, ’
Согнув ноги в коленях, отчего футболка задралась, тем самым открыв во всей своей красе мясистые ляжки, Чонгук косо поглядывает на лежащую на его ноге руку альфы, что увлечённо смотрит на проекционный экран. Там — Одиннадцать, расхаживающая в белоснежной комнате с зеркалом-шпионом Национальной Лаборатории Хоукинса. Зубы терзают внутреннюю сторону щеки от нахлынувшего возбуждения из-за того, что Тэхён не перестаёт водить пальцами по его ноге: то скользит вниз, щекоча, то обратно к коленной чашечке. Порой Чонгук чувствует себя точно ненасытным кроликом, нуждающимся в интимной близости. Хотя они с Тэхёном, на минуточку, не такие уж и проповедники асексуальности и не монахи, давшие обет. Чонгук тяжело вздыхает, уже не концентрируя внимание на том, что происходит в сериале, который по рекомендации на Netflix начали смотреть. Закусывает алую губу и поворачивает голову в сторону Тэхёна, внимательным взглядом скользит по безупречному профилю, доходя до выпуклого кадыка, что моментами дёргается, стоит альфе сглотнуть слюну. Смуглая, мужественная шея так и манит, чтобы пройтись по ней губами или языком, слизав терпкость кожи. В конечном итоге, не желая сдерживаться, Чонгук, чувствующий от этого свербящего желания засуху во рту, подтягивается наверх и утыкается носом в местечко на шее, от которого явственнее доносится природный запах Кима. Дурманивший голову, заставляющий низ живота сладко вибрировать. — Ты чего ёрзаешь? — по-доброму усмехается тот, инстинктивно погладив омегу по гладкому бедру. — Мне скучно, потому что я перехотел смотреть сериал, — прошептав, укладывает руку на словно каменный живот альфы и пальцами вырисовывает замысловатые узоры, из-за чего мышцы под ними тут же напрягаются. — Может, займёмся чем-то более интересным, м? — и улыбается игриво, когда, оставив поцелуй на вкусно пахнущей шее, ловким движением седлает сильное тело. — И кто это ещё укоризненно говорил, что просмотр чего-либо перерастает всегда в секс? — Тэхён вскидывает бровь и сжимает своими большими ладонями чужие ляжки, кайфуя от мягкости песочной кожи, отчего у Чонгука спирает дыхание, и пальцы на ногах поджимаются. Ничего не ответив, дерзко ухмыляющийся омега проезжается промежностью по хорошо видному бугорку в хлопковых шортах, вызвав трением шумный выдох у обоих. Глядит, закусив губу, лисьими глазами в раскосые цвета подтаявшей карамели с шоколадной крошкой, после чего, поймав на себе вмиг потемневший взгляд, начинает тазом активно двигать вперёд-назад по паху. Тэхён издаёт что-то похожее на рык, ощущая через ткань обильно вытекающую из аппетитной задницы влагу, и размещает ладони на двух половинках. Они будто бы созданы для его ладоней, ведь так отлично помещаются в них. Помогая Чонгуку двигаться на себе, отчего его налитый кровью член изнывает и взаимно отзывается тяжестью из-за плавного скольжения, Тэхён несдержанно залезает в нижнее бельё омеги и касается донельзя мокрого сфинктера. Скалится довольно, когда не ожидавший сие действие Чонгук, рвано выпустив воздух изо рта, закатывает глаза, впиваясь ногтями ему в плечи. — Ты так намок, малыш, — кружа вокруг сморщенных мягких краёв и размазывая естественную смазку, томно комментирует он. Чонгук же мычит и жмурится, заливаясь румянцем от пошлости, что истомно разносит покалывание по всему телу. — О чём ты фантазировал, пока мы просто лежали рядом, раз течёшь так, словно у тебя первый день течки? — Ни о чём, — тянет через учащённое дыхание, облизывая пересохшие губы. Лбом падает затем на смуглое плечо, чувствуя, как внутри начинает зудеть оттого, что Тэхён дразнит, нарочно издевается, шлёпая пальцами несколько раз по расслабленному анусу. Так, что непристойное хлюпанье разрезает воздух. — Просто с тобой невозможно оставаться беспристрастным и не хотеть большего. — Я на тебя действую как мята на кошек? — хмыкает Тэхён. — Хуже, от тебя мне крышу срывает, — самостоятельно вырисовывая восьмёрки тазом, Чонгук задевает вставший колом горячий член альфы, который тычется ему в промежность, разнося новую волну возбуждения. — Так что давай без лишних разговоров, иначе я точно затоплю не только твои ноги, но и постель. Тэхён, хмыкая на эту дерзкую нетерпеливость, мощно стискивает округлые ягодицы ладонями и с нажимом вдавливает парня в свой пах, коротко простонав. Задрав слегка заалевшее лицо к потолку и открыв рот от неописуемого удовольствия, Чонгук зарывается в светлые волосы альфы, царапая затылок того в порыве. Перед возбуждёнными глазами Кима маячит манящая шея, цветом напоминающая топлёное молоко, и он, толкнувшись вверх так, что из глотки Чона вырывается неожиданно громкий стон, принимается покрывать её обжигающими поцелуями. Губами исследует каждый чувствительный участок на ней: иногда засасывает, иногда легонько кусает, а затем зализывает места укусов, проходясь широким мазком языка, на кончике которого отпечатывается точно сахарный вкус. Чонгук приближается к лицу напротив и сжимает светлые вихри от переизбытка ярких ощущений лишь от фроттажа, из-за которого его бельё можно хоть выжимать. Потому что бесстыдно течёт, тягучими выделениями марая серые шорты Тэхёна, что прижимает его к себе ближе, настойчивее двигая за омежью задницу, дабы усилить трение. Они дышат друг другу в рот, шумно и с запалом. — Ещё немного, — Чонгук предупреждает огненным потоком воздуха прямо в губы напротив, чувствуя приближающуюся разрядку, потому как собственный член пульсирует, готовый излиться без прямой его стимуляции. Однако у Тэхёна на этот счёт другие планы. Альфа ухмыляется уголком губ, внезапно для омеги хватает его за стройную талию и, перевернув в одно стремительное движение, нависает над ним сверху. Устроившись между по инерции раздвинутых ног, заглядывает в иссиня-чёрные глаза, подёрнутые поволокой воспалённого диким пламенем желания. Чонгук словно открытая книга, потому как не скрывает своё страстное влечение, и от этого у Тэхёна ликующе сводит паховую зону. — Нет уж, малыш, ты кончишь от моего члена внутри себя, а не от невинных ласк, — хрипит альфа, жадным взглядом пожирая сочные алые губы, которые растягиваются в развязной улыбке. Искушают, доводят самообладание до треска. Тэхён обхватывает щёки Чона, слабо вдавливая пальцы в шёлковую кожу, и наклоняется, впиваясь пылким поцелуем в омежьи губы. Тихий стон того ласкает слух Кима, вынуждает рыкнуть в покорно открытый рот, который он вылизывает в буквальном смысле, пробираясь правой рукой под футболку и скользя от плоского живота до груди. Ломаясь из-за столь яростного напора, от которого всё его тело — как сплошной оголённый нерв, Чонгук всхлипывает и, ответно сминая губы альфы поочерёдно, обнимает лицо того ладонями, теряясь в ощущениях. Пальцы Кима давят на его щёки, отчего скулы сводят, а сам Тэхён, порыкивая, проникает языком в ротовую полость настолько глубоко, что Чонгук боится задохнуться. Каждый раз сливаясь с мужчиной в поцелуях, неважно — неторопливых или требовательных, омега сгорает практически дотла, распадается на маленькие частички астероида. Чонгук запускает подрагивающие от оглушающего возбуждения пальцы в мягкие светлые волосы на затылке, перебирает их и, всё-таки не выдержав, с силой сжимает, оттягивая, чтобы оторваться от терзающих его губ и вобрать в лёгкие кислород. Дышит загнанно, будто бы пробежал несколько кругов по большому футбольному стадиону, и, слизывая стекающую слюну с уголка рта, расфокусированно глядит, как зрачки Кима ненормально расширены. Словно у дикого зверя, что наконец-то достиг свою лакомую добычу, за которой охотился много времени, находясь в укромной засаде. — Привстань, — звучит приказом, таким, что в дрожь моментально бросает. Тэхён садится на пятки и пристальным взглядом следит, как Чонгук выполняет сказанное. Омега по чужим глазам видит, что от него хотят, поэтому не мешкает, а стаскивает с себя взмокшую футболку, кидая затем ту куда-то на пол. — Трусы тоже, малыш. О, Боже милостивый. Всякий раз, как из уст альфы слетает это прозвище с нотками доминантности в голосе, у него трепетно дрожат коленки и повышается артериальное давление, а сущность, поскуливая, покорно повиливает задом. Чонгук тяжело сглатывает, когда, подогнув ноги, медленно снимает последнюю вещь, пропитанную полностью липкими выделениями, отчего щёки кусает стыдливый румянец, и робко отбрасывает к футболке. Тэхён всё это время не сводил глаз с парня, вобравшего в себя смесь невинности и пошлости в одном хрупком флаконе, и сдерживаясь, чтобы не наброситься и не войти одним слитым толчком в желанное тело, сжимал член поверх шорт. Ещё чуть-чуть, и собственное возбуждение действительно порвёт ткань — настолько нет сил и тем более терпения больше оттягивать жаркое сплетение разгорячённых тел. Поэтому Тэхён, схватившись за пышные песочные бёдра омеги, рывком тянет того вниз, отчего Чонгук обескураженно ойкает, неуклюже падая спиной на кровать и проезжаясь ею по плюшевому пледу. Задержав дыхание, хлопает длинными ресницами, восхищённым взглядом облизывая крепкое накаченное тело с чётко выраженными кубиками пресса и широкой грудью перед собой. Внизу пупка простирается дорожка тёмных волос, что уходит под пояс шорт Кима. И не скажешь ведь по телосложению и, в какой-то степени, смазливой внешности, что Тэхёну скоро стукнет тридцатник. Чонгук ухватил так ухватил, как удав редкую роскошь, самого горячего альфу, и сам себе немного завидует. Когда Тэхён вновь прижимается своими губами к припухшим чувственным губам омеги, вторгаясь в мокрый рот языком и затрагивая им зубы, нёбо, у Чонгука буквально отключается сознание. Его трясёт безбожно от глубокого поцелуя, от цепкой, всюду ласкающей руки, что гладит грудь, между пальцами зажимая затвердевший сосок. Из заднего прохода вытекает новая порция густой смазки, оставляя влажный след на пледе, и омега, придавливая бёдрами бока альфы, движется плавно по мощной спине ладонями, после чего достигает пятой точки и вцепляется в неё. Сжимает ягодицы, беззастенчиво впиваясь ногтями в упругую плоть, на что Тэхён сдавленно шипит, отстраняясь с характерным отзвуком от Чона. — Чонгук, ты ничего не перепутал? — насмешливо выгибает бровь Тэхён, в отместку щипая за миниатюрную горошину, которая начинает покалывать, принося омеге незначительную боль наряду с мазохистским удовольствием. — А что? — дерзко хмыкает, повторяя сжатие. — Ты вообще иногда кусаешь меня за жопу, а мне нельзя твою немного помацать? Не будь неженкой. — Убедил, 1:1. Толкнув язык во внутреннюю сторону щеки, альфа принимает обратно позу, присаживаясь на пятки, и расторопными движениями наконец-то освобождает от невозможного давления член, что отпружинив, шлёпается о низ его напряжённого живота. Тэхён блаженно выдыхает, откидывая шорты к чужой одежде, пока Чонгук гулко сглатывает, видя солидный по ширине орган, увитый рельефной паутиной тонких вен. Парень невольно облизывается, волнительно предвкушая, как мужчина заполнит его так превосходно, что внутри всё будет трепетать, а он — сходить с ума, надсадно выкрикивая. — Блять, малыш, у тебя такое выражение лица, — сокрушённо тянет Тэхён, когда голодным взглядом замечает что-то похожее на невменяемые из-за запредельной страсти сердечки в глазах Чона. Без какого-либо сопротивления шире раздвигает пышные бёдра того и умещается между ними, касаясь своим членом аккуратного омежьего, истекающего предэякулятом. — Оно будто кричит, как ты ужасно хочешь меня в себе. Даже здесь, — дотрагиваясь до трепыхающейся дырки, — ты настолько мокрый, что растяжка не понадобится, мышцы спокойно впустят меня. — Да, да, да, — словно в бреду шепчет Чонгук, не давая позорному скулежу вырваться из глотки наружу. — Тэ, не томи, возьми уже меня, — максимально жалобно и разбито прямо в скульптурные губы, держа лицо альфы в ладонях. На фоне — голоса актёров, поскольку они не удосужились выключить или поставить хотя бы на паузу серию; единственный приглушённый свет от проектора освещает квартиру-студию, создавая особенную атмосферу, щекочущую и без того обострённые чувства. Чонгук ёрзает от жгучего нетерпения и, привстав на локтях, пристально смотрит вниз, наблюдая, как Тэхён берёт за основание свой член и, подхватив его под коленями, проталкивается сантиметр за сантиметром внутрь сокращающегося ануса. Находясь в серьёзных отношениях третий год, омега решил принимать комбинированные оральные контрацептивы, посоветовавшись и обсудив все щепетильные нюансы, конечно же, с гинекологом. В свои неполные двадцать четыре года парень, если честно, не планирует стать папой, может быть, к двадцати шести будет готов, но точно не сейчас. К тому же с презервативами есть шанс залететь, ведь они не дают 100% гарантию, стоя лишь на пятом месте по защите от нежелательной беременности. Гормональные таблетки тоже сомнительный вариант — побочки никто не отменял, но они более эффективны. Но самый приятный бонус от них — это то, что Чонгук отчётливо чувствует пульсацию горячего члена, не стянутого латексом, внутри себя. Погрузившись в мысли, Чон вдруг давится пронзительным выкриком и сминает до побелевших костяшек сбитый плед, роняя голову на подушку и врезаясь фокусом широко раскрытых глаз в потолок, стоит альфе заполнить его, полностью войдя одним резким толчком. До смачного шлепка отяжелевших яиц о залитую липкими выделениями промежность. Так, что разнеженный Чонгук выгибается дугой, ярко почувствовав, как от копчика до затылка его пронзил разряд тока, побуждающий тело в накаченных руках мелко дрожать. — Тш-ш, соседи опять будут жаловаться на громкие звуки из нашей квартиры, — Тэхён в моменте затыкает ладонью распахнутый рот Чона и, выскользнув до крупной головки, легко толкается обратно внутрь влажной узости. Чонгук сдавленно хрипит, закатывая глаза под веки. — Звукоизоляция у нас не ахти, поэтому кричи сколько влезет в мою ладонь, хорошо? — отрешённый кивок, и он хмыкает. — Малыш, меня кроет, когда ты такой послушный и соглашаешься на всё без напускной язвительности. Чонгук возмущённо мычит, стреляя потемневшими глазами в скалящегося альфу, и, скрещивая лодыжки на пояснице того, ногтями впивается в смуглую кожу рядом с лопатками. Проводит ими, оставляя продолговатые розоватые полосы, из-за чего Тэхён, нахмурившись, в отместку делает сильный выпад, с помощью обилия смазки проталкиваясь в растянутое отверстие глубже. Песочное тело под ним подбрасывает, сжимается настолько, что член сковывают мягкие и нежные стенки словно тисками. Тэхён двигает бёдрами активнее, отчего развратное хлюпанье и глухие стоны отражаются от стен квартиры, давит ладонью на приоткрытый омежий рот, из которого выходит раскалённое дыхание. Голова идёт кругом, пустеет; Чонгук жмурится до чёрно-белых мушек под веками на каждый грубый толчок, от которого в надлобковой зоне разбиваются волны наслаждения, вынуждающие давиться не только стонами, но и слюнями. Неустанно проникающая горячая плоть мужчины неимоверно как растягивает его изнутри, проезжается по набухшей простате, что бёдра омеги, находящегося уже на грани, безумно трясутся. Видя это, Тэхён замедляется, после чего неожиданно выскальзывает, и покрасневшиеся края ануса то смыкаются, то раскрываются. — Зажми рот, малыш, чтобы ни звука из него ни доносилось, — властно приказывает Чонгуку, после чего отнимает ладонь и приподнимает того за мягкую ягодицу так, что омега упирается ступнями в кровать. — Выкрикнешь, и твоё лицо окажется уткнувшим в подушку. Хотя зная Чона, у которого душа развратного демона, Ким сомневается, что его угроза действительно является для него таковой. Наоборот — парень словит кайф, если он так сделает, но как бы не хотелось услышать омежьи стоны, припугнуть стоило, поскольку соседи у них действительно с тонкой душевной организацией и могут накатать даже жалобу. Когда Чонгук кладёт собственные ладони ко рту, осоловело моргая, Тэхён пальцами проводит от вмиг втянувшегося живота до скользкой промежности Чона, нарочно задев дёргающийся член, и без предупреждения вторгается сразу двумя в расслабленный задний проход, вышибая из омеги изумлённый крик, который, естественно, разрезает воздух. — Малыш, — предупреждающим рычанием, до болезненного ощущения сжимая песочную ягодицу. И Чонгук, дрожа всем телом, проклинает набожных стариков, которые живут за стенкой. Они-то явно сошли уже с дорожки, чтобы бешено трахаться и отдаваться плотским утехам. Но не он же, чёрт бы их побрал! Если бы не Паки, кукующие дома за просмотром телевизора поздними вечерами, когда у него с альфой намечается секс, то омеге не пришлось бы сдерживать рвущиеся наружу стоны удовольствия. Тэхён оборачивается к письменному столу позади себя и берёт бордовый галстук, после чего наклоняется к Чонгуку, который, сразу понимая, для чего эта вещичка, поднимает голову, позволяя ему завязать рот. — Так-то лучше. — Не сомневаюсь, — невнятно бубнит омега, усмехнувшись. А затем всё по-новой: чертовски длинные пальцы альфы в заднице, что яростно трахают его до помутнения рассудка, свободно двигаясь внутри, хлюпая смазкой. Она вытекает крупными прозрачными лентами и образует пену от быстрых проникновений. Чонгук конвульсивно комкает плед в руках, извивается на кровати словно обезумевший, потерянно хныкая в самодельный кляп и распадаясь на атомы из-за сверхстимуляции. Тэхён его нисколько не щадит — добавляет ещё два пальца по костяшки, вынуждая промычать и принять едва ли не позу эмбриона, но Чону не позволяют этого сделать — отвешивают смачный шлепок по ягодице, окрашивая её в пурпурный цвет. Из глаз сыпятся искры, и Чонгук, протяжно простонав, выгибается, буйным потоком кончая себе на живот. Находясь в послеоргазменном экстазе, не замечает — ещё бы, — как становится пусто внизу, где его настойчиво таранили пальцами, которые довели до содрогания. Но это ненадолго. Потому что Тэхён от эротичной картины кончающего парня сам издаёт хриплый стон в закушенную губу, прежде чем рывком переворачивает Чонгука на живот, садится ему на ноги и, вцепившись в хрупкую талию, без труда входит в раскрытую дырку. — Ха-а, блять, в тебе невероятно. Так просторно и горячо, что мой член плавится. Малыш, попробуй сжаться, — грудным рычанием, от которого омега всхлипывает, выполняя приказ. — Умница, — сквозь зубы в загривок хвалит, грубо втрахивая обессиленное тело в кровать, отчего та жалобно скрипит. Тэхён сдавливает шею Чона одной рукой, заставляя промычать и уткнуться лицом в мягкость подушки, а другой — разводит сочные ягодицы, смотря вниз, туда, где пропадает при каждом толчке. Потрясающий вид, от которого собственный кайф удваивается. Истекающий анус словно поглощает его. Влажные тела покрылись мурашками от стоящей жары в квартире и дикой страсти, создающей вакуум в ушах. Дыхание у обоих максимально тяжёлое. Тэхён вбивается агрессивней, в порыве прикусывает острое плечо зубами, оставляя след, из-за чего Чонгук дёргается, сотрясаясь, так и не отойдя от первого оргазма. Челюсть омеги затекла от того, что галстук давит, не позволяет закрыться рту, из которого течёт слюна. И он, елозя покрасневшей грудью так, что натираются чувствительные соски, не выдерживает — трясущимися руками развязывает слабый узел и вдыхая, откидывает галстук, когда хватка на шее перестала придавливать. — Сбавь… Боже, сбавь скорость, — плаксиво умоляет Чонгук и жмурится, потому как крупная плоть не переставая мучает комок железы. — Тэхён! Тот наматывает взлохмаченные бурые, как шерсть медведя, волосы на кулак и тянет назад, на что истощённый парень издаёт задушенные хрипы и невольно выпячивает задницу. Альфа гортанно рычит, вбиваясь дико в растраханное отверстие; естественные тягучие соки хлюпают, непристойно испачкав гладкую промежность и лобковые жёсткие волоски мужчины. — Что ты чувствуешь? — дёргая за волосы. — Малыш, ответь. — Хыкх! То, что мой живот наполнен тобой, — запинается на словах, облизываясь. Тэхён довольно ухмыляется, когда в голову ударяет запальчивая идея: он подсовывает свободную руку под Чона и ощутимо давит на его низ живота. Реакция не заставляет себя долго ждать — пронзительный крик, а затем — парень буквально фонтанирует, спуская немного жидкой спермой. Стенки ануса от этого сокращаются и выталкивают смазку очередной обильной порцией, сжимая внутри напряжённый орган Кима, которому самому недолго осталось до финишной прямой. — Кончи в меня, — практически дойдя до пограничного состояния из-за ошалевшего секса, еле слышно говорит Чонгук. И альфа набирает максимальный темп, выбивая из Чона дух, но тот, видимо, вовсе не против, судя по его блаженным стонам. Жадно, ненасытно покрывает кусачими поцелуями и засосами омежьи плечи, загривок и заднюю сторону шеи, продолжая держать Чонгука за волосы железной хваткой. Внутри Кима всё напрягается, как натянутая струна, яйца поджимаются, и изо рта слетает рык, потому он тут же замирает глубоко внутри и давит на чужую поясницу обеими руками. Чувствуя, как сперма извергается в него ярыми толчками, Чонгук обессилено утыкается лбом в сбитую подушку, в то время, как его таз вместе с бёдрами колотит дрожью. Даже находясь плотно заткнутым там, внизу, по нежной коже, окроплённой розовым, льётся, вытекая из пульсирующего отверстия дорожками маслянистое семя, перемешанное с липкими выделениями. Мутным фокусом уставившись впереди себя, омега ощущает, как Тэхён медленно выходит из него, но это последнее, что помнит Чон, прежде чем потерять сознание., ’
Чонгук подрывается на кровати, суматошно вертя головой, и сразу болезненно шипит, хмурясь. Переводя неосознанный ещё взгляд в окно, понимает, что сейчас — глубокая ночь. Моргая, омега дотрагивается до ноющих от страсти губ, которые, он уверен, сильно опухли, и прислушиваясь, улавливает прекратившийся звук потока воды из ванной комнаты. Нижняя часть тела пульсирует, и Чонгук усмехается — его едва ли не сожрали, но это было, откровенно говоря, вау, пиздец как классно. — Очнулся? — спрашивает вышедший из душа Тэхён, вытирая светлые, чуть растрёпанные волосы полотенцем, которое затем вешает на дверцу шкафа, и зачёсывает влажные пряди назад. — Не верю, что я отключился, — качает головой Чонгук, замечая, что и он чистый, без естественных следов, к тому же постельное бельё поменяно. — Сколько я спал? — Где-то час, я не засекал. Если ты голодный, то на столе заваренная лапша, наверное, ещё горячая. — Конечно, я голодный, ты из меня ведь все силы вытрахал. Тем более мы так и не поели до якобы просмотра сериала. — Тогда поднимай свою жопку, — хмыкает Тэхён на фальшиво-осуждающий тон. Альфа выуживает из холодильника баночку пива для омеги, а для себя — зелёный чай и ставит на стол. Проверив температуру лапши с ароматным вкусом креветки, которую залил кипятком примерно пятнадцать минут назад, вскидывает взгляд и смотрит на парня. Поджимая губы, сдерживает смех, потому что: — Не смей, — грозно шипит Чонгук, согнувшийся в три погибели над тумбочкой. — Это ты виноват, что я хожу теперь как косуля. — Но тебе же понравилось, согласись. — Ага, а теперь помоги мне дойти. Я правда очень голодный.