Сто раз, когда Арсений уезжал из квартиры Антона, и один раз, когда этого делать не пришлось

Это не осень, а всего лишь весна наизнанку (с)

Все начиналось — банально донельзя. — Нет, сегодня нет, Арс, — твердо говорит Сережа, — сегодня прям нет. Арсений сразу отправляет возмущенную смску Стасу, потому что с возмущением всегда лучше успеть первым. Требует оплатить себе гостиницу, такси на сегодня, такси на завтра… Стас не против, но просит, чтобы Арсений нашел себе все это сам, потому что уже вечер, и он, Стас, где-то в гостях и занят. «Или попроси девочек». Арсений ненавидит просить девочек. Они и так с ним собачатся из-за кофе постоянно — он, видите ли, хочет горячий и вовремя, а не остывший и завтра. Слыть заебой — такая себе перспектива, но определенные нотки в собственном голосе он не всегда успевает контролировать. Особенно до приема кофе. Кого-то это бесит, а Антон, например, смеется. Его вообще все в Арсении смешит, судя по всему. Кстати, об Антоне. — Можешь у меня переночевать, — говорит он, и с этого все и едет на хорошо смазанных рельсах куда-то в пизду. Хотя смазывают обычно для другого пункта назначения. А рельсы так вообще не смазывают. — Ты так часто моргаешь, когда возмущаешься, — продолжает Антон. Арсений думает — точнее, мысль его мечется, между тем, достаточно ли удобный у Антона диван, достаточно ли удобный душ, а еще — что неловко будет сидеть в туалете в чужом доме, и что в серегиной берлоге осталась водолазка, которую он завтра собирался надеть. — Я не возмущаюсь. Матвиенко на этом месте фыркает и уезжает домой. Там его ждут, кто-то теплый, грудастый и приятно пахнущий. Арсений трогает свое холодное запястье и вздыхает. — Завтра все равно нам обоим снова сюда тащиться. Но я не уговариваю, хозяин — барин. — Это ты в данном случае хозяин, — замечает Арсений, — или чему я хозяин? Себе, что ли? Скука. — Арсений, — выдыхает Антон, — поехали, а? Я устал — пиздец. Сейчас пожалею, что предложил. — А у тебя там нет никого дома? — опасливо уточняет Арсений. Сидеть в туалете через стенку от Кузнецовой он точно не собирался. — Нет никого, — заверяет Антон. Дома у него оказывается на удивление бедламно и уютно одновременно. — Это куча носков? — интересуется Арсений, сунув нос в спальню. — Да, все жду, когда в ней новые начнут зарождаться. Ты хочешь пива? — Нет. — А телик посмотреть? — Нет. — Ладно, — отвечает Антон и зевает так широко, что Арсений засматривается на окружность его губ, — тогда че, спать? — Надеюсь, ты так всех кадришь, кого домой приводишь. Антон захлопывает рот и глупо уставляется на него. По его щекам бежит румянец. В принципе, ничего нового. — «Кадришь», — говорит, наконец, он, — ну ты и дед, конечно. — Я завтра гостиницу сниму, — Арсений осматривает ванную комнату и остается ей недоволен. — Что-то мне подсказывает, — Антон уходит в сторону кухни, видимо, собираясь возмутительным образом напереться на ночь чем-то вкусным — возмутительным потому, что Арсению такого точно нельзя, — что фактор бесплатности в конце концов станет ключевым. ** Понять, расстался Антон с Кузнецовой или нет, Арсений не может. Она в квартире абсолютно точно не живет, но кое-какие вещи в ней — определенно женские. Когда Арсений приезжает из Питера и осуществляет свой план снова переночевать у Шаста, потому что почему бы и нет, то с интересом нюхает розовый халат в ванной. — Фу, — возмущается Антон, застрявший в дверном проеме зачем-то и за ним наблюдающий, — что ты вынюхиваешь, извращенец хуев? — Я же не облизываю, — отмахивается Арсений, — это Иринин? — Нет, тебе купил, думаю, такая длина самое то. Весь следующий день они работают, упахиваясь в край, и домой едут снова вместе, даже никак это не обсудив. Сережа провожает их удивленным взглядом, но ничего не говорит, потому что любит показывать, будто и так все знает и понимает. А лучше было бы обсудить, думает Арсений наутро, вернувшись с пробежки и обнаружив, что в прихожей на коврике стоят модные ботинки тридцать восьмого размера, а дверь в комнату Антона закрыта. ** Между этим разом и следующим проходит добрых четыре месяца. И вроде бы ничего особенного за это время не происходило. Ну, вербально — точно ничего. — Пиво будешь? — привычно спрашивает Антон, шаркая тапками по полу. Арсений рассматривает его широкие плечи. — Нет. — А что будешь? — Не знаю, — говорит Арсений. Он сидит на стуле в Антоновой кухне. Стоящий у раковины Антон рассматривает его тоже — исподлобья, своим трейдмарковым тяжелым взглядом. Арсений выпрямляет позвоночник и чуть-чуть разводит колени. Проводит языком по губе — самым кончиком. — Ты никогда не думал, — начинает Антон, и Арсений улыбается. — Ну конечно, думал, — отвечает он. ** В этот раз Арсений приезжает со своей смазкой, потому что у Антона дурацкая и какая-то липкая. — Я думал, когда с мужиками спишь, не надо будет наконец ничего делать, потому что он за тебя выполняет всю работу, — жалуется Антон. — Так и есть, — голый Арсений потягивается, закидывая руки за голову и выгибаясь в струнку. — В смысле? — Ты мужик, ты и делай всю работу. — А ты тогда кто в этом сценарии? — Антон ползет на него сверху, целуя по дороге в светлую кожу между локтем и подмышкой. — А я тот, кого ты сейчас будешь ебать. Красивый, хороший Арсений, — подсказывает он, коленками подталкивая тело Антона в нужном направлении. — Как насчет позы наездницы? — Может быть, потом, — Арсений лениво прогибает поясницу, потираясь, и Антон сдавленно мычит, — а сейчас давай. Как начнешь, разгонишься. Я-то теперь тебя знаю. — Больно умный выискался, — ворчит Антон, который не может сдержать улыбки от этого «знаю». — Ну вот, ну вот, — выстанывает Арсений спустя несколько минут, торопит, жмет пятками к себе, — да, вот так, еще! Антона подгонять уже и не нужно — он перехватывает Арсения покрепче за бока своими большими лапищами и двигается жарко, потно и быстро, очень хорошо, так, что у Арсения начинает стучать кровь в ушах. Ему сладко, остро, и кажется, что сейчас сведет ногу. Не сводит. После Антон курит, а Арсений рисует у него пальцами меж сосков узоры, как будто соединяет точки на бумаге. — Хороший такой, — мурчит Арсений, — такой хороший. — Обожаю тебя после секса, — говорит Антон, делая затяжку, и закрывает глаза. ** Антон держится за сердце — в кресле, куда осел большим кулем. Арсений чешет нос в задумчивости — возможно, он и правда переборщил. — Арсений, — говорит Антон, — ты охуел. Я с тобой в квартире живу, как с гранатой без чеки. — Очень красиво, выложи эту метафору в телеграм. И я тут не живу, кстати, а просто ночую иногда. — Арс, — брови Антона ползут, складываются треугольником, особенно трогательно выглядит та, что с шрамиком, — кто тебя научил пугать из-за угла? Что тебе неймется? Последний раз на меня так друг в третьем классе наскакивал, у школы, только он еще и гавкал при этом. — Гавкать — это мысль, — Арсению немного стыдно, но неуемная ребячливая энергия все еще прет из него, и теперь ему хочется Антона пощекотать… Или подраться с ним, что ли. — Ай, — орет Антон, отпихиваясь острыми локтями, — ты дурак? Арсений не успокаивается, пока не загоняет Антона в угол на полу между креслом и шкафом, и тот не разъяряется, наконец, в ответ — и оказывается, что он может довольно больно пинаться и быстро перемещаться, а еще он тяжелый, как неподъемная штанга, хотя вообще-то Арсений его поднимал когда-то на сцене. Тогда, впрочем, не было активного сопротивления. Антон валит его на кровать, и Арсений кусает его за потное плечо. — Ебаный в рот, — Антон выдирается из хватки его зубов и прижимает к одеялу всем весом, — где у тебя шило, покажи, я достану! Арсению, кстати, уже именно того и надо. — Давай, — изгибается он. Он весь красный, наверняка, и тоже потный, и может, даже, не слишком эстетичный, но ему надо еще, — Шаст, не тормози. Антон вдруг замирает и смотрит на него. — Что тебе сделать? — спрашивает он. — Таблицу умножения подсказать, — сердится Арсений, но почему-то перестает шевелиться. — Нет, Арсений, не так. Позже, когда Антон все-таки добивается возмущенного «подрочи мне», Арсения усаживают на Антоновы колени, где он обмякает, откинув голову Антону на плечо, так, что шея оказывается выгнута до предела. Антон лижет эту шею и бесконечно водит рукой по его яростно стоящему члену, пока Арсений не начинает нетерпеливо дергать бедрами и не заляпывает чужую руку белыми струйками. Что-то внутри него хочет, чтобы Антон не останавливался и после, а еще — чтобы поцеловал теперь понежнее, но Арсений не знает, как о таком говорят. ** — Хорошо загорела, — комментирует Арсений, рассматривая фото. Антон выдирает у него свой телефон из пальцев и хмурится. — Арс… — Я вечером поеду в Питер, — говорит Арсений, и поправляет свою черную худи, — а пока к Сереге сгоняю. У него там… что-то. — Арсений, — Антон выпрямляется на своем стуле, — ты мне хочешь что-то сказать? — Абсолютное ничего. — Почему ты тогда глядишь на холодильник, а не на меня? — Потому что он красивее. Кстати, — вспоминает он, — я переложил то мясо из морозилки, чтобы ты вечером себе пожарил, если захочешь. — Арс, — Антон смотрит нехорошо. Неправильно смотрит, Арсению явно пора в Питер, — тебе напомнить, что ты мне сам сказал? С самого начала? — Я просто тут ночую иногда. Это удобно. И бесплатно. Это? — края холодильника начинают чуть-чуть расплываться. — Нет, не это. Про то, что ничего, кроме… Арсений встает резко, так, что стукается бедром об угол стола. — Мне пора, — говорит он. Сумка уже стоит в прихожей, он быстро влезает там в кроссовки и куртку и надвигает по самые брови темную кепку. — Это моя. — Пофигу, — бросает Арсений, который и так это знал. По улице он идет, чеканя шаг и засунув руки глубоко в карманы. В голове почему-то бьется «ладно, ну со мной ему веселее, определенно, веселее». Рукам холодно, животу напряженно, а в довершение всего вокруг члена сохраняется ощущение мягких Антоновых губ — он очень хорошо разбудил Арсения сегодня, как будто точно знал, как приласкать, чтобы Арсений аж бедро сам себе поцарапал под конец. И да, бедро тоже саднит. Полный комплекс физических ощущений, наверное, чтобы не думать о моральных. Например, о том, как сотню раз Антон говорил «тебе необязательно уезжать». Арсений ни о чем таком не думает. Достав телефон, чтобы подключить наушники, он автоматически тыкает в твиттер, и вновь на него бросается та фотка, где непонятно, в щеку или в губы. Он упрямо напоминает себе, что он сам установил эти правила. Сам установил. Сам. ** Дверной звонок здесь используется редко, поэтому Арсений вздрагивает и почти роняет полупустой чайник в раковину. Установив его на законное место, он идет к двери и с опаской заглядывает в глазок. «А что думает Кузнецова про такие визиты», нужно бы спросить ему, но он не спрашивает, потому что, да простит его бог, но на чувства Кузнецовой ему глубоко наплевать. — Куда я отсюда сбегу, по-твоему? — раздраженно осведомляется он вместо приветствия. — Не надо бегать, Арс, — Антон снимает свою огромную куртку и вешает ее на вешалку, — тем более, мне за тобой трудновато бывает угнаться. — Но ты не оставляешь мне путей отступления. Это моя квартира. Антон обнимает его обеими руками и заглядывает ему в глаза. Это очень страшно, потому что смотреть в глаза и врать Арсений не очень умеет. А у Антона еще и очень красивые глаза. Самые, если честно. — Хочешь, мы будем только с тобой? — спрашивает Антон. — Шаст… — Хочешь? В горле застревает что-то соленое. Арсений кашляет, прижимается лицом к Антоновой груди и произносит свой ответ уже туда. Fin