Каждую ночь

Время было около четырех часов дня, хотя по окружающей темноте не скажешь, что именно «дня». Только белый снег светился в полной мгле. Где-то рядом прошел мужчина в сливающейся куртке. Заметно было только красную горящую точку на уровне лица. Ощущение, что в этом городе курят все. Почему? Так нагнетает 5 месяцев беспросветной зимы? Не знаю, как всех, а Даню точно да. Опять эта морозная дорога домой в огромном пуховике и тяжелых ботинках. Иногда думаешь, что нося все эти вещи можно похудеть, потому что в таком очень тяжело двигаться, а особенно двигаться активно. Ко всему этому, пока одеваешься, сто литров пота сойдет и жизненной энергии уйдет столько же. Вот почему зима такая выматывающая. Долгожданный подъезд показался через 5 минут и встретил добродушным, пьяным и грязным дядей Колей возле двери. Уже не удивляет. Даже помогать не хочется, как-то заебало все. Проходя мимо, Даня задумался, не плохо ли он поступает, но мысли быстро ушли на второй план, когда дверь открыл Руслан. У него был сонный вид и растрепавшиеся волосы, но он все равно встречал Даню. Как и в любой другой день в одно и то же время, и жутко злился, когда Даня задерживался. Эти карие бусины вместо глаз были единственным поводом спешить домой.  Вообще были единственным поводом для многого. Слишком неприятной жизнь казалась без Руслана. Не раздеваясь, Даня забрал в объятия Тушенцова, не желая отпускать. Но его личный чёрный кот был явно недоволен холодным и угрюмым Кашиным. Быстро выпутавшись из морозного плена, Руслан щелкнул Даню по носу и ушел ставить чайник. – Дань, что, даже рассказать нечего? – без особого интереса пробубнил Тушенцов из кухни. – Будто ты не знаешь, – сам себе усмехнулся Данила и снял наконец этот дурацкий пуховик, – а вообще я думаю, самая стабильная вещь в мире, это дядя Коля на лестничной клетке, – вздохнул с наигранной печалью. – Идея для твиттера какая-то получается. Не знаю, что за идея и причем тут твиттер, но улыбка сама по себе поползла на лицо. Руки были вымыты со скоростью ветра за окном, и Даня пошел на кухню. Там уже стоял чай, от которого исходил пар, и лежал один маленький сникерс. Руслан с умным видом смотрел в окно, не замечая присутствия Кашина. – Рус, у меня сегодня настроение меланхоличное, – начал Данила – хочется тебе всяких приторных нежностей наговорить, а потом обнимать весь остаток дня. – Чай попей, потом все остальное, – стрельнул глазами. Чая уже не хотелось, и Даня подошел ближе. Положил руку на щеку Руслана. Чувствуя жар чужого тела, он погладил место над верхней губой и заглянул в карие глаза. В них отчетливо читалась любовь, нежность и удовольствие. Приятных слов Тущенцов предпочитал не говорить. Аргументировал он это так: «Да словами каждый бросаться может», он и в правду не бросался ни словами, ни чем другим. Зато по его поступкам читалось все. Этот чай дурацкий на столе, сникерс, оставленный специально для Дани, встречи с работы каждый день. Это все было для него. И это делало его жизнь чуточку лучше. Наверное даже большую чуточку. – Дань, так что ты хотел?, – касаясь языком большого пальца Кашина, промурчал Руслан.