Сезон штормов

      Джокер не просто безумен по умолчанию – Джокер без ума от Бэтмена. Это знает, должно быть, каждая живая душа – и даже многие из тех, кто отправился кормить рыб в Готэм-ривер (некоторые – аккурат из-за этого знания, но кто считает?).       Джокер годами боролся с Бэтменом за Готэм.       Теперь же, с некоторых пор – с Готэмом за Бэтмена.       Этот чертов город хочет отобрать их у него. Их обоих. Брюса — извечного благодетеля, филантропа, самого завидного местного холостяка. Бэтмэна — своего верного, несравненного героя. И уже за одно это заслуживает гореть дотла.       Вот только между Готэмом и Джокером стоит Бэтмен.       Говорят, за полярным кругом солнца не видят месяцами кряду. В Атлантике сезон ураганов может затянуться до полугода. В Уэйн-мэноре без штормов не обходится ни дня.       Джокеру мало, ничтожно, преступно мало Бэтса: он не подписывался делить его с городом. Хочется владеть им всецело, единолично, забраться под костюм, влезть под кожу и течь по венам.       Отнимут. Заберут. Каждый желает, каждый хотел бы – даже не зная, а уж если бы знали, точно не посмотрели бы ни на кого другого. Да ради Бога, неужели хоть кто-то в этом чертовом городе – в этом мире! – может сравниться с Бэтмэном? С Брюсом Уэйном?       Джокер (пока) единственный знает, что между ними нет разницы.       Джокер сделает все, чтобы таковым остаться.       Чтобы никому их не отдавать. Их обоих.       Говорят, посуда бьется на счастье. Город ничем не хуже, если задуматься. Джокер закрывает глаза, и звон бьющегося стекла – музыка для ушей. Вспышки от взрывов – фейерверки: к чему ждать Дня независимости, когда независимым можно объявить любой в календаре?       Только вот вся хваленая независимость летит в бездну, когда на плечах смыкается объятием пара крепких рук: Джокер теряется каждый раз от остроты ощущений, от того, какую Бэтмэн над ним имеет власть – пусть даже сам об этом никогда не узнает (от Джокера уж точно).       Не так страшен огонь, кислота, латунь или пули. Боль – чепуха, старый товарищ, верный спутник. Кровь – проводник, игриво щекочет кожу. Уязвимость – вот что пугает по-настоящему. Новые земли, неизведанная территория. Глубоко чуждое, непонятное желание передать контроль – противоречащее напрочь всему, что исповедуешь.       Мой – голодными укусами на шее, груди, предплечьях: все равно скроется под костюмом, под чертовыми отутюженными рубашками сродни той, что летит скомканной на пол, а если нет – еще лучше: пусть видят, пусть знают, я хочу, чтобы знали, слышишь, Мышонок?..       Знали, чей ты – и что никогда тебя не получат.       Не допущу. Не позволю.       Мой.       Если когда-нибудь настанет день, когда он перестанет быть единственным в бэтсовом сердце, Джокер станет единственным, чью жизнь тот рискнет забрать. Ну или по крайней мере первым в списке: не то чтобы дальше для него будет разница.       Мой.       Джокер не приемлет иной реальности.

***

      Вот ведь какая ирония: Альфред годами твердил ему про синдром спасателя, но лишь когда Джокер вплотную вошел в его жизнь, Брюс впервые задумался, что это на самом деле значит.       Готэм нуждался в нем задолго до того, как Бэтмен вышел на улицы.       Джокер нуждался в нем дольше, чем сам когда-либо сможет признать.       Выбирать между ними – невыносимо, но истинный выбор сделан уже давно.       Истинный выбор – сомкнуть кольцо рук вместо наручников на тонких запястьях. Истинный выбор – губами к губам, кожей к коже, и вместо лишнего часа патруля по ночным улицам – в предрассветном полумраке нырнуть под одеяло, привычным, отточенным движением огладив выступающие ребра: Джокер отчаянно мерзнет ночами, и особенно – под самое утро.       Брюс не признается в этом вслух, но он так чертовски горд быть единственным, кому позволено это знать.       Готэм и Джокер оба просыпаются с первыми лучами солнца.       Но лишь с одним из них Брюс желает встречать рассвет.