Старые образы в новом мире

      Нокаут знал себе цену, своё место, предназначение, ведь он — специалист первого разряда, по совместительству штатный, до недавнего времени единственный учёный и профессиональный медик на борту. Был. Был единственным на борту. Был на борту в принципе.       Таким, как он, «самоуверенным холёным гордецам», было суждено идти, как говорили эти глупые белковые создания, «рука об руку» с точно такими же самоуверенными гордецами, но менее блестящими и импозантными.       Их пути разошлись, и Нокаут готов поклясться, что способен послать Старскрима к Юникрону в бампер столько раз, сколько потребуется. Сколько от него потребуют его новые товарищи, так называемая «светлая сторона». Лишь бы быть выше, лишь бы остаться в команде победителей, лишь бы опять не терпеть блокираторы на собственных запястьях и не чувствовать себя донельзя грязным от витавшей в темнице вековой грязи и земной пыли. Он не расстроен, что в итоге из всей штапмованной команды десов остался совсем один. Почти нет.       Однако в этом новом мире безусловного (по крайней мере, так должно быть) равноправия и праймасовской справедливости как минимум одному из них нет места.       Старскрим. Старскрим, скрипящий суставами и пренебрегающий программой самосохранения, о котором Нокаут всегда отзывался как о «эгоцентричном ржавом квинте». Старскрим, с которым — лишь одному Праймусу известно как — они сблизились.       Военный переворот, захват власти исподтишка, тайный мятеж подчинённых. Сначала. А потом пришлось снизойти, отбросить свои грандиозные и невероятные планы подальше, попытаться перестать врать одному, а второму — приукрашивать, и вот, казалось бы, их более ничего не связывает, кроме рабочих тем. Ну там, знаете, пока один из них восклицал: «шлаковы автоботы, испортили мою новую аэрографию!», другой радовался, что снова не лишился т-шестерни или любой другой важной детали, без которой функционирование если и не невозможно, то невообразимо неприятно. По шлему за проваленную миссию они получали оба: сикер — чуть больше, пока док обходился исключительно грозным предупреждением.       После гибели Брейкдауна в его ремблоке стало очень тихо. Даже слишком тихо. Грузные переступания с одного серво на другое, неповоротливые, не скрипучие, но всё равно слышные движения, фоновый шум переливания жидкостей, короткого удара колбы о колбу, ощущение присутствия кого-то очень массивного где-то на фоне сменилось пустой беззвучностью. Нокаут первое время думал, что сбоит, раз обращает такое пристальное внимание на подобные мелочи, а потом бесится с них. Но это было не то. Всё не то. Полировка, проведение инвентаризации, оказание первой помощи пострадавшим (которых, честно, было бы полезнее ликвидировать, а затем заштапмовать новых, дабы не тратить ресурсы на бесполезных раненных) — всё не то. Тоска. Тоска, в которой он не мог признаться самому себе. Ему было действительно не по себе от факта того, что он скучает. Причём довольно длительно и сильно. Сами собой лопались колбы в его руках, появлялись царапины на стекле, ценный энергон пропадал, разливаясь по полу, а Нокаут становился всё более раздражительным и грубым.       А потом, на его радость, в ремблок стал заглядывать один крайне болтливый и тщеславный сикер. Наверное, будь здесь Брейкдаун, то присутствие кого-то ещё выводило из себя Нокаута гораздо больше, но нервозность при очередном истеричном «да как этот ржавый оплавок смеет класть болт на моё мнение!!!» не проявлялась. Гневная тирада о его недооценённости, ущербности мнения кое-кого конкретного, отсутствия базового уважения и бла-бла-бла стали привычны. Нокаут, увлёкшись работой, тихо угукал, чтобы Старскрим не почувствовал себя обделённым вниманием дорогого доктора и не начинал заново.       Нокаут привык. Привык к этому и привязался к нему. И, честно, он до боли в искре скучает и по тёмно-синему корпусу, молчаливо снующему из угла в угол по его мелким поручениям, и по истерическим визгам и извечным недовольствам, бьющему по аудиосенсорам цоканью каблуков.       Они много разговаривали. Брейкдаун был немногословен, выступал чаще немым слушателем, чем прямым участником диалога, что никак не умаляло желания Нокаута болтать с ним на досуге. Говорил он о том, что будут эти автоботы прокляты; о том, какие человеческие существа недалёкие, раз ему, инопланетному существу, умудряются проигрывать на собственной территории в заездах; о том, что он, Нокаут, после всей этой военной ахинеи очень бы хотел посмотреть какое-нибудь холо-шоу, даже самую посредственную и неинтересную передачу.       А вот Старскрим — наоборот.       «Ты вообще понимаешь, чего жаждет Шоквейв?! Власти, дорогой доктор, власти! Надо мной и над тобой, и над всей армией! А Мегатрон это поощряет! Ему совершенно всё равно на своих подчинённых, на свою армию и, представь даже, на моё видение ситуации, а я здесь, вообще-то, командир. Ещё и вся эта ахинея с этим гадким белковым мирком… Проще было изничтожить этих мелких противных созданий, чем пытаться их киберформировать! Сайлас — пример тому. Никудышная человеческая пустышка, возомнившая из себя невесть кого!»       Но если одного убили эти паршивые, мерзкие, просто до скрежета дентопластин отвратительные органические существа, то второй откинулся по собственной глупости и эгоистичности. Главное отличие Нокаута от Старскрима — умение адаптироваться и вовремя затыкаться, отступать от очевидно проигрышного, но притягательного благами пути.       Нокаут блокирует двери в ремблок, стуча когтями в беззвучии медотсека. Рэтчет покинул его чуть раньше — отбыл к Прайму по каким-то ультраважным политическим делам, в которые Нокаут никогда не лез. Пока у него есть энергон, есть место, где он может творить, пока с ним считаются достойно — он не смеет жаловаться.       Вот только… Всё это казалось не тем. Даже от компании всеведующего Саундвейва, донельзя злившего своим всезнанием, Нокаут сейчас бы не отказался. Даже Дредвинга, чья личность словно была списана с карикатурных верных воинов, готовых отдать жизнь за своё начальство, он бы хотел увидеть. А вот общество двух определенных десептиконов принял бы с радостью. Одного — с наибольшей, другого — с наименьшей.       Он тихо вздыхает, выводя на панель цепочки формул.       Брейкдауну не было суждено дожить до этого нового мира, а Старскриму с его непомерным желанием, манией к захвату власти, порабощению слабых, эгоизмом и эгоцентризмом здесь нет места. Только и всего.