Give Us A Little Love

Джон ненавидит Нэнси Спанджен. Ненавидит её высокомерный взгляд и острые шпильки, ненавидит смотреть на то, как она своими руками закапывает Сида, завязывая жгут на его руке покрепче. А Вишесу большего и не надо. Роттена тошнит от общих фотографий, на которых Нэнси ярко улыбается, а Сид находится слишком близко, тем самым обозначая принадлежность. Они пара, все это знают. Джон сжимает кулаки, когда Сид в очередной раз режет себя и выставляет свое тело на всеобщее обозрение. Ему должно быть плевать, больше того, Джона подобное поведение должно радовать. Ровно так же, как это радует Пола и Стива. Так же, как зрителей в душном баре. Вместо этого он зло кидает Сиду свою куртку и взглядом приказывает одеться. Вишесу плевать. Джон в ярости бьёт придурка в живот. Он валяется на полу и скулит, но вокалисту совсем не жаль. Кожанку Сид не вернул, хотя Роттен ни разу не видел его в ней. А хотелось. Это был бы знак принадлежности. … Джон не понимает, почему на место единственного человека, который знал ноты взяли этого урода. Почему Пол и Стив променяли одного из основателей группы на идиота, что бас гитару в глаза никогда не видел? Сид играл отвратительно, просто ужасно. Это месиво из звуков игрой назвать было нельзя. Вишес старался, действительно старался, но не был слишком одаренным. Проблем у Джона стало только больше, а единственным достоинством этого торчка был танец, который он придумал. Хотя Роттен не был уверен, что эти конвульсии можно считать танцем. «Держись от меня подальше» шипит Джон. Сид только поднимает брови и корчит придурковатую рожу. Стив их фотографирует. … Сид целует Нэнси у всех на глазах. Жадно и мокро, обвивает вокруг нее руки и девушка довольно стонет сиду в рот, впиваясь ногтями в кожу на плечах. Джон наблюдает за этой сценой слишком внимательно. Пожалуй, это можно сравнить с первым просмотром порножурнала. Он впервые видел Сида таким уязвимым, что-ли. Сид был столь искренен в своём желании угодить, что челюсть сводило. Нэнси этим пользовалась. Джон её понимал, и от этого стало совсем паршиво. На сцене впервые срывает голос симпатичная вокалистка. Она изо всех сил пытается привлечь внимание знаменитого Джонни Роттена. Позже он трахает её в грязном клубном сортире, пьяный и обдолбанный. Джон не видит перед собой Сида Вишеса, он видит перед собой смазливую вокалистку. … Их снова фотографируют для личного архива. Сид снова корчит рожи и высовывает язык. Джон не отстаёт. Между ними воцарилось хлипкое перемирие, которое держится только на условном самоконтроле Джона Роттена. По крайней мере, они больше не дрались. Гитару Сида они зачастую даже не подключали. В остальном все осталось также. … Сид напоминает побитую собаку даже больше обычного: мокрый, грязный и в разорванной майке, он сидит на асфальте, рядом с водосточной трубой. В их студии горит свет, он падает на Вишеса, обещая тепло и выпивку, но сил подняться просто нет. Да и нужен он там. Дождевая вода нещадно поливала улицы Лондона, и это могло закончится настоящим наводнением. Вода, смешанная с уличной грязью, впиталась в одежду Сида. Парня это не трогало. Он обхватил колени руками и раскачивался из стороны в сторону, подобно умалишенному. Джон застал его в таком положении, во время перекура. Это было неожиданно, вместе с тем ощущалось, как оживший дурной сон. Но нет, это был просто подавленный Сид Вишес или же Джон Ричи. Ротен не до конца понимал кто именно сейчас смотрит на него. Это был обдолбанный парень, сидящий в луже на окраине Лондона. Это был кто-то вроде приятеля. Тот, кому нужна помощь. Сид молча смотрел на него с немой мольбой, сам видимо не понимал, чего хочет. Джон не говорил с ним, но стоял там достаточно долго, чтобы даже Вишесу стало понятно, что его ждут. — Чарли умер, — говорит Сид. — Передоз героином. Джон хмыкает. Он понятия не имеет, кто такой Чарли, но прекрасно знает, что Сида тоже это ждёт. — А я не хочу, Джони, — снова скулит он, — я не хочу как он валяться в собственном говне и пускать пену изо рта. Не теперь, когда все налаживается. Налаживается? Этот утырок режет себя на сцене, и получает от этого удовольствие. Ему выбивают зубы и Сид приходит в экстаз. Да, все действительно налаживается. — Завтра начнётся ломка, Сид, и ты запоёшь совсем по-другому. — Джону противно. Вишес не должен говорить так, если не собирается что-то с этим делать. Его лицо и психика уже значительно повреждены тяжёлыми наркотиками. — Я чист третий день, Джон. — Сид смотрит обиженно, Роттен это чувствует. Джон вздыхает и тушит сигарету. Всего лишь три дня. — Либо заходи внутрь, либо вали отсюда, утырок. Джон не помогает подняться, совсем наоборот. Он стремится быстрее войти обратно в душное помещение, лишь бы избежать контакта. Не сегодня, точно не сегодня. Сиду нужна была концентрация, занятие или хобби. Что-то достаточно простое, но интересное. То, что не даст сорваться обратно в пропасть. — Научи меня, — говорит он Джону в тот вечер. — Я хочу играть на гитаре. Джон смотрит на него обречённо. Сид ужасно прилипчивый и любопытный. Он осматривать всю студию, лезет ко всем инструментам, которые принадлежат лично Роттену и раздражает. Пиздец как раздражает. — Если ты сейчас же не уронишь свою жопу на диван, я тебе врежу, — честно говорит Джон. Он не знает что делать. С одной стороны, Роттен Сида Вишеса презирает. Сид пойдёт на все ради героина, если не сегодня или завтра, значит через неделю. Джон наркоманам не доверяет С другой стороны, парня нужно было поддержать, они группа, как никак. Нужно дать Сиду выговориться, хотя очень не хочется. Роттен не любит вникать в проблемы, тем более чужие. На секунду он представил, что Сид Вишес мёртв. Он сдох от передоза или его сбила машина. Его могли убить слишком рьяные противники их музыки, зажав пьяного Сида в какой-нибудь подворотне. Что бы почувствовал Джон Роттен? Да ничего. Ничего бы он не почувствовал. Эта смерть стала бы лишь доказательством правоты, возможностью спиздануть нечто вроде «а я же говорил» Полу и Стиву. У них бы появился новый басист, человек умеющий играть на бас гитаре. Было бы неплохо. Чарли оказался другом детства. … Роттен ценил моменты уединения. В такое время его обычно посещала своеобразная муза, и сейчас парень ждал её с нетерпением — Sex Pistols давно не записывали новых песен. Без Сида в студии было… спокойно. Никто не грозил инструментам, не ныл, не трясся от отходников. Роттен мог полностью уйти в себя. … — Джони, — снова ноет Сид, растягивая гласные. Он уже привычно роется в ящиках с выпивкой, — Джон, у меня болят пальцы, сделай с этим что-нибудь. Роттен взглядом выражает все, что он думает по этому поводу. — Ты играл всего полчаса, заткнись. Сид дует губы и протягивает руку Джону, мол посмотри, какой я бедный и несчастный. — Грабли свои убери, — звучит вкрадчиво и угрожающе. — Понял понял, — Сид демонстративно убирает руки в карманы, но через секунду снова лезет в ящик. — Пьянь, — презрительно бросает Джонни. — Ой, да ладно, не строй из себя святошу, — он отрывается от созерцания банок с пивом и подмигивает Роттену. Джона это злит до зубного скрежета, но он молча валится на диван и закрывает глаза. Не сегодня. — Ты очень странный, чувак. Серьёзно. Роттен чувствует, как Сид аккуратно всовывает ему в руку банку. Он издает глухой смешок в ответ на заявление Сида. — Если я странный, то ты кто, утырок? Джон слышит рядом с собой обиженное сопение. — Сид, Джонни. Меня зовут Сид. Джон понятливо мычит. Неужели гордость проснулась? Сид чист уже полтора месяца. Это удивляет. Это вселяет надежду, в наличии которой Роттен ни за что не признается. — Используй моё имя, Джонни. Точно также, как я использую твое. Какой же он раздражающий. Джон неопределенно качает головой. Ни да, ни нет. Сижу достаточно. — Ты странный, потому что всегда говоришь одно, а делаешь другое, — он открывает банку и делает небольшой глоток. — Я слышал как ты орал на Пола и Стива, в тот день когда меня взяли, ты меня люто ненавидишь, я знаю. Но в тот же вечер ты бухой ввязался в драку с теми уебками, которые чуть нос мне не сломали. Ты блять куртку свою мне отдал. Ты говоришь Полу о том, какое я бесполезное чмо и ждёшь меня накуренного под ливнем минут сорок. Ты выслушиваешь меня так, будто тебе действительно важно то, что со мной происходит. Ты не называешь меня по имени, каждую минуту оскорбляешь, но блять сидишь со мной по три часа и учишь играть на гитаре. Я не понимаю тебя. Даже так… Джон не знает что сказать. В его голове пустота, он чувствует себя уязвленным, почти голым. Действительно. Что он черт возьми творит?! Роттен молчит долго. Гораздо больше обычного и Сид не выдерживает. — Наверное, мне не стоило спрашивать тебя, прости. В любом случае, спасибо. Просто, чтобы ты знал, я ценю это, Джонни. У Сида появился друг. Неуравновешенный, фриковатый и вспыльчивый, но Джон не дал Сиду сдохнуть. Ему не все равно? ..... Через два месяца пресловутая студия стала их безопасной зоной. Джон привык к присутствию Вишеса в личном пространстве, но все ещё его чурался. Скорее по привычке. Сид ни разу не сорвался. Это было странно. Они выступают в «100 club», и на этот раз гитару Сида подключают. Он выглядит таким гордым, отыгрывая простетские партии, написанные Джонни за пять минут. Сдержать издевательскую усмешку сложно. Но Роттен чувствует приятное тепло, когда довольные Пол и Стив хвалят светящегося Сида. Он гордится. В порыве он хлопает парня по голому плечу и улыбается, открывая зубы. Искренне. Сид смущённо суёт руки в карманы. … Джон курит взатяг. Вся группа приехала на очередную рокерскую тусовку, на которой, как это принято, куча алкоголя и наркотиков. Роттен привычно исподтишка наблюдает за Вишесом. Поначалу он вёл себя подобно слепому котёнку, который не знает куда примкнуть. После тяжёлого разрыва с Нэнси, по которой все ещё страдал, тяжело было расслабляться в местах, где все напоминает либо о полуживой от наркотиков возлюбленной, либо о смерти лучшего друга. Джон это прекрасно понимает. Ему интересно, сорвётся ли Сид в таких тяжёлых для себя обстоятельствах, не зная, что за за ним наблюдают. Не срывается. Он ненавязчиво отказывается от травы, героина и порошков. Джонни не рад и не раздосадован. Он не знает что думать. Джону хочется, чтобы Сид дал повод в нем разочароваться. Парню страшно до встающих дыбом волосков на загривке, до нервно стучащих зубов. Он хотел видеть Сида в своей жизни. Это не могло закончится хорошо. … В один из прохладных осенних вечеров они вдвоем выходят на прогулку. Сид пытается узнать что-то о детстве Джона, параллельно рассказывая о своём. Роттен не хочет разговаривать, но слушает. … Джон не спал сутки. Стоит ему упасть на диван, как он вырубается. Sex Pistols опять у кого-то дома. Пол и Стив пытаются растормошить его, потому что засыпать на тусовке, которая началась сорок минут назад, если это не передоз — неэтично. Пьяный Сид материт их на чем свет стоит, лезет драться, но его вовремя угоманивают. Он плюхается рядом с Джоном, стараясь не блевануть себе под ноги. Хотя, никто бы Вишесу ничего не сказал. Сид зачаровано смотрит на Джона. Он такой красивый, такой пиздецки особенный, что глаза щиплет. Сид никогда не был так благодарен. Парню страшно, когда он кладёт руку на чужую голову. В волосах Джона тонна лака, они жёсткие и жирные, но Вишес чувствует себя на седьмом небе. Он легко гладит Роттена по волосам, стараясь не думать о том, как по-гейски это выглядит со стороны. Осмелев, Сид с силой сжимает яркие рыжие пряди у корней. Он чувствует себя опаснейшим преступником, в шаге от провала. Но Джон спит. … Проходит ещё четыре месяца. Для Сида они наполнены чем-то живым. Он больше не нуждается в наркотиках, Вишесу больше не нужно бежать от реальности. Ему блять нравится его жизнь. Сид чувствует себя полезным, значимым и нужным. Он самостоятельно отыгрывает свои партии, его любят фанаты, Пол и Стив с ним считаются, а Джон перестаёт смотреть на него как на грязь из-под ногтей. Это ли не счастье? А потом Сид пересекается с Нэнси. Ему блять страшно на неё смотреть. Нэнси окликает его в кондитерской, куда Сид зашёл, чтобы купить Джону перекусить. Он визжал от умиления, когда узнал, что Джонни обожает всякие сладкие булочки и пироги. — Сид, Сид! Парень чувствует, как она трогает его плечо и резко дёргает им. Противно. Плохо, что кроме них здесь никого нет. — Посмотри на меня! Я искала тебя три сраных недели, Сид! Вишес смотрит чётко на кондитера. Кажется, он никогда ещё так не хотел поддержания зрительного контакта. — Добрый вечер. Яблочный и мятно-шоколадный пирог, два сырных скона и чизкейк с маскарпоне, пожалуйста. — Сид, твою мать! — Нэнси толкает Вишеса так, что он не удерживает я на ногах и летит навстречу прилавку и испуганной женщине на кассе, больно ударяясь тазовыми костями об угол. Сид сдавленно матерится сквозь зубы. — Я сейчас полицию вызыву! Молодой человек, утихомирьте, — она бризгливо оценивает Нэнси взглядом, — это. Сид внутренне улыбается. — Давайте я сам вызову, мисс. — Ублюдок! Как ты смеешь?! Думаешь, ты чем-то лучше?! Что, бросил героин и сразу человеком стал?! — Именно, Нэнси. Это так и работает. — Парень все ещё смотрит на кондитера. Женщина не спешит давать ему желанную выпечку. — Если хочешь получить свои пироги, парень — разберись с ней. Сид удрученно кивает и разворачивается к двери. Нэнси идёт за ним. На улице он находит в себе силы посмотреть на неё. Смотреть больно. Её лицо осунулось, покрылось сыпью и угрями. Шорты и кофта не могут скрыть торчащие ребра. Её волосы перестали быть такими густыми, а зубы… У Джонни и то лучше. Джонни. Мысли о нем заставляют Сида закусить губу. Что бы он сделал, если бы был здесь? Точно не стал бы разговаривать. — Чего ты хочешь? — Сид холодно проходится по ней взглядом. Нэнси все больше походит на Чарли. Больно. — Я хочу объяснений! Какого черта происходит, Сид? Почему ты избегаешь меня?! Ты клялся мне в вечной любви, а теперь что?! — А теперь я хочу жить, а не быть тварью, которая готова на все ради шприца, Нэнси. Он внимательно вглядывается в неё, пытаясь понять, что удерживало Вишеса рядом с этой девушкой. Он же реально думал, что любит её. Думал, что их встреча судьбоносна, черт бы её побрал. Раньше Нэнси казалась ему самым красивым человеком на этой планете. Сердце билось быстрее, и дыхание напрочь сбивалось при одной только мысли о ней. Она казалась парню самым лучшим собеседником, которого вообще можно было найти. Сид всерьез считал, что Нэнси знает все обо всем, и им всегда было о чем поговорить. В сексе Нэнси не было равных. Она была идеальна. Идеальна для Сида под героином. Сейчас Нэнси для него — насквозь гнилая пустышка. Вопрос сам слетает с губ, прежде, чем Вишес успевает его осознать: — Ты любишь меня? Взгляд Нэнси сделался ещё более гневным. — Нет, я просто так подняла на уши половину Лондона, чтобы узнать где ты. Сид знает, что найти его при желании не стоит никаких усилий. Заявление девушки звучит настолько абсурдно, что Сид не может сдержать смех. — Ты подняла на уши половину Лондона, вместо того чтобы заявится в клуб, в котором мы постоянно выступаем ещё со времен нашего знакомства, Нэнс? Издеваешься? — Там вечно рядом с тобой этот рыжий урод, как его? Джастин? Джереми? Внутри Сида все сжимается от злости. Приходится напомнить себе, что он не бьёт девушек. — Разговор окончен. Исчезни. Сид быстро разворачивается и бросается к лестнице, но цепкие пальцы умудряются ухватить его за руку и притянуть обратно. — Сид, я знаю, что ты больше не хочешь иметь дело с наркотиками, но как же я? Как же наши чувства? — Ты любишь меня? — Теперь вопрос парня звучит отчаянее. Ему нужно это услышать. — Больше, чем кого либо в своей жизни. — Её глаза слезятся, Нэнси сжимает чужую руку крепче, в молчаливый мольбе не уходить. Не бросать её. Вопрос парня звучит для неё обнадеживающе. Он знает, что Нэнси не лжет, и Сиду становится легче от того, что он не был обманут во время их отношений. — Я больше ничего не чувствую к тебе, Нэнси. Мне не нужна любовь под героином. Наши отношения давно в прошлом. Нэнси не хочет выбираться из этого дерьма, а Сид помнит про ведро с крабами. Один взгляд на девушку отбрасывает его в ужасное, отвратительное время беспросветного употребления. Сиду больно от понимания того, что он мог и не выкарабкаться из этой ямы. Вся ситуация не вызывает ничего кроме отвращения и сожаления, смешанного со страхом и виной. Нэнси чувствует себя ужасно уязвленной и резко отшатывается. Она со всей силы бьёт парня в грудь. — Ты такая мразь, Сид Вишес! Я испорчу тебе жизнь, чёртов лицемер! Заставляешь меня признаваться в любви, чтобы так отшить! Садист! — Она плачет и кричит на него. Вишес даёт ей выговориться. Сид вдруг чётко понимает, что это — их последняя встреча. И ничего Нэнси не испортит. Просто не успеет. Она уже выглядит умирающей. Он игнорирует её крики и возвращается в кондитерскую. Сид протягивает довольно улыбающемуся Джону пакет с выпечкой, когда раздаётся телефонный звонок. Вишес берет трубку, внутренне зная по какому поводу звонят. Незнакомый голос сообщает, что Нэнси Спанджен настиг золотой укол. Спустя неделю после похорон, на которых не был, Сид все-таки узнает, где находится могила девушки и приносит туда самый шикарный букет, который смог найти. Джонни говорит, что это — способ откупиться. Вишес соврет, если скажет, что не чувствует себя виноватым в её смерти. Но Сид осознает, что разговор с ним был скорее предлогом. После кладбища он едет домой к Джону, где они в тишине слушают ненавистных Роттеном Pink Floyd по радио на кухне и молча едят китайскую лапшу из маленького ресторана напротив. Сид плачет. Джон теряется и, тихо встав со стула, подходит к закрывшему лицо ладонями Вишесу. Он гладит парня по волосам, глядя в пустоту. Роттен прижимает чужую голову к своему телу. — Ты все сделал правильно, Сид. Ты молодец. Сид приобнимает Джона рукой и мямлит благодарность. В ту кондитерскую парень старается больше не ходить. В ту кондитерскую парень старается больше не ходить. … Спустя неделю они снова остаются наедине в студии. Джон нервно стучит пальцами по звукоснимателям гитары, вглядываясь в Сида, и, кажется, не моргая уже минуты две. Этот несносный Сид Вишес стал ему ближе матери. Да кого угодно ближе. С Сидом было хорошо, даже уютно. Джону страшно это признавать, но он доверял Сиду, Роттен уважал его. Конечно, было за что, но Джон никогда не испытывал это на себе. Джонни ещё не приходилось желать эмоциональной близости с конкретным человеком настолько сильно. — Утырок, ты что уснул? — Растерянно шипит он. Думать о Сиде в таком ключе поздним вечером, да ещё и в его присутствии крайне неудобно. Сразу хочется привлечь внимание. В ответ он слышит неразборчивое мычание. — Неттынеподумайпростолежу. Джон вздыхает. Со временем он перестал давить на Сида так сильно. Или сам Вишес к нему привык? … Сид видит как Джон целует парня. Это кажется нереальным, смазанным и обжигающим. Джон целуется с парнем, блять. Сид не может оторвать взгляд от Роттена, который путает свои узловатые пальцы в темных волосах какого-то незнакомого педика. Он видит, как Джон отрывается от чужих губ, упираясь затылком в стену и позволяя стремному на вкус Сида пареньку крепко вцепиться в бедра Джона. В его охуенные крепкие бедра. Сижу кажется, что голова взрывается. — Смотри-ка, Пол! Джонни то у нас оказывается из голубых далей! — Стив смеётся и тыкает друга локтем. — Эй, Сид, ты небось знал и не сказал, да? Сид моргает и переводит взгляд на друзей. Его голос звучит непривычно хриплым: — Нет, парни, сам охуел. Стив понятливо кивает. — Может ему чего-то намешали? Ставлю на то, что он под наркотой, — подал голос Пол. — Возможно, ты прав, — хмурится Стив. — Не, ребят, это — пиздец, надо его проверить. Кто пойдёт? — Парни косо смотрят на Сида. Только он Джона не боится. — Не, давайте без меня, я туда ни ногой, — открещивается Вишес. — Вдруг он там по доброй воле, а тут я… Что я ему скажу? Сиду стремно. И противно. Он не понимает от чего именно. От вида такого Джона? От того, что Роттен не рассказал ему о своей ориентации? В Великобритании гомосексуализм преследуется законом, но неужели Джон ему не доверяет? А с чего ты взял, что он доверяет тебе? — раздался внутренний голос. Джон принял его за гомофоба? А Сид не гомофоб? Что блять происходит? Сид больше не смотрит ни на Пола со Стивом, ни на ублюдка со стонущего ему в рот Джоном. Это просто пиздец. — Зрачки у него в порядке, только алкоголем несёт. Злой как черт. Стив молчит, поскольку все знают, что от пары стаканов сидра Джон на кого попало не полезет. В этот момент идея уколоться не кажется такой уж плохой. Хочется грубо схватить Джонни и оттащить куда подальше, набить морду этому длинному хрыщу и…и расплакаться от бессилия. Он никогда не думал, что Джоном придётся делится, что их маленький уютный мирок окажется под угрозой. Роттен никогда не давал гарантий, никогда не говорил вслух, что чувствует в присутствии Сида. Вишесу приходилось изучать его повадки без чьей либо помощи. Он знал о Джонни больше чем кто-либо в их тусовке и в то же время не знал ничерта. Сид умел определять настроение Роттена по позе, в которой он сидит, по тому как часто он зевает. Он знал все о любимых сладостях Джона, о его любимой музыке. Вишес знал, что Джонни чистит зубы ровно полторы минуты и курит в своей квартире после завтрака. Человек, который знает о тебе такое непременно близкий, не так ли? Сид сомневается. Единственное, что Роттен мог рассказать о своём прошлом — истории о том, как он с соседскими детьми воровал из местных магазинов. Вишес слышал, что жизнь у Джона была не сахар, скорее всего ему просто рассказывать было не о чем, но Сид ничего не мог с собой поделать. Ему хотелось чувствовать себя значимым, самым близким и черт возьми быть для Джонни на первом месте. Это — опасное желание. Но ведь Джон давно стал для него первым. Через час Стив пытается поймать кэб, Пол допивает свое пиво, а раздраженный Джон кусает красные, искусанные тем мудаком губы, и Сиду становится не по себе. Он не может перестать на них смотреть. Джонни ловит его взгляд и приподнимает бровь. Он смотрит на парня надменно, предупреждающе, с некой угрозой. Сид качает головой. Они ночуют у Стива. Сид не знает от чего именно просыпается — от ужасного похмелья или запаха еды. Он заставляет себя подняться спустя минут семь и идёт в сортир. У раковины парень смотрит в зеркало с толикой презрения. Опухший, больной и бледный. Просто мечта гробовщика. Вишес чистит зубы пальцем и идёт на кухню в трусах и майке. Джон матерится, соскребая глазунью с чужой старой сковородки, когда Сид здоровается с ним. Роттен мычит в ответ, полностью сосредоточенный на том, чтобы желток остался целым. — Бляяять, — тянет он, с отчаянием наблюдая за расползающимся по сковородке жёлтком. — Вот дерьмо. Джон терпеть не может жареный желток, но выкидывать еду не привык — детство было так себе. Потом он вспоминает, что на кухне не один. — Сид, жрать будешь? Конечно Сид будет. — Ага. — он тихо отодвигает деревянный стул от полуживого стола и садится. — Остальные спят ещё? — Угу. — Чего сел? Я тебе не заботливая мамочка, — выплянул Джон. — В сухомятку есть собрался? Чай. Точно. — Я на одного кипятил, но тебе несказанно повезло, — усмехается Роттен, резко выключая плиту, стараясь побыстрей избавиться от оглушительного свиста чайника. — Чай в шкафчике рядом с холодильником. Сахар там же. После этого Джон резко замолчал, снова сосредотачиваясь на куриных яйцах. Сид делает крепкий зелёный чай с сахаром, снова заполняет чайник и ставит на плиту, после чего забирает свою побитую жизнью яичницу. Джон такой милый. Когда вода в очередной раз кипит, довольный Роттен ставит тарелку с дымящейся едой на стол и выключает плиту. Он напевает что-то невнятное, (Сид ставит на анархию в соединенном королевстве) и заваривает зелёный чай. Вишес в это время жуёт последний кусок своей слегка подгоревшей яичницы. Вкусно. Яичница, когда он чуть коники не отбросил от голода — просто мана небесная. Особенно от Джонни. Сид не раз видел как Джон готовит. Роттен при нем варил и жарил картошку, запекал в духовке курицу, пек блины и даже сраные пельмени лепил. Вишес сначала поржал, а потом, когда взбешенный Джонни с ножом в руках чуть не выпер его из квартиры, заткнулся. — Хочешь, я тебе фартучек с рюшами подарю, Джонни? — с издевательской лаской спросил тогда Сид, желая казаться пиздец каким крутым парнем. Джонни тогда пытался приготовить рагу. — Все, ты уже мёртв, уебок! — Роттен перехватил нож так, чтобы выглядеть ещё угрожающе. — Не достанешь, — стебет его Вишес, подпирая дверь. И визжит так, что бокалы непременно бы лопнули, будь они в квартире Джона, потому что в сантиметре от его шеи теперь торчал нож. — В следующий раз ты будешь жрать немытые клубни, закусывая сырыми сосисками, — цедит Роттен сквозь зубы, сложив руки на груди. Взгляд у него разочарованный, злой и уязвленный. Сиду становится стыдно. Его грызёт чувство вины. В попытке извиниться, он отлипает от двери, достаёт из неё нож и подходит к раковине. Сид пытается чистить картошку под пристальным раздраженным взглядом и режет себе палец спустя секунд десять. Джон обреченно возводит глаза к потолку и ну очень тяжело и устало вздыхает. — Не злись, только не злись, пожалуйста, — Сид примерительно поднимает руки. — Прости, Джонни, просто грозный панк и антихрист на кухне — это очень… — Да заткнись ты уже, — взгляд Джона немного смягчается, — всю кухню мне кровью зальешь. Сид держит указательный палец с маленьким, но глубоким порезом под ледяной водой, пока Роттен в реактивном режиме пытается найти аптечку в месте, которое больше напоминает Нарнию, чем квартиру. Он таки находит. Кровь не хотела останавливаться вообще, поэтому Вишесу пришлось зажать порез ватой, пропитанной спиртом и держать руку над головой минут восемь. Джон сказал, что так кровь не будет так активно хотеть вытечь из него. Джонни ржал над ним ещё дня три, но не злился. А Сид больше не выебывался. — Я готовлю, потому что жрать нормальную еду хотят даже анархисты, — сказал тогда Джон. Сид с ним не спорил. — Вкусно, спасибо, — говорит он с трудом. Как говорить с Джоном после того, что вчера произошло? — Не подавись, — Джон съедает свой завтрак буквально в два присеста и тянется в карман джинс за сигаретой. — Будешь? — Он показывает Сиду пачку сигарет. — Стив убьёт тебя, здесь нельзя курить, — Вишес хмурится. Не хватало очередного скандала. — Господи, как же насрать, — хмыкает Роттен, достаёт сигарету и убирает пачку обратно в карман. Он зажигает её, вальяжно развалившись на хлипком стуле. Сид на него засмотрелся. Заспанный, с волосами в хаотичном беспорядке и в этой большой футболке Стива, он выглядит таким мягким и домашним. Сид понимает, что не прочь проводить так каждое свое утро. Джон смеётся тихо, с какой-то горечь, и это пугает. Сид поднимает бровь, в ответ Джонни криво ему улыбается. — Ты мне Глена напомнил. Он тоже постоянно боялся, что Стив ему вставит. Сид на это жмёт плечами. Джонни делает затяг. — Давай уже. Спрашивай, пока эти оболтусы не прибежали на аромат горелого масла и сигарет. — А? — Вишес от удивления открывает рот. — Б, утырок. Спрашивай давай про вчера. Сид выпал. Серьёзно?! — Почему ты не сказал мне, что парни тебя тоже интересуют? У Роттена вырвался истерический смешок. — Ты издевался надо мной из-за того, что я могу что-то приготовить. Что бы с тобой приключилось, если бы ты узнал? — Я бы… Я бы узнал от тебя! — Сиду было нечего на это сказать. — Тц, ты и так узнал от меня. Ты сам видел, как я вешался на Верна. Или Берна? Я не запомнил. Сиду чувствует болезненный озноб и знает, что это не абстинентный синдром. — Ты — гей? Джон махает на него рукой. Он разочарован. — Я не знаю как это называется, утырок, — Джонни тушит бычок и честно идёт до мусорки, по дороге открывая скрипучее старое окно. — Пол для меня никогда не был важен, понимаешь? Я в упор не понимаю почему быть с человеком, которого ты любишь может быть позорно и неправильно, если у вас двоих одинаковый орган между ног. — Не по Библии? — Сид беспомощьно смотрит на вытянувшееся от крайнего удивления лицо Джона. — Чо сказал? Библия? — И заржал. Отсмеявшись, он вдруг сделался мрачным. — Надеюсь мы все прояснили и ты не станешь убивать меня взглядом в следующий раз, Сид. Я не лезу в твою гомофобную голову, а ты не лезешь в мою постель. Все понял? — Джон, это ведь — подсудное дело! Роттен закатывает глаза. — К твоему сведению, не меньше половины парней из сотки катили ко мне шары. Кроме таких гомофобов как ты, меня сдавать некому, — он внимательно смотрит на ошеломленного Сида и ждёт. — Да с хуяли я должен тебя сажать?! — Сида ранит чужое недоверие, но он не может сказать, что оно незаслуженно. — Я блять скорее вместо тебя отсижу, понял?! Я просто волнуюсь за тебя. — О, какая милота! — Джон держится надменно и холодно, но Сид знает, что он тронут. Или нет. Он уже блять ни в чем не уверен. Сид понимает, что плачет слишком поздно. — Иди на хуй, Джон — шипит он, роняя голову на сложенные руки. — Ты чего реветь удумал? — Джон смотрит на него и достаёт новую сигарету. — Давай, Сид, закури. Сид не реагирует. Ему стыдно показывать Роттену заплаканные глаза. — Джон, мы — друзья? Джонни тяжело вздыхает. Какой же Сид ребёнок. — Если бы мы не были друзьями, этого разговора не произошло бы. — Хрен с тобой, давай сюда, — стонет Вишес и тянет руку к Джону. — Так бы сразу, — устало закатывает глаза Роттен, потянувшись за зажигалкой. … Когда Джон пересекается с Верном во второй раз, совершенно не понимает, почему накинулся на него. Ему нравились миниатюрные, феминные и манерные парни с большими наивными глазами и прочими атрибутами. Верн был метр девяносто, с острыми хищными чертами лица и ни разу не феминным. Джона трясёт. Прическа у Верна такая же, как у Сида. Стиль похож. Верн такой же худощавый и долговязый. Джон тогда был пьяным в хлам и совсем не помнит почему позволил ему прижать себя к стене и… Да блять. Это было не так уж и плохо. Джон молча протягивает радостному Верну листок бумаги с номером и забирает листок Верна. Сид стоит рядом и молчит. Он даже не смотрит на этих двоих, но Джону не по себе. Он не хочет признавать, что будучи бухим видел перед собой другого человека. Это страшно. … На концерте Сид в угаре разбивает пустую бутылку и режет свою грудь её осколками. Он пытается нацарапать какую-нибудь провокационную надпись, что-то мерзкое, но не успевает: Джон в ярости отрывается от микрофона, и не переставая орать песню о EMI, без проблем забирает из чужих трясущихся рук осколок и залепляет Сиду звонкий подзатыльник второй рукой. Вишес в ступоре наблюдает за стекающей по руке Джона кровью. Он тоже порезался. Джон возвращается к микрофону, и Сиду кажется, что он дымиться от бешенства. После этого Джонни выкладывается по полной, в толпу просто искры летят. Их вызывают на бис рекордное количество раз. Весь вечер Роттен его игнорирует, сразу после концерта схватив бутылку виски. Часть он выливает на свою кровоточащую руку, громко матерясь, а остаток залпом выпивает. Все время Джонни проводит в окружении шлюх и Верна. Сид в хлам напивается. Его все это достало. В кэбе пьяный в хлам Джон лезет полуживому Сиду под майку и скребет ногтями рану. — Какой же ты уебок, — мямлит Джон куда-то в плечо Сида. — Ненавижу, когда ты так делаешь. Сид шипит и пытается скинуть чужие руки со своего тела, но Роттен сжимает его сильнее. — Не рыпайся. Что ты собирался делать, а?! Я в следующий раз лично тебе на груди хуй выцарапаю, понял, сука?! Сид неопределённо мычит и откидывает голову на сидение. — Я не слышу ответа, — Джон хватает его за волосы и тянет на себя, сталкиваюсь с чужим болезненным взглядом. — Ещё раз и тебе пизда, это понятно? Сид уже отключился. Заебавшийся Джон диктует свой адрес. … Вишес лежит на старом кожаном диване в квартире Пола, положив голову Джонни на колени. Они оба считают этот жест дико интимный, но молчат. Потому что это ощущается просто охуительно. Вишес внимательным, цепким взглядом осматривает все, что может. Он успел изучить внешность Джона вдоль и поперёк, но никогда ещё ему не приходилось делать это с такого волнующего ракурса. Ноги у Роттена худые и костлявые. Не самая лучшая подушка, но Сида кроет от того, насколько он близко. Стоит ему совершить малейшее движение, повернувшись на левый бок, и Сид уткнется в чужой живот. Он чувствует резкий кислый запах некачественной джинсы, от чего желчь поднимается к горлу, но если суметь забыть об этом, можно почувствовать сладковатый, от какого-то пиздатого на вкус Сида мыла, запах тела Джона. — Привет, прости, что опоздал — Верн быстрым шагом доходит до Джонни и, сколонившись над парнем, легко касается его губ своими. На Вишеса будто ведро ледяной воды вылили. Он резко поднимается с чужих колен, якобы чтобы пожать удивлённому Верну руку. — И тебе привет, Сид, Э… Рад, что с тобой все в порядке. — Любовник Джона нервно дёрнул плечом и крепко пожал руку Вишеса. Сид старается выглядеть непринуждённо. Джон чувствует разочарование. … Отношения с Верном быстро гаснут, потому что Джон признает, что на его месте хочет видеть другого человека. Это происходит естественно. — Верн, я не думаю, что нам стоит продолжать. — Джон облокачиваетса на парня, пока они курят на веранде дома Верна. Парень тяжело вздыхает и крепко затягивается. Для него Джонни был глотком свежего воздуха, человеком, с которым хорошо всегда. — Ты любишь того оболтуса? — Он поднимает голову и пытается разглядеть звезды за облаками. — Черт его знает. Возможно. — Руки Джонни подрагивают от волнения. Верн раздражен таким ответом. Конкретика — единственная, чего Джону категорически не хватало. — Я не хочу прекращать, Джон. Мои чувства к тебе крепнут с каждым днем, понимаешь? — Внутри парня что-то сжимается. Ему совсем не хочется прощаться. — Он гомофоб, Верн, я уверен, — стонет Роттен, напрочь игнорируя чужие слова. Верн смиряется. Он понимает Джона. Такое часто случается, особенно когда подобные отношения под запретом. — Он относится к тебе с особенным трепетом, Джонни. Неужели не заметил? — Сид предан как собака, — усмехается Роттен. — — Ты тоже, — с тихой грустью произносит Верн, наконец замечая на небе несколько ярких звезд. … Проходит пара дней. Джон залпом выпивает бутылку виски, обжигая горло. Этанол моментально ударяет в голову. Сид смеётся с какой-то девушкой возле бара, когда Джон, дёргает его за спину футболки. Сид теряет равновесие от неожиданности и, нелепо размахивая, руками, налегает на Джонни. — Ты что творишь?! — возмущается Сид, пока Роттен цепляется за него, как за спасательный круг. — Пошли отсюда, — с трудом формулируя буквы слова, бормочет Джон, за руку утягивая Вишеса за собой. — Джон, я занят, — пытается вырваться он. Роттен резко останавливается, из-за чего Сид в очередной раз в него врезается. — Ты собираешься её трахнуть? — раздражённо спрашивает он, неприятно хмурясь. Сид молчит. Он сам не знает что собирается делать. — Как знаешь, я ухожу — бросает Джон, неприязненно убирая руки в карманы и уходит. Вишес вздыхает и идёт за ним. Потому что это правильно. И приятно. Он не видит как Джонни победно улыбается и показывает суке у бара средний палец. Так то. Все настроение идёт к чертям, когда на улице он видит как трое парней издеваются над старой черной кошкой, собираясь гвоздями прибить её лапы к трухлявой скамейке. Если честно, он не помнит что происходит дальше. Он помнит только чувство безграничной слепой ярости, которое тут же находит выход: Джон со всей силы прикладывает главного долбоеба с молотком головой о ту самую скамеечку, второму заряжает с ноги в живот, а третьего берет на себя Сид. Джон долго материт их и добавляет пару лишних синяков, откровенно наслаждаясь процессом. Кошка все это время трясётся в его руках от холода и злобы на весь мир. Джонни её до слез жалко. Он сидит и гладит её, пока Сид проводит воспитательную беседу о братьях наших меньших, любезно предлагая прибить пару пальчиков живодеров к этой самой скамеечке, даже переходя к действиям, но на крики приезжает полиция. Двое серьёзных мужиков в форме придирчиво оглядывают всех собравшихся, понимая, что семь человек и кошка в машину не поместятся. Джон не скупясь на подробности в красках пересказывает случившееся и предъявляет кошку. Полицейские оказались на редкость солидарными. Роттен с Сидом получают мизерный штраф за нарушение режима тишины, а троих придурков с радостью сажают в машину с мигалками и увозят в ближайшее сизо. Сид помогает полуживому от пережитого Джонни подняться и они едут в ближайшую ветеринарку. Кошка действительно оказывается кошкой семи лет от роду. — У неё проблемы с ЖКТ, — говорит добрый дядька в очках и по совместительству ветеринар, — нужны специальные корма, но все лечется. Можете оставить её здесь, мы о ней позаботимся. — Э, нет, — машет руками Джонни. Он к этой кошке прикипел. Даже протрезветь успел. Тошнило нещадно и ноги от усталости дрожали. Да и Сид выглядел не самым лучшим образом. Те гандоны успели пару раз хорошенько ударить его в челюсть и живот. — Напишите что нужно и скажите, где можно купить всю эту бурду. Кошка теперь моя. Врач довольно улыбается. — Нужные препараты вы можете приобрести в аптеке, которая находится напротив. Она круглосуточная. Вы очень хорошие люди, мистер Роттен и мистер Вишес. Дома Джон не может справиться с потрясением. Как можно так поступать с этим беззащитным животным?! Сид ставит пакеты на пол кухни и заваливается на диван в зале в чем был, только куртку и обувь снял. Джон долго сидит на кухне и смотрит как жадно его новый питомец ест корм. Его глаза слезятся от обиды за это добрейшей души существо. Нужно придумать ей имя. Наверное, у Сида есть какие-нибудь варианты? Роттен с божьей помощью моет свою кошку и наплевав на все тащит её в свою кровать. Он не знает кто из них засыпает быстрее. … — Джон, — Стив допивает свой кофе и смотрит на Роттена как-то укоризненно, — вы с Сидом вместе, да? Джонни давится слюной. Они в парке. Стив вытащил его подышать воздухом и покормить уточек. Как мило. — Не неси херню, Сид — гомофоб. — Джон устало закрывает глаза. Стив сдавленно смеётся, прикрывая рот ладонью. — Это он тебе сказал? — Джонс с любопытством внимательно смотрит в его лицо. — Нет, но ты хоть раз видел, чтобы он катил яйца к парню, Стив? С каждым днем тема ориентации Сида становится все болезненнее для Джонни. — Нет, но я видел как он пошёл за тобой, когда ты позвал. — Стив становится серьёзным, — а ещё он чуть не прибил твоего несостоявшегося любовника, который кстати пиздец как на Сида похож. Я возможно лезу не в свое дело, но Джон, блять! У вас буквально общий домашний питомец, ты готовишь для него, вы фактически живёте вместе! Женатая парочка, не иначе! Красный как его горящая жопа Джон кидает в него свой пустой бумажный стаканчик. — Ладно, ладно, поступай как хочешь, но я бы поговорил с ним на твоём месте. … Сид, едва ли не высовывая язык от напряжения, учит очередную партию. Джон еле слышно нервно барабанит пальцами по подлокотнику дивана и много кашляет. Простыл. — Сид, посмотри на меня, — хрипло просит Роттен, понимая, что он пиздец какой трусливый. Просто спроси и все. Ничерта не просто. Вишес отрывается от своего занятия и с интересом глядит на Джона. Джон сглатывает. — Ты. Ты бы, — да блять, как же ему стремно, — ой да в пизду, — шипит Джонни и вскакивая с помятого жизнью дивана быстро, пока не успел передумать, приближается к удивлённому Сиду, обхватывает его физиономию руками, заставляя смотреть на себя и быстро, едва касаясь чмокает чужие губы, моментально пожалев. Сука, что же он творит… Сид кажется теряет связь с реальностью от шока. Его глаза широко открыты, челюсть слегка отвисла, и Вишес сейчас кажется Джону таким красивым. Самым красивым человеком на планете. — Извини, я, — Джон отступает назад, позорно собираясь сбежать, — этого не было, забудь. Джонни капитулирует, но возле двери Сид его нагоняет и хватает за руку. — Нет, нет, Джон, все в порядке, я хочу этого, — смущённо глядя в чужие глаза говорит он. — Я не думал, что это… Ой, да в пизду. Джон хватает его за футболку и целует уже по-настоящему. Они теряют счёт времени. Все вдруг становится таким ясным, понятным и правильным. Они чувствуют себя, на своём месте, чувствуют себя завершенными. — Как давно, — под звуки чужого тяжёлого дыхания спрашивает Джонни, крепко обнимая Вишеса. — Я не знаю, — честно говорит Сид, — Я просто люблю тебя, — признается он будничным тоном. Джон в шоке отрывается от него, и долго смотрит Вишесу в глаза. — Я тоже, — в отличии от Сида его голос срывается от волнения, — я тоже тебя люблю.