***
Пять лет назад — Эй, Одасаку... — послышалось вяло от тела, лежащего на барной стойке. — Нет, Осаму, ещё один заход ты точно не выдержишь. Мутные глаза уставились на чрезмерно спокойного собеседника. Он всегда ему казался таким, и его пугало это спокойствие. Или же то, что могло скрываться под ним? — Ты ведь отправляешься завтра в Токио по поручению Мори, верно? — Меня, конечно, поражает твой интеллект, но это совсем не тот случай, для которого ты мог бы найти ему применение. — Стоило всего-навсего стащить ключ от каморки этого старого хрыча и... — Осаму. Кажется, вся эта дешёвая забегаловка, в которой часто можно заметить большое количество людей, замолчала. Он больше не слышал противного смеха нажирающихся в хлам студентов и обсуждающих на всё заведение главных шлюх универа. Бармен будто бы едва касался салфеткой до и без этого чистого стакана, боясь того, что из-за лишнего звука может упустить хоть одно слово из заинтересовавшего его разговора. Перестала пищать надоедливая музыка из старых колонок, которая добавляла этому месту еще более гнетущую атмосферу. Хотя ему, наверное, всегда была по душе такая непринуждённость, беззаботность и жизнь одним днём. — Послушай меня в первый и последний раз. Не нужно лезть туда, куда не нужно. Ты думаешь, что тебе ничего за это не будет, но это пока не наступит переломный момент. Ты не понимаешь, куда ты хочешь внедриться. — Почему, Ода, почему?! — парень срывался на крик из-за лишнего количества выпитого алкоголя, но, заметив заинтересованные взгляды людей, перешёл на шёпот. — Скажи мне, почему я не могу знать?.. Ты полагаешься на то, что этот маразматик захочет спасти тебе жизнь в случае чего? На что ты вообще полагаешься... — Я ни на что не полагаюсь. Работа есть работа. Извини, большего я сказать тебе не могу, потому что большего и нет. Мужчина продолжал так же невозмутимо сидеть и смотреть на катающийся шарик льда в своём стакане, пока не услышал что-то похожее на хрип сбоку. — Я... не хочу... тебя видеть... в последний раз... Воспоминания всё время разрывались, сцеплялись на доли секунд, но никогда не склеивались. Он не помнил больше ничего, кроме тёплого сильного плеча и запаха навсегда застрявшего в голове парфюма.***
Осаму ворочался весь остаток ночи на своём футоне в попытках найти наиболее удобное положение. Из головы всё не выходил образ странного незнакомца. Он хотел знать все его тайны, прочитать как книгу. "Осаму, ты совсем головой приложенный? Какие к чёртовой матери хуевы незнакомцы? Что в нём такого?" Зря он задал себе этот вопрос. Теперь у него появилась ещё одна почва для ночных рассуждений. Но почему он хотел думать об этом? "Хотя его волосы напоминают мне огонь... Наверное, я даже чувствую от них жар... Придурок, вы с ним даже не знакомы, выбрось его из головы как остальных прохожих!" Он решил, что сегодняшней жертвой станет его подушка, вскоре превратившаяся в минное поле. Может быть, присущее ему любопытство заставляло тогда тянуться к неизвестности, а может, что-то другое? "С другой стороны, ничего не изменится. Плевать, будь, что будет." Утро началось с привычных обманчивых лучей солнца, лениво расползавшихся по комнате, которые, как ему казалось, никогда не грели. Да и тяжело жить, когда твой день похож на другой. Пересилив себя, он решил, что сегодня уж точно нужно пойти на работу в кафе, или он скоро окажется вышвырнутым на улицу. Осаму до сих пор не умел хорошо варить кофе, хотя и работал достаточно давно в заведении, где его часто заказывали. Это и было одной из причин, почему он так долго сидел и еле помешивал свой кофе ложкой, не желая глотать эту ежедневную нефть. Но особого выбора и не было да и привык он к тому, что уже природнилось, хоть и было противно. Вообще, у него появилось желание посетить рабочее место, потому что оно располагалось близко к мосту и Осаму хотел по окончании смены сразу же бежать на своё место на мосту. Он надеялся ещё раз увидеть то пламя и бурю, хотя и понимал, что это практически невозможно. Только если он тоже думал о нём... Простоит всю ночь в ожидании его, но если судьба решит поменять свои планы, то просто попытается забыть это всё. Решил дать жизни последний шанс, несмотря на то, что несколько часов назад усердно пытался выгнать незнакомца из своей головы. Он почти не спал и проснулся рано, поэтому от нечего делать решил прийти пораньше, устроив своим коллегам "сюрприз". Улица встретила его сильным ветром, который бил своим холодом по лицу. Поначалу Осаму, ободрённый своим планом, шёл быстро, почти вприпрыжку. Но чем дальше он отходил от многоквартирного дома, тем сильнее замедлялся, будто бы был привязан упругой нитью, тянувшей его обратно к своему жилищу. Ноги стали ватными, он готов был повалиться на грязную траву и просто наблюдать за беззаботной жизнью природы. Медленно в голову пробиралось осознание всей абсурдности его предстоящего ночного похождения. "Может быть, стоит бросить это дело, пока всё не зашло слишком далеко и не стало совсем плохо... Очевидно, что ему плевать на меня. Хах... А с чего бы не было?.. Мои мысли когда-нибудь окончательно сведут меня с ума." Ещё шаг, и он точно бы вписался в дверь кафе. На самом деле, ему никогда не было весело в большой компании, он не мог по-настоящему ощутить и принять всю радость, что испытывали другие, но он мастерски подражал тому, кто умеет понимать свои чувства. То есть человеку. — Доброго утречка всем, мои любимые! — Да завали ебало, — обычная приветственная фраза от Акутагавы Рюноскэ, официанта, как и Дазай. Что ж, далеко не все его слова можно принимать за чистую монету — он таков, каков он есть. — удосужился прийти спустя неделю. Я бы больше обрадовался, если бы ты просто сдох, а ты живучая тварь. — Рю, хватит рычать, что у тебя там опять стряслось?.. Честное слово, Дазай Осаму, в следующий раз я тебя уволю. — раздалось от вроде бы миловидного на первый взгляд светловолосого парня с неровной чёлкой. Собственно, Накаджима Ацуши и есть владелец кафе, но из-за нехватки кадров ему приходится работать по совместительству бариста. Конечно, он постоянно прощает Осаму его прогулы, может, потому что слишком наивен и добр. Но будет заблуждением думать, что он всегда такой: иногда можно и немало отхватить. — Вот-вот, послушай-ка папочку-начальника, а то совсем от рук отбился. — Дазай... — ещё сильнее разозлился Рюноскэ, но не успел закончить плевок с оскорблением, как Осаму уже проскочил в служебное помещение за формой, насвистывая знакомую мелодию. — Чтоб у него член отсох... — Акутагава!***
— Хм... Интересно... Облокотившись, человек в шляпе постукивал по столешнице пальцами, которые были обтянуты изящной чёрной перчаткой, сливающейся с чернотой этого кабинета. Каким ещё может быть рабочее место человека, от которого веет множеством смертей? Он не мог перестать глупо улыбаться, вспоминая о сегодняшней ночи, о том, как глупо ушёл, как глупо глазел на высокого парня, вёл себя как подросток. Не мог не думать о своём внешнем виде тогда, а главное, о поведении. Он крайне боялся любого проявления своих чувств, искренних эмоций, боялся показать тем самым свою неуверенность и слабость. В дверь постучали, и он вернулся к своему прежнему холодному образу.***
Осаму не мог дождаться, когда стрелка часов перевалит за 10 часов. Он то и делал, что всё время поглядывал на время в ожидании окончания смены, пока на него из-за дальнего столика бросала красноречивые взгляды девушка, явно ожидающая от парня особого внимания. Осаму, не выдержав больше, решил сам подойти к гостье и заговорить, хотя этого ему хотелось сейчас меньше всего. — Извините, мадемуазель, вы что-то ещё хотите заказать? Или вам что-то не понравилось? — Если можно заказать вас, то я хотела бы непременно это сделать. Парень был бы не против начать своеобразную игру слов и затмить новую пассию, но не сегодня. Его начинали раздражать её ухмылочки, игривость в глазах, то, как она накручивала свои пряди волос на палец, отнимая его драгоценное время. — Ну что вы, у нас в меню есть выбор разнообразнее и интереснее, чем я. Дазай достиг своего предела, когда почувствовал чужую ладонь на своём бедре. Он резко схватил её за руку и потянул вверх, вынуждая ту подняться из-за стола. Её лицо застыло в удивлении, когда над ней навис официант с желанием убивать. Ему повезло, что Акутагава вовремя среагировал и схватил того из-за спины, ограничивая в движениях. — Ты из ума выжил?! Что ты, блять, творишь?! — Отпусти меня, уёбок! — Да заткнись ты уже, твою мать. Девушка решила не тянуть время и выбежала из заведения, пока те были заняты перепалкой. — Да что с тобой?! Обычно ты сам лезешь к таким шлюхам за вниманием. Осаму, ничего не ответив, сбросил с себя чужие руки и целенаправленно двинулся к двери служебного помещения за пальто, а затем вылетел из стеклянных дверей, оставив Акутагаву молча недоумевать. День и настрой испорчены. Агрессия сразу пропала, как только тот вышел из места происшествия. На смену ей наступила ужасная тоска. Меланхолично опустив голову, он вышагивал оставшееся расстояние до его места. Холод заставлял его ёжиться и прятать голову в ткань пальто. Но всё это пропало, когда Осаму сложил на бортик моста руки и опустил голову на них, неподвижно глядя на спокойствие воды. Он будто прожигал одну единственную точку, на которой скоро могла возникнуть дыра. Было понятно, что ожидание чуда — это лишь ложные надежды, несомненно обречённые на провал. Время близилось к утру, когда отчаяние и надежда смешались в нём одним месивом, и парень не понимал, к чему из этого ему стоит примкнуть. Он бы мог сказать, что не расстроен тем, что незнакомец не пришёл, но на словах можно соврать только за пределами головы. Выпуская из объятий ограду, Дазай быстро зашагал оттуда. Глаза были сухими после двух бессонных ночей, в голове стоял туман. Руки были заняты тем, что тёрли то виски, то глаза от непонятной ему влаги. Осаму не заметил как врезался во что-то тёплое. Послышался какой-то грязный мат, ради которого он был готов продать весь мир дьяволу. Пришлось разлепить глаза. — Куда ж ты мчишь так?! Обезумевший... Они замерли, глядя друг другу в глаза и забыв все слова. — Почему ты здесь?.. — послышалось от высокого парня, который всё ещё не мог понять, сон это или реальность, и если реальность, то какая из них. — Честно признаться, я наблюдал за тобой на расстоянии... Если бы ты хоть немного смотрел своими чёртовыми глазами, то увидел бы меня. — Ты хотел сказать чертовски красивыми. Человек с огненными волосами застыл застигнутый врасплох замечанием, но решился ответить. — Нет, я хотел сказать то, что сказал. — А так замялся, будто бы хотел не то, что хотел. — Я так понимаю, ты неисправим. — с этими словами шляпник подошёл к ограде и навалился всем весом на неё. — Почему я здесь? Я и сам не до конца понимаю. Мне было просто интересно посмотреть на тебя ещё раз. Тёмноволосый парень решил подойти к тому и поближе придвинуться на бортике. — Обидно вообще-то. — вздохнув, сказал тот. — Я думал, у нас единство душ, унисон, зов судьбы... — Не морочь мне голову такой хренью. Я не ведусь на красивые слова. Дазай повернул голову в сторону незнакомца и начал нагло рассматривать того. Рыжеволосому лишь оставалось делать вид, что ему всё равно, хотя хотелось тоже изучить взглядом другого. — Да, ведь важно не какими словами, а от какого человека они исходят. До этого делавший вид, что ничего не происходит, незнакомец, дёрнувшийся от такого заявления, резко посмотрел на Осаму в недоумении. — Что ты сейчас выкинул?.. — А что, я тебе не нравлюсь? — Пока что нисколько. Даже самую малость. — Пока что?.. Ты сейчас сказал, что я тебе понравлюсь? — ... Я уже пожалел о своих словах. Рыженький решил перехватить инициативу разговора в свои руки, пока тот не решил вновь выкинуть какую-нибудь смазливую речь про любовь. — Мне показалось, ты был сильно расстроен чем-то. — Конечно, моя ночная муза не явилась ко мне. Я готов был выпрыгнуть с этого моста в память о... — Неисправимый... — Ха-ха-ха, да ладно тебе... Тебя действительно интересует моя жизнь? Тут незнакомец и почувствовал, как загнал сам себя в клетку своим враньём. Но больше давило не то, что об этом просёк подозрительно весёлый парень, а то, что он проиграл в своей же игре. — И вправду... Меня нисколько не интересует твоя жизнь.— испугавшись, он стал быстро удаляться от моста. — Постой! Я же шучу! Эй! Дазай поначалу бежал за ним, но потом остановился в отчаянии. Тот его уже не видел и не слышал.