***
А в далёком космосе тишина. Галактики вертят рукавами. Гамма-излучение испепеляет планету за планетой. Но это всё кажется таким неважным, незначимым в сравнении с истинным чудом природы: Руни наконец спит. Вспотевший, испачканный и голый, но всё-таки спит. Пускай хоть так. Генерал заворачивает его в футон и укладывает под нагретый котацу: пускай прирученный мандаринами монстр сослужит добрую службу, раз уж он здесь. «Даже жаль, что это ненадолго», — думает Генерал, украдкой любуясь безмятежным личиком погружённого в сон коллеги. Милый же, чего уж скрывать. Такой милый, когда не треплется и не шумит. До панд ему, конечно, далековато... хотя вот тёмные круги вокруг глаз имеются. Ну нет уж, стоп. Эта дорожка мыслей уж точно не приведёт ни к чему хорошему. Генерал вздыхает и встряхивает головой, возвращая себе свою «нерабочую» причёску. Надо бы привести себя в порядок, собрать цитрусовые шкурки и прочий мусор. А потом уж придётся, увы, будить Руни: негоже, чтобы его кто-нибудь здесь нашёл в таком виде. Особенно Триггер, у которого сегодня как раз смена: он почему-то всегда особенно бесится, когда застаёт Руни вместе с Генералом. Может, его мандаринами угостить? А, впрочем, общения с коллегами на сегодня достаточно: всё-таки выходной. Пусть даже и самый неправильный выходной за всё его время на этой планете. Может быть, всё не так уж и плохо? Может быть, по дороге домой купить клубничного мороженого? И долго вдыхать его запах перед тем, как наконец съесть.🌠
4 мая 2024 г. в 18:44
Руни не умеет вовремя останавливаться. Не может, когда надо, встать с рабочего места и пойти домой. Не может лечь спать в отведённый час. Не может перестать хлебать земные напитки под резвым названием «энергетики». И уж совершенно точно не умеет закрыть свой рот, когда его бесконечная болтовня так раздражает Генерала. В этот же раз наглец перешёл все границы дозволенного. Заманил Генерала в штаб-квартиру с ящиком мандаринов наперевес. Утром. Под нелепейшим предлогом. Но главное — в выходной. В выходной! В вы-ход-ной.
Сегодня день должен был начаться с чашки молотого кофе и полезного завтрака, продолжиться безмятежной прогулкой в заснеженном парке и окончиться в уютной гостиной за просмотром видео с очаровательной семейкой панд. Не говоря уже о давно ждавшем своего часа билете в океанариум. Но все планы Генерала, такие идеальные и сбалансированные, раскинулись мягким футоном по полу комнаты управления, разметались влажными кудряшками Руни по тёплой ткани и утонули в густом запахе мандаринов.
Разве, когда он вошёл, здесь было так жарко? Разве они оба не дрожали, ища спасения от земного холода у коварного монстра-котацу? Теперь же обнажённые грудь и живот Генерала горят, а оба сердца его неистово колотятся. Верный плащ наполняет плечи приятной тяжестью. Генерал думал снять его, но Руни не позволил.
— Мне нравится, как они звенят, — ловкие маленькие пальцы с наслаждением пробегают по чёрным цепям у Генерала на груди, а потом тянут, увлекая плащ и его хозяина за собой вниз. Ближе. Ближе. Теплее.
Восхитительное чувство, когда всё тело твоё тебе подчиняется. Когда дышит силой, достаточной, чтобы горы свернуть. Даже жалко испытывать такое в выходной, думает Генерал. Он бы мог сейчас в одиночку победить всех рейнджеров разом, а вместо этого втрахивает Руни в мягкий футон. Стоит ли это того? Определённо.
Профессионально ли это? Абсолютно нет. Корпоративная этика говорит: «Никаких служебных романов». «Глубже. Не жалей меня», — говорит Руни. И Генерал уже совершенно точно решил, кого слушать. Не то, чтобы у него был выбор после того, как они с Руни, вдоволь объевшись мандаринами, принялись в шутку толкаться ногами под котацу. Одна из ступней Руни попала… не туда. Она попала не туда семь раз. Оставлять такое нарушение личных границ без внимания было попросту нельзя. Как нельзя было упускать и шанс сделать это утро чуточку лучше.
У зачёсанных назад волос есть важное преимущество: так всё видно. И платиновые пряди на рдеющих щеках Руни, и его плоский молочно-белый живот, дрожащий на прерывистых вздохах. И розовую головку его изящного, гладкого члена. Совсем не такого, как у самого Генерала: у него-то оба органа ребристые, словно листья загадочных земных суккулентов. Тот, что сверху и поменьше, сладко потирается о пенис Руни с каждым новым движением. Тот же, что снизу и побольше, уже внутри, сжатый тесными влажными стенками. Так глубоко, как только можно. Но, видимо, всё равно недостаточно, потому что Руни тихо мурлыкает:
— Неужели это всё, на что способен наш несравненный воин? А я готовился к большему…
Очевидная провокация, но Генерал охотно ведётся. Может, потому что ничего сейчас не соображает. А может, потому что невозможно отказать такому милому личику, как у этого белобрысого хитреца. Стоп, хватит. Он же запретил себе думать, что Руни милый. Запретил ещё там, на их родной планете. Нельзя, нельзя… А иначе разве получится прижимать его к себе так восхитительно сильно? Разве получится вот так безжалостно насаживать его на свой член, обхватив обеими руками за тонкую талию и приподняв?
Это приятно. Это не может не приносить наслаждение, даже хоть сам Генерал бы и предпочёл более медленный и томный секс. Руни же, наоборот, явно любит пожёстче, о чём то и дело просит. Генерал охотно даёт любовнику всё, что тот пожелает, лишь бы не утихали эти прелестные влажные вздохи. Услада для его ушей.
В один момент кажется, что Руни до того измучен и вымотан, что вот-вот заснёт прямо в процессе. Но опущенные веки и тёмные круги под глазами — просто ещё одна ловушка. Она захлопывается, когда Руни вдруг с необычной для него силой обвивает бёдра Генерала стройными ногами и тянет к себе, накинув любовнику на шею свой привычный белый шарфик. Генерал послушно наклоняется и замирает, ощущая телом жар от груди Руни, пока в ушах его звучит лукавый шёпот:
— Укусишь меня, м?
Генерал стискивает острые, словно огромные клинья, зубы и утробно рычит. Ни за что он не позволит себе оставить грубые метки на теле того, кому дарит свою любовь. Ни в коем случае!
— Ну прошу тебя! Слегка... Совсем чуть-чуть...
Даже чуть-чуть — нет. У всего есть свои границы. Их народ уже так далёк от диких зверей, что и секс совсем не служит цели продолжения рода. Это источник удовольствия, а не боли. Даже если Руни...
— Я же заслужил... потревожил тебя сегодня? Чем не повод? Я... А-а-м-м...
Большой палец Генерала мягко, но уверенно проникает Руни между губ, не давая ему договорить.
— Помолчи. Если хочешь сейчас говорить, делай это не словами, — полководец армии зла, как всегда, грозен и немногословен. Но выдающийся учёный, как ему и положено, схватывает налету: когтистый палец оказывается радушно встречен мягким и чуть шершавым языком. Язык этот гладит, обвивает, перетекает от фаланги к фаланге, то твердея, то вновь обмякая. Генерал теряется в этой ласке, улетая мыслями далеко от проклятой Земли, а потом Руни едва прикусывает ему палец озорным клычком, и мысли рассеиваются, как звёздная пыль.
Клубничное мороженое. Откуда оно здесь? А, ведь точно. Запах Руни всегда был таким. Руни всегда пах клубничным мороженым, точнее сказать, это оно пахло им. Потому что Руни Генерал знает гораздо дольше, чем любое мороженое, включая клубничное. Просто так уж совпало. Просто так уж вышло, что всё самое пленительное и опасное в этой Вселенной пахнет именно так и никак иначе. Генерал шумно вдыхает у чужой открытой шеи, жадно втягивая носом аппетитный аромат. Чувствует, как сжимается желудок. Как увлажняется слюною рот, томимый голодом. Одних мандаринок на завтрак явно было мало.
Руни, будто слыша его мысли, смыкает губы на пальце у себя во рту и самозабвенно посасывает его, словно леденец. Невыносимо.
У зачёсанных назад волос есть важный недостаток: так всё видно, и не только обладателю этих самых волос. Должно быть, заметен со стороны и румянец, что так пылко ощущает Генерал на своих щеках. Должно быть, так, иначе почему Руни тянется ладонью к его лицу? Генерал рефлекторно перехватывает его запястье свободной рукой, прижимает к простёртому под ними футону и лезет голыми пальцами под короткую перчатку. В этом жесте торжественная невинность граничит с вопиющей непристойностью: на их родной планете вполне обычное для землян соприкосновение обнажённых рук — жест не самый приличный. Он дозволителен лишь наедине и лишь между теми, кто всецело друг другу близок, открыт и предан. Быть может, даже для них двоих сейчас это слишком, вот только Руни в ответ расслабляет ноги, разводя их шире. И смыкает ладонь, обнимая ею чужие пальцы. Приглашающе. И тепло. Так тепло. Генерал наконец освобождает его рот, вынимая свой палец. В нём более нет нужды: один болтун научился-таки говорить без слов. А ещё эта рука сейчас чертовски пригодится, чтобы обнять его и хорошенько прижать к себе. Самому же Руни будет уже не до празднословия: как умилительно он всё-таки стонет.
Футон начинает вновь елозить по полу, сминаясь от ритмичных толчков. Пальцы Генерала сами собой всё глубже забираются под перчатку Руни, пока не сталкивают её прочь. Пальцы сплетаются с пальцами. А у Генерала во рту стоит вкус клубничного мороженого. Тает на его губах чужими губами. Маленькими, горячими. Рассеивает горечь мандаринов своей сахарно-ватной сладостью. Взрывается сливочными брызгами.