****
— ...Ну харош! Идём-идем, давай, — послышался в начале записи приятный юношеский баритон и торопливые шаги. Щелчок ручки, хлопок двери и мышиная возня, стук каблуков и шарканье по полу. — Какие люди! — Елейный голос Степана Ласточкина тяжело было не узнать. Кажется, через каждую его интонацию можно было распознать насколько тот сладостно оптимистичен. Кажется, динамик микрофона с записью на момент сжали. Вроде как у мужчин не принято обниматься при встрече? — Товарищи, имеющие право собираться черт пойми зачем, черт пойми когда. — Голос подал владелец записи — Михаэль. С привычно мурлыкающей акцентом речью. Кажется, он сел и, как это бывает у него после сложного рабочего дня, небрежно протянул: — Ну-с, и по какому поводу... Пьянка? — Как по какому? Я написал новый ошеломительный сценарий! — Ласточкин был уже подшофе. Он почти всегда в таком состоянии. Если работа спорится — он пьёт, если кончился сезон — он пьёт, если есть новая постановка — он пьёт. А если от него не несёт алкоголем за пару метров — это творческий кризис. Михаэль невольно скривился. Сегодня ему сложно расслабиться, несмотря на то, что их компания собирается вместе не первый раз. На фоне зазвенели стаканы, брякнула дверца шкафчика простецкого буфета. — "Баварское" нынче привозят часто, Шток, как думаешь, это просто удача? — Снова раздался юношеский голос с уже более насмешливой интонацией. — Русские называют это "повод". — Для Штока был характерен акцент, но в эту фразу он вложил его концентрат. Двое из приличия прыснули от смеха. Вскоре с характерным звуком открылись бутылки. Один Ласточкин побрезговал легендой советских пивоварен и вынул из-за пазухи флягу с обожаемым виски. Градус то понижать нельзя. Поначалу сидели даже тихо. Театрал, закинув изящные в фантазиях анорексика ноги на бортик кресла, и вещал свою наигениальнейшую идею сценария новой постановки. То и дело его прерывал второй голос, которого Ласточка со всей сладостью обозвал "Витенькой". Он описывал новые идеи, абсолютно бредовые, как показалось. Ох уж этот ваш советский постмодернизм. Михаэль долго не мог влиться в тему. Остатки рабочего дня пришлось запивать некой штрафной кружкой пива. Немцы, видимо, кружками считают. Виктор усмехнулся и просто долил ещё. — У меня тоже есть что вам расказать!.. — Внезапно оживился Виктор, стряхивая капли первой опустевшей бутылки в стакан заму Сеченова. Михаэль был весь внимание, молча глядя на просто заткнувшегося Ласточкина, присосавшегося к фляге. — Но сначала, я хотел вернуть тебе ключи от квартиры, Михаэль. — Петров зарылся в карман своего комбинезона и кинул немцу ключ с дебильным брелком. Шток, ловко поймавший их, с непонимающим прищуром осмотрел товарища. — С чего вдруг? Ты всяко появляешься дома чаще, чем я. Мы же это обсуждали.— Мужчина легко взвесил тёплый металл в ладони. Да, пусть Михаэль и был правой рукой министра промышленности СССР, но он всё так же жил в общежитии с неким инженером Виктором Петровым и не видел в этом проблем. Оттого у них всего одна связка ключей. Дома Шток только ночевал или проводил редчайшие случаи больничных отпусков. Одиночество быстро бы уничтожило как самого Мишу, так и место его жительства. Оно бы поросло паутиной и пылью. Потому, иметь в доме Виктора было полезно. Это Миша там, как домовой Шрёдингера. Вроде есть, живёт, хозяйничает, а вроде как язычество отменили ещё при Владимире Святом. — Ха, Миша, теперь это полностью твоя квартира. Я съезжаю к Ларисе. — Парниша выглядел таким довольным и счастливым, что заставило сидевшего рядом Ласточкина рассмеяться в голос. А вот Михаэль обдумал его слова и вытянулся в лице, хмельно посмеиваясь. — Ты все-таки это сделал! Нет, товарищи, до этого момента я сомневался, что у нас есть повод пить в будни, но теперь... — Немец сделал пару больших глотков и протянул Петрову ладонь для рукопожатия. Давненько уже стоило. Они с Виктором заключили условие, при котором инженер, до этого силившийся съехать, должен был наконец сделать предложение возлюбленной и съехать уже к ней. Немец такому раскладу был одновременно рад и не очень. С одной стороны, этим вашим предложением руки и сердца Петров знатно вынес мозг холостому до кончиков кудрей Михаэлю. А с другой, теперь квартира будет слишком часто и подолгу пустовать. Прощайте, товарищи фикусы, вы будете безнадёжно засушены недальновидным хозяином. Всплакнем о почивших зелёных братьях как-нибудь завтра, когда Михаэль доживёт до выходного дня. Хорошо, что никого серьёзнее комнатных растений они не держали. Послышался тихий хохот всех троих, пока Михаэль театрально закатил глаза, усмехаясь и имитируя скорбящее выражение. — О не-ет, то есть ты хочешь сказать, что ты съедешь до конца недели?.. Как же так, кто теперь будет выносить мне мозг в три часа ночи? — Но у тебя всегда есть Ласточкин. — Виктор лукаво качнул стаканом в сторону театрала, а со стороны зама министра промышленности послышался тяжёлый выдох — Черт... у меня же всегда есть Ласточкин. Снова смеялись. Виновник хохмы горделиво поднял в честь своей необычайной натуры тост. Стефан быстро краснел от выпивки, поэтому румянец на его худых щеках выглядел пошловато, не считая его и так вечно вавилонского вида с постоянно расстёгнутой рубашкой. — Наша холостяцкая компания рушится, Мишель, представляешь? Ну-ка, голубчик, выкладывай, как это произошло? — Стёпа придвинулся к Петрову, подпирая подбородок кулаком и хлопая глазками, как целевая аудитория "спокойной ночи, малыши" перед показом мультфильма. — Ну, я выкрал её из лаборатории в обеденный перерыв, а там сами знаете: кольцо, колено и она в слезах счастья говорит "да". — Инженер выглядел слишком горделиво для того, кто едва не поссорился с девушкой после вопроса "ты выйдешь за меня? ", сказанного посреди грязного цеха с полимерами в окружении испытуемых. И только Михаэль посмеялся в кулак. Он точно знал насколько Виктор неуклюжий романтик, особенно рядом с Ларисой Андреевной. Сам немец одно время думал приударить за Филатовой. Однако месяц ухаживаний обернулся легкой пощёчиной и недолгой ссорой с Петровым, чьей девушкой оказалась товарищ учёный. Разошлись мирно, чего уж говорить. Сейчас Шток только напросился свидетелем, чтобы окупить потраченные на эту парочку нервы. Так хоть погулять на свадьбе выйдет в качестве шафера.****
Под одобрительные смешки запись прервалась механическими шумами. Кажется, щебетарь, запущенный автоматически, записывал таки не все. Это было даже к лучшему. Шумы, на которые Сеченов не обращал внимания, скоро сменялись новым витком этого неоднозначного вечера. Диалог казался забавным. Академик в какой-то момент увлёкся, на удовольствие Захарова, ухмыляясь на некоторые словечки отдыхающих сотрудников. Оставалось надеяться, что они не будут приставать к Элеоноре, спутав её с автоматом газированной воды, или петь песни Высоцкого с подачи вокального таланта Ласточкина. По взгляду Захарова не понятно, что ждать дальше. Пока оставалась загадкой истинная причина, почему Сеченов действительно увлекался этим, и почему эти пятнадцать минут записи стояли внимания их обоих. Ползунок файла продолжил движение. Кажется, для говорящих прошло некоторое время. Голоса стали громче, веселее и пьянее.****
—...Я тебе отвечаю, русский язык — велик и необъятен! Он так красив и сложен даже для нас, считай, знающих этот язык с детства! А если брать что-то отдельное? Например, русский мат. Это же страх иностранца! — Кажется, товарищи до этого обсуждали великую необъятную родину с её многообразием языков. Но как элитарная экзотика сменилась матерными частушками от Виктора, никто так и не понял. — Вон посмотри на Михаэля! Ты вообще когда-нибудь слышал, чтобы он ругался? Он же вообще не умеет материться. — Пиздишь, — в ответ ему с постной рожей хмыкнул зам, прижимая стакан с пивом к щеке. Ласточкин, сидевший рядом с ним захихикал прямо в горлышко фляжки, не в силах сдержать эмоции от вмиг вытянувшейся рожи Петрова. Естественно, в его наивном мире, в котором Михаэль был примером подражания, сейчас случилось пятибальное землетрясение. Или это в голову ударила новая порция пенного. Спустя ещё несколько минут болтовни ни о чем, голос подал Ласточкин, который за это время успел облюбовать место рядом с Михаэлевым плечом, стараясь обратить на себя внимание. — Итак, о политике никто из вас говорить не будет, о работе уже я вам не позволю... Тогда о любви? Ну и если с этим девственником все понятно, — он манерно махнул рукой в сторону Петрова, — то, как насчёт тебя, Мишель? Есть ли у тебя сейчас кто-нибудь? — Естественно, — фыркнул немец, зная, к чему ведут такие разговоры. Ему непременно хотелось проучить мальчишек за постоянное натягивание его нервов. — Горячая любовница в виде прямой линии связи с Политбюро. Кажется, они когда-нибудь позвонят в три часа ночи, чтобы узнать, не сплю ли я, и положат трубку. — Я вроде сказал, что о работе мы разговаривать не будем, но... Что, неужели не найдётся никакой девчоночки в бесконечных отделах предприятия послабее и послащавее, чтобы угодить твоим удовольствиям? — Ласточкин пихнул Петрова в бок, ухмыляясь. Частым их развлечением были попытки выпытать из Михаэля что-нибудь о его предпочтениях или прошлом. Их друг был на удивление скрытным даже под градусом. Но любопытство — не порок, за спрос в лоб не дадут и, в общем, сами подберите пословицу, которая вам понравится для описания их общей наглости. Шток в ответ хитрил и не давал им спуску, деловито покачивая головой и растягивая слова, скрывая этим опьянение заплетающегося языка: — Удовольствиям? Да, ты знаешь, есть у меня одна малоизвестная эрогенная зона. Чтобы довести меня до пика, нужно взять мою ладонь... и положить на неё зарплату. Шток прилично зарабатывал и деньги, мягко говоря, ценил, умел с ними обращаться. Но кому не будет приятно получить получку, как говорится «вовремя и без потерь»? Даже в этом немец любил точность и расчет. Петров сложился пополам от задушившего его смеха, успев поставить стакан на стол, а Степан цокнул, закатил глаза и похихикал, хлопая Михаэля по плечу. Ласточкин насупился и недовольно покачал головой, воскликнув: — Нет, серьёзно? Никого? Жаль. Я думаю, тебе нужна какая-нибудь хозяйственная. Ты, тем более, сейчас будешь жить один, вот и женская рука не помешает. Что-нибудь универсальное. Как там говорится? «Повар на кухне, проститутка в постели»? — О! Точно! — перебил его Петров, эксцентрично взмахнув пальцем в воздухе. — Шток, я, черт возьми, буду скучать по твоей изумительной готовке! Лариса, честное слово, человек науки, готовка и домашние дела — не для неё. Придется что-то с этим изобретать... — Мальчишка под конец вздохнул уж больно печально. А вот Шток оживился азартом, указывая на третьего: — Вот, Стёпа! Зачем мне кто-то, если я сам прекрасно справляюсь? Я самодостаточная проститутка на кухне. — И повар в постели? — Заржал Петров — И повар в постели, — смеясь, закивал Шток. — Шутники блин, — фыркнул Ласточкин.****
Харитон, подперевший голову ладонью, украдкой наблюдал за Сеченовым. Тот сидел в скромной позе: сложив руки на груди, прижав одну из них кулаком к губам. Таким незамысловатым способом он маскировал улыбку. К удивлению профессора, товарищ изредка смеялся. Совсем тихо, так, что едва дрожали плечи. Но Захаров точно видел, что в его глазах плясали черти. И оставалось надеяться, что Сеченов находит эти разговоры всего лишь забавными, а не достаточными поводами к выговору всей нетрезвой троице. Захаров оказался доволен такой реакцией, усмехаясь в ответ. Заставить товарища академика хихикать с пошлых шуточек сотрудников — неожиданный исход этого спонтанного эксперимента. Стоило продолжать.****
Собутыльники болтали о новинках кино, моде и некоторых неприятных сотрудниках. Ласточкин жаловался на новеньких девушек-балерин, стоящих ему такому недоступному глазки. Петров с жаром рассказывал свои планы на свадьбу, смущенно признавался в чувствах Ларисе двум хихикающим товарищам, а Шток видимо относился к той категории пьющих, у которых настроение скатывается по мере опустошения бутылки. Вот к нему и пристали, чего тот молчит, разглядывая буро-синюю этикетку «Баварского», стоящего на столе. Вопросы требуют ответов, поэтому приходится побороть лень. — Вот Витя женится, у тебя творческая муза, а я вот думаю о том, что мне сорок лет, а я никогда не был женат. — От природной вредности, как думаете, товарищ Штокхаузен? — Весьма ехидно спросил Виктор. — Ну оно мне и не нужно было. Мне действительно некогда думать о женщинах. Они слишком сложные. В самом деле. Им нужен уход, время, ласка, участие и внимание, а я... — ... думаешь только о товарище Сеченове, — закончил за него Ласточкин, кивая под свист Виктора. — Опять вы об этом, — раздражённо и совсем тихо фыркнул фриц, успев хлопнуть ладонью по дивану. — Прекращайте. — Тут только слепой не заметит. — Нет, Витя, бросьте эти глупости. Придумали тоже, такой человек как Дмитрий Сергеевич высоко в науке, в космосе, в знаниях. Где я, а где он? С чего бы ему… — Вразумлял обоих немец. — Ну почему же? Я вижу, как ты на него смотришь. Да что уж я. Весь Советский Союз это видит. И ещё чище я вижу то, как он смотрит на тебя в ответ. — Ласточкин очерчивал в воздухе странные фигуры пальцем, игнорируя пихания немца в бок. — Слушай, о вас сплетни по предприятию распускают все, кому не лень! — Неожиданно вставил Петров, взмахнув рукой. Михаэль стушевался. Раздражение стрельнуло в груди обидой внезапного обличения. Его будто застали на месте преступления, хотя руки его чисты. Он замолчал и уставился на свои ладони, нервно потерев фаланги. Они ненадолго затихли. Или эта секундная заминка показалась слишком долгой. — К сожалению, это видят все, кроме товарища Сеченова…— Пробурчал Михаэль, совсем потеряв настроение в лице. Мужчины рядом оживились, а Петров даже сдержанно захохотал. — Ты посмотри на него. Уже даже не отрицает. — Да идите вы оба, — беззлобно огрызнулся обвиняемый, — признаю, вы правы. Довольны, а? Раз это ни для кого не секрет, то вот, bitte, из первых уст, так сказать. — Пиво было допито залпом под весьма грустную гримасу. Ласточкин переглянулся с Петровым. Оба придвинулись к другу ближе, подбадривающе положив руки тому на плечи. — Не грузись. Сплетни это так — о них все знают, говорят за глаза, но всем плевать, — начал инженер. — Хотел бы я посмотреть на советских граждан, которым плевать на советские же законы. — Ну а что вас теперь за это расстреливать? Подумаешь самый умный человек в Союзе не против иметь отношения с мужчиной — между прочим своим замом. Объективно, слухи про то, что Сеченов робосек гораздо хуже, чем слухи про ваш роман. А вот то, что ты до сих пор ему молчишь в тряпочку — это настоящая проблема, Мишель. — Стефан осуждающе поджал губу. — Ну а что ты предлагаешь? — Штокхаузен как-то нервно поднял голову и выпрямил спину. — Просто прийти однажды утром к нему в кабинет и: «Здравствуйте, Дмитрий Сергеевич, доброе утро, Дмитрий Сергеевич, бла-бла, вы такой умный и красивый. И я подумал: я привлекателен, вы чертовски привлекательны, у нас с вами все может получиться. Да-да, не напоминайте, на расстрел после обеда, я помню». — Шток нервно улыбался, пародируя подобную неловкость. Собеседники не нашлись в ответе, только одобрительно закивали и заулюлюкали, одобряя подобный план. Шток цокнул, ругнулся и закатил глаза. Вроде как на этом тема была закрыта, но повисший в воздухе вопрос так и подмывал найти повод зацепиться языком за открывшуюся этим вечером слабость товарища замдиректора. Но тем временем затянулось молчание. Ласточкин, не предавая большого значения затишью, долакал свою флягу и встал к одному из шкафов, доставая бутылку подозрительно неизвестной никому марки коньяка. Послышался одобрительный свист Петрова и, пожалуй, самое громкое закатывание глаз от Михаэля. — Я когда-нибудь тебя закадирую, —занудно проворчал Шток. Из его речи внезапно начисто пропал акцент. — Обязательно, сразу после того как ты сойдешься с Сеченовым. Я сам к тебе приду. — Таким поганым и хитрым лицо Ласточкина не выглядело давно. — Договорились, но смотри, будешь столько пить и просто не доживешь до этого момента. — Немец расслабился, откидываясь на спинку дивана и снова ухмыляясь. С мнением единственного врача в компании сложно не согласиться, поэтому товарищи пожали руки. Петров со смешком разбил их спор, как единственный свидетель. На том тема скоро окончательно исчезла. Шток стоически отказывался дальше краснеть. Товарищи еще с минуту описывали некоторые спелетни, а после переключились на короткие обсуждения планов на месяц. У каждого свои: Петров теперь жених и переезд к невесте — только часть предстоящего лета. Ласточкин ставит новый спектакль. Этот снова окажется хитом, Шток был в этом уверен. А что у него с планом? На предприятии скучать не приходится. Он будет и дальше блестяще выполнять свою работу. Разве что, теперь едва ближе к Дмитрию Сергеевичу. Расходились они поздно. Первым, ожидаемо поднялся Петров. Лариса ждала его завтра утром, а потому задерживаться здесь было уже тяжело. Бутылки опустели. Коньяк, к слову, был возвращен почти полным Ласточкину, беспардонно пьющему дальше. На своей памяти он мог выпить и в два раза больше, если бы друзья его не сдерживали понапрасну. Следом за Виктором засобирался и Михаэль. Ключ все равно теперь его. А с утра на работу. К Дмитрию Сергеевичу. Провожая друзей из театра, Ласточкин почти ласково ткнул Мишу в бок, советуя не вешать нос. Они обязательно придумают развитие этого драматического романа, и это будет лучший сценарий в карьере Стефана. Шток на это отозвался скептическим напоминанием о споре и наконец отвязался от шутеек в свою сторону. Все-таки он ни на что не рассчитывал. Запись на щебетаре оборвалась где-то на улице. Михаэль вынул его из кармана, нажал кнопку включения несколько раз, пробормотал что-то про неисправность этого аппарата и его последующую починку, а после еще нескольких молчаливых минут запись зашипела и прекратилась.****
Харитон сидел с лицом НКВД-шника: вроде как морда кирпичом, а вроде и ехидное злорадство. Выглядит жутко, не воображайте. Смотрел он так на Диму неспроста. За последние десять минут разговора он почти не шевелился, разве что иногда хмурил брови или поднимал их, поймав дзен на одной из точек на своем столе. Руки его были привычно сложены на груди. Сидели они молча, пока академик не ожил. Он, встав со стула, погасил «Грушу» и подхватил с собой щебетарь. Торопливыми шагами Сеченов направился к массивному выходу из кабинета. — Ты куда? — Не понял Захаров, провожая фигуру взглядом. — Назначать кадировку товарищу Ласточкину, — неторопливо ответил Дима и, усмехнувшись спавшим на нос очкам Харитона, скрылся за дверьми, направляясь к кабинету товарища Штокхаузена.