузился в абсолютную темноту… * * * — Твою мать, что с ним! — сквозь пелену слышится собственный, нервный и срывающийся на крик голос. Всё тело предательски дрожит, пока он бежит к свежей газете, не веря страшным словам генерала. Голова кружится так, будто он сейчас потеряет сознание. На лист смотреть не хочется, но он, пересиливая себя, всё же бросает туда взгляд… Газета незаметно падает на пол, а руки так и застыли, будто по-прежнему сжимают её. От звона в голове хочется застрелиться. Он будто под водой и слышит дрожащий оклик военных… «Вчера, в 20:00 на Ленинград было сброшено около пятидесяти тысяч фашистских и финляндских бомб. Город на Неве практически полностью уничтожен…» — статья так и застыла у него перед глазами. — Практически! — от громкой реплики находящиеся в кабинете вздрогнули, непонимающе глядя на Московского. — Я еду в Ленинград! Он помнит, как стрелой вылетел из кабинета, набрасывая на ходу пальто, помнит, как сел в машину, думая только об Александре! — Отче Небесный, искупителю Иисусе Христе, Боже Душе Святый, истинный, единый и высочайший Утешитель! Когда… — он не прекращал читать молитвы всю дорогу. Как заканчивалась одна, начиналась другая, читаемая с ещё большим усердием и верой. Путь казался невыносимо долгим, будто его специально растянули на тысячи километров. Дождь лил как из ведра, бушевала осеняя гроза — вся погода будто отражала текущие события, ничуть не вселяла надежды. Москва трясся то ли от холода, то ли от резких громовых раскатов, а то ли…ох. «Хоть бы доехать быстрее!» Видимо, Господь его в чём то услышал, вдали наконец-то виднелся ОН. Город. Вернее то, что от него осталось. Дальше двигался своими ногами. Жуткие развалины заставляли сердце Москвы отчаянно сжиматься, пока он всё бежал и бежал, искал свою Северную Зарю в…пустом городе! Ноги подкашивались, воздух пропадал из лёгких. Но вот, он видит под несколькими большими камнями родное, бледное тело, покрытое множеством рваных ран. Ноги ноют, пока он опускается перед Невским на колени, камни в сторону отбрасывает. Верить в это не хочется. Неужели это всё? Он мёртв! В груди вновь запорхала надежда, когда ресницы Пальмиры чуть заметно дрогают. Из груди вырывается горький смешок, Саша жив! Счастье разливается от самых кончиков волосков на голове до пяток. — Paradise мой! — Саша болезненно сжимается, щурится. Голова у него гудит нещадно. — Миша… — хриплым голосом он тянет, а тот в ответ прижимает к себе как последнего на Земле. Нет, Саша не последний. Он единственный. Самый любимый. — Миша, мне больно! — из глаза его счастья катится скупая слеза. Душа от этой картины сжимается. — Саша… — Миша, помоги! — Невский произносит это так громко, что в этой мёртвой тишине кажется оглушительным. Страшно. — Саша, Саша, Саша! Потерпи! Пожалуйста! Сейчас! — Но Саша успокаивается. Его моргания замедляюся. Он внезапно произносит такую фразу, от которой у столицы по коже пробежал жгучий холодок. — Миша, я умираю. — Не смей так говорить! — слишком резко и зло отрезает Московский, на что Саша быстро в страхе сжимается. Столица хотел бы себе за это сам по лицу зарядить, он тут же смягчается, — Сашенька, мы едем в Москву! Там тебе обязательно помогут, ты только держись! Романов не сильно тяжёлый, его поднять легко совсем. — Миша, стой… Просто, прошу… Обними меня, солнце моё! — это было произнесено так нежно, и одновременно очень настойчиво, что удивило блондина. Саша столичные обороты не растерял! Но сейчас не время шутить… — Саш, нужно тебя скорее отвести в… — Москва… — этот вздох не сулил ничего хорошего. Миша вновь опускается на асфальт, крепко прижимая Град Петров к себе. Они сидели так ещё секунд тридцать, столица слышал последние сердцебиения его любви. Может быть, они сейчас в другом мире оба находятся, в своём, собственном. Саша быстро и чётко тараторит: — Милый… я невероятно рад, что умру в твоих объятиях, и знай, что я ни на секунду не переставал тебя любить в своей жизни… Прошу, не грусти обо мне долго. — его лёгкий поцелуй в щёку он не забудит никогда… Не забудит так же то, как невыносимо было на душе от его слов. Не забудет, как впервые за несколько веков плакал, прижимая к себе его хрупкое тело. Северный ветер ласкал его короткие волосы, а потом так же затих. — Я тоже, очень сильно тебя люблю… — Московский уверен, Саша его слышит. Похоронили Романова Александра у берега Невы. * * * О… Берхард даже не представляет, как Москва его теперь ненавидит! Эта ненависть каждый раз, после каждой проигранной битвы подгоняла столицу, злила ещё больше. Эта мразь поплатится за его любовь! Немудрено, что с такой мотивацией войну они выигрывают. Как же было приятно ломать Шпрее шею! Но эта сука выжила потом. Миша судорожно смеётся. Очередная битва в его жизни закончилась многоточием… Плакать хочется, но война все слёзы выпила. Что с Есугеем этим, что с Берхардом — никому отомстить не удалось. Ленинград после войны отстроили. Москва лично контролировал весь процесс. Но в итоге недовольным остался. Отреставрированный новый город совсем не похож на его Северную Зарю… Он, Камалия, Святогор, Василиса, Константин, Алексей видят нового мальчишку-Ленинграда и глаза тут же опускают. Похож на старого только внешне… Не их это Саша. Ах, да, Москва упомянуть забыл! Предатель-Хельсинки тоже хотел приехать к «старому другу». Разбивать морду фину тоже приятно было. * * * Сейчас уж 21-й век на дворе, а Москва всё смириться со смертью любимого не может, нет… Дата 8-е сентября как раскалённое клеймо высечена на его памяти, и он приходит на могилу Санкт-Петербурга каждую неделю. Мальчишка Ленинград уже подрос. В ногу со временем двигается — самый современный город, множество у него небоскрёбов высоченных, о прошлом совсем не заботится — в будущее смотрит. Санкт-Петербург не оценил бы такое. Новгород с Тверью, конечно, нянчатся с ним, но… С этими старыми городами у Москвы даже отношения улучшились, кто бы мог подумать, как смерть сближает, однако! Казань его тоже поддерживает как может — нельзя столице такой державы огромной киснуть! Но сама потом отворачивается, печалиться то нельзя, но поводов много… В жизни Миши сейчас многое что не так идёт. Война с Димой, к примеру. Но когда он приходит на Сашину могилу, слышит шум Невы, а северный ветер его волосы ласкает, становится чуть лучше.