***
— Ну что тебе непонятного в моих словах?! - кричит женщина средних лет в домашней, немного растянутой футболке и старых, потрëпанных штанах, — Я тебе уже всё конкретно сказала! — И что ты мне хочешь этим доказать? - мужчина, что стоял рядом, начал резко разводить руками в явно нетрезвом состоянии, — А? Что ты мне тут хочешь выразить? Что я плохой муж? Или что? — Это я у тебя должна спрашивать, плохая я жена или нет! - кричит ему в ответ женщина. Ян никогда не слышал чтобы мама так ругалась. Ну почти. Последние года два, а может и три, родители постоянно ругаются, кричат и просто плещут в друг друга своей ненавистью в лица. Яну просто хочется верить, что всё это лишь сон. Страшный, ужасный и ненастоящий, не наяву. Но увы. В комнате сейчас темно. Ничего, кроме белоснежной луны и нескольких гирлянд, отливающих тëплым светом не обливало свет через тонкую, светлую шторку в пустую, противную комнату. Комната, которую он так любил и куда был рад возвращаться, сейчас стала противной, даже отвратительной. Милые фотографии с несколькими друзьями на стене сейчас просто тускнели. Опять. Опять мама с папой ругаются. И Чонин не боится их развода, возможно, даже ждёт, ведь иначе эти крики никак и не закончатся. Сидя на мятых, тëмно-синих простынях своей кровати, парень смотрит в никуда, не думая ни о чём. Расфокусированный взгляд несколько секунд тупит в пол. А ведь этого не было. Этого не было два года назад. Он всё ещё помнит. Помнит, как они вместе приезжали к бабушке в Пусан на каникулах, как весело им было. Всё ещё помнит, как они однажды приехали в парк развлечений, как ему было страшно на одном из них, и честно, Чонин вообще без понятия, как его туда пустили, ведь на табличке было написано большими буквами:"С 10-ти лет" , а самому Яну тогда от силы лет шесть. Ему было страшно, но мама успокаивающе взяла его за руку, любовно поглаживая, словно напоминая, что она рядом. От папы всегда были слышны слова поддержки, даже тогда, когда он не ожидал их услышать. Но сейчас никто ничего не скажет. Никто ничего не сделает. Слышны крики и десятки, если не сотни, неприятных пожеланий друг другу и слова, которые Чонин не хочет слышать от своих родителей, просто не готов, особенно зная, что эта ненависть была послана друг другу. Парень просто берет телефон в руки, начиная искать в контактах знакомый номер. Находится он довольно быстро.«Чанни-хëн ♡»
Дрожащими пальцами нажимает на значок звонка и ожидающе выслушивает гудки. На другом конце берут быстро, спустя считанные секунды. — Алло, Чонин-и, - нежно звучит голос из динамика телефона. Ян всё ещё поражается, что Чан отвечает ему постоянно,ведь часы показывали 1:07. — Что-то случилось? - сонным и немного хриплым голосом спрашивает он — Чан.. - говорит тихим, сухим голосом, — Мама с папой.. — Я понял. Уже иду. - парень быстро понимает о чём речь, и что ему хотят сказать, даже не дожидаясь конца предложения. Сбрасывает трубку, откуда в последние секунды были слышны шуршания. Рука медленно убирает телефон от щеки, медлительно откладывая его на кровать. Чонин медленно встаёт с кровати, стараясь не шуметь, выходит из комнаты, чтобы открыть дверь Чану, которые скоро придёт. Параллельно с этим, парень прислушивается к конфликту за приоткрытой дверью на кухне, где родители всё ещё кричат. Ни слезинки не выкатилось из глаз. На удивление самого парня, плакать он не хочет от слова совсем. Вообще никак. Лишь чувство пустоты и царапающей бреши изнутри. Словно внутри простое ничто. Ян хотел посмотреть время на часах телефона, но замечает что не взял его с собой, когда прошарил в карманах своих пижамных штанов. Но не идёт в комнату, просто стоит у двери надеясь, что родители его не заметят. Звон в ушах становится на первый план, заглушая гул и посылы гнева и негодования по поводу разделения обязанностей в доме, заработной платы и воспитания ребёнка. На этом моменте хочется просто перестать существовать вообще. Искоренить себя и своё рождение к чертям. Но звон и некий расфокус спасают его от ещё одной причины винить себя. Спустя ещё минут десять-пятнадцать, были услышаны шорохи за входной дверью, Чонин смотрит в глазок и почти сразу открывает Бану. Тот лишь быстро снимает потрëпанные, но чистые, серые кроссовки и, взяв младшего за руку, уводит в его комнату. Там же устраивается вместе с ним на кровати, укутывая младшего в тëмно-синее одеяло. Гладит его по спине, иногда считая позвонки. Ласково перебирает непослушные светло-рыжие прядки волос. Но младший сидит тихо, почти и не дышит будто. Лишь носом зарылся в чëрную толстовку Чана, и молча вдыхает родной запах корицы. Тëплые руки согревают его, заключая в объятия. — Они уже долго так ругаются? - тихо, шëпотом спрашивает Бан — ..Ну почти, - не сразу отвечает ему Чонин, —..Уже наверное минут сорок.. Большие руки Чана куда-то деваются, чего Ян заметил не сразу, ведь всё ещё находился в расфокусе. Он отводит взгляд на кисти старшего, что сейчас снимали с шеи своего хозяина большие, белые наушники. Старший неспешно надевает их на голову младшего, включая песню со своего плейлиста, ставя на высокую громкость, но от неё не хотелось поëжиться, наоборот. Хотелось петь. «Ла-ла-ла» Иногда, Ян правда не понимал, почему Бан всё ещё таскается за ним. У старшего есть своя работа, он учится в университете и занимается своим любимым делом, но почему-то он всё так же приходит к нему в нужные моменты. Чонин не знает почему. Почему продолжает приезжать к нему, когда родители ссорятся, впопыхах добираясь к нему на маршрутках или такси. Почему готов не спать в позднее время, лишь бы прийти и успокоить младшего, почему готов проснуться в столь позднее время ради Яна. Чан оставляет лëгкий поцелуй на макушке Чонина.