Принц, фиалки и балет

— Так. Мне три бутерброда с сёмгой, да-да, те самые, что у нас в буфете по цене, как крыло от «Боинга». И мороженое. Есть у нас мороженое, Люсьен? Вот, мне четыре… Нет, пять шариков! И кофе. Со сливками! И с сахаром! Люсьен, он же — омега Лёнька, буфетчик Очень Большого Театра, вылупил глаза. Потом потёр уши. Потом кашлянул, и переспросил: — Т-три с сёмгой, мороженое и кофе со сливками? Сладкий?! Вы… уверены, Афродит Петрович? Красавец-омега Афродит Петрович, главный балетмейстер Очень Большого Театра, прозванный труппой за отвратительный характер «ВВ» (Властный Властелин), мрачно кивнул, подтверждая странный заказ. Люсьен-Лёнька посмотрел на ВВ с ужасом, и поспешил побыстрее накидать на тарелку, в креманку и в чашку требуемое. Вручил заказ клиенту, нетерпеливо бьющему по прилавку свернутой в трубочку театральной программкой, и облегченно выдохнул, когда тот со своим бутербродным богатством отошёл прочь. И правильно сделал Люсьен, что поспешил, тем самым не попав под горячую балетмейстерскую руку! Потому что ВВ был зол, очень зол. Сегодня на премьеру «Проснувшейся Красавицы» снова заявился этот… как его… молодой омега, Наследный Принц Монако. И теперь с третьим звонком нужно было идти в Царскую ложу, и развлекать юного гостя разговорами о прекрасном. Вообще, тот что-то последнее время зачастил ходить на спектакли. Нашёлся балетоман омежий, понимаешь! Недели не проходило, чтобы не пришёл. Приходил, и сидел, и требовал внимания. Ну, если честно — не то, что требовал. Скорее, наоборот. Лишний раз боялся рот открыть. Смотрел на ВВ, как на Всевышнего и Властителя Муз. И только шептал по-своему, по-французски, с придыханием: «Шарман! Шарман!». Восторг, то есть. Обычно Главный Балетмейстер принимал свою кару, в виде сопровождения высокого гостя, как должное. И встречал, и развлекал, и экскурсии за театральные кулисы устраивал. А как иначе? Принц Монако, обучающийся в Столице Нашей Родины по обмену, был одним из главных спонсоров и лицо, важное во всех отношениях. Лицо, кстати, само по себе — вполне симпатичное. Миленькое такое лицо. Если вам, конечно, нравятся голубоглазые нежные омеги. ВВ, будучи сам омегой, всю эту красоту в упор игнорил, а вот все театральные альфы ахали и охали. Точнее, рычали и дрочили на образ Светлейшего гостя. Афродит Петрович, которого Принц откровенно раздражал своей пугливостью и трепетностью, не сочетающейся с высоким статусом, терпел гостя с трудом. Но терпел. А вот сегодня — сорвался. Да честно! Осточертело всё! С самого утра настроение было не па-де-труа. И даже не па-де-де. И не стакатто. А скорее, в миноре. Почему-то хотелось уткнуться носом в подушку и рыдать. И на завтрак съесть не диетический творожок с курагой, а маринованных корнишончиков. Банку. Или вот хоть, бутер со слабосолёным лососем. Самое же ужасное состояло в том, что со вчерашнего дня Афродит знал причину этих странных желаний. И от этого его настроение только ухудшалось. Эх… ВВ подошёл к большому, в рост, зеркалу в старинной витиевато-позолоченной раме. Тяжко вздохнул. Встал боком, и стал рассматривать себя в профиль. Что и говорить — он был во вполне отличной для сорокалетнего омеги, физической форме. Сильная и одновременно изящно-скульптурно выточенная фигура, идеальные ноги, крепкая задница, а главное — абсолютно плоский живот. ПОКА плоский. Афродит застонал, схватился за ухоженную тёмную шевелюру, и поклялся сам себе: во что бы то ни стало разыскать и отпинать стройными балетными ногами негодяя — причину его страданий. Страданий, перевернувших всю жизнь Главного Балетмейстера! А началась эта история месяц назад… *** — Афродит Петрович, что делать, что делать!!! Зам главного балетмейстера, бета Элеонор Павлович всплеснул руками в отчаянии. Остальные присутствующие в танцклассе активно переглядывались. Кто с надеждой, кто с азартом, кто с тайным или явным злорадством. Причина же была стара, как мир. — Синеглазов вывихнул лодыжку. Его дублёр, Белокудров, заболел гриппом. А дублёр Белокудрого, Румянощёкин, на гастролях в Питере, в Не Самом Большом Театре! — И что? — мрачно поинтересовался Афродит, Властный Властелин. — Ну как же! Завтра вечером долгожданная премьера «Щелк…»… Ой, то есть, «Разгрызателя орехов»! А у нас нет исполнителя роли Главного Серого Мыша! — Какого-такого Мыша? Это вы про Мышиного Короля, что ли? — Конечно, Афродит Петрович, про кого ж ещё? В новой, продвинутой постановке, он именно так называется. Вы же сами велели «покреативить»! ВВ пожал великолепными точёными плечами, слепленными годами балетных тренировок и упражнений: — Ну, поставьте кого-нибудь из вторых солистов. Вторые солисты замерли, не веря своему счастью. Корифеи надулись. Кордебалет злобно зашипел, как стадо змей, и плюнул в спину вторым солистам. — Они не вытянут, Афродит Петрович, — упавшим голосом отозвался мерзкий зам, тем самым похоронив надежды присутствующих. Вторые солисты ненавидяще зыркнули на зама. Корифеи ехидно заулыбались. Кордебалет победно плюнул во второй раз. — Это сложная партия, Афродит Петрович! Там кого попало не поставишь! А на премьере завтра будет сам… — Принц Монако, верти его черти в аду! Знаю, знаю… — скривился, как от зубной боли, ВВ. Выход оставался только один. И Главный Балетмейстер, поняв, что деваться некуда, пылая раздражением, попёрся в служебные помещения, где размещался театральный реквизит. По пути его накрыли воспоминания. Вот он, юный двадцатилетний серафим, порхает по сцене. Вот — легкокрылый тридцатилетний мотылёк, парит в прыжке. А вот — с угрюмым лицом смотрит на свечи-цифры «35», криво воткнутые в торт, который ему преподносят дорогие коллеги. Карьера танцовщика закончилась, и началась карьера Очень Злобного Балетмейстера, которому не дали дотанцевать! Из просто Очень Злобного Балетмейстера Афродит скоро дорос до Главного Злобного. И всё было бы прекрасно, если бы не одно «но». ВВ реально не успел натанцеваться всласть! А ещё не успел устроить свою личную омежью жизнь. Всю свою душу, сердце и время он отдал Театру. А на остальное тупо забил. И вот, в итоге получилось — ни танцев, ни лички… Везде фиаско. И понимание этого мягкости характеру ВВ не прибавляло. В отместку Афродит поклялся, что никогда больше ноги его не будет на предательской сцене, как танцовщика! А теперь придется эту клятву нарушить. *** Покрытый пылью, костюм Мышиного Короля лежал всё там же, на дальней полке, где Афродит, скрывая скупые слёзы, оставил его десять лет назад. Отряхнув зловеще скалящуюся серую мышиную голову от пыли, ВВ сунул её подмышку, и отправился в гримерку ныне безответственно занемогшего солиста Синеглазова. Через полчаса начинался предпрогон спектакля, и надо было явить себя на сцене во всей мышиной красе. В костюме и при параде. Натянув трико, обернувшись в бархатный театральный плащ-накидку, и надев голову Мыша из папье-маше, Афродит прошел за кулисы, и встал за декорациями, в ожидании своего выхода. Дирижер-альфа взмахнул палочкой. Оркестранты прекратили залипать в телефонах, обсуждать цены на путевки в Турцию, и вспомнили, зачем они здесь, собственно, сегодня собрались, и кто этот дядька за пультом. Заиграла увертюра, и предпремьерный прогон балета «Щелк…», ой, «Разгрызатель орехов», начался. До выхода Мышиного Короля оставалось пятнадцать минут, когда за спиной одиноко скучающего среди декораций ВВ послышался тихий шорох. ВВ оглянулся, не снимая мышиной головы. Хммм… Никого! Показалось, что ли? Отвернувшись, «Мышиный Король» снова уставился на сцену. Как вдруг услышал сказанное жарким шепотом в правое мышиное ухо: — Так вот ты где, мой Король! И кто-то прижался к Афродиту сзади, впечатываясь в его обтянутые тонким трико и защищённые (к счастью!) данс-белтом упругие балетные ягодицы. Афродит удивился. Хотел повернуться к неожиданному собеседнику, но тут на его плечо легла уверенная властная рука. А вторая рука легла ему на ширинку. Афродит удивился ещё больше. И когда страстный альфий рык прозвучал баритоном: «Как же я хочу тебя отыметь, прямо здесь и сейчас!», то даже уже немножко заволновался. Омежьи инстинкты начали сражаться в Афродите с Властно-Властелинскими. Властелинские говорили, что нужно развернуться и въехать домогателю-маньяку в нос. А омежьи — что нормального секса с годным альфой у Афродита не было со времен Ледового Побоища. Почти. Точнее — года так два. А может — три. А этот альфа точно был годным! И уверенный бархатистый голос, и умелые руки, и главное — будоражащий, терпкий альфий аромат бескрайних прерий и жарких саванн сводили с ума! — Я так долго терпел, смотрел на тебя издали, Любовь моя, и представлял, как оттрахаю в самых разных позах! — заявил таинственный незнакомый альфа. До Афродита начало потихоньку доходить, что из-за костюма и папье-машешной головы его в полумраке кулис, видимо, перепутали с солистом Синеглазовым. Главный балетмейстер уже хотел развернуться и сказать страстному претенденту на свой подтянутый зад об ошибке. И даже начал говорить: — Вы меня с кем-то спу… Но тут его, не слушая, нежно, и одновременно властно, толкнули вперед, заставляя опереться руками о картонное дерево. А альфий голос прорычал: — Молчи, и дай мне подарить тебе райское наслаждение! Святые Небеса! Как давно никто так не говорил с Властным Властелином! А Властелинам же иногда тоже так хочется! Ну, и в конце концов — от подарков отказываться не принято. Да и как тут откажешься? Омежьи феромоны радостно взвились, почти как кострами — синие ночи. И устремились укутывать альфу ароматами фиалки и марципана. Ну да! Суровый Властный Властелин, Главный Балетмейстер Афродит с подходящим альфой неизменно начинал пахнуть фиалками и марципаном. А этот альфа был очень подходящим! Поэтому, когда нижняя часть трико, а затем и данс-белт расстались с Афродитом, он возражать не стал. Только уркнул довольно, и прогнулся сильнее, подчиняясь ловким альфьим рукам. Правая рука игриво и звонко шлёпнула Афродита по мускулистой заднице. А затем погладила между ягодиц, и ощутив моментально появившуюся омежью смазку, пальцами нагло проникла в призывно приоткрывшийся вход. Левая между тем резво сжимала напрягшиеся соски, то один, то другой. На сцене в танце кружились пары и сверкала рождественская ель, а за кулисами длинные гибкие пальцы, растянувшие и огладившие Афродита изнутри, сменились на влажную головку альфьего толстого члена. — М-м-м… — промычал омега, Бывший Властный Властелин, и подмахнул навстречу. А затем взвыл, когда горячий гладкий член, недолго думая, вошел в него полностью. Члены, они такие! Долго думать не приучены. Особенно альфьи. Особенно с мокрыми податливыми омегами. Вот и этот член разогнался, набрал темп и начал, как и обещал, дарить Афродиту райское наслаждение! Оркестр играл весёленькие мелодии бала, написанные Петром Ильичом Чайковским, и на них чудесно накладывались стоны и вздохи Мышиного Короля, подкрепляемые томным рыком незнакомого альфы. Энергично двигая бёдрами, незнакомец глубоко и качественно трахал разомлевшего Афродита короткими сильными толчками. А тот вообще не возражал! Если не считать возражениями вопли: — Ещё! Ещё! Ещё! — А теперь, мой Король, кончи для меня! — выдохнул альфа, пару раз провел рукой по омежьему члену, и Бывший Властный Властелин подвывая, послушно выплеснулся в тёплую ладонь. Альфа толкнулся максимально сильно, входя во всю длину, и с рыком излился внутрь размякшего и довольного Мышиного Короля. — Это было божественно! — голос альфы зазвучал всеми нотами удовлетворенной страсти. А затем в нём появилась непонятная печаль. — Но увы, мне пора. Асталависта, бейби… То есть, мой Король! Ещё раз шлёпнул Главного Балетмейстера по голой ягодице, и исчез. Разомлевший Афродит краем уха, сквозь голову из папье-маше вслушался в мелодию оркестра. Сообразил, что его выход — через пару минут. Поспешно натянул застрявшие вокруг щиколоток защитные трусы и трико, оправил плащ. И только тогда внезапно понял, что восхитительный незнакомец не использовал Средства Контрацепции! Так, как в вечер премьеры, Афородит не танцевал никогда. Вся страсть и горечь разбитого незнакомым альфой сердца вырвались наружу, и подарили танцовщику невиданное вдохновение! В зале рыдали все, даже суровый альфа-дирижёр! Но вдохновение скоро прошло, кто был тот таинственный незнакомец, оставалось загадкой, зато тест на беременность, купленный через месяц и вскрытый дрожащими руками, показал те самые «две полоски». *** «Спи, омежка маленький, Спи, родной! Я уже не плачу, прошло! Спи, цветочек аленький, Я с тобою рядом! Будет всё у нас хорошо!» Съев все бутерброды и прочее, в сотый раз в уголочке отрыдавшись под трогательную песню, скачанную в телефон, Властный Властелин вынул наушник, высморкался в бумажный платочек, и вышел из театрального буфета. Прозвенел третий звонок. Значит, нужно было возвращаться с антракта на свое место в Царской ложе. К тому самому, чтоб его беты отпинали, Принцу Монако. Бедняжка Принц скучал в одиночестве, сидя в выкупленной для него огромной ложе. Два охранника-амбала, стоящие на входе, в очередной раз обыскали Афродита и кивнули: «проходи!». Принц обернулся, увидел вошедшего Афродита, порозовел смущенно, засиял голубыми глазами, зашелестел белокурыми кудрями, и радостно пролепетал свое коронное: «Шарман, шарман!». Афродит криво улыбнулся, изображая приветливость, и уселся рядом. В зале погас свет, начался второй акт спектакля. И всё было неплохо — Принц увлечённо наблюдал за происходящим на сцене, Афродит дремал в своем кресле — на втором месяце беременности его всё время клонило в сон. Как вдруг, нарушая идиллию, опрометчиво съеденные бутерброды и мороженое, залитые кофеем, решили взбунтоваться в бренном, а точнее — беременном теле Главного Балетмейстера. Несчастный Афродит, который до сего момента знал о токсикозе ровно «ничего», позеленел и мигом проснулся. Подскочив с места, он хотел рвануть к выходу из ложи, но внезапно голова закружилась. Перед глазами всё завертелось, в голове поплыл туман, а звуки доносились как будто издалека. — Что случилось? — странно знакомый бархатный голос, который с тоской вспоминался весь месяц, зазвучал в ушах бедного Афродита. Глюки, понятно! — Врача? Воды? — В ту…а…лет! — кое-как выговорил бедный Афродит. И неожиданно почувствовал, как чьи-то крепкие, надежные, но нежные руки подхватили его под локоть и потянули к выходу. «Понятно, охранник», — безэмоционально подумал ВВ, и с трудом держась на ногах, потопал к туалету. Пока шёл, бутерброды снова напомнили о себе, и в кабинку Афродит влетал уже в любимом когда-то прыжке «grand jete», поспешно заземляясь на колени у унитаза. Сильные нежные руки держали его, не давая завалиться, а потом добросердечный опекун отвел Афродита к умывальнику. Афродит наклонился, засунул голову под холодную воду, закрыл глаза… А когда открыл, кружиться всё перестало, а рядом никого не было. Мысленно горячо поблагодарив доброго охранника, Афродит, держась за стеночку от слабости, добрел до выхода, попросил гардеробщика вызвать ему такси, и укатил домой. Велев передать Принцу Монако, что в театр он сегодня уже не вернется. *** Наутро яркое солнышко разбудило будущего папочку. А вслед за солнышком прилетело и сообщение в Телеге. С незнакомого номера. На заставке которого стояли — вот странно — фиалки. «Принц крайне обеспокоен вашим нездоровьем. Выразил желание нанести вам поддерживающий визит. Ждите в 12.00. Посторонних из квартиры удалить, будет работать охрана!». Это что ещё за новости?! Нахрена Афродиту сдался тут, в его уютной квартире, этот зашуганный Принц? Что Его Монакское омежье Высочество здесь делать-то будет? Снова лепетать своё вечное: «Шарман, шарман»? Но монаршим персонам не отказывают. Пришлось приводить себя в порядок, одеваться подобающе и ждать визита. Первыми, в 11.45, появились охранники. С подозрительными рожами обошли всю трехкомнатную квартиру Главного Балетмейстера. Угрозы, кроме висящего на стене кинжала — подарка от грузинского коллеги, не нашли. Кинжал сняли, и успокоились. А затем, ровно в 12.00 дверь открылась, и на пороге появился Принц Монако. Выглядел он странно. Вообще не похоже на себя обычного. Одет Сиятельный Принц был не в смокинг, а в простые, рваные на коленках по последней Столичной моде джинсы и свитшот с надписью «Я люблю балет!». А на лице Его Монакского Высочества застыло непривычно решительное выражение. Наш Властный Властелин даже задумался: а точно ли это — тот самый скромняга Принц? Долго думать ему не дали. Принц быстро шагнул вперёд, кивнул охране, и те выскочили из квартиры, хлопнув дверью. А Принц, оставшись со слегка оторопевшим Афродитом наедине, подошёл ближе, нежно взял его за свежепобритый подбородок и, наклонившись (Принц, оказывается, был выше Афродита почти на голову, а тот этого раньше и не замечал, вот чудеса!), любовно поцеловал в приоткрытый от изумления рот. — Ну наконец-то мы наедине, Любовь Моя! — Голос Принца, мягкий и бархатистый, журчал, как весенний ручей. — А то я уже устал придурка из себя изображать. — Чё? — крайне некультурно пробормотал Главный Балетмейстер, хлопая омежьими ресницами. — Как чувствуешь себя, малыш? — участливо спросил Принц оторопевшего Властного Властелина. — Как наш будущий наследник? — Чё? — еще раз выдал Главный Балетмейстер. — Ну прости, Любовь Моя! Понимаю, ты слегка оху… то есть, обескуражен. Наверное, я должен был объясниться раньше, но проклятая служба безопасности… Ходят за мной по пятам, никакой личной жизни! Еле сбежал от них тогда, за кулисами. В тот волшебный вечер, когда произошло наше сладостное соитие. — Чё?! — третий раз, уже с безумными интонациями, повторил Главный. — Как?! Какое?! Нет! Не может быть! Ты?! Но… Ты же омега! — выдал он, наконец, единственный связный аргумент. Прекрасный молодой Принц небрежно махнул изящной рукой. Отбросил с белоснежного юного лба светлые кудри. И улыбнулся, влюблённо чмокнув омегу в нос: — Ах! Ты такой невнимательный, Любовь Моя! Рассеянный, как все творческие личности! Понюхай получше, — и наклонился к Афродиту ближе. Тот принюхался. Сначала Принц пах ромашками и оладушками, как порядочный Омега. А затем Афродит вдруг унюхал такой знакомый и возбуждающий аромат — аромат прогретых жарким южным солнцем прерий! — Ты… Ты… — Афродит не находил слов от волнения. — Да, Любовь Моя! Ты правильно понял. Я — Гамма! Редкое, уникальное сочетание качеств Омеги и Альфы. — Принц снова улыбнулся. — До сего момента мы скрывали этот факт, дабы не шокировать моих будущих подданных. Не все готовы пока воспринимать Гамм. Но раз уж у меня скоро появится наследник… — Но… но почему тогда ты сейчас признался? И почему — я? — не веря в случившееся чудо, непривычно робко спросил Бывший Властный Властелин. Наследный Принц Монако бережно погладил Властного Властелина по животу, поверх шёлковой рубашки. — Никаких тайн, Любовь Моя! Я всего лишь ждал совершеннолетия. И оно наступило. Сегодня мне исполнился двадцать один год! Теперь я могу сам распоряжаться своей жизнью. И я уже знаю, что хочу лишь одного — разделить эту жизнь и Королевство Монако с тобой и нашим будущим малышом! Принц вытащил из кармана свитшота «Я люблю балет!» маленькую бархатную коробочку, а из коробочки — помолвочные кольца. А из другого кармана — королевскую диадему, усыпанную бриллиантами. Встал на одно колено перед замершим Совсем Не Властным Властелином. И сказал: — Прошу, будь моим супругом! Вот увидишь, из Гамм получаются самые лучшие мужья! Я буду нежным и заботливым, как омега, и страстным и сильным, как альфа. А любить тебя буду, как сразу двое! Ну что, согласен? — Театр я не брошу! — быстро и категорично заявил Афродит. — И не нужно, Любовь Моя! Построим тебе в Монако новый Большой театр! — Ребенка назовем Терпсихор! — продолжал выдвигать условия будущий папочка. — Конечно, малыш! — Гамма нежно почесал омегу за ухом. — Как скажешь! Я боялся, ты захочешь его «Мышиный Король» назвать. В честь того прекрасного соития, когда… — Да помню, помню! — омега покраснел, и стыдливо опустил глаза, теребя свою чёрную блестящую шевелюру, на которой сейчас сверкала Диадема. И ещё раз уточнил, на всякий случай: — А ты точно меня замуж зовешь? Меня, не солиста Синеглазова? — Конечно тебя, зачем мне какой-то Синеглазов? Я же в тебя с первого взгляда влюбился. На все спектакли ходил, только бы с тобой рядом быть! А когда в балетном трико увидел, и в костюме… Ох, Мой Мышиный Король! — то вообще голову потерял! Почти, как сейчас… Прекрасный Принц нежно рыкнул, и его губы вновь накрыли рот дрожащего от любви и сквозняка Афродита. И тот, уже увлекаемый в сторону спальни властным и нежным будущим Королём Монако, по пути взглянул на себя в зеркало, и довольно пробормотал: — Да-а-а-а… А корона, и правда, мне идёт! Даже в комплекте с головой Мыша из папье-маше!