все наше прежнее смежное, и практически
бьет меня его нежное-нежное электричество
~⚡️~
в мрачном мире, которым заправляет сама смерть, любовь не ютится. она трескается словно миллиметрический лед, режется словно мириады заостренных кинжалов и безумно ломает. ломает запредельно, бесконечно, мучительно, после чего колющая боль от сломанной вдребезги кости покажется ничтожной. в иссиня-черное тягучее озеро смерти погрузиться легко, но вот возможность вынырнуть на его поверхность значительно понижается. в любой момент те, кого считаешь преданными союзниками, могут обнажить клыки и впиться ими куда-то в артерию, с безумным блеском в глазах наблюдая последние мучительные секунды врага. доверия не существует. если ситуация вынуждает — держи на дистанции. в противном случае твоя доброта тебя погубит. каждая ночь ощущается подобно судной. жизнь превращается в бесконечное ожидание наступления хрустальной, и предугадать, за какую сторону придется стоять — практически невозможно. поражает то, как в таких условиях у кого-то еще не развилось тревожное расстройство. редко выдается проживать дни подобно обычному человеку, но если получается — за эту возможность стоит ухватиться, ибо она вмиг может стать ускользающей, а то и вовсе последней. восемь часов сна ощущаются путевкой в рай на неопределенный, но непозволительно короткий срок. уемура не отказывает себе в удовольствии осветить комнату на восемнадцатом этаже фиолетовым светодиодом, медленно сменяет черный костюм с портупеей, что придает ему излишней сексуальности, на уютную свободную футболку и шорты. освобождение от плотно облегающей одежды и плавная смена ее на безвольно повисшую на теле ощущается таким необходимым сейчас покоем. и когда на кровать томоя с разбега запрыгивает, она, доволи мягкая и такая родная, затягивает его в свои крепкие объятия, позволяя слишком стремительно открыть серебряные ворота в царство морфея. оглушительный звон похуже будильника закрывает эти ворота нахуй. «сука». томое требуется несколько мгновений, чтобы смириться со своей участью. он знает, что агрессивные звонки повторятся только спустя минуту. ровно. потому что за дверью может стоять лишь один человек, как никогда являющийся живым воплощением пунктуальности. взгляд сам по себе припечатывается к сенсорным часам, что показывают ровно два часа ночи. звонки начинают звучать чаще. «я правда иду, прекрати звонить, дурной», — беззлобно усмехается уемура, уже тянущийся щелкнуть дверным звонком вправо. — я все понимаю, — сквозь зевок тянет томоя, жмурясь, — но я хочу высп-. ком в горле застревает, стоит взглянуть на человека, стоящего в дверном проеме. при других обстоятельствах он бы речь закончил. но не сейчас. не тогда, когда чужие руки искусно исполосованы парой кровоточащих порезов, словно по ним танцевали заточенные клинки, а взгляд застилает дымка. — стоило тебя увидеть, и голова больше не кружится. ты меня исцеляешь, — хихикает юки, пока его медленно ведут в комнату. — я устал, но хотел увидеть тебя, мóя. кто знает, а вдруг я умру от потери крови сегодня? ему такое говорить не позволено. томоя разворачивается к нему и несильно сжимает чужие ладони, всматриваясь в глаза, что всегда дарят ценное умиротворение, слишком серьезно. — перестань, пожалуйста, все время так говорить. раны несерьезные, сейчас все будет хорошо, потерпи немного. он усаживает юки на кровать и скрывается за поворотом, чтобы найти аптечку. нишияма осматривает комнату, словно находится тут впервые, хотя, провел тут, по ощущениям, половину своей жизни. роднее этих стен только сам томоя. ненавязчивые, казалось бы, шутки про свою смерть на самом деле, никогда не веселили и его самого. юки часто ловит себя на мысли, что допустил серьезную ошибку, за которую будет долгосрочно и мучительно корить себя, если что-то пойдет не так, как он привык ожидать — позволил себе привязаться. здравый смысл дни и ночи твердит, что это всегда выходит ему боком, и откуда взять гарантию, что в этот раз не будет так же — неизвестно. он уверен в уемуре, однако по натуре своей с тревожностью бороться не научится, вероятно, никогда. юки уже привык видеть его, привык ощущать его огрубевшие подушечки на своей талии, объятия в редкие, поделенные на двоих ночи. привык считать томою своим наркотическим адреналином и самым сильнодействующим транквилизатором. это угнетает, но он привык. потому крайне старается настроить себя на истинно хорошее. в такой поздней ночи за окном счастливится улавливать лишь капли дождя, ритмично постукивающие по подоконнику, и шум проносящихся мимо машин. эти звуки мимолетны — квартира достаточно высоко над землей, а они устремлены к небу. вот, что можно запросто назвать перешептыванием тишины и покоя. уемура опускается перед юки на колени, раскладывая принесенные вещи сбоку на кровати и смачивая перекисью ватный диск. он первым прерывает эти перешептывания: — кто? — дексмоны. один из них — мой однокурсник. видимо, я доверяю людям как тебе, — нервно посмеивается нишияма, тихо шикнув, когда томоя неосторожно проводит по ране ватным диском. уемура улавливает и успокаивающе поглаживает чужое колено. — если нужна моя помощь, всегда можешь обращаться, ты же знаешь, — но юки отрицательно кивает. — во всяком случае, я на этом настаиваю. мне не нравится то, что ты который раз приходишь ко мне израненный. — я понимаю, мóя. но пока я могу разобраться сам. уверяю тебя, все будет хорошо, — ободряюще говорит юки, с искрящейся нежностью наблюдая за всеми действиями любимого. — их компания слаба и легко разоряема, я придумаю что-нибудь, нужно только выведать информацию. это не сложно. — скучаю по тем временам, когда ты был моим информатором, — в голосе уемуры улавливается теплая тоска. — а потом поднялся до главы собственной компании, ты должен гордиться, вообще-то! — вскидывает голову нишияма, выводя на лёгкий смешок. томоя все так же продолжает обрабатывать юки раны и слабо улыбаться. конечно же, он гордится! невозможно не радоваться успеху того, кого любишь всем своим естеством без остатка. иногда томоя и впрямь забывает про то, что юки еще проживает свое второе совершеннолетие. он помнит того шестнадцатилетним и, кажется, моменты первых дней практики юки воспроизводятся у него в голове по пятьдесят раз на дне. уемура сам не замечает, как начинает улыбаться еще шире. приятно вспоминать и сравнивать, как из неуверенного в себе мальчика юки на глазах превратился в зрелого и весьма серьезного (ну, тут он еще поспорил бы) парня, что не боится идти на контакт, признавать ошибки и работать над взаимоотношениями. однако, да, факт привязанности и доверия к кому-то в мире, правила которого этого не допускают, — убийственен. томоя заканчивает с обработкой ран и поднимается. из-за задумчивости по привычке закусывает губу, чувствует металлический привкус, оседающий на языке, и слабо морщится. юки за это действие зацепляется взглядом моментально. — наклонись, а? — и сам голову набок роняет. — пожалуйста, я хочу кое-что сделать. томоя недоверчиво хмурится, но наклоняется к чужому лицу ближе. юки чуть подается вперед и мягко прихватывает губами его нижнюю, чтобы слизать кровь. в этом весь юки: замечает любую мелочь, любое изменение в поведении, каждую переменчивость в настроении. потому что ему важно все, что связано с дорогими его сердцу людьми. и уемура немного тянет уголки губ вверх, потому что нежность по телу приятной негой разливается. — одним твоим существованием можно доказать, что вампиры — далеко не вымысел, — констатирует факт томоя, замечая следом искрящийся блеск в глазах напротив. в своей первой жизни юки явно был пушистым котом со снежной шерстью и гетерохромией. иначе не сравнить — у него буквально растрепаны сейчас волосы, которые он любит завивать в очаровательные кудряшки, создавая на голове облако, и томоя каждый раз влюбляется заново. так иногда щемит сердце от теплых чувств, что удержать себя от милых жестов просто невозможно. томоя и не пытается, если честно — наклоняется к чужой макушке и целует, придерживая за шею. юки растекается как по щелчку пальцев и находится в миллиметре от того, чтобы не начать мурчать, скулить или издавать невесть какие милые звуки. любовь его к томое, его маленьким жестам теплоты и безостаточному принятию тактильности младшего — безусловная и безграничная, как вечность. одна мимолетная секунда, и томоя уже опрокинут на кровать, а юки на боль в запястьях не обращает внимание. — ну, что ты делаешь, ю, — наигранно страдальчески тянет томоя, когда ему активно ерошат волосы, создавая художественный бардак на голове. еще и нагло улыбаются в лицо, еще бы! — я? да ничего такого, просто кормлю свой тактильный голод, — ухмыляется юки, не прекращая сладкую пытку. юки треплет еще немного, а потом моментально спускается ладонями к щекам, растягивая их. ведет по шее, очерчивает кадык, мнет плечи, чтобы потом перейти на предплечья и восторженно вздохнуть. подушечки пальцев юки — как у полугодовалого котёнка, мягкие будто пух, потому и ощущаются как прикосновение самой нежности. полная противоположность томое. и хотя уемура под ним уже медленно тает, юки не обращает на это внимание: он ощущает собственную слабость. вторая рука непроизвольно ложится поверх живота и поднимает черную футболку, оголяет уже проступающий пресс. его ведет. близости не было настолько давно, что возбуждение сразу начинает искриться и покалывать на кончиках пальцев. черт возьми, как же он скучал... он падает на тело томои, с закрытыми глазами находит губами чужие, чтобы накрыть и углубить поцелуй. действует по наитию и в полной мере осознает, как же уемуры не хватало рядом, прямо под боком. томоя, не разрывая поцелуя, мгновенно меняет их местами. забавно. юки всегда смелый на самые разнообразные комплименты, подкаты и имеет миллионы способов (попыток) вгонять старшего в краску, оседающую на щеках от приторности и интимности. смелый. но не под тяжестью чужого тела. его уверенность разбивается вдребезги от глубины голоса, медленного поглаживания бедер и развязных поцелуев. и причиной допустимой слабости всегда был и будет томоя. с ним запредельно легко и спокойно. с ним можно. иногда сверхчувствительность от любви накрывает юки до дорожек от слез на щеках. он разрывает поцелуй и отстраняет томою от себя, чтобы по привычке задать извечно мучающий его вопрос. потому что у томои ответ на него всегда отличается. — почему ты со мной? — шепчет только для него, так тихо, словно их подслушивают. — потому что люблю. и томоя целует вновь, рывком расстегивая молнию чужой голубой зипки.~⚡️~
если теоретически, нежное электричество
убьет нас.