Весеннее обострение

В доме Айвори все стояли на ушах. К марту готовились заранее, а особенно присматривали за Ниеном. Ниен отличался от Ниона беспокойным нравом и агрессивным поведением, а весной это поведение росло в геометрической прогрессии Ниен весной брал привычку обходить весь дом, попутно оставляя то тут, то там свои метки. Часто это были бычки от сигарет или пепел от них же, который он мог стряхнуть в любой понравившийся ему угол. Обои он не драл, но мог провести по ним своей когтистой рукой. Особенно сильно этого боялись крысочелы, ведь Ниен и так досаждал им своим существованием, так ещё и обходил дом по несколько раз на дню. Нион отличался от собрата миролюбивым нравом и тихим робким голосом. Будучи в нижней ступени домашней иерархии, он не рисковал «лезть на рожон» и предпочитал тихое времяпровождение в гостиной на диване или в своей комнате, которую он делил с Ниеном. Однако из-за наступившей весны, младший коточел не терпел нахождения в своей комнате старшего — все чаще тушил о него бычки и пытался придушить. Ночью мог просто долгое время смотреть на то, как он дышит, а иногда доставал нож и проводил от кадыка до скулы. Тогда-то Лютер и принял решение временного переселения Ниона в свою комнату. Почему же он не сделал наоборот? Во многом это было из-за того, что комната хозяина — была чуть ли не единственной, в которой коточел не успел оставить своих меток. А ещё он бы не отважится зайти в комнату мастера без его разрешения, пусть и был достаточно борзым и смелым. А вот выйти — запросто. Первые две ночи прошли спокойно. Ниен стал меньше пакостить, а Нион впервые за долгое время почувствовал себя в безопасности. Однако на третий день Ниен предпринял попытку войти в комнату. Скребся в дверь, негромко мяукал и иногда несильно пинал дверь. Весной у него пропадало всякое чувство самосохранения. Ниону иногда даже становилось жалко собрата, ведь на этот период он был лишён внимания хозяина, а будучи любимчиком — это было непросто. Впрочем, Нион тоже изменил свое поведение — стал раскованнее и смелее. Ведь он под защитой хозяина, а значит и опасности как таковой можно и не ждать. Пару дней спустя мастер уехал в магазин. Он хотел взять с собой и Ниена, но тот показался хозяину довольно болезненным — он был горячий и слабый. До этого Ниен полночи провел вне дома, от чего Лютер был недоволен, а Рэндал как-то ехидно посмеивался и поглядывал на Ниона. Словно он был виноват в простуде собрата. Нион вновь почувствовал вину, как в тот раз — когда Ниен пытался войти в комнату хозяина. Коточелы остались дома одни (Себастьян впервые вызвался поехать сам, чем несказанно удивил мастера и Рэндала), а Лютер наказал Ниону приглядеть за младшим и несильно веселиться, пообещав скоро вернуться. А ещё сказал отнести тому теплого молока и уложить спать. Беспрекословно выполняя приказы, Нион приготовил молоко и поднялся в их общую с Ниеном комнату. Дверь выглядела куда более потрёпанной, чем до этого, словно ее с яростью царапали. Вымещал, наверное, злость на Ниона. Старший покрылся мурашками и, решив действовать быстро, вошёл в комнату, предварительно постучавшись. Хриплое и тяжёлое дыхание второго коточела было единственным звуком в душной, провонявшей сигаретами пыльной комнате. Младший вряд ли делал здесь уборку, да и бычков с пеплом стало больше. Ниен активнее пытался пометить территорию, чтобы Нион даже не приблизился к ней. Поставив поднос с молоком и печеньем на тумбу, коточел с любопытством глянул на кровать, едва различимую в темноте. Дыхание второго коточела было все таким же тяжелым и хриплым, но не глубоким. А значит он не спал. А значит Ниону следовало бы поторопиться и уйти из комнаты как можно скорее. Развернувшись было к выходу, он с недоумением взглянул на красивую и резную, — ныне покрытую царапинами — поверхность элегантно выточенной двери, словно увидел ее в первый раз. Дверь в комнату была закрыта, хотя он отлично помнил, как оставил ее приоткрытой. Погрязнув в размышлениях он и не заметил как пропала полоска света, и как тихо-тихо закрылась дверь. Сзади на него напали. Не как нападают на людей, а как нападают на котов. Целью Ниена было повалить соперника: коточел вцепился когтистой рукой в свитер, словно в шкирку, тут же бросая несчастного на пол. Копошение продолжалось довольно долго: коты пытались навалиться друг на друга, обездвижить соперника. Нион в силу неопытности, а может, в силу общей хрупкости и мягкости, не смог увернуться от удара в нос. Кровь тут же залила лицо и рот, проникая металлическим привкусом в самое горло, заставляя коточела хлюпать и булькать. Ниен навалился сверху, нанося хаотичные удары кулаками. Его дыхание оставалось все таким же хриплым, а его руки были очень горячими. У него и правда температура, а Нион даже сделать с этим ничего не может, будучи придавленным тяжёлым телом младшего. Слабые руки не слушались старшего коточела, отчего он то и дело получал новые порции ударов, окрашивающие лицо под хохлому. Впрочем, это было вполне ожидаемо, так что Нион прекратил сопротивление и просто ждал, когда избиение кончится и он сможет уйти. Или хотя бы уползти. Однако Ниен словно сильнее разозлился, увидев своего «противника» в расслабленном, сдавшемся состоянии. Даже красочелы не вели себя подобным образом — они боролись за жизнь и возможность существовать, а Нион был слабаком. Он не мог сравниться даже с крысой, и это казалось Ниену… — Мерзко… — младший прекратил избиение и теперь просто сидел на бедрах коточела, с презрением глядя на разукрашенное лицо старшего. Вглядывался в каждый синяк, в каждый кровоподтёк. Он отлично видел в темноте. Нион замер в страхе, стараясь даже дышать через раз. Он надеялся, что Ниену станет скучно и он оставит коточела в покое. После множественных избиений и унижений рано или поздно Ниен останавливался и просто смотрел на Ниона, раз за разом называя слабаком. Оценивал свою работу, и с довольной ухмылкой уходил по своим делам. — Ты такой мерзкий… Лег под хозяина, педрила? Надеешься на его сочувствие и защиту? — Нион не мог разглядеть его лица, не мог разобрать движение губ и куда направлен взгляд. Только чувствовал и различал силуэт второго коточела, его горячее и тяжелое тело на себе с опущенными сильными руками. — Какой же ты педик… Ниен поднялся с обездвиженного тела и схватил собрата за воротник его жёлтой кофты, переворачивая на живот. Коточел тут же сжался, ожидая ударов в живот и по голове. Это было неприятно, однако это не самое страшное, что мог сделать Ниен. Шорох и звон пряжки ремня за спиной заставил Ниона вздрогнуть. Порка, пожалуй, наиболее унизительная пытка Ниена. Это не сравнится с ножевыми ранениями или сломанными костями, однако было куда постыднее тупой боли. Лежать абсолютно нагим и быть избитым ремнем, словно сердитый папаша своего ребенка. Руки Ниона, до этого лежащие по бокам, были схвачены и вывернуты за спину. Ниен специально сжал тонкие запястья коточела до синяков, больно выкручивая суставы до противного хруста и вздоха. Бляшка больно ударила по одному из запястий, тут же оборачиваясь вокруг змеей. Очень туго, но терпимо. Это было меньшей болью за последние десять-пятнадцать минут. Тяжелое дыхание Ниена то прерывалось на шумное сглатывание скопившейся слюны, то вновь появлялось. Оно стало влажным и больше похожим на звериное — так хищник дышал над своей поверженной добычей. Нион был уверен, что крысочелы перед своей смертью слышали именно это дыхание — смердящее смертью и нагоняющим ужас. — Знаешь, что я ненавижу больше тебя и твоей никчемности? — грубым басом раздалось за спиной коточела. Он постарался сильнее прижаться к полу, уходя от вопросов, ответов и насилия в целом. — Я ненавижу весну. Она отвратительна в своем проявлении. И сейчас я тебе это покажу. Копошение за спиной только усилилось, а звук стягиваемой одежды натолкнул Ниона на нехорошие мысли. Почему-то эти мысли отозвались пугающим жаром внизу живота, словно его тело предчувствовало новую порцию боли. Звук чужой расстегивающейся ширинки лишь сильнее подтолкнул Ниона к этим мыслям. А вскоре чужие горячие руки коснулись его ремня, с силой расстёгивая и вытаскивая из петель джинс. Довольно быстро были стянуты и эти самые джинсы, вместе с трусами, до колен. Нион заворочался и постарался уйти от прикосновений. У него словно появились силы на бессмысленную борьбу, малая надежда на спасение. Впрочем, второй коточел вряд ли заметил эти копошения, с силой проходясь когтями по узким бёдрам и ягодицам. Он то раздвигал ягодицы пальцами, то вновь сжимал их, словно оценивая тело второго коточела. На пробу решил погладить, потискать, провести тыльной стороной ладони и в конце сжать пальцами, вновь царапая когтями. Нион мелко задрожал и старался дышать носом. Сопли и слюни стекали по подбородку прямо на ковер, а вздохи, что срывались с его губ, он не мог подавить даже силой воли. Спустя время Нион замурчал, не в силах больше контролировать себя и свой горячий, выжженный похотью разум. — Так тебе это ещё и нравится, блядина? — хрипло спросил коточел, продолжая исследовать тело старшего. Словно решив проверить, чужие горячие ладони схватили стоящий колом член, среагировавший на грубые, но возбуждающие прикосновения. В ответ послышался тихий стон, а плечи коточела мелко задрожали. Впрочем, это был риторический вопрос. Младший с упоением надрачивал чужой стояк, сильнее размазывая по нему выделившуюся смазку и вслушивался в каждый хрип или стон. Большой палец очерчивал головку, легонько царапая коготком, а вся рука то сжимала член у основания, то отпускала и ускоряла темп. Вскоре бедра Ниона стали толкаться навстречу руке, быстрее подводя себя к разрядке. Ниен прижался своим стояком к бедру старшего, размазывая предэякулят и оставляя влажный след. Тяжелое и горячее дыхание у шеи Ниона заставляло его то вздрагивать, то сильнее прижиматься к собрату. От соплей и слез усы наверняка потекли, как и ресницы. Лютер будет ими очень недоволен. Рука младшего ребром прошлась по ложбинке между ягодиц, оттягивая одну из половинок в сторону, открывая вид на сжавшуюся дырку. Сплюнув и оцарапав вход, Ниен начал с силой проталкивать большой палец, встречая сопротивление мышц. Сделал он это скорее на пробу, потому что потом начал дразнить старшего, то втискивая палец, то с притворной нежностью оглаживая влажный проход. Нион терялся в ощущениях. Разумной своей частью он понимал, что так нельзя, что он должен вырваться и уйти, он не должен подвести Мастера. Однако та его часть, что разомлела под руками Ниена, покорно отдавалась и раскрывалась, словно последняя шлюха, словно текущая кошка. Но ведь им обоим это нравится, не так ли? Старший коточел вздрогнул и со вскриком кончил в руку младшего, полностью обмякнув и растекаясь по полу бесформенной лужицей. Пальцы Ниена вошли в расслабленное нутро, смазывая и подготавливая коточела к неизбежному. Над ухом раздавалось все то же хриплое и влажное дыхание, периодически сменяемое рыком или довольным урчанием. Вздрочнув стоящий колом член, Ниен с силой начал толкаться в разработанную дырку старшего. Нион словно очнулся в этот момент, осознавая всю неправильность сложившейся ситуации. Унизительная боль, что ощущалась куда хуже, чем от порки, проникала все глубже и глубже вовнутрь. Стоны удовольствия сменились стонами боли, а коточел заворочался сильнее, однако отвратительный шепот на ухо и предупреждающе сжавшиеся пальцы на шее старшего остановили эти бессмысленные попытки уйти: — Течная сука пытается сбежать? Что же ты так активно не сопротивлялся во время дрочки? — противный смех отдавался эхом в голове Ниона, а он сам старался подмахивать бедрами под свой ритм, стараясь избежать дальнейшего проникновения младшим. — Нравится пожестче? Я тебе устрою настоящее представление, шмара. Сильные руки сжали узкие бедра до синяков, предварительно проходясь по ним когтями, ускоряя темп. Теперь член на каждое проникновение хлюпал и входил значительно легче. Ниен не забывал отпускать сильные шлепки, ещё больше вгоняя собрата в грязь, унижая и доставляя сладкую боль. Отлично видящие в темноте глаза Ниена различали багровые следы рук на ягодицах, тем самым, только сильнее его раззадорив. Теперь он все чаще отпускал шлепки, приговаривая оскорбления на ухо Ниону. Тот метался по ковру и не находил себе места от вгоняющих в краску слов и действий. Старший покрылся мурашками, недовольно замяукал и постарался увернуться от ударов. В его голове, сквозь гул сердца и крови проносились обрывки фраз Ниена: «Того гляди, начнёшь подмахивать, сученыш» Руки с бедер и ягодиц забрались под кофту — единственный сохранившийся элемент одежды на коточеле. Кофта задралась выше, открывая вид на бледную и дрожащую спину. Худое и слабое телосложение, тонкая талия и выступающие ребра. Они дополняли картину, а Ниен с удовольствием прошёлся когтями по спине, прикоснулся пальцами к выступающим позвонкам и легонько, довольно щекотно пробежался по ребрам. «Насколько же ты опустился» Ниен наклонился к спине и прошёлся языком по свежим царапинам и оставленным синякам от многочисленных щипков и тычков. Он урчал, мычал и наслаждался, прикусывая бока старшего и вновь зализывая свежие метки. «Шлюха» Толчки стали рваными, а Ниен вцепился в волосы Ниона, отлепляя его от ковра и только сильнее насаживая на стоящий член. Сильно вывернув голову старшему, до хруста в шее, он прошелся горячим языком по мягким и податливым губам. Урчание стало громче, а дыхание обжигало нос и рот Ниона. Он был не в силах сопротивляться, а потому с омерзительной покорностью приоткрыл рот, позволяя чужому языку вылизывать ряд ровных зубов, проходиться по небу и дёснам и доставлять извращённое удовольствие. Его использовали, а ему нравилась такая грубая ласка. Ниен содрогнулся всем телом и вцепился зубами в открытую шею старшего, прокусывая до приятного металлического вкуса и запаха крови. Внутренности заполнила сперма, а Нион готов был провалиться сквозь землю. Никогда ещё он не чувствовал себя так после издевательств. Не в этот раз, не в этой комнате и не с этим животным… После секса младший приподнялся с собрата и развязал ему руки. Тонкие запястья были покрыты фиолетовыми синяками от ремня, которые сойдут также быстро, как и остальные оставленные коточелом следы. Нион определенно имел пару существенных плюсов на фоне всех его недостатков: узкая задница и поразительная регенерация. С довольством хлопнув по ягодицам Ниона, черный кот оделся, поправил съехавшую с головы шапку и направился на свою кровать, попутно выпив стакан молока и громко похрустев печеньем. Потом он перевел недовольный взгляд на коточела, велев ему одеться и умыться. А ещё подрисовать усы, ведь Лютер должен скоро вернуться. Нион, пошатываясь, поднялся, натянул белье с джинсами и ушел в ванную. Только в ванной он смог разглядеть ущерб и глубоко вздохнуть. Эта весна прошла также как и предыдущая, но мастеру лучше никогда не знать об этом. Как и о том, что во время процесса Нион улыбался и совсем тихо постанывал на каждый толчок младшего. Мазохизм — это и правда здорово.