***
— СССР, — начинает было Германия приторно сладким голосом, заходя в комнату. На её лице сияет улыбка, да и сама немка кажется буквально светится. Синие глаза смотрят с лукавством. Русский не глядя на женщину откладывает книгу в сторону, прекрасно понимая, что дочитать её сегодня не получится как бы он не хотел. — А с каким…? — Адель, я же атеист, — Союз выглядит вполне спокойным, если не обращать внимание на сжавшиеся кулаки и выступившую вену на лбу. Даже тот факт, что несчастная дверь ни раз пострадала от вышибания немкой с ноги, не выводит из себя. Вот только на двери его терпение и заканчивается. Так продолжаться больше не может. — Не заставляй меня молиться! — переходит на крик он. Золотые глаза по ощущениям прожигают в женщине дыру. Иногда немка мечтала их вырвать, добавить в свою коллекцию красивых вещичек. Германия даже заглядывается. В его глазах не было чего-то необычного за исключением проявляющегося жёлтого — скорее светло-карего — цвета на свету. Обычная радужка с обычным рисунком. Желтизна золота от зрачка переходила аккуратными жилками в практически полную тьму по краям. Ничего особенного, что могло завлечь. Ничего особенного, но не для неё. Очередное весеннее утро в загробном мире выдалось неспокойным, несмотря на чудесную погоду и пение птиц за окном. Германия всячески пыталась портить жизнь врагу даже после их смерти и в этот раз пытка была намного изощрённее остальных. — Агрх, почему с тобой так сложно? — немка обиженно надувает губы, скрещивая руки на груди. С недавних пор у неё появилась странная привычка выражать своё недовольство таким образом. — Всего-навсего хотела узнать с какой ягодой я у тебя ассоциирусь, а ты уже крик поднял, — внешне может Германия не показывает, но она довольна результатом. Очень довольна. Русскому свойственно спокойствие удава, но рядом с ней происходят какие-то нелогичные изменения. Или очень даже логичные. Это с какой стороны посмотреть. Германия заявлялась к нему каждое утро с глупым вопросом и этой стабильности можно было позавидовать. Игнорировать её или просто удовлетворять всплеск эмоций немецкой госпожи казалось хорошей идеей лишь частично. Немка после ответа всегда уходила, но оставляла в голове огромное количество мыслей, от которых избавиться так просто не получалось. Они порождали другие мысли, от которых становилось дурно. — Честное слово, ты хуже китайской капли, — русский не удерживается от закатывания глаз. Что-то и вправду у них было общее. Так капать на мозги ещё нужно уметь. — Скажи, это часть твоего злобного плана? — тяжёлый вздох он не скрывает. — Если да, то я лучше сразу сложу лапки. — Так неинтересно, поэтому отвечай, — СССР всё же закатывает глаза. Немка иногда просто невыносима. Пятидесятый по счёту вопрос об ассоциации выводил его из себя. Всё было бы хорошо, но русский начинал видеть в казалось бы обычных предметах ту, кого всем сердцем ненавидел. Он теперь даже любимый чай не может нормально пить из-за неё. Уж слишком сладкий медовый вкус и запах с лёгкой кислинкой наводили его совершенно не на те мысли. — Китайской? — она специально выделяет это слово. Отличный повод зацепиться и подпортить Союзу настроение ещё больше. — Я конечно всё понимаю, но это уже слишком. Мы ведь даже не похожи. — Что тебе нужно? — русский решает поскорее перевести тему. Германии не нужен ответ на свой глупый вопрос. У неё другая цель. Это очевидно. — Да так, — Германия пожимает плечами, устраиваясь на диване подле Брагинского. Закидывает ногу на ногу и вытягивает вперёд руки. Кошка. Самая настоящая кошка, которая очень довольна своей очередной проделкой. — Мне просто стало скучно. — Иди Японию донимай, — русский вновь тянется за книгой на столике, желая отвлечься. — Я хочу хотя бы день прожить вдали от тебя. — Япония уже ответила. Настала твоя очередь, — весь скепсис в золотых глазах напротив Германия, кажется, чувствует физически. Союз ей не отвечает. Просто внимательно рассматривает чужое лицо, казалось бы, застывая во времени. — Помнишь день, когда мы познакомились? — спустя пару минут раздумий выдаёт он, сам от себя не ожидая. — Это ещё здесь причём? — Да так, — русский едва нижнюю губу не прокусывает. Понимает, что ляпнул лишнего. Не стоило ей это говорить. — Не важно. Забудь лучше. Ухмылочку на лице женщина даже не пытается скрыть. Мило. Очень мило. — Боже, ты же не останешь, — грубо отвечает русский, утыкаясь в книгу. Он пытается сделать вид, что очень занят, хоть и понимает, настолько это бессмысленно. Такое поведение подбешивает. — Не-а, — произносит по слогам немка, наблюдая за эмоциями врага. В подтверждение своих слов даже качает головой из стороны в сторону, выражая отрицание. Союз долго выдыхает, глядя на неё. Германия его раздражает. Выводит из себя. То ли убить её хочется, то ли забыть навсегда, перекрыв все пути к его дому и минимизировать встречи за его пределами. — Вишня, — немного подумав, лаконично отвечает русский. Теперь у него ещё одна ассоциация в копилку бесячих вещей добавилась. Просто чудесно. — А почему именно она? — Германия как-то неестественно растягивает это предложение, всё также улыбаясь. — Блядь, ты сейчас серьёзно? — скептический настрой он не скрывает. — Вполне, — лицо немки озаряет очередная довольная ухмылка. — Отвечай давай. — Христом Богом прошу, отстань, — рычит Союз. Он, кажется, едва ли сдерживает себя, чтобы не ударить наглую немку. И лишь что-то внутри напоминает о том, что женщин бить нельзя. Даже таких. Даже в качестве шуточного подзатыльника. — Immer noch Atheist?, — тихий бархатный голос вызывает волну мурашек по всему телу. Смешинки в её голосе что-то невероятное. Словно сладкая вишенка на торте. Союз искренне не понимает, как она умудряется пробуждать в нём столько противоречивых чувств. — Ich hätte nicht gedacht, dass du deinen Glauben so leicht aufgeben würdest. — Свалилась же ты мне на голову, — едва слышно бурчит русский. — Буквально. Тот злополучный день СССР кажется будет помнить вечно. Обычное воскресное утро русский решил начать с прогулки в саду императорского дворца. Его законный выходной это единственный день, когда отец и мать не донимали своими учениями. Сейчас он предоставлен сам себе и безумно счастлив от этого фантомного ощущения свободы. Словно птица, которой слегка расширили золотую клетку. Цветущие яблони манили своей красотой. Белоснежные бутоны и яркие зелёные листики вызывали восторг. Их сладкий запах оседал в глубине души, послевкусием отдавая на языке. Николай с нетерпением ждёт конец августа, когда можно будет вкусить сочные плоды этого дерева. Их приятная свежесть и лёгкая кислинка, перемешанная со сладостью сока. Хотелось бы, чтобы время шло быстрее. Он останавливается под одним из деревьев, наслаждаясь его тенью. Прохлада окутывает всё тело. Так хорошо. Спокойную прогулку по саду резко прервал треск веток и крик откуда-то сверху. Секунда — и он лежит на земле, совершенно ничего не понимая, чувствуя боль в теле от неожиданного падения. — Какого... чёрта? — недоумевает парень, ощущая на своём теле непривычную тяжесть. В глаза лезут чужие тёмные волосы, а в нос ударяет яркий запах ванили. — Ты кто такая? — в саду дворца позволено гулять лишь монаршей семье и их приближенным. Этой странной девушке здесь не место. Либо её кто-то тайно провёл, либо её родители безумно богаты. Одно из двух. — Warum kümmert dich das?! — импульсивно выкрикивает девушка, быстро поднимаясь с парня. Она отряхивает одежду и, кажется, выглядит чем-то обеспокоеной. Теперь русский может оглядеть её в полный рост. И, честно говоря, он окончательно запутался в своих догадках. Какая знатная дама может позволить себе носить брюки, да ещё и по деревьям лазить? — Verstehst du russisch?, — удивляется Николай. Судя по речи, эта девушка немка. Стоит быть с ней повежливее. Отец предупредил, что к ним едут важные гости. Зачем, правда, он не сказал, но это и не важно. — Sind Sie eine Tochter des Deutschen Reiches? — моментально догадывается он. Судя по взгляду незнакомки, его версия верна. — А ты ещё кто? — девушка переходит на русский, глядя на парня с подозрением. — И какое тебе дело, чья я дочь? — Неправильный вопрос. На первый я, так и быть, отвечу. — он встаёт с земли, следуя примеру немки и также отряхивая одежду. Военная осанка и грозный взгляд служат прекрасным дополнением образа. — Николай Брагинский, сын воплощения Российской Империи. — Не верю тебе, — скепсис в чужом голосе так и чувствуется. Недовольный прищур глаз и сложенные руки на груди служат дополнением к милой — по мнению парня — и забавной картинке. — Чем докажешь? — А того, что мы находимся в императорском саду недостаточно? — даже как-то удивляется русский. Он ожидал всего — извинений хотя бы и благодарности — но уж точно не такой реакции. — Ты можешь быть личным стражником цесаревича, — девушка пожимает плечами, выдавая свою беззаботность. Она не боится угрозы со стороны незнакомца. Клинок в ножнах на бедре дарит уверенность. — Хорошо, а то, что я знаю о твоём настоящем имени? — нахмуривается парень, также складывая руки на груди. — Ты Адель Крауц, дочь Германской империи. Этого достаточно? — Это все знают, — хмыкает немка, совершенно не меняясь в лице. Она переводит взгляд на яблоневое дерево. Красиво и умиротворяюще. Просто чудесно. — Красиво, да? — русский переводит взгляд на дерево. Любуется этой красотой вместе с ней. По его мнению, нет цветка прекраснее, чем яблоневый. — Магнолии намного лучше, — отзывается девушка, не глядя на парня. — Можем и на них взглянуть, — осторожно предлагает русский, переводя взгляд на немку. — Если хочешь, конечно, — поспешно добавляет он. — Как, если они цветут в начале марта? — в ярких синих глазах читается полное непонимание. Странный русский бредит? — Забавно. А у нас только сейчас начинают. Разница климата, — парень заворожено смотрит в эти чудесные глаза. Настолько красивый очей он ещё не встречал. — Так...идём? — он протягивает руку в надежде на положительный ответ. Адель молча соглашается, но руку в ответ не протягивает. Не доверяет она этому парню. — Хочу вишни, — единственное, что проронила немка за время их пути. Русский радуется даже такому простому предложению. Новая подруга его заинтересовала. Почему же именно вишня? — Она такая сладкая, — мечтательно выдыхает Адель. Русский переводит взгляд на немку. Синева немецких сапфировых глаз совершенно не изменилась за всё это время. Она всё та же Адель Крауц, которую он когда-то встретил в императорском саду, кто бы что ни говорил. — И правда вишня, — выдыхает на прощание он, хмыкая. Союз оставляет Германию в одиночестве, совершенно не беспокоясь о том, что враг находится в его доме. Немка лишь смотрит на быстро удаляющуюся фигуру, резко выдыхая. — Was zur Hölle?...Германия совершенно не понимает, что между ними происходит. Этот русский её окончательно запутал. В одном она уверена точно. Всё идёт по плану.