Бонус

— Да пошла ты. Эля морщится, когда нечто невидимое и очень злобное больно щипает её за бок. За окном ливень, на кухне бардак, на голове синие волосы. Замечательное комбо, ничего тут не скажешь. Вообще-то, Эльвира в мистику никогда не верила. В призраков там всяких, в чертей, в домовых. Ну, максимум — гадание на Таро или на зеркале на суженного, да и то просто забавы ради. Периодически развлечься с подружками и ничего более. И уж точно последнее, чего она ожидала, нет, не ожидала вовсе — по приезде в новую квартиру обнаружить там сожителя. Домового. Девушку. Пиздец. Ахуительный просто бонус. Нет, Эля подумала бы, что поехала крышей, вернее, почему "подумала бы". Так и думала. Ровно до того момента, пока ей в шампунь не подмешали синюю тонику для волос, бог знает где добытую. Синие волосы, бывшие ещё пару дней назад прекрасными светлыми локонами, увидели все. И однокурсницы, и друзья, и девочки из команды. А с ума, как говорится, по одиночке сходят. Это только вирусом болеют массово. Синей краски у Эльвиры отродясь не было, если она и хотела покраситься, то скорее в сиреневый или светло-розовый. Но однозначно не в синий, нет. И к тому же, не могла она сама по случайности краску в шампунь налить, да благополучно забыть об этом. Поэтому сказать, что Эля, мягко говоря, ахуела, осознав, что всё произошедшее до этого ей не мерещилось — не сказать ровным счётом ничего. В целом, в первый вечер и в первую ночь, ничего необычного не происходило. Либо же, слишком вымотанная переездом и парами, девушка просто не заметила ничего странного. Единственное, что побеспокоило тогда Элю, была слабо мигающая лампочка в коридоре, но чего на неё обращать внимание? Подумаешь, лампочка вот-вот перегорит. Явление нередкое, особенно в такой-то старой квартире. Разложив свои вещи по шкафам и засунув небольшой чемодан на верхнюю полку, Эля со спокойной душой отправилась спать. Вещей у неё, конечно, было не так много, как и денег у любой второкурсницы, выживающей живущей лишь на стипендию и подработку в кофейне, потому разгрузилась довольно быстро. Но дорога от родного дома до этого захолустья была по настоящему утомительной: два с лишним часа на маршрутках с пересадками. После трёх пар, к тому же. Ну и хер с ним, зато к универу теперь близко, а ещё абсолютная свобода. Сон пришёл мгновенно, накрыл заботливо мягкой шалью, окутал тёмным густым облаком сознание, обнял нежно со спины и обрубил связь со внешним миром. Спала Эля всегда крепко, тут ей могли только позавидовать люди с бессонницей и прочими нарушениями. Блуждала по сновидениям словно пристреленная, лишь изредка переворачиваясь на другой бок и меняя позу, и абсолютно ничего не слышала. И каково же было её удивление, нет, шок, нет, натуральный ахуй, когда все её вещи, все сумки, весь скромный набор косметики и мыломойки, сложенные вчерашним вечером с такой любовью и трепетом, оказались беспощадно разбросаны по квартире. А лампочка оказалась разбитой. Эли хватило лишь на то, чтобы прошептать ошарашенно "что за?.." и приняться собирать разбросанное. Находясь в состоянии на грани шока и ужаса, девушка даже не вспомнила о завтраке, а желудок дал знать о себе лишь на середине дороги. Забежав в кофейню и залив в себя простой капучино с сахаром, Эля продолжила преодолевать все трудности и добираться до своего колледжа. Что бы ни происходило, дождь ли, вьюга ли, апокалипсис, а на пары всегда надо. Хоть и с опозданием на полчаса, но на учёбе девушка появилась. Далее её ждали горы чертежей и схем, километры домашнего задания и прочих мучений прелестей обучения на втором курсе. Звонок другу с просьбой помочь с лампочкой, а потом ночная тренировка. Несмотря на залитый внутрь литр энергетиков, спать хотелось невероятно. Возвращаясь в пятом часу утра, Эля не думала ни о чём, кроме благодарностей всевышнему за то, что завтра у неё выходной. Была бы рада свалиться трупом на кровать, однако, стоило ей переступить порог своего нового пристанища и разуться, в спину ножом впилось ощущение слежки. Оно преследовало её везде, от коридора до ванной, оставив в покое разве что за шторкой душевой, да и то ненадолго. В конечном итоге, списав всё на усталость, Эля плюхнулась в кровать, свернулась калачиком и готова уже была отправляться на свидание с Морфеем, только на кухне именно в этот момент раздался страшный грохот. Сон как рукой сняло. Подскочив и схватив на всякий случай со столика острую шпажку для замерения различных фигур при построении, Эля двинулась на источник шума. Понятия правда не имела, как будет справляться с маньяком или кем пострашнее одной несчастной шпажкой, но ладно. Черт с ним, если что, нож схватит. Авось, успеет. Ворвавшись на кухню и не обнаружив там абсолютно ничего, кроме рассыпанной муки и гречневой крупы, а так же распахнутых дверей шкафчика, девушка замерла в растерянности. А потом земля в буквальном смысле ушла из под ног, потому что за одну из них схватилось нечто тяжёлое, и, кажется агрессивное, вынуждая потерять равновесие и с грохотом обрушиться на пол. Около руки оказалась корявая записка. «Не смей занимать третью полку в шкафу». — Я умом тронулась? Так и зажили. То ночью что-то грохнется, то вещи не там окажутся, то свежие конспекты и рисунки зальёт колой. Эля всё больше верила в то, что сходит с ума, и даже подумывала найти вторую подработку, отложить денег на психолога. Хотя, в её случае, наверное, идут сразу к психиатру и ложатся на стационар к душевнобольным. О происходящем в квартире Эля не рассказывала никому, мало ли, что подумают. Решила, что стоит подождать ещё немного, вдруг всё само как-нибудь да рассосётся. Правда, когда волосы на голове посинели (спасибо, не поседели), девушка поняла, что, кажется, опоздала. И вот сейчас, сидя на кухне с пятном от растворимого кофе на штанах, с синевой на голове среди абсолютного хаоса, Эля лишь вздыхает. — Знаешь, ты меня уже достала. Записки, написанные от женского лица, были далеко не самой большой странностью. Дверца шкафчика хлопает. — Ну да, да, только на это тебя и хватает. Шторы колыхаются, люстра, и без того держащаяся на добром слове, шатается из стороны в сторону. — Ты можешь нормально объяснить мне, что конкретно тебя не устраивает? Мы могли бы решить проблему как адекватные взрослые люди. На кухне становится тихо. — Ну, разумеется, — шипит сквозь зубы студентка, — как крушить квартиру, так ты можешь. А как договориться, так хуй. Сзади прилетает невидимый подзатыльник. — Ауч! Ты бы хоть на глаза показалась. Пространство было безмолвно какие-то пару секунд, а потом его вдруг прорезал голос. Женский, мелодичный, не слишком высокий, не слишком низкий. Приятный слуху. — Нам не положено показываться. Эля вздрагивает, вертит головой по сторонам и от неожиданности сваливается со стула. — Твою ж... Ты умеешь разговаривать? — А ты как думала? — фыркает пустота. — То есть, разговаривать можно, а показываться нет? Вообще-то, по правилам поведения в обществе, при разговоре нужно смотреть в глаза собеседнику. — Срать я хотела на эти правила. Вроде бы, по правилам приличия, заселяться в чужие дома и наводить там свои порядки не очень прилично. — Так ты злишься только потому, что я вещи не так разложила? Да ну, брось! Если хочешь, переложу, как тебе нравится. — Больно надо, — ворчит безликая собеседница. Эля тихонько усмехается себе под нос. Да уж, с этим чудом договориться намного сложнее, чем она думала. Вообще-то, можно всё ещё придерживаться версии собственного сумасшествия, но проблема заключалась в том, что предпосылок к такому исходу, вроде бы, не было. Убивает ещё и тот факт, что это было единственное жильё, с которым ей наконец-то повезло спустя долгих полугодовых поисков. Так что будет ужасной оплошностью упускать свой шанс на самостоятельную жизнь, едва её получив, из-за какой-то мистической херни, здесь же поселившейся. Да и достаточно абсурдно будет на вопрос матери «ну и чего вернулась, не потянула всё-таки?» в ответ с усмешкой бросить: «да нет, меня какая-то волшебная сущность выперла». Нет, Эля так просто не сдастся. Попробует ещё как-нибудь. — Так ты что вообще такое? — задаёт вполне ожидаемый вопрос студентка. — Твой ночной кошмар, — огрызаются откуда-то сбоку. — Да? Ну тогда я буду звать тебя подкроватным чудищем. — Слышь! — раздаётся возмущённое над самым ухом, — сама ты чудище! Ты знаешь вообще, какими усилиями мы этих тварей из дому вытравливаем? — Ого! Так, значит, ты всё-таки что-то более доброжелательное, — улыбается Эля, стараясь делать вид, что совершенно не удивлена существованию подкроватных монстров. В целом, если существуют такие, то наверняка должны существовать и им подобные, правильно? Если только девушка всё же крышей не поехала. — Домовой я, ясно тебе? — шипят на этот раз с другой стороны. Домовой. Вау. — Подожди, а это, разве, не... — Эля прикладывает палец к подбородку. — Нет, не мохнатые крохотные чудики. Это домовики. Типо наших помощников. Правда, не у всех они есть. — Что насчёт тебя? — Нет у меня его, — отвечает пустота всё с той же злобной интонацией, — сказали, я ещё пока слишком молодая. — Ого, правда? А по поведению со мной живёт старая ворчливая бабка лет девяноста, — язвит студентка. — Да иди ты! Мне всего-то пятьдесят три! Эля давится воздухом. — Сколько?! — Сколько слышала! — все шкафы хлопают одновременно, — домовые вообще-то лет шестьсот живут в среднем! — Ладно-ладно, не бушуй, — Эльвира выставляет руки в примирительном жесте, — ты меня старше всего лишь на... тридцать пять лет, получается. Выходит, по меркам домовых ты ещё совсем крошка? — Да ну чё ты из крайности в крайность! — восклицает невидимая собеседница, — забей просто на мой возраст. — Зна-ачит.. ты меня уже не выгоняешь? — студентка склоняет голову набок. — Шла бы ты нахуй. — Как зовут-то тебя хоть? Или мне звать тебя агрессивным сгустком энергии, м? — Ой, завались уже, пожалуйста. Горе. Меня зовут Горе. А ты? — Эля, — девушка очаровательно сверкает глазами, — приятно познакомиться. — Невзаимно, — фыркает Горе. — Чудесно, — полностью игнорируя недружелюбный настрой новой знакомой, отзывается студентка, — что ж, Горе луковое, — возмущённое «эй!» тоже было успешно пропущено мимо ушей, — домовые пьют кофе? Получив в ответ злобное «мгм», Эля удовлетворённо кивает и ставит чайник кипеть. Закидывает в стирку пострадавшие штаны, параллельно ища инструкцию к стиральной машинке и, с горем пополам справившись, возвращается на кухню как раз в момент, когда чайник вскипает. На кухне вновь тихо, поэтому девушка предварительно окликает свою паранормальную соседку, слышит с подоконника «да здесь я», разливает кипяток по чашкам. Вскоре кофе готов, а беспорядок превращается в подобие порядка. Эльвира, всё не оставляя попыток наладить с хранительницей своей квартиры контакт, приглашает её за стол. Девушка даже мастерки маскирует шок, когда кружка рядом с ней сама собой поднимается в воздух, а жидкости в ней уменьшается. — Ну вот почему ты такая злая? — вопрошает она, подсознательно пытаясь найти взглядом собеседницу, — ты же домовой, вы вроде бы должны охранять дом и его хозяев от злых духов, а не... — Фу, блять, что это?! Эля удивлённо оглядывается. — Ты чего? — Попробуй! — соседка явно отплёвывается. Студентка пожимает плечами, делает глоток из своей кружки, но тут же выплёвывает, кривясь с отвращением. — Твою налево, я его посолила! Как я перепутала, я же точно брала сахар... Сбоку удивительно тихо, только ногтями кружку нервно корябают, если судить по звукам. Эля хмурит брови и осторожно окликает: — Горе? Та явно тушуется, не желая отвечать. Ставит осторожно кружку на стол и бубнит себе под нос: — Я тебе сахар с солью специально местами поменяла. Бесишь ты меня. Между ними воцарилась пауза в несколько секунд, а затем Эля вдруг прыснула: — Ну как, насолила сама себе? Горе продолжает неловко молчать, только изредка берёт в руки кружку, вздыхает и ставит её обратно, не находясь, что сказать, пока Эля тихо хихикает. — Как говорится, не рой яму другому, — произносит девушка сквозь смех. — Ладно, ладно, один-один, — обижено отзывается Горе. Эля продолжает смеяться, убирает со стола кружки и выливает отвратительный кофе в раковину, а потом садится обратно. Нащупав что-то похожее на женское плечо, спрашивает: — Ну что, мир? Горе недовольно сбрасывает её руку со своего плеча, однако соглашается: — Ага. Но знай, что всё равно ты меня раздражаешь. И только попробуй ещё что-то положить на мою полку. — Учту, — дружелюбно отвечает Эля, — а ты больше не следи за мной везде, пожалуйста, а то это стрёмно как-то. — Да сдалась ты мне, — судя по всему, Горе махнула рукой, — я так, проверяла, не сделаешь ли ты ещё чего лишнего. На этой ноте они расходятся по своим делам, завершив перед этим уборку на кухне, с которой Горе даже помогла новой сожительнице. Впервые за полторы недели их вечер наконец проходит спокойно, без попыток угробить друг друга и разгромить квартиру. Эля больше не боится засыпать, даже наоборот, согреваемая чувством, что живёт не одна, она с удовольствием закутывается в старое пуховое одеяло и обнимает его за краешек. Вдруг вспоминает что-то и открывает глаза: — Эй, Горе. В углу возле шкафа что-то шуршит, и Эля прижимает к себе колени, затаив дыхание. — Чего тебе? — слышится наконец. — Спокойной ночи. Ей не отвечают, но девушка всё равно довольно улыбается и засыпает, прокручивая в мыслях последние события. И как жаль, что когда сползшее глубокой ночью одеяло вновь осторожно накрывает её по плечи, Эля видит уже десятый сон, обнимая себя руками из-за прохлады.