В дождливый поздний вечер молодая девушка услышав за дверью своей комнаты голоса и топот ног, ожидала, что это её слуга ведёт к ней хозяина постоялого двора, который как всегда припозднился с решеним вопросов и подписанием бумаг. Звали девушку Анастасия Ивановна Нечаева и она являлась дочерью здешнего городничиго. Анастасия Ивановна выглядела уж совсем молодо, бледное круглое личико, но с едва выражеными скулами (что придавало лицу большую грубость) светлые брови, покусанные губы, видимые носогубные складки при улыбке. Улыбалась она тоже как-то довольно странно, складывала губы трубочкой и потом расплывалась в широкой улыбке. Во всех её жестах и поведении проскальзывала какая-то детская невинность.
Она чуть повернулась в сторону двери, отложила книгу в сторону и с удивлением уставилась на коридор, который виднелся через приоткрытую дверь. Голоса приближались. Она поднялась со скрипучего кресла и с раздражением выдохнула, чуть поправив платье и пригладив и без того аккуратно уложенные русые волосы, чтобы привести себя надлежащий вид. Она была твёрдо намерена отказать гостю в сегодняшних делах и разговоре. Уж слишком поздно, да и не в том состоянии духа она, чтобы что-то сейчас решать.
Но раздражение её вдруг исчезло, когда она услышала голоса, наконец, вблизи. Ни с чем и ни с кем невозможно было спутать эту шуструю речь с чрезмерной сильной напускной интонацией. Её рот едва приоткрылся, а голова склонилась непроизвольно вбок.
— Анастасия Ивановна? Извините, могу я пригласить к вам Петра Степановича?.. — раздался старческий мужской голос и стук в приоткрытую дверь. Старый чинный слуга был в каком-то необыкновенно возбужденном состоянии; он смотрел на девушку неуверенно, словно ожидая, что та гаркнет на него, чтобы появившегося гостя выпроводили.
И в эту же секунду в проёме двери поверх седой головы слуги показался заинтересованный и сощуренный взгляд Верховенского, на которого глаза девушки то сразу и упали. Она словно впала в необычайный ступор, что и ответить не смогла ничего.
— Да, можно, можно! — ответил за неё протискиваясь вперёд Пётр Степанович. — Меня заждались уже..
Он улыбнулся, взмахнул рукой, и совсем бесцеремонно прошёл вовнутрь, быстро закрывая за собой дверь, прямо перед носом изумлённого мужчины.
— Пётр Степанович.. — торопливо и с некоторой восторженной сдержанностью проговорила девушка. — Вы поздно, я не ожидала.
— Пришёл как смог! Увы, дел по горло! — с удивительною наивностью сказал он и прихлопнул в ладоши.
— Что-то случилось?.. — она едва видимо улыбнулась и на ватных ногах прошла к камину, делая вид, что увлечена треском дров. — И что вы наболтали моему слуге, который после десяти никого в дом и никогда не пускает?
— Ничего такого, что могло бы очернить вас или привести вашего слугу в ужас!.. — со смехом ответил он и бросил короткий взгляд на дверь. — Ну к слову, хотелось бы мне начать с вашего здоровья.
— Здоровья? — девушка посмотрела на Петра Степановича с изумлением. — А что с ним? Про что здесь говорить?
— Ну хорошо ли вы чувствуете себя, не болит ничего? — с забавно-покаянным видом ответил тот и пожал плечами. — Не наболело ли у вас что-нибудь.. Вы ведь не передумали не о чём? Насчёт Шатова то.. Помните же?
Девушка вдруг усмехнулась и кивнула, убирая кочергу в сторону, которой аккуратно перебирала горящие дрова.
— Так вот для чего вы пришли. Узнать не передумала ли?
Тот широко заулыбался и сложил руки в замок.
Что внутренне, что снаружи Верховенский оставался необычайно спокойным, в отличии от девушки, которая при виде лица Верховенского терялась и путалась в словах.
Никто не мог назвать его красивым. Но никто и не скажет, что он дурен собой. Только вот лицо его никому не нравилось. Но дело здесь скорее было в его общей непоколебимости ко всем и всему. Он утомлял всех своей говорливостью, торопливостью. За словом в карман не полезет, язык у него такой, что может уболтать за пару мгновений, а ты даже сам не поймёшь на что тебя уговорили и на что ты подписался. И при этом манеры его весьма приличные, почтительные, что собеседник не сразу приметит его самодовольство. Ответ готов всегда и на всё, чтобы ты не сказал или не спросил. Вот что сперва может понравится, но вскоре раздражать - от вечно готовых слов на всё.
Но вот на дочку городничего он производил совсем иное впечатление. Стоило Верховенскому появится в обществе где присутствовала Анастасия Ивановна, как та маска холодности и непоколебимости её пропадала, а на лице расцветала довольная и смущенная улыбка.
Что он подумал в их первую встречу? Когда Кириллов показал ему список желающих вступить в общество, его очень удивило, что там значилась фамилия и имя дочери их городничего. Сложно было бы поверить в её истинное желание, если были бы неизвестны подлинные отношения отца и дочери. Девушка рано съехала с родительского дома, купив аккуратный пустующий домик неподалеку от губернского города. Репутация у девушки была не самой хорошей: вечное непослушание, неверность мотивов, вечные споры с отцом были у всех на виду. Ведь город очень маленький, а семья их была довольно знатная.
Она никогда не появлялась на шумных мероприятиях и больше времени проводила в одиночестве. Была отделена от семьи и самого губернатора. Но при этом знала о них всё. Всё, что было бы важно для Петра Степановича.
Под разными предлогами Верховенский вертел ей, как его мелочной душонке вздумается. Изворачивался, лгал, канючил.. А та всё верила. Во всё сказанное им. Была она до беспамятства влюблена в человека недостойного, если не сказать подлого. Всё делала для него. И Верховенский слишком хорошо знал и понимал это.
Слишком глупа была девушка и слишком влюблена, чтобы понимать всю подлинность мотивов. Фанатически и младенчески преданна Петру Верховенскому, она была готова на всё, ради него и общего дела.
— Вы же знаете меня, — сбросив с себя оцепенение, как-то нервно промолвила она гнусавым голосом, медленно шевеля губами. — Я чту катехизис революционера. Я никогда не предам.
— О, это несомненно! Я верю вам.. — он с улыбкой прошёлся по комнате, как бы осматривая. — К слову, говорил я с вашим папенькой.. Он сказал мне, что совсем недавно, день тому назад, вы приезжали к нему в гости, на чай. Мило беседовали, и даже вроде как помирились.. Мол, дочка моя в хорошем расположении духа, так переменилась, хорошо говорила с нами. А я сказал ему, что я как друг ваш хороший, беспокоюсь за вас.. Пропадаете где-то, редко вижу Анастасию, не ввязалась ли не во что.. Прокламации эти разлетелись по городку же. Губернатор в курсе, в курсе и про Шатова. И вас..
Девушка замерла на миг, не сразу осознав, что только что ей сказали. Анастасия перекинула русую косу через плечо и какою-то нервною хваткой схватилась за неё, уставив голубые глаза на Верховенского, которые прямо сейчас загорелись.
— Что вы имеете ввиду.. Вы таки считаете, что я предам, от чего подставить заранее хотите?
Девушка не заметила это, так как мужчина стоял к ней спиной, глядя на окошко, по стеклу которого скатывались капли дождя, но Верховенский расплылся в довольной улыбкой. А вот повернувшись к девушке, на лице образовалось чистой воды удивление. Но улыбка никуда не пропала.
— Ну что вы! Конечно же я так не думаю!.. Но ведь страховка, она так надёжна! Я ведь толком ничего не сказал им, я лишь намекнул. А вывернуть можно по разному. Вы ведь понимаете, Анастасия Ивановна? — сказал он томным и медленным голосом, словно стараясь выговорить каждое слово идеально.
Плотно сжав губы, она согласно кивнула. В душе проклинала себя девушка, что позволяет Верховенскому так легко влиять на себя, так теряться и смирятся с происходящим. Но пойти наперекор или открыто возразить никак не могла. Она нервно заломила руки и опустила взгляд, не сразу заметив как Пётр Степанович подошёл ближе, обхватив руками спинку стула, за которым стояла Анастасия.
Она медленно подняла на него глаза и заметила как Верховенский стоял напротив, чуть выпятив губы вперёд и сладко улыбаясь, глядя с каким-то снисхождением. Её зрачки, кажется, расширились и она сглатывает образовавшийся в горле ком. Молчание длится не менее десяти секунд, после того как девушка, наконец, смогла заговорить.
— Я.. Я ходила к отцу в гости, это дело обычное, если всё прошло без скандалов, это не значит, что я со всеми помирилась и предаю вас, Пётр Степанович.
Он в ответ тихо смеётся и кивает, в этот же момент отстраняясь ловким и быстрым движением, этим обычным действием словно отрезая всё создавшееся напряжение от которого девушка лишалась возможности свободно дышать.
— Смеётесь? Вы мне всё не верите? — из Анастасии вдруг вырывается уверенный тон, а глаза сужаются. Легче было говорить и возникать, когда он стоял к ней спиной и на довольно далёком расстоянии. — Я конечно понимаю, что вас интересуют связи моего отца. И вы боитесь, что я предам, но..
— Ладно, забудем, — он с отрешённым взглядом оборачивается, деловито стряхивая невидимую пыль с плеча пиджака. — Я хотел отправить к Шатову Эркеля, чтобы тот повёл его куда надо.. Но сейчас подумал, что вам он поверит ещё сильнее. Вы для него девушка, которая бы никогда не пошла на что-то подобное. Он вам точно поверит.
Он коротко улыбнулся и вынул из кармана мячик, подбросив его вверх и ловко поймав.
— Так, вы согласны, надеюсь?
Девушка вдруг ещё сильнее замялась и опустила взгляд вниз.
— Вы точно уверены насчёт убийства? Может не стоит.. Не стоит так жестоко? Может Шатов не донесёт, не в его это характере.
Довольное лицо Верховенского с неизменною улыбкой вдруг пропало, от чего девушка поспешила добавить, чтобы успокоить:
— Я это просто так спрашиваю.. Это не протест. Я всегда за вами. Лишь хочу точно убедится сейчас, что верно мы поступаем.
— Конечно же мы поступаем верно! — резко и возмущённо ответил Верховенский. — У вас даже сомнений не должно быть. Шатов славянофил, то есть один из самых глупых людей. Он обязательно донесёт. Вы можете с ним хоть целоваться, если хотите, но предать на честное слово общее дело не имеете права, Анастасия Ивановна! Вы ведь не побежите со словами: «Ай, простите меня, а я всех продам!» (сказал он это перекривляясь с наигранным тоном) А Шатов побежит! И такие люди настоящие свиньи, от них нужно избавляться!
Ей вдруг стало приятно даже, что Верховенский поставил её в пример того, что она так никогда не поступит, от чего вдруг все сомнения её пропали, а самодовольство повысилось.
— Если сдадут нас, и если и спустят две степени юридически, то все-таки Сибирь каждому.. Это по-хорошему. А так поймают, пытать будут, выяснять наши все идеи, узнавать координаты всех обществ революционеров по всей России. А всё из-за одного глупого человека. Понятно ли это?
— Понятно, Пётр Степанович. Я со всем согласна.
Возможно в другой ситуации она бы отказалась быть тем, кто поведёт человека на «казнь». Но услышав то что, Верховенский подозревает её в неверности делу и даже поставил её папеньку и губернатора в известность, на всякий этакий, ей сделалось даже страшно, что Пётр Степанович может сдать её и опозорить. От чего сейчас она всеми силами попытается доказать ему обратное.
— Отлично! Рад, что мы так быстро сошлись во всём! — Верховенский усмехнулся и поглядел на красный маленький мяч, отданный ему Кирилловым. — Вот держите, в знак клятвы.. Завтра вернёте!
Он кинул его в строну Анастасии, и та поймав его, посмотрела с какой-то горечью, но плотно сжала в ладони.
— Ну до завтра.. Свидимся, скоро, — Верховенский направился к выходу, а девушка вдруг посмотрела на него каким-то новым тоскливым взглядом, по неволе пойдя следом, делая пару неуверенных шагов вперёд.
— Стойте.. Погодите, пожалуйста.
Попросила она совсем тихо, но Пётр сразу остановился около двери и с удивлением обернулся.
— Вы хотите ещё что-то обсудить?
Девушка промолчала и неотрывно глядя на мужчину, пошла в его сторону, всё так же неуверенно переминаясь с ноги на ногу. Она остановилась напротив него, и Верховенский чуть опустил голову вниз, ближе к ней, так как девушка была ниже ростом.
— Или появились возражения? — Верховенский снова улыбнулся, по-своему подняв верхнюю губу вверх.
— Нет у меня возражений.. Коли всё так, и до всего в будущем происходящего, я вам сказать хочу, что я всегда и во всём доверяла и буду. И мне бы хотелось, чтобы вы мне верили тоже. Я очень ценю вас.. — Анастасия нащупала пальцы его руки и уже отбросив от себя всю скованность и стеснение, давая поступь истинным желаниям и эмоциям, сжала его руку. — Вы ведь верите мне?
Верховенский глядел на девушку с интересом и необузданной внимательностью, склонив голову вбок. Почувствовав как его руку сжала девичья рука, его глаза загорелись, а губы сжались.
— Да, верю, верю.. — шепчет он с улыбкой. — Не сдам я вас. Не обижу.
Она смотрит на него с восторгом и неподдельной радостью, эти слова заставили девушку облегчённо выдохнуть и ещё сильне обхватить руку Петра Степановича. Всё её тело сковывает от прикосновения, и она чувствует как сладко изнывает низ живота. Отпускать его рук она не хочет. Наоборот, только сильнее прижаться. Но никак не решается.
Верховенский же смотрит на неё с опасным блеском и с нежеланием отрывает взгляд от приоткрытых женских плечей. Он внутренним удовлетворением и лёгкой ухмылкой ловит глухое, но быстрое биение сердца Анастасии.
Он совсем не чувствовал угрызения совести за то, что так легко манипулирует девушкой, которая ради него пойдёт на всё. Ведь он прекрасно знает это и нарочито пользуется. Сколько ему раз уже приходилось разговаривать с женщинами самым сладким голосом, убеждать в своих идеях, добиваться то чего он хочет моментально. Но с Анастасией даже не приходилось так стараться. Ведь стоит ему о чём-то попросить, чуть надавить, как она согласна на всё угодно. Потому-что любила этого подлого человека. Девушку можно было бы назвать глупой и дурочкой, ведь она явственно не понимала во что втянулась и что в её будущем это будет значится.
Только вот дурочкой она была хитрой. От чего Верховенский и держал её подле себя. Свято уповая на него и их идею, она с помощью хитрости и своего женского притягательного обаяния, легко справлялась со всеми задачами. Чувствительная, ласковая и на первый взгляд добрая девушка Анастасия может оказаться тем, кто пойдёт на убийство. Тем, кто самолично приведёт человека на смерть. Это и было нужно для Петра Степановича.
Но даже скорее всего, если бы она и поняла, что ей пользуется, даже если бы Верховенский открыто заявил, что она ему нужна только для исполнения его прихотей и целей, она бы не оставила это дело и была бы с ним до последнего.
И здесь нет какой-то загадки или сильной и преданной любви. Анастасия была таким человеком, который никак не может найти и понять смысл всего. Не понимает не смысла идеи, не привязанности к Петру Степановичу, действует по инерции, по чувствам, полностью давая возможность манипулировать собою как маленьким ребёнком. Ведь даже такая хитрая и изворотливая Анастасия Нечаева, не имея смысла и верного осознания, идёт на поводу у Верховенского.
Анастасию смело можно было ещё назвать ребёнком даже если не взирать на двадцатилетний возраст или внешность. Всё в её естество и взгляд на мир было детским, она была ребёнком не как внешне, как внутри. И такое происходит часто. Молодёжь напросто не хочет взрослеть, не видя перед собой главного. Смысла и осознания своего пути.
— Пётр Степанович.. Я не хочу жизнь, которая сейчас у меня. Мне нечего из этого не хочется, я никому, совсем никому, кроме вас не предана.. Вы всё для меня. Для меня это революция как смысл! Я не хочу ничего из того, что имею..
Робко выговаривается она, метая взгляд по сторонам. Но руку Петра Степановича никак не отпускает.
— А чего вы хотите, Анастасия Ивановна? — шепотом спрашивает Пётр, бросая щекочущий кожу выдох.
— Наклонитесь ко мне, — вдруг уверено и чётко говорит она, поднимая взгляд. Верховенский чуть наклонил голову к ней, догадываясь, что за этим последует, но противится не стал.
Девушка привстав на носочки, обхватила его шею руками и на лбу Верховенский почувствовал крепкий и долгий поцелуй. Потом она поцеловала две его щеки и с какою-то нервною озабоченностью позже обхватила туловище, крепко прижимаясь к нему, обнимая.
— Пётр Степанович.. Вы ведь не бросите меня, да?
Тихо спрашивает она, на что Верховенский рукой приподнял её голову к своему лицу, другой медленно убрал за ухо упавшую на лицо девушке прядь волос и с веселой дерзостью обхватив её голову руками, как-то нервно сцепил их губы. Зрачки девушки расширились, а по телу словно разрядом пробежались тысячи мурашек, заставляя её тело вздрогнуть.
Он и сам не понял, что вдруг нашло на него. Молодая девушка глядящая на него снизу верх очаровательная и умоляющая, возбудили в нём чувства новые. Которые, он всегда подавлял, да и не испытывал в частности, превозмогая себя и нарастающий голод внутри.
Оказавшись на кровати, девушка отстранившись от губ Петра, стала целовать его шею, всё так же прижимая к себе. Поцелуи не были не нежными, не пылкими, они были очень резкими, нервными и чрезмерно чувственными. Девушке хотелось только прикасаться к нему, целовать всё его тело, не отпускать от себя, прижаться как можно ближе. Всё её трясло, а сердце неугомонно билось от сего происходящего. В голове же не одной разумной частички мысли не осталось, она не думала не о чём сейчас.
Девушка не боялась, что кто-то может зайти и увидеть их. Верховенский даже не глядел на дверь и не пытался оттолкнуть её, остановить. Напротив, когда Анастасия неловкими движениями стала стягивать с него пиджак и растёгивать жилетку, его пальцы оказались на завязках платья, которые он с легкостью развязал, обхватив ткань у плеч и стягивая её. Когда она оказалась в одной лишь в ночной комбинации, на которую платье и было накинуто, девушка покрывая поцелуями Петра Степановича, расстегивала рубашку, вскоре целуя его грудину и туловище. Был он к слову очень худ, словно восстановившейся после болезни человек. От глубокого вздоха становились видны рёбра, которые девушка с какой-то особой заботой и нежностью целовала, словно боялась повредить их или сделать ему больно.
Прикрыв глаза, мужчина поглаживал рукой девушку по голове, что-то неразборчиво всё шепча ей. Поцелуи её были всё такими же робкими, потому-что стеснялась самой себя и происходящего в этот момент. Она всё никак не могла поверить, что всё сейчас происходит взаправду. Сердце продолжало бешено колотится, а тело дрожать. Она никак не могла осознать, что спустя столько времени, она касается его и целует. Всё тело горело только от осознания. Она старалась поцеловать каждый миллиметр его кожи и оставить свой след на его худощавом теле.
Верховенский же оставался спокойным, он лишь наслаждался происходящим и его ничего ничуть не смущало. Он гладил её, шептал ласковые слова, леял, говорил, что любит таким сладким голосом, что чуть ли не сам начинал верить в это. А девушка слушала упиваясь звуками его голоса и вздохами, не вникала в суть. Когда он шептал, всё тело её покрывалось испариной, она больше трепетала и изгибалась на его коленях.
Он целовал голые участки её тела, поставив своё колено между её ног, прижимаясь к ней. Казалось она готова была потерять сознание от чувств, и закусив свой палец, чтобы сдержаться от вырывающихся звуков, она отвернулась вбок, закрыв глаза, от всей неловкости и смущения. Но сейчас она ничего не знала, ничего не подозревала, ничего не боялась, было только желание. Она не хотела чтобы это кончалось, хотела всегда быть с ним. Принадлежать ему, навсегда быть его.
Анастасия шептала его имя ласково, любяще, всё подрагивая от удовольствия и наслаждения, ничьё имя так было не мило и не приятно ей сейчас. Улавливая паузами его улыбку и горящие глаза, она и вовсе провалилась с беспамятство.
Внутри растекалось пульсирующее чувство, отчего женские пальцы сильнее сжали русые волосы на затылке Верховенского. Капельки пота, что стекают с их лиц, бесшумно падали на смятую простынь. Анастасия прижалась щекой к разгоряченному лицу Петра Степановича, чувствуя, как напряжены его мышцы. Каждое движение становилось грубее, от чего девушка уже не сдерживалась, вынув свой до ужасной боли прокусанный палец, на котором появились видимые раны от собственного укуса. Она полностью растворилась в чувствах и эмоциях, замечая перед собой только его глаза. Всё теперь стало неважным и чем-то отдаленным. Она погибла в непорочности и последних, собственных, ещё едва держащихся моральных убеждениях. Всё прервалось в миг.
Конечно её чинный слуга по имени Осип, прекрасно понимал, чем может кончится поздний приход Петра Степановича. Он совершено не чувствовал симпатии к Верховенскому и их довольно близкие отношения с Анастасией Ивановной только пугали его. Сейчас ему было как никогда гадко и плохо. Он замечал как девушка менялась из-за него. Зная Нечаеву с детства, он искренне переживал за девушку, как за родную дочь. Он изначально увидев на пороге дома Петра Верховенского хотел выпроводить его и дать завуалированный указ, о том, чтобы тот не ногой не совался в этот дом. Но Пётр Степанович так умело обукрасил ситуацию и протиснулся в проход, что мужчина и возразить не успел.
Он столько недель уже пытался переубедить её, вразумить, объяснить, что связь их к не чему хорошему не приведёт, но всё бестолку. А сейчас всё зашло слишком далеко. И помешать сему казалось едва возможным.
Уже и не помнила девушка как всё закончилось, помнила только как оставила его с собой. Всю ночь не смыкая глаз, она лежала около него, прижимаясь к Петру Степановичу. Только под утро она уснула.
В часу шестом, когда Анастасия крепко спала, Пётр Степанович убедившись в этом, выпутался из её объятий с каким-то презренным лицом, аккуратно слез с кровати, оделся и быстро выскользнул из комнаты, закрывая дверь за собой. Он намеревался уйти тихо и без лишних глаз. Но обернувшись, вздрогнул и сильно сжал губы, когда увидел стоящего у входа в гостиную слугу.
— Как? Уже уходите? — спросил Осип тихим голосом, намерено строя удивление.
— У меня дела. Как проснётся Анастасия Ивановна скажите, что я вынужден был уйти, — не глядя ответил он и пошёл в сторону выхода.
— Дела? В шесть часов утра? — не унимался слуга, от чего Верховенский с раздражением обернулся, но подавляя в себе недовольство.
— Дела могут быть не только в конторах или в выяснении каких-то вопросах с людьми, — он притворно улыбнулся.
— Значит мне Анастасии Ивановне так и передать? Пётр Степанович ушёл по делам в шесть часов утра, так ещё каким-то своим, никому неизвестным, секретным.
Вся напускная и нахальная решимость Петра Степановича исчезла. Его губы подрогнули, он чуть подошёл к нему и окинул каким-то непонимающем взором.
— Не понимаю, что вас удивляет собственно. Вы, кажется, сердитесь? — начал он уверенно и методически, по-всегдашнему.
— Анастасия Ивановна.. она искренне верит вам и любит вас. А вы поступаете подло обманывая девушку. Неужели вам не стыдно-с? Долго ли это продолжаться будет, пока вы даёте ей безутешный шанс? Оставьте её в покое, она должна выйти замуж уже в конце концов и позабыть обо всех этих глупостях.
Речь Осипа как-то даже рассмешила Верховенского, но во взгляде вновь проскользнула не скрытая неприязнь.
— Думаю-с для Анастасии Нечаевой очень ценно, что вы так безудержно влезаете в её жизнь, а? — весело заметил он.
В слуге снова начинало закипать бешенство при мысли о том, что этот грубый, наглый человек так и не отвадится. И чтобы не сказали ему, будет стоять на своём. Ради выгоды своей.
— Вы ведь ей жизнь сломаете. Наиграетесь, узнаете, что вам там нужно и бросите.
— Ого, подловили вы меня, сударь! — с видимым сарказмом произнёс Верховенский. — Но на демагогию о честности, верности и морали у меня времени нет. Прощайте-с! Мне пора. Провожать не стоит.
Он обернулся и пошёл к выходу.
— Шутите, чтобы отстал я? Не смейте… сударь… не приходите сюда больше. Охумутали вы её слишком сильно..
— Ну я всегда рад если могу угодить!
Когда он вышел на улицу, спустя несколько секунд, вдруг снова открыл дверь и чтобы намерено позлить и насмехнуться над слугой, с наглой улыбкой добавил, выглядывая из-за двери:
Сказав это, дверь сразу закрылась и не открывалась более. Как только Верховенский отвернулся от дома девушки, улыбка его тут же пропала, лицо стало серьёзным, жесты более резкие, а походка нервная. Словно вся его напускная насмешливость, сочившаяся уверенность и подхалимость исчезла в этот же миг. Он резко и нервно отдёрнул пиджак, как-то горько усмехнулся и пошёл прочь, даже не оборачиваясь в сторону дома Анастасии Ивановны, и не думая об этом более.
Проснувшись, девушка сразу заметила, что Верховенского рядом не было. Сначала она думала, что всё происходящее оказалась сном, но Пётр уверил её после, что все было на яву и ушёл он из-за важных дел, которые не терпели отлагательств. А что слова её слуги, о том, что он обманывает её и просто напросто бросил потому-что и дела ему нет особого до неё, самый что не есть бред. В ответ на истинное желание помочь ей, и старания переубедить на счёт Верховенского, преданный слуга, только и услышал, что: Вы не достойны даже смахнуть пыль с его обуви, не то что говорить такие гадкие вещи!
Конечно она поверила Верховенскому, даже в голову не беря слова старого слуги. Тогда то она и подумала, что теперь они вместе с Верховенским и что так будет всегда.
***
Три дня спустя
Ровно без десяти минут в шесть часов в вокзале железной дороги, вдоль вытянувшегося, довольно длинного ряда вагонов, прохаживались Петр Степанович и Анастасия Ивановна. Верховенский как обычно вёл себя уж чрезмерно открыто и уверено: на всех смотрел, скорее даже без зазрения совести рассматривал, с некоторыми здоровался. Девушку это немного пугало. Как он не боится, что его заметят? Ведь такой риск большой после убийства человека оказаться замеченным.
Анастасия не решалась заводить разговор, мяла руки, с робостью смотрела на него, крутилась рядом, но разговор не начинала. Всё ждала первый шаг от Петра. Но тот как нарочно молчал. Ей порой казалось, что он и позабыл о ней вовсе, пока тот не зацепится за неё взглядом и коротко не улыбнётся.
— Пётр Степанович.. — начала всё же неуверенно она, не выдерживая более тягостного ей молчания. — Мне кажется все они ненадёжны. Не верю я им.
— Кому это? — в удивлении спросил он, поглядев на неё с улыбкой.
— Ну как.. Нашим. Сдадут. Уверена я. Трусы и подлецы же.. На одного Эркеля надежда есть.
— Не сдадут. Все мы теперь связаны вчерашним. А на вас милочка, я больше, чем на всех их, надеюсь! Письменную мою инструкцию прочтите завтра или послезавтра им.. Когда все прийдут в себя. Вы главное не унывайте! Обещаете?
Анастасия с непривычной ей неуверенностью кивнула и прикрыла глаза на время, задумавшись. Тут резко подняла взгляд и сказала:
— Лучше бы вы никуда не уезжали, Пётр Степанович! Как же я без вас здесь буду.. Может я с вами? Я ещё успею купить билеты!
— Ну что вы в самом деле! — он с прежней улыбкой, склонил голову вбок, и едва притронулся к её плечу верхней частью ладони. — Я не навсегда же уезжаю. Только на несколько дней; я мигом назад.
— Вернётесь, конечно, я знаю! Вы ведь это для благого дела!.. Я всё понимаю Пётр Степанович, всё, всё понимаю! Вы всё, а мы ничто. — торопясь, едва выговаривая слова и жестикулируя говорила девушка.
— Ну да.. — как-то тихо отозвался Верховенский. — Благодарю вас, Анастасия. За вас я спокоен. Не пропадёте!
Вся какая-то наигранность и неискренность слов Петра чрезмерно чувствовалось. Он произносил всё так сухо, но с улыбкой, и театральными паузами, словно старался скрасить предложения, понимая как неискренне те звучат. Это до боли в сердце задевало Анастасиъ Ивановну, которая смотрела на него с полным отчаянием и надеждой
. Ей даже хотелось заплакать, так было неприятно и горько на душе.
Ей теперь казалось, что он относится к ней по особенному, выделяет, лелеет, а сейчас перед уездом, настолько сухо и притворно говорит, что это жеманство и театральность можно было в воздухе корками между ними сдирать. Всё у неё внутри сжалось от этого. Ей хотелось как-то притронутся к нему, обнять на прощанье, сказать ещё слово доброе, услышать что-то приятное в ответ, а в итоге более не решилась. В горле застрял неприятный ком, а живот до подступающий тошноты свернуло.
Анастасия вдруг решилась взять его за руку, чтобы покрепче пожать и снова притронутся к нему, но вскоре пожалела и почувствовала огромную неловкость.
— Ай, вы мне на больной палец надавили!.. — сказал он прошипев от боли, и поглядел на руку с большим трепетом и сожалением, чем на бедную девушку, которая распиналась перед ним и так и сяк, не получая ничего искреннего в ответ.
— Простите.. — вдруг с той же сухостью, но скрытой печалью и обиды за себя, промолвила она.
Верховенский поднял взгляд на девушку и чуть сощурившись оглядел по новому.
— Ладно вам-с.. Прекратите уже так горюниться по мне. Я ведь не навсегда уезжаю!
— Я всё понимаю! Правда, я вам верю! Даже если вы за границу.. Вам нужно беречь свою личность. Я буду ждать вас, Пётр Степанович!.. — начала вдруг девушка, хотев высказаться ему перед уездом. Наконец, она заметила подлинный интерес в его взгляде, и какую-то едва видимую даже горечь, от чего продолжила дальше с упоением. — Пётр Степанович, ведь вы всё для меня.. Понимаете?
Раздался второй звонок. Пять минут до отъезда.
— Я ещё раз хочу сказать вам о всей моей любви и уважении к вам!.. Это дело, это революция, хоть у нас и не получилось довести дело сейчас до конца, но мы справимся позже! Пускай будут меня пытать, но я не слово не донесу! Пётр Степанович вы для меня всё, знайте же это!.. Я за всем прослежу, никто не донесёт, все будем дожидаться вас! — наконец, она добилась хоть какой-то искренней эмоции от него, не благодарной или радостной, но по крайней мере любопытство с лёгкой улыбкой виднелось на нём. — Я всегда относилась с трепетом к вам, всегда и буду! Вы ведь спасли меня от этой серой, скучной жизни.. Чтобы я делала сейчас без вас!..
— А-а, и вы сегодня? — крикнул Верховенский веселым голосом одному очень молодому человеку, весело подошедшему к нему поздороваться, отвернувшись и не дослушав девушку.
— Я не знал, что и вы тоже экстренным. Куда, к мамаше?
Анастасия осеклась и замерла, с такой невыносимой злобой смотря на подошедшего неизвестного ей человека, видимо нездешнего. Она надеялась, что Верховенский сейчас отвадит его от них, и разговаривает с ним только для приличия, чтобы не вызывать подозрения. Но этого не произошло. Он словно и позабыл о бедной девушке, у которой всё голос ломался и дрожал от волнения при разговоре с ним.
С превеликой радостью и заинтересованностью начался у них разговор с молодым человеком. Девушка не знала куда себя деть. «Да когда же он уже отвадится!» — всё думала она, пронзающего глядя на юношу разговаривающего с Верховенским. Неужели и не важно ему было дослушать её? Неужели неважно настолько, что завёл разговор с плохо знакомым человеком, зная, что осталась пара минут до отъезда!? Он ведь и так может всю дорогу говорить с ним!
Слёзы всё больше наворачивались на лице, ей было обидно за себя как никогда. Она отворачивалась и стирала их, стараясь смотреть куда угодно только не на него, ломала руки, переминалась с ноги на ногу, всё ждала и ждала.
Наконец, он, кажется, припомнил про Анастасию стоящую рядом, и то только потому-что подошедший всё косился на неё, почему-то не здороваясь и никак не приветствуя.
— Ах, да! Моя родственница.. Анастасия Ивановна. Студентка из Петербурга.
Подошедший едва притронулся к шляпе, не промолвив не слова приветствия. Девушка нехотя кивнула.
— С вами?
— О, нет-с! Провожает.
Ударил третий звонок.
Почти даже не глядя на девушку, забрав свои вещи, Верховенский с новоявленным другом пошли к вагону. Анастасия за ними, отобрав из рук Верховенского пару вещей, чтобы ему было легче. Тот и не поблагодарил даже, почти не отреагировав.
— Ну!.. Настенька не горюнитесь! — обратился к ней Верховенский, выглядывая уже из вагона поезда. — Ждите меня.
Он вытянул свою руку и в этот раз ей удалось покрепче обхватить не больную ладонь Верховенского, которая как всегда была одета в перчатке, встав на носочки и вновь поглядев на него с надеждой.
— Буду ждать! Буду!..
— Ну тогда до скорого!.. Свидимся.
Он убрал руку уже из расслабленной хватки девушки и не дожидаясь ответа, отвернулся. А отвернулся он на очередной оклик молодого человека, который позвал его знакомиться с партнерами. Поезд тронулся, а девушка так и осталась стоять на месте и глядеть как поезд удалялся от её фигуры всё дальше и дальше. Больше она не видела своего Петра Степановича.
А она никак не могла поверить, что расстались они на такой ноте. Внутри появилась пустота. Слёзы высохли, дыхание выровнялось, только сознание стало помутнённым.
Но ясно ей вдруг стало одно. Одна гадкая мысль вдруг зародилась у неё в голове, да так резко и неожиданно, что, кажется, девушку чуть передернуло:
«Он не приедет.»
***
Последующая судьба Анастасии Ивановны и Петра Степановича мне стала известна.
Все совершившиеся бесчинства и преступления обнаружились с чрезвычайною быстротой, гораздо быстрее, чем предполагал Петр Степанович. Зная, что Пётр Верховенский больше не приедет, и что тот бросил её, девушка на допросах всё равно молчала и покрывала его, даже не допуская мысли о предательстве, в отличии от остальных участников общества, ведь самолично поклялась Верховенскому в молчании и верности ему и делу.
14 августа 1872 года Верховенский тоже был арестован по наводке агента Третьего отделения и цюрихский муниципальный совет проголосовал за его высылку как уголовного преступника. Правительство Швейцарии выдало его России. После этого Анастасию как главную подозреваемую и часто замеченную вместе с Петром Степановичем девушку, после допроса в её родном губернском городе следователем и полицмейстером, забрали в Петербург, после чего допрашивали её уже люди чинами выше.
Они не были посланы в рудники, а посажены в Петропавловскую крепость, где с ним обращались не как с уголовными преступниками, а как с политическими. Больший срок получили Пётр Степанович и Анастасия Ивановна как зачинщики. Хоть и Нечаева Анастасия таковой и не являлась, отпираться она не стала. С какой-то даже гордыней заявляя всем, что это так. Другие же, из кружка революционеров стали приговорены к каторжным работам около десяти лет.
Через год заключения в крепости пришёл высокопоставленный чиновник и предложил Верховенскому дать свободу, за то что тот пойдёт работать к ним в милицию. На что он посмеялся и при всех плюнул ему в лицо. Чиновник так взбесился сему унижению, что приказал посадить Верховенского в кандалы, в самом ужасном состоянии.
Подвесить к стене, но так, что бы он был в положении полу-сидя, такая поза невыносима уже через минуту, его приковали так на два года. Нет, ни спать, ни в туалет не выпускали, абсолютные два года без движения, прикованным к стене.
Все были шокированы что он выжил, и даже не подпортил рассудок. Вскоре за сговор с офицерами и рабочими на каторге, которых он с помощью своего дьявольского сумел подчинить себе, его отправили в пыточные камеры, где его ежедневно подвергали пыткам, и через год он скончался. Анастасию порой приводили в камеру Петру и заставляли смотреть в каком тот был состоянии и что с ним делали, что говорили, мол, девушка была на грани чтобы всё рассказать, не выдерживая измывательств над ним. Такого ужаса не было в её глазах даже когда мучили её.
До подлинны неизвестно как именно кончила жизнь Анастасия Нечаева. Ей давали шанс рассказать про всё и всех, сдать все общества, которых по их же словам были по всей России, и сотрудничать с милицией, но та отказывалась. Ей обещали скосить срок и отпустить, если та расскажет хоть что-то. За жизнь дочки всё просил отец гордничий, им даже давали возможность говорить. Он пытался вразумить девушку, но та твёрдо стояла на своём. Всё казалось бессмысленным.
Изначально Петра и Анастасию даже держали в одной камере, допрашивали и пытали обоих, пытаясь так выбить у кого-то признание. Но вскоре рассадили по одиночным камерам, в которых оба и скончались. За то время нахождения в разных камерах более они не виделись. Никто не говорил главную причину смерти Анастасии, то ли из-за пыток, то ли из-за болезни, а может из-за горя и несбывшихся мечт, которые она похоронила вместе с собой. Но ходили слухи, что люди, работающие на каторге и увозившие тело девушки, рассказывали, что и место живого на ней не было. Она была от вечного стресса и болей вечных пыток поседевшая, избитая, до невозможности похудевшая. Как и Пётр Верховенский. Смотреть без ужаса на них было невозможно. Нечаева на допросах всегда говорила, что смерти она не боится и боли тоже. Самый большой страх для неё это — предательство. И если она и умрёт то с честью и преданностью. Поговаривали, что на стене камеры кровью девушка написала: «Я умру за честь, а вы за деспотичную власть, которая вскоре падёт.»
Их тела были захоронены в одном месте, в районе станции Преображенская Николаевской железной дороги (точное место неизвестно). Отец девушки вскоре не выдержал сего горя и умер от остановки сердца и на их смерти наследие их семьи исчезло. Вскоре погиб и слуга Анастасии Ивановной. Он уехал из города сразу после её ареста, чтобы позабыться о прошлом и том, что творилось здесь. Но здоровье его доканывало, а вскоре услышав о том, что творилось с Нечаевой в крепости , и что она умерла она от пыток, совсем не выдержал мужчина и умер от горя, что никак не сумел огородить её от этого.
На смерти Анастасии Ивановны и Петра Степановича их история закончились, их тела после смерти оказались погребены на одной и той же земле. Всем казалось, что их идеи умерли вместе с ними. Но их замыслы и идеи в точности исполин Ленин. Кровавая революция исполнилась в полной мере.
Идеи никогда нельзя похоронить вместе с людьми, и они всегда найдут отклика, насколько чудовищными и ужасными те могли не являться.
