ID работы: 14684423

Покаяние

Фемслэш
R
Завершён
39
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
7 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
39 Нравится 4 Отзывы 5 В сборник Скачать

— пища для милосердных.

Настройки текста
      Человек перед Богом — это, прежде всего, физическое существо, подверженное разрушению и греху. Несмотря на наличие разума и творческих способностей, мы ограничены физическим упадком и смертью. Наше пребывание на земле временно и хрупко, и мы не можем полностью контролировать свою судьбу. Мы можем лишь пытаться осознать и принять своё место в мире, где Бог является вершителем судеб и властелином всего сущего. Наша сущность включает не только тело, но и душу, которая стремится найти своего Создателя и достичь духовного совершенства. Лишь в этом поиске мы можем обнаружить истинный смысл нашего существования.       Слышен шорох. Вокруг пахнет гарью, а над высоким котлом виднеется раскалённый до одури крест с распятым на нём телом. Почти живым, но уже мёртвым. В ушах будто бы отпечатывается адский шум разрушающегося здания и крики людей.       Она лежала на холодном полу, обхватив руками свои бедные рёбра. Её грудь тяжело поднималась и опускалась, а глаза были закрыты от боли. Казалось, что её избили камнями, словно она была распята, как Христос. Она не могла пошевелиться, не могла защитить себя от этих ощущений, пробиравших насквозь, отдававшихся током в каждой клеточке её тела. Она была беспомощна и беззащитна... совершенно беззащитна. Её кожа была порезана и кровоточила, а мысли были полны лишь одного вопроса: когда же это закончится? Когда она сможет встать и уйти от этих мучений, покинуть это место и стать свободной? Но Фелония знала. Ох, как же хорошо она знала, что этому не бывать. Было тяжело дышать, и вместо воздуха она словно вдыхала пыль, опилки и какой-то странный запах, который напоминал ей о строительных площадках. Фелония неловко пошевелилась и почувствовала, как тяжёлые обломки дерева скользят по её спине и глухо ударяются о каменный пол. Она лежала на животе и, болезненно моргнув несколько раз, обнаружила, что практически слепа. В этот момент её мозг всё ещё функционировал лишь частично. Было больно. Отвратительно и из подлости страшно. Голова, руки и ноги, спина — всё ломило. Она собралась с духом и попыталась поднять голову. Затылок болел, а правая сторона виска словно горела огнём.       Она заметила, неприятное, но почти неощутимое движение по коже ее лица. Её рука инстинктивно потянулась к щеке, когда она услышала шуршание, похожее на переливание воды. Но это не могла быть вода, ведь она бы не издавала такого грубого звука, напоминающего шёпот. Этот звук заставлял подозревать, что каждый сантиметр вокруг неё словно был в сговоре с самой Смертью.       Фелония слышала, как с потолка льётся песок, словно то был водопад. Песок, здание. Где она была?       Воспоминания торопливыми картинками, мрачным кино, внезапно нападают на её разум. Там, горькие слёзы текут по щекам, там, звучит пение церковного хора, смешиваясь с гулким боем её сердца. Там, пылают огни и произносятся монотонные, завывающие молитвы. Там, обезумевшие люди фанатично закатывают глаза. Это место, где смешиваются боль и вера. Где души ищут спасения и искупления, где каждый молитвой и песней стремится достичь небесного блаженства. Слёзы и пение, огни и молитвы создают неповторимую симфонию, наполняющую сердца благоговением и высвобождающую неповторимое, демоническое зло. Был призыв, произошел взрыв и здание старой церки начало разрушаться, не способное стать вместилищем зверя, призванного культом. Но средь этого мрака есть что-то еще…       Что-то такое светлое, такое важное и значимое.       Одри.       Сердце Фелонии сжимается, словно в тиски зажато. Неясно, что это: боль или разрушительное тепло, охватившее ее грудь. Неистовые эмоции бушуют внутри, не дают покоя и мешают заново научиться дышать. Как понять, что происходит? Что заставляет сердце так биться и страдать? Она была с ней, когда начался штурм культа и перестрелка, у Одри с собой был огнестрел. Она помнит это. Она помнит, как они потянулись друг к другу, как их руки оказались всего в нескольких дюймах друг от друга, когда в центре просторной залы начал рушиться потолок, и когда в процессе призыва происходило ужасное. В воздухе звучала ужасающая молитва, и предметы двигались сами по себе, словно оживлённые злым духом. Неистовый ветер уносил крики и стоны, а вокруг стоял запах крови и смерти. Каждый шаг был пропитан ужасом и страхом. Это было место, где сбывались самые мрачные кошмары. Кровавая дань, жертва — такова была цена за встречу с демоном. Люди, совершившие этот ритуал, отдавали себя во власть зла, становились его пленниками. Их тела и души были пожертвованы в обмен на силу и псевдо-святость, но они не знали, что попали в ловушку, из которой нет спасения. Вокруг было несколько десятков людей, бьющихся в агонии под властью зверя. Их крики и стоны сливались в один мрачный хор, наполняя пространство ужасом и отчаянием. Но никто не мог им помочь, ведь они сами выбрали этот путь и теперь платили за свою гордыню и жадность.       «Одри.»       Где она была?       — Одри! Ты меня слышишь? — отчаянный крик Фелонии больше похож на всхлип. Хриплый и надломленный, он вырывается из груди, словно последний шанс на спасение.       Пожалуйста, услышь.       — Одри!       Она преодолевает боль и агонию, чтобы просто сесть. Фелония все еще не может видеть, и каждый её вздох пронизывается тяжелым хрипом. Она не может даже удержать равновесия, когда встает; это было все равно, что стоять на корабле во время качки — она напрягает мышцы и чуть не валится вперед. Её руки касаются чего-то твердого, возможно, стены. Она не знает, ведь она не может видеть.       Ощущение щекотки на лице распространяется к глазу, вниз по щеке и подбородку, и, услышав падение тяжелых капель на землю, Фелония понимает, что истекает кровью. Капли падают прямиком с её точёного подбородка, стекают к нему с виска. Волосы наощупь оказываются слипшимися — рана на голове. Глаз тоже оказывается липким и горячим, а веко — тяжелым.       — Одри!       Сердце бьётся панически быстро, и всякий раз женщина напоминает себе о том, что нужно продолжать звать. С ней должно быть все в порядке, пусть воздух и пропитался запахом крови. Она всегда была сильна и неуязвима, как воин, готовый к битве. Сердце Одри билось стойко и решительно, несмотря на боли и раны. На потери и лишения. Она не позволяла себе сломиться, ведь она знала, что ничего в этом мире без боя не даётся. Фелония благоговела от того, насколько неукротима и неустрашима была эта девушка. И чем только она её заслужила? В этой тьме, в этом мраке, частью которого была и она сама, почему Его волей было дать ей это светлое создание?       — Одри! — она идет, держась, ощупывая пространство вокруг и всякий раз натыкаясь то бёдрами, то руками, на беспорядочно сдвинутые, переломанные длинные лавки для прихожан. Наконец, в глазах начинает проясняться, и её нога обо что-то ударяется. Конечно, не удержав равновесия, Фелония падает прямом на твёрдый гранитовый пол. Но в это мгновение что-то мельком касается костяшек её пальцев. Она ахает, и её голова резко поднимается.       Да, что-то такое мягкое касается её руки. Он протягивает руку почти робко — трогать мертвецов не любит — и чувствует ладонь другого человека: подушечки на кончиках пальцев и живое тепло. Такой знакомый, такой трепетный запах средь месива этого гнетущего, сводящего с ума пыльного дурмана. Её запах.       — Фел..? О, Фел. Я думала, что совсем тебя потеряла, когда по нам начали стрелять. Какой ужас, — уставшая, но такая горькая ухмылка срывается с уст Одри.       Это был шепот, но даже сквозь болезненное жужжание в ушах Фелония слышала этот голос. Всегда такой строгий, низковатый. Одного только голоса Одри было достаточно для того, чтобы привести в сознание. Он был тем, что могло успокоить ее и заставить дышать реже. Он был ее опорой и поддержкой, даже в самые трудные моменты. И Фелония знала, что с ней рядом она сможет преодолеть любые испытания.       — Да, это я. Я здесь. Ты вся извалялась в пыли, теперь совсем тебя не узнать, — она отвечает ей со своей усмешкой, пусть и точно такой же — отдающей горечью. Опускается рядом, подтягивается ближе, опираясь на локоть, и крепче сжимает ее руку. — Как же ты меня напугала. Тебе сказано было держаться за мной, идти следом и не отставать, что бы ни случилось. Какого черта в ритуальном зале я тебя не нашла?       — Не ругай, меня схватили.       Небеса бывают жестоки. Фелония была грешницей, погрязшей во множестве грехов и несправедливостей. Её сердце было затвердевшим от принятия жестокости, а душа — заполнена отчаянием, глупыми поисками покаяния. Но в этом мрачном небытие, оказалось, есть место надежде — в её жизнь явилась Одри. Она была словно послана для того, чтобы спасти Фелонию от её собственного падения, удержать на весу одним лишь своим взором, пусть он и не был светлым. Пуст внутри неё и зияла точно такая же дыра. Но Одри была светом во тьме, добротой в окружении зла. Она не боялась рисковать и идти против течения, чтобы добиться благородной цели — спасти душу Фелонии. И хотя почти все вокруг считали её безумной и безрассудной, Одри продолжала свою миссию, несмотря на все препятствия. В конце концов, благодаря её вере и любви, Фелония могла увидеть то, что есть истинное спасение.       Как Фелония могла допустить того, чтобы её свет погас?       — Хорошо, — она глубоко вздыхает. Не ругать так не ругать. Казалось, она испытывает облегчение, но услышав, как тяжело дышит Одри, в сознании тревога лишь получила подкрепление. Это звучит неправильно.       — Спасибо. Ритуал завершился, зверь на свободе. Рафаил был последним, кого я видела, прежде чем церковь начала перегружаться от присутствия тьмы. Здесь небезопасно, и нам будет лучше бежать, иначе я и представить не могу, какую тварь мы сможем встретить.       — Одри, ты можешь пошевелиться? — ей нужно было знать, насколько сильно она пострадала. Если бы она только могла увидеть её яснее, посмотреть в её глаза. — Покинем здание и направимся в участок. Там будет всяко безопаснее. Оттуда придётся вызванивать Кассиэля. Боюсь, без него будет тяжело.       Пытаясь подняться, Одри судорожно ахает, а затем и вовсе шипит от боли. Ей требуется некоторое время, чтобы наконец ответить.       — Я... я не думаю, что у меня получиться подняться на ноги, — она тихо всхлипывает. Надломленно и сдавленно мычит. Ей больно. Она напугана, кажется, во много раз сильнее самой Фелонии, которая с временной потерей зрения словно теряется в самой себе.       И это убивает Фелонию: она не знает, как сильно ей было больно. Если бы она могла забрать себе всю её боль, то согласилась бы без промедления.       — Все в порядке, нестрашно. Не двигайся, вставать необязательно. Пока всё тихо, — женщина шепчет эти слова с нежностью, пытаясь успокоить ее. Она оказывается еще ближе, достаточно близко, чтобы удариться о ее плечо. Её рука медленно скользит вверх по руке Одри, ощущая надрыв на рубашке. Затем она переходит на плечо, мягко массируя его и вызывая приятную дрожь по всему туловищу. Стоит признать, что это успокаивает. Наконец, её пальцы останавливаются на шее, ласково поглаживая её кожу и заставляя почувствовать мурашки. Ресницы кажутся тяжелыми из-за крови. Затуманенные глаза Фел находят её лицо, и она не может удержаться от короткой улыбки — столь мягкой, такой ей не свойственной. Одри так близко, и Фелония чувствует её тепло и запах её волос. Она не может оторвать взгляд от её прекрасного лица, и её сердце бьётся сильнее. Что бы она делала, потеряй она её? Нет. Нет-нет, этого никогда не случится. Она приближается к теплой щеке, и Одри чувствует её дыхание на своей коже. Мягкие губы немо прикасаются к щеке Фелонии, и она ощущает, как её тело наполняется теплом и любовью. Верой. Стремлением.       Хочется прижаться к её лбу своим, зашептать что-то глупое, неуместное. Как только Одри себя от этого удерживает?       — Я знаю, что всё в порядке. Главное, чтобы ты сама помнила, что все будет хорошо. Не сомневайся, - она все еще плохо дышит.       — Я проверю твое самочувствие, — Фел замирает, когда её рука пробегается по чужому боку и чувствует что-то влажное.       Нет.       Паника охватывает ее, заставляя притупить ее мысли и присмотреться. Она снова проходит ладонью по боку девушки, ища любые признаки ран или других повреждений. Сердце Фел бьется сильнее, когда она не находит ничего подозрительного. Но паника все еще не отступает, и она начинает искать другие признаки, что что-то не так. Ее дыхание становится тяжелее, а руки дрожат от напряжения. Она не может позволить себе расслабиться, пока не убедится, что все в порядке.       Нет, нет, нет, этого не может быть.       Из бедра Одри торчит металлический штырь       Она истекает кровью.       Одри тяжело выстанывает, а затем вскрикивает, когда Фелония повторяет это движение рукой. Тонкий строительный штырь торчит сбоку.       — Прости, — Фелония произносит это судорожно, тяжело и тихо. Одри чувствует, как в полусознании горячие слезы сочатся из её глаз, стекают по щеками. — Мне очень жаль, мне очень жаль. Держись, — действительно, шест пронзил ее. Она лежит на боку, а металлическая палка беспощадно пронзает ткани. Насколько глубоко он вошёл? Фелония не может представить, в какой агонии она находится.        — Что ж это такое? — она снова стонет. — Ранил меня штырь, а извиняешься ты.       Фелонии не нужно было видеть лицо Одри для того, чтобы понимать, что прямо сейчас она плачет. Честно признаться, сама Фелония тоже готова была заплакать в любое мгновение, но чёрт её знает, что именно останавливало её от этого. Они обе были напуганы. Ей ужасно хотелось повернуться, прижаться ближе, начать шептать, что она всё ещё здесь. Штырь в бедре — рана не смертельная. Она снова возвращается к лицу Одри и мягко зачёсывает её волосы назад.       — Я все еще здесь. Все в порядке. Все в порядке... Я не оставлю тебя. Просто дай мне немножко времени. Все в порядке, — в этот момент она сидит на коленях, делая все возможное, чтобы быть как можно ближе к Одри. Фелонии нужно набраться сил и встать. Она не может позволить себе оставаться на коленях, подавленной болью и слабостью. Она должна собрать все свои внутренние ресурсы и пересилить боль, заставить себя сквозь дрожь подняться на ноги — иначе зверь растерзает. Нельзя становиться рабыней его силы. Это будет трудно, но она не должна сдаваться. Она должна побороться за свою силу. Ведь только так она сможет преодолеть все трудности и добиться своей цели. Пусть ее тело дрожит, пусть глаза не видят, но ее дух должен быть неустрашимым.       Любовь, в божественном ее понимании — это не просто чувство, а высшее состояние души, которое пронизывает все сущее. Это бескорыстная и безусловная преданность, которая не знает границ и ограничений. Любовь — это сила, способная преодолеть любые трудности и препятствия, идти наперекор обстоятельствам и жертвовать собой ради блага другого. В божественной любви нет места эгоизму и желанию получить что-то взамен. Она проявляется в самоотдаче и самопожертвовании, в готовности отдать свою жизнь за любимого человека.       Это жертва в чистом виде.       Взрыв был слишком громким, чтобы его не заметить. Это был аномальный взрыв, и, учитывая то что у культа откуда ни возьмись оказалось оружие. Она не удивилась бы, если бы оказалось, что это была бомба, которая все и взорвала. Возможно, их целью и было вызвать демона, уничтожив себя.       — Будь готова, — Фел произносит это строго, окончательно продирая глаза, руками изо всех сил избавляясь от крови, от застилающих взор ран.       — Что ты собираешься делать?       — Спасти тебя, конечно. Я вынесу тебя, придется немного потерпеть, если сделаю больно, — тяжелый вздох просачивается черед женские уста. — Отнесу наружу, найдем транспорт и сбежим.       — Черт, бедро, — Одри стонет. Ее трясет. Он сжимает ее руку крепче и — сквозь тьму — прислоняется своим окровавленным лбом к ее лбу. Учитывая то небольшое пространство, которое у него было, он подбирается настолько близко, насколько может. Она дышит слишком тяжело и слишком быстро, дрожит; Одри в незримой панике, и Фелония не может ее винить за это. Она лишь надеется, что эта непосредственная близость принесет ей некоторое утешение. — Что теперь будет?       «А теперь я прижму тебя близко-близко, к самой своей груди. Буду рядом, никогда не отпущу. Даже если ты сама захочешь пропасть».       — Сберегу.       — Ты отчаянная.       — А ты — мой луч солнца.       Во тьме этой глухой, тихой пустоты слышится трепет крохотных крыльев. Они словно шепчут о чем-то важном, о чем-то непостижимом. И в этой мрачной тишине, вдруг появляется она — синяя бабочка. Ее легкий полет привлекает внимание, а приземление на кончике острого куска камня кажется почти невозможным. Но она справляется с этой легкостью, словно это ее родное место, ее обитель. В этой разрухе, где все кажется безысходным и бесполезным, она оказывается куском спокойствия, отдушиной. Ее нежные крылья и яркий цвет наполняют пространство надеждой и верой. Символ надежды и возрождения.       Она не боится этой тьмы, она не позволяет ей поглотить себя. Вместо этого, она преображает ее своим присутствием, принося красоту, радость в серость и отчаяние.       Одри холодно.       Или, может быть, самой Фелонии холодно?       Фелония поднимает девушку на свои крепкие руки. Она слышит, как Одри — ее подруга, ее любимая — тихо плачет. Из разрушенной церкви, где проходил ритуал культа, Фелония выносит ее наружу под вой ветра. Снаружи, вокруг них, желтеют клёны, а осень наступает неумолимо, напоминая о скоротечности жизни и беспощадности судьбы. Они сильные. Фелония не сдается, и она несет Одри на своих руках, несмотря на все трудности и опасности. Она обещала ей защиту — самой себе обещала в обмен на честность и искренность — и собирается это обещание сдержать. Возможно, именно в такие моменты, когда все кажется безнадежным, настоящая любовь проявляется во всей своей силе, искупляет все грехи.       Вокруг церкви пахнет гарью, словно душа её незримая пытается избавиться от грехов и черноты. Темная осень, словно мрачный покров, накрывает город своим колпаком, скрывая от глаз людей все его проблемы и страдания. Вокруг царит разруха и тоска, будто этот кусок земли становится жертвой беспощадного времени и несправедливой судьбы — на самом деле так и происходит. Но церковь стоит непоколебимо, и рядом с ними двумя вновь мягко проскальзывает синеватый силуэт порхающих крыльев.       Им становится тепло.       — Боль пройдет, — Одри утешает их обоих. — Все заживает, справимся. Пообещай мне только, что, как приедем, вернешь мне мой поцелуй.       — Втройне верну.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.