ноль

      В квартире было темно и почти что тихо — Джисон сидел на диване, ленясь включить свет и смотря документалку про сурикатов, когда Минхо наконец-то вернулся домой. Он, по обыкновению, хотел дождаться оклика из коридора, прежде чем сам подаст признаки жизни, но там было тихо. Вместо этого, Минхо молча прошёл в комнату, не снимая с себя даже джинсовки (что вообще-то было для него нетипично), и поцеловал его без всяких приветствий. Сжал ладонями щёки почти до боли, а потом крепко прижался к губам, топорно и прямо. Наверняка, Джисон выглядел растерянно, даже не успев прикрыть глаза, когда его вот так внезапно поцеловали, да и шея в неудобной позе начала затекать почти сразу же — Минхо несильно пригнулся вниз, а Джисон оставался сидеть на диване с задранной чужими руками головой.        А потом Минхо отстранился, кинув на лицо Джисона усталый взгляд, подержал ещё немного щёки сжатыми, превращая его визуально в рыбку-фугу, и, после короткой паузы, рухнул на колени возле дивана. Разместил свою растрепанную голову на коленях Джисона, бессмысленно обвив руками ноги где-то чуть выше икр, и так и остался. На фоне вещали что-то про то, чем же сурикаты питаются.       Это было минут десять назад, а сейчас… Да на самом деле, блять, всё то же. Только теперь Джисон пальцами зарылся в выцветшие и отросшие вихры лавандовых волос, мягко гладя Минхо по голове. У них такого почти не бывало никогда, чтобы вот так — тяжело и топорно, тянуще, даже пугающе. Минхо молчит, шумно дыша на коленях, и совсем не двигается, хотя — Джисон уверен — у него наверняка уже затекло всё, что только можно.       Диктор заводит разговор про хищников, что сурикатов жрут без всякого сожаления, когда Минхо всё же чуть отмирает. Он ёрзает потихоньку, покрепче обхватывая руками джисоновы ноги, а затем грузно и шумно выдыхает.        — Устал.        Вот и всё. Вся разгадка найдена. Джисон выдыхает следом, прочесывая цветные волосы пальцами. Минхо — что-то вроде серьёзной такой каменной стены, он помогает на работе младшим, почти всегда берёт трубки с первого раза, потирая пальцами переносицу в попытках разобраться в чужой проблеме, а ещё может сорваться в ночи, не говоря ничего, если кому-то из их друзей понадобится помощь. Он, ещё со школы, всегда рядом с Джисоном, как лично, так и в формате букв на экране. Всегда подаст руку, всегда удержит за край футболки, если неуклюжий Джисон, споткнувшись, начнёт опасно крениться, всегда найдёт влажные салфетки, чтобы утереть замызганное в мороженом лицо. И это, вроде как, словно само собой разумеющееся для всех — Ли Минхо помогает и отсвечивает надёжностью вообще при любых обстоятельствах и это, наверное, ему охуительно в кайф. Джисон знает, что это не совсем так.       Минхо, как и любой другой человек, имеет свойство выгорать. Выгорать сильно и буквально до горстки пепла, так, что потом может только свалиться без сил в кровать и проспать ближайшие часов семнадцать, а оставшееся от суток время просто втыкать в стенку, слушая на фоне какой-нибудь дрянной подкаст. Он, может, и каменная стенка, целая изгородь, нахуй, а возможно даже и крепость, но ещё он самый обычный человек. С вполне ограниченным запасом сил и ресурса. И иногда он уходит в ноль, без всякого остатка.        Может, его заебали на работе, а может снова присели на уши с просьбами помочь какие-нибудь тётушки, которые уже ебали ему мозг на прошлой неделе — Джисон узнает это всё позже. Расспросит, а потом, громко и с нескрываемым презрением в голосе, расскажет какие все охуевшие козлы и что пора бы им уже начать разбираться со своей жизнью самим, как делает это всегда. А Минхо будет хихикать, кивая ему, иногда вставляя своё «о, не перегибай», но ни за что не остановит этот словесный всплеск недовольства.       Но это позже.       — Хо-я, тогда надо бы скорее отдохнуть. И всё же в кровати, а не здесь.       Джисон шумно тянет носом, когда Минхо в ответ молчит и не сдвигается никуда с нагретых коленок. Он не хочет заставлять его превозмогать себя, тащить насильно в душ и на кухню, но Джисон прекрасно знает, что это нужно сделать. Минхо наверняка голодный, а душ поможет хоть немного освежиться, а ещё — что более важно — он бы сделал это для Джисона. Он бы дотянул его и до душа, и до ванной, и до постели. Даже если бы Джисон ныл, что не хочет.        — Не хочу, — Минхо трётся щекой о ткань домашних штанов, словно кот, пальцами стискивая ноги Джисона. Цепляется, не хочет никуда уходить — и это нечестно, вот так действовать на его жалкое сердце.       Джисон знает, что Минхо будет с утра чувствовать себя невыносимо дерьмово, если позволить ему уснуть на диване, не раздеваясь, даже если он сейчас скажет, что точно этого хочет. А значит надо что-то с этим делать.       — Надо, родной.        Джисон снова прочёсывает пальцами волосы, пытаясь хоть немного расслабить и отвлечь, но, кажется, нихуя не выходит — Минхо тихо всхлипывает, и ткань мокнет там, где он уложил свою голову.        Становится самую малость страшно. Джисон частенько ревёт сам, и Минхо всегда знает, что же с ним делать, но в обратной ситуации… Господи, он так теряется, сколько бы раз это ни происходило. Минхо — опора, спасательный круг, самое надёжное, что есть в этом мире. Его слёзы всегда делают больно и заставляют растеряться. Джисон ненавидит теряться.       — Хэй, — Джисон осторожно приподнимает его голову, заглядывая в глаза, что уже начали потихоньку краснеть. Гладит его щёки большими пальцами и даже пытается робко и осторожно улыбнуться. Минхо хлюпает носом, — Я знаю, что ты устал, родной, но тебе правда надо сейчас отдохнуть не здесь.        Минхо смотрит взглядом обиженного ребёнка, смотрит так, словно его сейчас предали и сделали невыносимо больно. Джисон чувствует себя чёртовым тираном.       — Я помогу, не дуйся.        Его взгляд смягчается, и Джисон даже позволяет себе выдохнуть, следом оставив поцелуй на чужом лбу. Сейчас он выдержит это, а завтра они обязательно проваляются до обеда в кровати. Надо просто потерпеть.       Он помогает Минхо подняться и доводит его до ванны, оставляя позади бубнить документалку про сурикатов, снимает с него джинсовку, чтобы утащить на вешалку в коридоре, и обещает принести полотенце и домашнюю одежду. Минхо особо не сопротивляется, но всё равно делает всё, словно нехотя, не переставая ронять слёзы, тихо прихлюпывая носом. Джисон знает, что плакать и выгорать — нормально, потому что он ревёт и страдает от постоянно садящейся батарейки по несколько раз в неделю, но он — это одно, а Минхо — совсем, совсем другое.       Он уходит из ванны, чтобы выключить в комнате телевизор. Тишина, последовавшая за его выключением, почти что оглушает. Интересно, как Минхо удаётся с ним, таким плаксой, справляться? Джисон бы впадал в истерику, если бы ему пришлось постоянно возиться с кем-то вроде себя. Он ведь ноет со вкусом, с постоянными громкими плаксивыми «я так уста-ал» и канюча какие-то дурацкие вещи, вроде того, чтобы ему спинку потёрли, а потом и в кровать на руках отнесли. За стенкой внезапно начинает шуметь душ, вырывая из мыслей.       Ох, блять, да к чёрту. Сейчас не об этом же. Ему надо позаботиться о Минхо.        Джисон тихо хмыкает своим мыслям и смотрит растерянно в зеркало, прижимая к себе стопку с домашней одеждой. Наверное, в этом и дело? Минхо ведь тоже просто заботится о нём, как делает сейчас Джисон. Заботится и любит. Вот и весь секрет.        Кухня всё же остаётся лишь в призрачных планах, потому что после душа Минхо сразу сдувается окончательно — жмётся ближе к Джисону, почти на нём повисая, и влажно сопит носом, так что приходится сразу отвести его в спальню. Кровать предусмотрительно расправлена, а на тумбочке горит лампа, чтобы не мучаться с основным светом. Джисона даже почти берёт гордость за самого себя, что он с этим всем справился, пока Минхо был в душе. Он смог, он подставил плечо, когда это было нужно.        — Ляжешь тоже?       — Конечно.       И они оба забираются в кровать, тут же слепляясь друг с другом, прижимаются ближе, делясь шумным дыханием. Минхо чуть возится, пытаясь поудобнее расположить руки, а потом затихает. И даже не хлюпает носом — хороший знак.       — Спасибо, Хани, — Джисона мурашит всем телом, когда он слышит это у самого уха. Простая благодарность, которыми они делятся каждый чёртов день, но сейчас пробирает до невозможного. Он лезет рукой под футболку Минхо, гладя его позвонки и лопатки. Тепло. Минхо в ответ клюёт его куда-то в шею, прежде чем устроиться поудобнее в кровати и окончательно замереть.       Блять, как же он его любит.