Пулевое по гордости

Последний день лета я провел в комнате, лишь вечером прогулявшись в ближайшем парке. Меня не покидало ощущение легкости и предвкушения нового учебного года. Одиннадцатый класс был на порядок сложнее, чем даже девятый или девятый. ОГЭ ни в какое сравнение не шло с ЕГЭ. Я был уже почти готов ко всем выбранным предметам, так что одиннадцатый класс намеревался лишь подтягивать кое-какие пробелы и повторять уже изученное. Стас, как оказалось, тоже был уже неплохо подготовлен к ЕГЭ. Не так, конечно, как я, но у него еще было время. А вот в первого сентября шли мы утром в школу с разными ощущениями. Я был весь нервный и дерганый, не зная, как примет меня новый коллектив богачей. У них ведь все мерилось деньгами и дорогими шмотками, такие как Стас были редкостью. Этот клоун же, — так я его окрестил за три дня нашего общения, — просто источал волны позитива и радости. Хотя, честно сказать, я не знал, чему вообще можно радоваться в первый день осени. Но Стас, видимо, был особенным во всех смыслах этого слова, поэтому шел бок о бок со мной, чуть ли не вприпрыжку. Думаю, если бы ему не мешался рюкзак на плече, он бы так и сделал. К школе мы подошли, когда оставалось пятнадцать минут до начала праздничной линейки. Я старался поспевать за Стасом, полностью недоумевая, как человек действительно может хотеть учиться. Лично мне нравилось обучаться, но никак не учиться. Изучать что-то новое, интересное конкретно мне, в самых разных сферах — да; учить нудные уроки и выполнять бредовые задания, которые никак не поднимают уровень знания предмета — нет. Школу я уже видел — забирал вчера учебники, да и фотографий в интернете было завались. Но что в первый раз, что во второй, она вызывала у меня какое-то непонятное благоговение. Будто я еще не до конца осознал, что буду тут учиться. Школа была поистине огромной и безумно красивой. Это не кирпичная коробка с одинаковыми стеклянными прямоугольниками окон, а выполненное по всем стандартам современной моды бежевое четырехэтажное здание. На заасфальтированной территории перед зданием уже собралось немаленькое количество учеников от первого до одиннадцатого класса. Администрация не поскупилась на множество воздушных шариков, шикарно украсив все к празднику. Стас на секунду остановился, повертел головой и снова потащил меня, но уже к моему новому классу. Мы подошли к группе вычурных девушек с макияжем, как у барби, и высоких спортивных парней, будто только что сошедших с обложек модных журналов. Я невольно напрягся, готовый тут же отбрить любые нападки в мою сторону. Когда я получил тут место, не очень-то задумывался о социальной стороне своей новой среды обитания. А вот когда впервые полностью увидел новый класс во всей красе, понял, что учиться мне придется среди богатеньких пижонов и ублюдков, смотрящих на всех так, будто они будущие короли этого мира. Как только мы подошли, все головы тут же повернулись. Что девушки, что парни рассматривали меня с явным интересом, будто новую зверушку. По их глазам сразу было видно — они пытаются определить вес моего кошелька. Весь женский пол в добавок к деньгам, коих у меня не водилось, оценивал еще и внешность, которая им, видимо, пришлась не по вкусу. Наконец, одна из них разочарованно прокомментировала: — Я, конечно, не надеялась на что-то изысканное, но точно жаждала более необычное и менее посредственное. — Очередная залетная серость, — фыркнула другая, отворачиваясь. Я ожидал чего-то подобного, но не думал, что это будет настолько напоказ. Здесь явно не брезговали отзываться друг о друге плохо. Ну или просто богачи так ненавидели этих самых «залетных», — таких, как я. Подумал, что даже не поздоровался с ними, но после такого радушного приема уже не хотелось ничего. Я выглядел довольно неплохо для обычных школьников, но для лучших мира сего — просто мусор под ногами. Это было понятно всем. Хотелось оттаскать за волосы тех двух девчонок, но я лишь скрипнул зубами. — Крис, не начинай, — обернулся Лиам, строго посмотрев на одну из девушек. — И что, что залетный. У нас все-таки социально-демократическое государство. Каждый может попробовать пробиться из низов в верхушки. Другой вопрос, выйдет ли у него. Повернувшись ко мне, он улыбнулся фирменной фальшивой улыбкой, которую все богачи натягивали на себя во время наискучнейших событий. От этого стало еще противней. — Меня зовут Лиам, я староста класса, в котором ты теперь учишься, — протянул он мне руку, продолжая улыбаться, как маньяк. — Постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы ты чувствовал себя комфортно в новой социальной страте. Я даже рот открыл от его слов. Так искусно меня еще никто не унижал. Стас, который, кстати, куда-то исчез, был прав. С этим парнем шутки плохи. Он и горло без труда перережет, продолжая смотреть с такой же фальшиво-добродушной улыбкой. Хотелось поаплодировать его умению красиво намекнуть мне, что я выходец из обычного народа. И что мне здесь будет ой как не просто. Понимая, что стою неподвижно слишком долго, я пожал его руку в ответ. Как только наши ладони соприкоснулись, он с такой силой сжал пальцы, что у меня чуть не подкосились ноги. Казалось, сейчас все услышат хруст ломающихся костей кисти. Лиам приблизился и похлопал меня по плечу, продолжая сжимать ладонь. — Тебе не место среди нас, — зло прошипел он мне на ухо. — Через месяц заберешь документы под предлогом слишком большой нагрузки. Иначе тебя отчислят, и я сам об этом позабочусь. Он тут же отступил от меня, сменяя хмурую злость, на лицемерное спокойствие. Я завидовал его безупречному умению менять эмоции, будто маски, которые можно в любой момент надеть или снять по щелчку пальца. Плюнув на Стаса, который о чем-то увлеченно болтал с одноклассниками. Такими же богатыми и такими же вылизанными от шелковых волос до носков лакированных ботинок. Определенной формы в школе не было, что меня безумно радовало, хотя все старались одеваться в классическом стиле и пастельных тонах. Я понимал, что Стас, хоть и общался со мной хорошо, имел уже устоявшийся круг друзей, в который я вряд ли смогу попасть в силу своего происхождения. Отстояв, наконец торжественную церемонию, посвещенную всеми-любимому-дню-знаний, я одним из первых одиннадцатиклассников вошел в школу. Что ж, внутри все было почти так же, как в обычных школах. Интерьер, конечно, завораживал своим напускным величием, но в плане учеников ничего не изменилось. Все те же заучки в огромных круглых очках, горой учебников в руках, чьи богатые родители каждый день твердили, что главное в жизни — школьные знания; залетные бедняки, кучкующиеся вместе, словно их жизням грозила опасность, отбейся они от стада; богатая посредственность — те, у кого недостаточно тяжелый кошелек, чтобы быть элитой, но и здешним планктоном их назвать язык не повернется. И, наконец, элита. Те, кому посчастливилось забронировать себе на будущее один из тронов в этом прогнившем «демократическом» государстве. Я сразу смог отсканировать все это социальное расслоение, но лично себя так и не смог ни к одному отнести. Правильней всего было бы интерпретировать себя залетным бедняком, но я не готов был весь год ходишь мышью, жаться по углам и вздрагивать при виде элиты. Ни о каком уходе через месяц я даже не думал. Попасть сюда, чтобы через месяц самостоятельно уйти просто из-за какого-то беловолосого выскочки? Нет, я точно знал, что вцеплюсь в свое заслужено полученное место здесь, и добровольно ни за что не отпущу. Пусть Лиам хоть трижды подавится своими угрозами. Я немного поплутал по коридорам школы. Специально, чтобы войти в нужный кабинет одним из последних, когда большая часть учеников уже займет «свои» места. Так было проще распределить роли в моем новом классе: за первыми партами умники, в середине та самая «посредственность», а назад обычно салилась элита. Все то же самое, что и в обычных школах, только на уровень выше. Я подошел к кабинету одновременно с моей новой классной руководительницей. Девушка лет тридцати в строгом черном костюме двойке тепло мне улыбнулась. Назвать ее женщиной у меня просто не повернулся бы язык. Выглядела она очень аккуратно и молодо. Решив, что грубости и косяков на сегодня достаточно, я вежливо поздоровался. — Здравствуй. Александр? — Полувопросительно ответила она. — Да, — лишь кивнул я. — Меня зовут Анастасия Вадимовна. Рада видеть такого талантливого ученика в стенах нашей школы, идем, представлю тебя классу. С этими словами она открыла дверь в кабинет. Мне ничего не оставалось, как последовать за ней, упорно держав отстраненно-смелый вид. Хотелось показать себя, объявить с первой секунды, что я не буду терпеть пренебрежения к себе, хоть и учусь тут бесплатно. — Доброе утро, класс, — поприветствовала она. — У нас в этом году новенький, Рязанцев Александр, — все взгляды уже почти полного класса устремились на меня, будто последние пятнадцать минут и не пялились, открывая рты и вслушиваясь в диалог с Лиамом. — У нас очень хороший класс, ты быстро найдешь здесь товарищей, — улыбнулась девушка. — Присаживайся на свободное место. С одноклассниками познакомишься на перемене. Я прошел на предпоследнюю парту третьего ряда к Стасу, который, что странно, сидел один. Сразу попались на глаза две пустующие последние парты. У нас за них в школе были бои не на жизнь а на смерть, а тут занята всего одна на среднем ряду. Даже не взглянув на Стаса, который, кажется, чувствовал себя виноватым за то, что бросил меня на растерзание Лиаму, я сел. Тем временем моя новая классная руководительница начала вещать о важности последнего учебного года, о предстоящей сдаче экзаменов, о расписании, составленном в соответствии со всеми индивидуальными особенностями каждого ученика и еще о какой-то «безумно важной» информации. Я слушал ее вполуха, конспектируя самое нужное в блокноте. Большинство записывало все в заметки на телефоне, но я больше любил бумажный носитель. Для меня так было проще. Записывал я, если честно, на автомате; все мыли были заняты прямой угрозой испортить мне жизнь, если не уйду отсюда через месяц. Я прошелся взглядом по классу. На первых партах ученики действительно выглядели, как заучки, которые дальше текста в учебниках ничего не видят. По крайней мере так казалось со стороны: скрюченные спины, чуть мятая одежда и взлохмаченные волосы. Меня передернуло от того, что если бы я следовал своему статусу умника, то тоже выглядел бы как они. Быть похожим на побитого воробья не хотелось. Середина выглядела поаккуратнее. Парни и девушки сидели расслабленные, кто-то полулежал на парте, кто-то вяло стучал стилусом по планшету. Типичные кошельки — любимые родительские чада, в которые те еженедельно вливают мой годовой заработок. Я чуть повернул голову, стараясь боковым зрением увидеть, что же делает на последней парте Лиам с каким-то своим дружком. Я ожидал что он будет как минимум со скукой взирать на учительницу, а как максимум — спать. Мои ожидания не оправдались. Он усердно записывал все, что говорила Анастасия Вадимовна, в блокнот, переодически поднимая на нее взгляд. Что ж, вид прилежного ученика он действительно мог создавать просто превосходно. Рядом с ним сидел смуглый парень с точеными скулами, хмурым взглядом и еле заметными чертами корейских или казахских корней. Прямые черные волосы аккуратно разделены на две половины. Тем не менее, они не смотрелись, как «шторки». Парень обладал своим определенным мрачным шармом. Он был выше Лиама, шире в плечах, мускулистее, да и выглядел полностью так, будто был телохранителем беловолосого. — Не смотри так на Кила, — шепнул мне сбоку Стас, отчего я тут же на него обернулся. — Кила? — переспросил я, все больше удивляясь здешним именам. Хотя, я бы поверил, если бы мне сейчас сказали, что эту хмурую тучу назвали в честь английского слова «kill» — убивать. — Сокращение от Киллиан. Он перешел к нам в шестом классе. У него бабушка по маминой линии кореянка. Вышла замуж за русского, переехала в Россию. Ты удивишься, но до того, как Кил попал сюда, Лиам был милым солнечным зайчиком. Этакая прелестная кукла, готовая всем помочь, кто бы что ни попросил. А с Килом он начал ставить весь класс под себя. Для учителей остаётся все тем же ангелочком, а на деле ты уже познакомился с его характером. — Не то слово, — тихо фыркнул я, говоря на грани слышимости, и уже серьезней добавил. — Он сказал, что у меня есть месяц на то, чтобы самому забрать документы и уйти отсюда, иначе сделает так, что меня отчислят. Что мне не место тут, среди вас. — Месяц… — тихо протянул Стас. — Что ж, все не так плохо, как могло бы быть, но и не так хорошо. — Разве могло бы быть хуже? — Могло. Видишь первопартников? Это все те, кто, так сказать, «выжил». Им всем давали время на то, чтобы самим уйти. Кому-то три месяца, кому-то полгода, кому-тот Лиам задавал конкретное количество дней на то, чтобы передумать и свалить. Это своего рода посвящение для залетных. Все то время, которое тебе дали на добровольный уход, тебя переодически подставляют и всячески не дают нормально жить. Если ты не уходишь через это время, то начинается удвоенная травля. Ее назвали «временем охоты». Тебе дают понять — здесь обитает элита. Соответственно, нет места дракам в коридорах, окунанию с головой в унитаз, закрыванию в подсобках, порче имущества и другим публичным физическим унижениям. Мрази соответствуют своему статусу: все делается незаметно, искусно, аккуратно. Или, как они говорят, «красиво». Цель не в самом унижении, а в том, насколько «красиво» оно сработало. Месяц — самый маленький срок, который давал Лиам залетным. Если выдержишь, тебе останется еще месяц, и тогда от тебя отстанут. В этом плане повезло. Некоторым он давал по три месяца на самостоятельный уход. После того, как они не уходили, начиналась усиленная травля, которая составляет всегда то же время. Тебе нужно выдержать всего два месяца, некоторые терпели по полгода или даже по году, ну и во что они превратились, ты видишь сам. Я слушал Стаса и афигевал от всей этой гнили, что обитала якобы в лучшей школе города. В тело сразу вернулось напряжение, будто на меня вот-вот нападут. Хотелось выкинуть все эти слова из головы, но мозг, как на зло, подсовывал новые вопросы. Как происходит травля? Можно ли ее обойти? Как нужно себя вести, чтобы все это выдержать? Стоит ли вообще терпеть? Я даже не заметил, как учительница перестала говорить и отпустила нас. Мы со Стасом вышли из школы, я тут же с удовольствием вдохнул свежий слегка влажный воздух. Мы не пошли в комнату, а уселись на лавочке возле фонтана. Стас с тех пор ничего не сказал, и меня это напрягало. Он явно, как и я, что-то усердно обдумывал. Я не мог больше сидеть молча, норовя взорваться гневной тирадой по поводу того, что я думаю об этом «времени охоты». Несмотря на то, что в душе бушевал ураган, я совершенно спокойным, даже каким-то отчужденно-ледяным голосом спросил: — Как мне выдержать все это? Смотреть на Стаса не хотелось. Для себя я уже решил, что не уйду из школы. Это решение было принято еще тогда, когда мы с Лиамом стояли, сжимая друг другу руки. Первое решение всегда самое правильное. И это первое решение вспыхнуло во мне уже через секунду после противных слов беловолосого. Я. Никуда. Не уйду. Стас с какой-то грустью взглянул на меня. Будто побитого зайчонка увидел. — На самом деле не знаю. Главная проблема в том, что есть правило — первые парты для залетных. Первые и никакие больше. Ты уже видел, что первые парты заняты. Из-за этого, когда класс пополняется более, чем шестью залетными, на седьмого начинается усиленная охота. Если он из сильных, то охота возобновляется на кого-то из наиболее слабых стареньких. Правило остаётся неизменным. Больше шести залетных к новому году в классе быть не должно. Но такое лишь у старших, начиная с девятого. Так что все залетные как огня боятся девятого класса. Элита отбирает шестерых, остальных «вычищают» любой ценой. Такая чистка уже лет пять, наверное, проходит. Так что не думай, не Лиам это начал. Он просто стал одним из тех, кто поддерживает грязные устои этой школы. Охотой, ну или чисткой, без разницы, занимаются всегда старосты. По крайней мере организаторы всегда они. — Если нет способа этого избежать, то есть ли способ пройти с минимальным вредом для себя? — Меня уже мутило от одних только мыслей о предстоящем месяце. — Только не реагировать, наверное. Всем хочется какой-то реакции на свои действия. Любой реакции. Все равно, будешь ли ты огрызаться, молить о пощаде, пакостить в ответ или пытаться вправить им мозг. Любая реакция будет означать, что тебе не все равно. Чем сильнее реакция, тем более «красивой» считают пакость. Но с этим надо быть осторожным. Иногда и отсутствие реакции может подстегнуть не хуже. Им захочется вывести тебя на эмоции. Это как красная тряпка для быка. Чем дольше бык не реагирует на тряпку, тем сильнее ты начнёшь ею перед ним трясти, пока он, в конце концов, не сорвется. Не думаю, что привел удачный пример, но по-другому объяснить не могу. — Я понял, — ответил я, уставившись взглядом на землю. Я даже не представлял, как может выглядеть эта «охота». Перед глазами почему-то мелькали картинки охотников, выкуривающих лису из норы; борзых, гонящих зайца прямо под ружье или гончих, достающих раненую, отчаянно трепыхающуюся утку из камышей. Стас точно знал, как это все происходит, но я не хотел об этом спрашивать. И так слишком много навалилось за первый день, учитывая то, что сегодня уроков не было, только линейка и классный час. То, что меня не будут закрывать ни в каком подвале или прилюдно избивать, немного успокоило. Но лишь немного. По остальным же пунктам мозг, несмотря на усталость, вопил о том, чтобы я как можно раньше сваливал отсюда, пока эти идиоты не раскрошили в пыль мою психику. Тем не менее, я уже принял решение остаться. Может я и отступлюсь от него, но не раньше пятой пакости. Я почему-то был уверен в том, что ничего криминального во время «охоты» мне не сделают. А уж кнопку на стул, раскрошенный мел в рюкзаке или приклеенную на тетрадь жвачку я переживу.