Никогда, всегда и в конце концов

Бакуго Кацуки помнит тот самый момент, когда он и Деку… когда он и Мидория Изуку стали друзьями. Он также помнит тот чертов момент, когда они стали жестокими соперниками, время, когда они были врагами во всем, кроме имени. Однако больше всего он помнит тот момент, когда они прошли мимо соперников и стали чем-то более близким, чем просто друзьями. Что-то вроде братства. Что-то выкованное в огне и закрепленное посреди поля боя, посреди стихийного бедствия, которое было их основной работой. Они были… коллегами, предположил он. В тот момент, когда он понял, что называет Изуку «дерьмовый ботан Деку» в своей голове с большей нежностью и — осмелюсь сказать — восхищением, чем с искренним раздражением, наступил момент, когда Изуку стоял рядом с ним и аплодировал громче всех, когда он, Кацуки, он же «Overkill», был назван Героем номер один. А когда фанаты ожидая, что он взорвется, Кацуки только усмехнулся и саркастически показал большой палец вверх, сопровождаемый ухмылкой. Когда бы они ни объединялись, случайно или намеренно, они всегда хорошо работали вместе. Как два танцора, исполняющие программу, которую они знали. Они знали друг друга так долго, что казалось, что они могли читать мысли друг друга. И это был важный навык, когда каждое ваше действие могло означать жизнь или смерть невинного гражданского лица. Они менялись местами героев номер один и номер два, как будто это была какая-то игра. Игра, в которой Кацуки научился не бояться проиграть, потому что, если ему пришлось кому-то проиграть, то почему бы не наследнику Всемогущего? Почему не Деку? Не причудливый, робкий мальчик, ставший могущественным и ухмыляющимся человеком, вдохновлявшим целые народы? В конце концов, их связь в бою перетекла в их гражданскую жизнь. Все началось достаточно легко. После того, как полиция увезла особо сложного злодея, Деку повернулся к Оверкиллу с усталой улыбкой. — Напитки? — спросил он, все еще дыша немного тяжелее, чем обычно. — Тебе лучше предложить чертову плату, — прорычал Кацуки. Необъяснимым образом его резкий ответ заставил Деку засветиться, как рождественская елка. Кацуки пришлось скрыть улыбку под взглядом, который нисколько не отпугнул Деку. Выпивка приводит к званым обедам с бывшими одноклассниками, которые приводят к «ночевкам» с обильным количеством алкоголя и смехом. Прежде чем Кацуки осознал это, идиоты, которых он избегал в старшей школе, внезапно решили, что они все приятели. Он не осознавал, насколько все стало плохо, пока его не пригласили на свадьбу Урараки и Асуи , а затем он обнаружил, что танцует со смеющимся Киришимой, даже не понимая, как он туда попал. К тому времени, когда его пригласили к Ииде и его жене (Мэй, он думает, что ее зовут? Он просто называет ее «Ты» всякий раз, когда видит ее, потому что, если быть абсолютно честным, этот фанат поддержки его бесит.) домой, чтобы отпраздновать первый день рождения дочери, он понял, что никто из них не испытывает к нему такого страха, как раньше. Никто из них не вздрогнул и не замолчал, когда он вошёл в комнату. Никто из них подозрительно не следил за ним взглядом. Иногда он ловил их на расслаблении, увидев его. И он обнаружил… что ему это нравится. По большей части. Он надеялся, что Тодороки будет бояться его немного больше, особенно когда этот половинчатый ублюдок случайно решил сделать предложение Деку. (Серьезно?! Откуда, черт возьми, это взялось?!) Затем Кацуки взял на себя задачу произнести типичную фразу «Ты на самом деле выйдешь за него замуж, а я кастрирую тебя огнем», который, как он был относительно уверен, входил в его обязанности, как самый старый друг Деку. Хотя по какой-то причине Халфи все равно вышел замуж за Деку. Кацуки не плакал на свадьбе. У него пролился мужественный пот с глаз. У Киришимы тоже, если кому-то интересно. Он был настолько дружелюбен с Деку, что когда Киришима необъяснимым образом упал на одно колено после того, как они успешно спасли кучу идиотов от пожара в квартире, и спросил его, хотят ли они сделать свои отношения «типа официальными на всю жизнь?» Кацуки неохотно спросил Деку, хочет ли он быть его шафером. Он ожидал слез слабого ботаника… он не ожидал объятий. Это был день до его свадьбы, и Кацуки был готов просто взорвать весь список гостей, и украшения, и чёртового священника, которого чертов Кири нашел где-то, и вонючие цветы, от которых у него потели ладони (больше, чем обычно) и (по общему признанию красивая) беседка на берегу озера, где Кири решил связать себя узами брака. Деку, видя, что «Каччан» находится в нескольких минутах от совершения поджога, массового убийства или того и другого, увел Оверкила от приготовлений, громко заявив, несмотря на ругательства Кацуки, что они пойдут в патруль. Прыгающие Деку и Оверкилл по крышам были далеко не необычным зрелищем, но каждый раз, когда они выходили на улицу, они всегда собирали толпу фанатов, которые аплодировали, когда Кацуки от них отмахивался, и ворковали, когда Деку глупо махал им рукой. Как бы он ни ненавидел признавать что-либо… Кацуки вроде как нравилось, что всем плевать, если ему больше плевать на приличия. Он стал настолько успешным, что людям нравилось, когда он говорил им идти к черту. Это…. щекотало его. Итак, он был в довольно хорошем настроении, когда внезапно пришло сообщение о готовящемся ограблении. Кацуки злобно ухмыльнулся, позволяя своей причуде щелкнуть и похрустеть костяшками пальцев, в то время как Деку с любовью закатил глаза, наблюдая за выходками своего друга. Они помчались туда, откуда пришел сигнал бедствия, и Кацуки с небольшим отрывом опередил Деку. Ювелирный магазин. Какие-то панки решили ограбить проклятый ювелирный магазин посреди гребаного Иисуса дня, когда все и их собака знали, что в городе собралась группа профи на его чёртову свадьбу. Кацуки поморщился… свадьба. Фу. Он женился. С дерьмовыми волосами. Какого черта? Деку вырвал его из неверия смехом. — Они серьезно? На вид им сколько, двенадцать? — Какая разница, — прорычал Оверкилл. Он осветил свою причуду, а Деку со вздохом последовал за ним. Но внутренне он должен был согласиться с Деку. Двое грабителей выглядели так, словно только что окончили среднюю школу. У одного из них была очень очевидная причуда дымовой завесы, но у другого, похоже, не было никаких признаков причуды. Было слишком поздно что-либо предполагать, но Кацуки было почти тридцать пять, он мог бы сразиться с этими червями. Ух… ему было почти тридцать пять…. Джибус Боже, он был стар..... Парень, у которого не было признаков причуды, позвал Смоки, когда Кацуки ворвался в дверь. Он направил пламя прямо в нее, но Смоки был на высоте. Оверкилл обнаружил, что его лицо наполнено густым гнилостным дымом, когда Смоки вытащил другую девушку из огненного шара. Кацуки задержал дыхание, отгоняя дым от лица быстрым выстрелом собственной причуды. Однако именно тогда девушка активировала свою причуду, сложив руки вместе, как будто в молитве. Со звуком лопнувшего пузыря Кацуки снова оказался в дверях ювелирного магазина, и его огненный шар вернулся к его лицу. Оверкилл уклонился в сторону, и огненный шар попал Деку прямо в нос. Это не столько ранило Деку, сколько удивило его. — Причуда времени, — сказал Деку, прежде чем его рот начал бормотать со скоростью света. Кацуки знал, что лучше не отключать его, поэтому прислушался. Судя по всему, маленький ботаник понял, что Смоки может выделять дым только при выдохе, и его количество, которое он мог произвести за один раз, было очень ограниченным. А у Глазастого портала, вероятно, было всего полторы минуты или около того времени, чтобы она действительно могла играть. К сожалению, ее собственная причуда, похоже, не повлияла на нее, поэтому, продолжая на несколько секунд возвращать Кацуки и Деку назад, она отходила все дальше и дальше, таща за собой друга. Это, мягко говоря, сбивало с толку. Кацуки пробежал несколько шагов вперед, почувствовал, как у него заложило уши, а затем снова оказался в дверях ювелирного магазина, а Деку не отставал от него. Они продолжали сталкиваться друг с другом, натыкаться на стены, спотыкаться о препятствия, которые мгновением позже волшебным образом исправлялись. Кацуки дважды поджёг магазин, но пламя вернулось к его рукам, обычно при этом поджигая Деку. Однако, как только она скрылась из виду, они почувствовали, как ее влияние резко упало. Деку вздохнул с облегчением. — Ну, по крайней мере, это означает, что она должна иметь возможность видеть нас, чтобы использовать свою причуду. — Я взорву ей задницу! —Кацуки закричал. — Каччан, — осторожно сказал Деку. — Ее причуда довольно эффективна. Не дергайся. — Слишком поздно, — ухмыльнулся Оверкилл своему другу, который снова закатил глаза. Они следовали за двумя детьми на некотором расстоянии от крыш, стараясь не позволить себя увидеть ни фанатам, ни врагам. Для Деку и Оверкилла было необычно вести себя очень скрытно, так что, надеюсь, это придаст им достаточно элемента неожиданности, чтобы они смогли получить Глазастый портал, прежде чем она сможет снова использовать эту ужасную причуду. То, что произошло дальше, Кацуки не мог ни предсказать, ни предотвратить. На данный момент Глазастый портал использовала свою причуду на всех в определенной области, чтобы вернуться на несколько мгновений назад во времени… они не осознавали, что она может заморозить кого-то во времени. Деку и Кацуки спустились на склад, куда они последовали за двумя детьми. Они не могли двигаться. Каким-то образом он чувствовал себя мертвым, хотя его мозг работал нормально, он мог сказать, что его сердце не бьется. Он не мог дышать. Каждая молекула в его теле остановилась, и Кацуки почувствовал, как ошибочность этого факта проникает в его кости. Более того, он ничего не слышал, ничего не чувствовал. Казалось, его глаза и мозг зависли в воздухе. Он мог видеть прямо перед собой, но это было единственное ощущение, которое у него оставалось. И тогда Деку ударил его. Оверкилл полетел и врезался в дальнюю стену. Ошеломленный, он, шатаясь, поднялся на ноги, зная, что у него какое-то сотрясение мозга. Он снова посмотрел на Деку, как раз вовремя, чтобы увидеть все еще застывшее решительное лицо своего друга. Его левая рука все еще была вытянута, и та своеобразная синяя энергия, которая была так знакома Кацуки, потрескивала вокруг его конечности, словно молния. Ящик Прочный металлический ящик Должен рухнуть А Изуку всё еще не мог пошевелиться. Ноги Кацуки стучали, подбрасывая его ближе с каждым шагом, его руки вытянулись за спиной, толкая его взрывами. Каждый дюйм его тела был напряжен, как тетива, брошенная в движение. Но он опоздал. Ящик упал на землю с тошнотворным ХРУСТОМ. В ноздри ударил тяжелый запах крови. Он почувствовал вкус рвоты. Он мог видеть конец руки Изуку… он мог видеть, что остальная часть… была полностью сплющена. Кацуки снова почувствовал, как замерзает, подобно смерти. Но горе и ярость, вспыхнувшие в его груди, высвободили его причуду и отправили его в полет. Летим с оскалом зубов вперед к девушке с причудой времени. Прошло всего несколько секунд. — Поверни время вспять, ебаная сука, или я тебя зарежу! Лицо девушки было белым, глаза расширились от ужаса. Она пискнула, но не пошевелилась, чтобы использовать свою причуду. — СДЕЛАЙ ЭТО СЕЙЧАС, ТЫ, ГРЯЗНЫЙ КУСОК ДЕРЬМА! — Он не… — всхлипнула она. — Я не думала, что это убьет его! Он Деку… Кацуки схватил ее за шею одной рукой, поднимая ее над землей. Она булькала, задыхалась, давилась, но он только усилил хватку. Когда он заговорил снова, его голос был тихим. — Поверни время вспять. Сейчас. — Не могу...использовала много… расслабиться… время… — из ее глаз лились слезы, но Кацуки проигнорировал ее страдания, предпочитая переваривать то, что он только что услышал. Нет. Нет, не может…. просто… он не может… Он уронил девушку. Он схватил две пригоршни собственных волос, упал на колени и в боли дёрнул себя за голову. НЕТ. Сегодня… Сегодняшний день должен был быть счастливым. — Он не умер! — настаивала девушка хриплым и грубым голосом. Она кашляла. Это звучало влажно. — Он не может быть! Он Деку! Кацуки обернулся к ней. — НЕ СМЕЙТЕ ЕГО ТАК НАЗЫВАТЬ! ТОЛЬКО Я МОГУ! ТОЛЬКО Я МОГУ ТОЛЬКО Я МОГУ ТОЛЬКО Я МОГУ ТОЛЬКО Я МОГУ ТОЛЬКО Я МОГУ ТОЛЬКО Я МОГУ ТОЛЬКО Я МОГУ КАК ТЫ ПОСМЕЛ? КАК ТЫ СМЕЕШЬ?! — С каждым словом он пинал ее в живот. Она поперхнулась кровью, алый цвет сочился изо рта. По тому, как она дышала, он мог сказать, что полностью разрушил ей ребра. Но ему было все равно. Он зажег огонь, более жаркий, чем любой огонь, который он когда-либо разводил, в ладони правой руки. Оно было настолько сильным и ярким, что обожгло его . Он опустил руку и ударил ее по лицу, как раз в тот момент, когда она подняла руку в слабой попытке выжить. Кацуки почувствовал, как у него заложило уши.