* * *
Впервые Николас нашёл в себе решимость столкнуться с ним нос к носу далеко не сразу. Только три месяца спустя. А время неумолимо летело, словно просрочивший график водитель автобуса. День за днём, неделя за неделей. Бездействие не напрягало: со стороны наблюдать за хлопочущим над мелочами парнем-живчиком было усладой для усталых мутных глаз. Загвоздка была лишь в том, что рассмотреть получилось только самые общие черты образа: с того дня копилка внешности так и не пополнилась ни на йоту. Они неприкаянным приведением маячили где-то на подкорке сознания мужчины и стихийно мелькали в ночном бреду: алый фартук и белобрысая макушка. Николас не мог быть уверен — игра ли это его воображения, — но создавалось ощущение, что дразнящая мягкая полоска губ принадлежала тому же человеку. Николаса магическим образом тянуло в кондитерскую опутавшими за шею невидимыми нитями — словно где-то там, наверху, сидел незримый кукловод и развлекался на струнах его души. Складывалось впечатление, что этого парня он уже видел, и возможно, когда-то знал. Поэтому, на исходе третьего месяца, высокий поджарый брюнет наконец переступил порог пекарни с кричащим названием: «Твой сладкий пончик». — Добро пожаловать! Вы всё же сдались под напором прекрасных запахов наших вкусностей? Мелодичный высокий голос был щедро пропитан мёдом. Приятное послевкусие сахарной пудрой оседало на губах. Сладко. Всовокупи с душистым ароматом выпечки создавалось головокружительное ощущение ирреальности момента. Николас вдохнул полной грудью побольше воздуха и незаметно впился ногтями в мясистую поверхность ладони, оставив следы-полумесяцы. Нет, не показалось — как он всё то время в наглую шпионил за кондитером, так же и в ответ увлечённо наблюдали за ним, оказывается. Напротив него стоял парнишка в том самом красном фартуке. Розовый свитшот и летящие брюки лёгкого кроя забавно сочетались с резиновыми кроксами, предавая месту домашнюю атмосферу. Профессионала в нём выдавали только чёрные одноразовые перчатки, перекрываемые длинными рукавами кофты на стыке. Молодой человек держал за ручки поднос с готовыми пончиками. В этот момент сладости Николаса мало интересовали, так что он беззастенчиво поднял взгляд выше, на чужое лицо. Поверх лимонных долек-линз очков, слегка съехавших ниже переносицы, его самого с явным любопытством разглядывала пара небесно-голубых глаз. Под левым каплей шоколада расположилась маленькая родинка — девчонки за такую бы голову этому парню оторвали. Поговаривали, что человек, который родился с родинкой под глазом, будет или непомерно счастлив, или познает все печали и горести этой жизни. Николас не помнил точно, расположение с которой из сторон сулило страдания. Да и не важно, ведь всё это было предрассудками, ведь так? Но пелену задумчивого вида гостя словно сорвал внезапный металлический грохот — в руках пекаря остались лишь резные ушки подноса. Само дно оказалось на полу, и при ударе о кафельную поверхность пола выпечка-негодница весёлыми горошинками ускакала в разных направлениях помещения. Губы — о да! Это были те самые пухлые губы из его сна! — в неверии приняли вид округлой буквы «о», а брови сложились домиком, передавая скрытое разочарование. Но, к удивлению Николаса, в следующий момент Тонгари уже вновь улыбался ему своей светлой улыбкой. — Прошу прощения за причинённые неудобства! Я сейчас же всё уберу, — руки парня почему-то мелко подрагивали. — Не стоит так переживать, — свой неожиданно хриплый голос Николас поначалу не признал. — Я помогу всё собрать. Так их и поставили на колени какие-то пончики. Пришлось с усердием поползать на корточках, прежде чем удалось собрать все десять сбежавших наглых плюшек. Молодой человек скорбно смотрел на свои детища, твёрдо намереваясь отправить всё содержимое подноса в мусорную корзину. Однако смуглая рука Николаса настойчиво преградила ему путь — парень вопросительно на него посмотрел: — К продаже они уже не годятся, — он грустно вздохнул. — Что прикажешь с ними делать, дорогой клиент? — Я куплю их, все до единого. Светлые глаза сверкали чистым шоком: — Но… Но! Они упали на пол, — молодой человек беспомощно продолжил. — Как быть? К тесту могли прилипнуть волосы и пылинки, и это я ещё не говорю про возможные споры бактерий… Николас ехидно ухмыльнулся: — Мало кто способен меня нагнуть. Однако у твоих булочек это получилось, — фраза была с двойным дном, оттого и нравилась ему так сильно. — Они отныне мои. Его слова возымели эффект — кончики ушей у парня моментально заалели, а изящные скулы тронул нежный румянец смущения. Ну прямо дева на выданье. Хотя, надо сказать, горе-флиртун всегда был с собой честен: вот и сейчас до него сразу же дошло, что этот парень — просто прелесть! — был полностью в его вкусе. Хватай на руки и уноси, чего ждать у моря погоды? Николас считал, что всему должен быть подходящий момент. Сейчас — не то место и не то время. Не зная даже имени человека, он не мог себе позволить учудить фантазии из головы. Напугать парня не составило бы труда, но что делать с тем, если этого совсем не хотелось? Вернуть хрупкую, едва установившуюся ниточку связи могло и не получиться. — А если серьёзно, не так уж и долго они пролежали на полу. Не слышал про правило пяти секунд? Николас затаив дыхание наблюдал за кондитером — как тот в волнении покусывал нижнюю губу; пытался отвести от него взгляд и скрыться за линзами очков, при этом всё ещё продолжая безбожно краснеть. Поставив сломанный поднос на стойку кассы, он потерянно бегал глазами от пончика к пончику. Взгляд Николаса внезапно зацепился за блестящее колечко серьги в ухе мужчины — сам он не считал, что подобные украшения создавались для мужского пола, вот только пекарю до безумия шла эта маленькая безделушка. Настолько, что где-то в бессознательной глубине формировалось вполне осязаемое желание мягко зубами потянуть золотое колечко на себя до лёгкого покраснения ушка. Не до неприятной боли — лишь до ощущения ноющего наслаждения. Пришлось часто-часто проморгаться, чтобы сбросить непонятно откуда нахлынувшее наваждение. И весьма вовремя. — И всё же, не исключено отравление, — блондин, с несвойственным ему упорством, как показалось Николасу, продолжил стоять на своём. — Исключено, ты ведь четверть часа назад делал здесь полную влажную уборку. Он ляпнул это бездумно — парень был настолько искренен в своих действиях и словах, что Николас расслабился в его присутствии и совершенно перестал следить за языком. Который, всё же, под изумлённым светлым взглядом пришлось прикусить — не хватало, чтобы его записали в сталкеры белых и пушистых пекарей! — Хорошо-хорошо, — Тонгари смешливо прыснул в кулачок и в моменте оказался уже за стойкой, нос к носу с Николасом. Ноздри дразняще обдало нежным ароматом ванили. — Чисто гипотетически, предположим, что я отдал их тебе. Что ты собрался с ними делать? Мужчина понимал, что вопрос задан был неспроста — от этого зависели дальнейшие действия пекаря. Первой же мыслью в голову вклинилась одна из заповедей, соблюдаемая им и по сей день. Не солги. — К нам в контору часто наведывается обездоленный люд. У них ни то что даже гроша за душой не осталось — нет ничего: ни рожи, ни кожи. Но все они по какой-то причине не могут покинуть этот мир. Думал вот, накормить отщепенцев. Глаза блондина возмущённо округлились. Как можно кормить людей поднятым с пола, будто какое-то зверьё! Он собирался дёрнуть отчаянно желаемый Николасом поднос на себя и вывалить всё в мусорную корзину, но не тут-то было — смуглая большая ладонь во второй раз аккуратно накрыла ладонь поменьше, обтянутую в чёрный латекс. — Они только обрадуются такому подарку судьбы, — мужчина терпеливо продолжил. — Я неоднократно наблюдал, как эти люди копошились в мусорках, в надежде наткнуться на хотя бы что-то не сильно протухшее. Вот где царит полнейшая антисанитария, а у тебя здесь клочок рая, не меньше. Думаешь, что лучше еду ещё больше перемешать с другими отходами, чем отдать голодному? А, Блонди? — Вэш, — парень, по-прежнему немного дуясь, смотрел куда угодно, но только не ему в глаза. Хотя, эмоции расходились с делом: самыми кончиками пальцев Тонгари невесомо выводил линии по кисти мужчины — подушечки порхали в изогнутых диагоналях восьмёрок, как бы извиняясь. Он не пытался дослушать мужчину до конца, поэтому не так всё понял. До очарованного Николаса не сразу дошло: — А?.. Парень, подняв голову, впервые за всё время посмотрел прямо ему в глаза. А затем чужие бледно-розовые губы расцвели в доброй пленительной улыбке. — Меня зовут Вэш. И я был бы не против узнать твоё имя тоже. — Николас Д. Вульфвуд, — он представился полным именем, не отпуская небесного взгляда от своих глаз. — Что ж, Вульфвуд, надеюсь на дальнейшее сотрудничество, — Тонгари юрко вытащил свои ладони и быстро избавился от перчаток. В следующую секунду бледная худощавая ладонь и медвежья лапа Николаса сплелись в осторожном приветствии, твёрдо сжав друг друга. — Неси сюда всех сбежавших цыпочек, — Николас хитро поиграл бровями. Ему так понравилось веселить парня, что каламбуры снимались с языка сами по себе. Открытая улыбка Вэша сверкала белоснежными зубами, а небольшие морщинки возле глаз придавали своеобразный шарм. Его грудная клетка ходила ходуном в попытке сдержать рвущийся наружу громкий заразительный смех. — Сейчас-сейчас, — ловкие пальцы одним движением чётко рванули ленту целлофановых пакетиков и споро разобрались с каждым по отдельности, не порвав ни единого. Десяток плюшек пара за парой были упакованы в считанные секунды. — А, — Вульфвуд вовремя вспомнил ещё об одном важном деле. — И нужен ещё один поднос пончиков, на этот раз самых свежих. — Всё же решил себя порадовать? — Ураган скрылся в глубине кондитерской, после чего послышались звуки открывающегося агрегата. Громыхали щипцами, соприкасаясь железом о железо подноса. Николас покорно ждал его возвращения. — Нет, это детям, — мужчина ответил, как только алый фартук оказался в поле его зрения. — Приютским сиротам. — Тогда, раз уж это детям, давай начиним их самым вкусным кремом. Пока с золотистых кружочков теста на бумажный пергамент стекали капельки излишков жира, парень накладывал густую начинку в кондитерский мешок. И вдруг сокрушённо вздохнул. Мужчина физически ощутил, как напряглась стальным прутом чужая спина. — Эй, Тонгари, что приключилось? — Ник, я заболтался и совсем позабыл про перчатки … — Не руби с плеча, педант хренов! — Николас внутренне похолодел, стоило только представить гору свежеиспечённых пончиков, отправленных лёгкой рукой блондина в мусор. — Ты ведь их и пальцем ещё не коснулся, только щипцами! Надень сейчас же, если так беспокоишься. Ещё не поздно. — Ох, и правда! Рукава толстовки, закатанные повыше, обнажили нечто такое, к чему Вульфвуд не был готов. Правая рука была испещрена разных размеров и плотности ужасающими шрамами — были и белёсые полосы, зажившие давным-давно, однако виднелись и багряные рваные рубцы, и молодая кожа цвета свежего мяса. А левой руки и вовсе не оказалось. На её месте был протез из тёмно-зелёного материала. Ранее она не так сильно бросалась в глаза скорее из-за того, что Вэш ненамеренно по привычке укрывал искусственную руку от лишних глаз. Мужчина восхищённо оглядывал отметины, как вдруг розовые рукава были поспешно оправлены и возвращены до стыка с перчатками. Николас ничего не сказал, но оставил мельтешащую мысль на видном месте. Не сейчас. Ни к чему докучать только-только раскрывшемуся парню. Говорить не хотелось. Мужчина как зацепился взглядом за худощавые запястья, так и не смог отвести глаза. Пекарь умело дырявил булочки вдоль широкой стороны и с лёгкостью заполнял пустоты кремом — не жалея начинки, но и не перебарщивая. Аккуратно разместив пончики в бумажный крафтовый пакет, он довольно хмыкнул и поправил съехавшие на самый кончик носа забавные очки, после чего прошлёпал за стойку, к Вульфвуду. — На, не перепутай, — из пухлого бумажного пакета раздавался божественный аромат свежей выпечки. — Это — детям, а взрослым… — Помню, помню, — на прилавок приземлилась банкнота, явно превышающая нужную сумму. Блондин потянулся за разменными купюрами, но Вульфвуд с улыбкой покачал головой. — Сдачи не нужно. — Ты мог не платить, Ник, — Вэш с блаженным стоном облокотился на стойку и ладонями обхватил собственные мягкие щёчки. — Для простых людей мне ничего не жалко. — Друг, ты слишком добросердечен. Смотри, чтобы тебе не сели на голову. — Аккуратно уместив детские плюшки под мышкой, левой рукой Николас захватил оставшиеся пончики в целлофане. Ещё раз окинув щепетильным взглядом лицо парня, стараясь запомнить все его черты наизусть, он вдруг приметил сливочное пятнышко. — Эй, Тонгари, у тебя крем на носу. Вэш недоумённо хлопнул глазами: — Где? Слева?.. — Пальцы, ловкие с тестом, против тающего на тёплой коже крема оказались беспомощны, и лишь размазали липким слоем большую площадь кожи, затронув и зону скулы. — Да нет же, — Вульфвуд лукаво усмехнулся. — Иди сюда, вытру. Скрип кроксов ознаменовал скорое появление рядом парня. Николас не стал тянуть и сразу же потянулся своими грубыми пальцами к нежной коже нового знакомого, как только тот немного приподнял выше точёный подбородок. А ещё Вэш почему-то прикрыл свои до невозможности голубые глаза. Потемневший взгляд Николаса против воли упал на сияющие влажным блеском губы. Всё указывало на то, что сейчас должен был произойти поцелуй прекрасной принцессы и её рыцаря. И, конечно же, рыцарем должен был быть он, Вульфвуд. Но, про себя усмехнувшись собственной наглости, мужчина лишь любовно огладил подушечкой большого пальца местечко, измазанное в креме. Одновременно с распахнувшимися в замешательстве глубоко посиневшими глазами парня, Николас со вкусом обсосал палец в остатках лакомого мусса и сладко причмокнул. — Тонгари, это вкуснейший крем, который мне доводилось пробовать. — Николас! Д! Твою мать! Вульфвуд! — Кипящие алые щёки, такого же цвета что и фартук кондитера, с головой выдавали его крайне мучительное смущение. — Для кого я держу в руках салфетки?.. И правда: в руках Вэша красовалась пухлая упаковка влажных салфеток. Невозмутимо вытащив парочку, мужчина в пару невесомых движений избавил чужую щёку от загрязнения. — Я могу попросить помощи в ответ? — Николас стрельнул хитрым прищуром глаз. Блонди насуплено вздёрнул бровью. — Вытри и мои пальцы, пожалуйста. Разведя свои негибкие пальцы на манер лягушачьей лапки, Вульфвуд комично собирал их снова вместе и легко отрывал друг от друга слипавшиеся островки крема. Конечно, вязким был лишь большой палец, но кто мешал немножко подурачиться? Тонгари одарил его озорной улыбкой, и, похихикивая, принялся оттирать узловатые пальцы. Парень был солнечным — любой юмор возвращал его в хорошее расположение духа. Николасу впервые было настолько комфортно с человеком, что не хотелось спустя десять минут общения сбежать без оглядки. И если бы не ждущие его и вкусняшки дети, мужчина бы даже задержался. Хотелось купаться в светлой ауре Вэша. — Я буду часто заглядывать к тебе, — мужчина нахально улыбнулся. — Эти проглоты из приюта крошки на крошке не оставят. Скоро свидимся, Тонгари. — До встречи, Нико. Новое прозвище ему пришлось по душе. Теперь они были в расчёте. Уже по пути в детский дом, Вульфвуд вытащил из заметно прохудившейся пачки сигарету и на ходу закурил. Белый дым окружил его, но, впрочем, надолго не задержался, и даже не принёс избавления от многих лишних мыслей. В голове был только Вэш с его загадочными отметинами на руках.***
Николас не соврал — стабильно раз в три дня он наведывался в район магазинчика сладостей Вэша. Движение с мёртвой точки набирало обороты хотя бы потому, что мужчина в душе уже не прикрывался отговорками «по работе». Детям кондитерские изделия местного Урагана, как Вульфвуд и предполагал, очень понравились. Так что частые походы в гости в пекарню никого не удивляли — ни самого Николаса, ни его нового лохматого друга в лице кондитера. Как-то в пасмурный день мужчина направлялся к Вэшу протоптанной дорогой, просто потому что на душе было неспокойно. Накрапывал мелкий противный дождик, свинцовые тучи сгущались в знакомой стороне. В прошлые разы Вульфвуд даже не задумывался, чтобы обменяться с парнем номерами телефонов — надобности как таковой не было, забредал он к Тонгари на регулярной основе. Однако сейчас своя недальновидность раздражала. Поэтому пришлось, стиснув зубы, добираться до райончика на отшибе, временами собирая холодные капли за шиворот. Вульфвуд вынырнул из закоулка как раз в нужный момент: возле небольшого ларька, оформленного в светлых бежево-розовых тонах, копошилась знакомая сгорбленная фигурка. Николас не сразу понял, над чем с таким рвением хлопотал Тонгари, ещё и когда ливень грозил найти стеной — за его спиной зона нулевой видимости в темпе вальса сокращала дистанцию. Ускорив шаг, мужчина в считанные минуты оказался рядом с пекарем, усердно заметающим в совок осколки стекла. А присмотревшись внимательнее к павильону, возмущённо присвистнул. — Это кто так постарался? — Вульфвуд окинул ошеломлённым взглядом окно. Вернее, всё, что от него осталось: в проёме оконной рамы зияли несколько огромных дыр, обрамлённых каймой стекла острее бритвы. Ущерб был нанесён нехилый. Кулаки Николаса зачесались самостоятельно поймать нашкодивших «шутников». — Проделки конкурентов, — Вэш был огорчён. Однако, судя по его потухшим глазам, подобное случалось не впервой. — И тебе день добрый, Вульфвуд. Когда Вэш повернулся к нему лицом, мужчина лишился дара речи. Губы, растянутые в неуверенной улыбке, были сплошь покрыты мелкими трещинками и местами усеяны каплями кровяной росы. Белки его светлых глаз алели прожилками, под глазами поцелуями луны залегли серые тени. Но не это вызверило Николаса: правую щёку длинной вертикальной чертой пересекала местами запёкшаяся кровавая дорожка. Тонкая натура Тонгари, утопавшая в собственных принципах типа: «Всем помогу, сам сдохну», потихоньку начинала выводить его из себя. Подхватив парня под животом и перекинув его через покатое плечо, Вульфвуд двинул в помещение кондитерской. Сейчас жизненно необходимо было обработать царапины Вэша и привести его душевное равновесие хотя бы в состояние на уровень «удовлетворительно». Блонди выполнял рутину на автомате, сам же пребывал где-то в четвёртом измерении — оказавшись на чужом плече, он не сразу понял, что из рук выпал веник, и по инерции продолжил мести пустой рукой. Вэш оказался достаточно лёгким: Николасу нести его не составило ни малейшего труда. Стоило только войти в ларёк, как по тонкой крыше забарабанил мелкой щебёнкой ливень. В целом, было сухо, но случайные капельки влаги нет-нет да оказывались промозглыми брызгами на лице и открытых участках тела. В глубине кондитерской, где обычно над плюшками колдовал Тонгари, оказался видавший виды из треснутой кожи диван, а сбоку от него платяной шкаф на гнутых ножках. Николас удобно примостил голову не возникающего Вэша аккурат на продавленную большую подушку, сам же приземлился возле его груди, перед этим предусмотрительно вытащив медицинские бинты с пластырями и перекись водорода. Бутылочка уже была наполовину пуста, что совсем не удивляло при наличии регулярно чудящего в этих стенах Урагана. — Не ценишь ты себя совсем, — пропыхтел Николас, проходясь влажной от перекиси марлей бинта по свежим порезам. Тонгари едва сдержал внутренне шипение, когда узловатые пальцы прикоснулись к самой длинной царапине. — Всё произошло внезапно, — парень поджал губы. — Брось я всё так, какой-нибудь прохожий обязательно бы напоролся. И полбеды, если он просто порвёт обувь, но если поранится, и всё из-за моей халатности… — Да какой псих в такой ливень сунется на улицу, — Николас недовольно цокнул, по привычке прикусив клыком сигарету. Стоп. Сигарету?.. Боги, он ведь совсем забыл выкинуть окурок. В храме Тонгари, где каждый посетитель поклонялся выпечке, вышедшей из-под руки Вэша, был один негласный закон. Однажды Вульфвуд уже умудрился его нарушить, и после этого случая парень не разговаривал с ним три дня. Дольше просто не смог — Николас побитой псиной ошивался рядом, и в зной и даже во вьюгу, от чего в итоге пекарю стало его жаль. Мужчина на всю оставшуюся жизнь запомнил: ни шагу в кондитерскую с сигаретой в зубах. Докури, и только потом «добро пожаловать». Для него даже сделали исключение, поскольку табак был качественный и не «благоухал» мусорной наркотой — зайти можно было сразу же, не выжидая, пока аромат выветрится. Выпечка имела дурное свойство: впитывать в себя запахи окружающей среды. Николас должен был осторожничать. Поэтому, заглянув в небесное стекло глаз Вэша, мужчина очень удивился. Чужой взгляд не спускался с его дымящегося окурка, но парень не норовил как прежде провести ему лекцию о вреде здоровья. Бледные губы на мгновение скрылись под облизывающим движением языка. Вэш тихо прохрипел: — Каково это, курить? — Худые пальцы, подрагивая, медленно потянулись к его лицу. — Может, тоже, пару раз затянуться… И просто перестать думать. Смуглая медвежья лапа перехватила ладонь парня и развернула её тыльной стороной к себе. Конечно, что и требовалось доказать — порезы были и здесь, даже на костяшках. — Какие тебе сигареты, Блонди, — несмотря на свой размер, его пальцы действовали с нежностью, обрабатывая все до единой микро трещинки. — Тебя унесёт уже после первой затяжки — мои сигары крепкие. Начнёшь ещё чудить. Кто за тобой присмотрит? В глазах Вэша слабым отблеском мелькнули первые робкие смешинки. — Я уже позабыл, когда последний раз оставался в одиночестве, — парень полуприкрытым взглядом из-под пушистых ресниц наблюдал за его действиями. — Спасибо тебе, Вульфвуд. — Ой-ой, Тонгари, я ведь даже ещё не согласился! Ответом ему стал разбитый в дребезги смех Вэша. — Да, уверен, твои сигареты мне не потянуть, — Тонгари медленно оторвал корпус тела от дивана и пошатывающейся походкой направился в приёмный зал кондитерской. Николас от него не отставал. — Однако где-то здесь, по старой памяти, завалялась одна пачка подобного дерьма на чёрный день. Урагану вновь удалось его удивить. Николас и подумать не мог, что в сладком королевстве, где царит атмосфера уюта и покоя, могут скрываться такие скелеты. Вэш не выглядел тем, кто увлекался вредными привычками, даже если это было в незапамятные времена. Вульфвуд просто не мог представить. Конечно, он мало что знал о парне, однако новое предположение ветвистыми трещинами крошило все ранние представления. И даже будь Блонди в прошлом криминальным авторитетом, это что-то бы изменило? Николас отрицательно качнул головой, сглаживая внутренние противоречия. Ничего бы это не изменило. Он уже настолько увяз в Вэше, что без него представить хотя бы один день не представлялось возможным. Какая разница, что было до. Важно то, к чему стремишься сейчас. Внезапно перед тёмным взором Николаса предстала залатанная пластырями на щеке и носу мордочка Тонгари. В тонких пальцах была сжата потрёпанная старая пачка. Нашёл-таки. — Даже спрашивать не буду, как они здесь оказались, — мужчине было любопытно, однако что толку в вопросе. Не такая уж это и тайна за семью печатями, раскроется. Всему своё время. — Брат у меня есть. Раньше, когда жили здесь вместе, он часто появлялся. Этой пачке года два, не меньше, — задумчиво протянул Вэш, вытаскивая изнутри тонкую палочку. Николас отметил чёрный фильтр знакомого дизайна — сигареты оказались не из дешёвых. — Подумать только, прошло уже столько времени… — Он бросил курить? — Вульфвуд очень сомневался. Аккуратно обхватив руку парня чуть повыше запястья, чтобы не бередить раны, он потянул Вэша в сторону веранды на террасе. Курить так курить. — Не знаю, мы давно не общаемся. Вот оно. Здесь нужно быть бережнее. — Это могло быть недоразумение. Не думал, чтобы первым выйти на контакт?.. Всё мысли разом покинули Николаса в момент, когда чужие пухлые губы ласково обхватили фильтр. Ладони похлопали по глубоким карманам лавандового пуловера в поисках спичек. Которых, естественно, не оказалось. Николас хмыкнул, достал из внутреннего кармана чёрного пиджака зажигалку. Блонди уже успел обрадоваться и даже кивнуть в благодарность, наклоняясь в ожидании, когда же весёлый язычок пламени спляшет свой последний танец на краю сигареты. Как вдруг Вульфвуд мягко вытянул палочку изо рта Вэша и привычно сунул к себе в рот, при этом прикусывая клыком и придерживая на случай повторного грабежа при свете дня. Полыхнул огонёк, облизнув угольную бумагу. Николас, внезапно обнаружив кнопку, надавил на крохотный кружок, после чего глубоко затянулся. Первый пепел опал на каменную плитку. Надо же, вишня преследовала его даже здесь. Казалось, возмущению Тонгари не будет пределов, однако парень промолчал даже в этот раз. Печальные светлые глаза устремились вдаль, предаваясь воспоминаниям. Неожиданно, он продолжил: — Бесспорно, Най всегда делал всё для меня. Пусть на первый взгляд его действия казались нелогичными и порой даже абсурдными, в итоге всё заканчивалось хорошо. Уж семью он всегда ставил на первое место. Но… Знаешь, как бывает? Он постоянно что-то укрывал и недоговаривал. Я умом понимал — он не хотел меня беспокоить, да и к тому же осознавал, что я не соглашусь с его планами. Не помню как, но в один момент его скрытые поступки выползли наружу, и пошли вразрез с моим мироощущением. Для меня то, что творилось, было в корне неправильно, недопустимо. На почве умалчивания между нами год от года выстраивалась глухая стена. Ни о каком доверии не могло быть и речи. С одной стороны, он — мой брат, единственный оставшийся родной человек, но с другой… Я видел в его глазах бездушие. Он меня пугал. И хотя его действия на мне никак не отражались, мне было не по себе — были ведь люди, пострадавшие от его рук. Я предлагал ему закрыть все дела, уйти ко мне. Всего, что я имел уже тогда, хватило бы на двоих. Со скрипом, но мы выкарабкались бы чистым путём, минуя скользкие дорожки. Да кто бы только меня послушал… Отвлечённый исповедью Вэша, Вульфвуд не сразу заметил, как из его рта вновь злостно умыкнули наполовину истлевшую сигарету. Она не оказалась сильно крепкой, мужчина проверил на себе. И всё же, Тонгари он бы не давал пробовать даже это. Настолько юным и ведомым он выглядел. Стоило лишь надавить под нужным углом — и Вэш сделает всё, словно человечек, вылепленный из пластилина. Это нельзя было так оставить. Тем временем проворная рука Урагана уже собиралась пристроить окурок меж потрескавшихся губ. Николас понял — пора действовать. — Эй-эй, — его большая рука нежно перехватила чужую кисть, в который раз незаметно вытащив окурок из несопротивляющихся пальцев. — Тонгари, — голос сел на октаву ниже, превратившись в хриплый бас, когда подушечки пальцев чутко коснулись острого подбородка. Большой любовно огладил ямочку под губой. — Если ты хотел попробовать хреновую шалость на вкус, то мог просто попросить. Вэш не мигая смотрел в его почерневшие глаза. И даже через две пары солнцезащитных очков — лимонные линзы парня и собственные простые затемнённые — любовался наливающимся, словно сочные бочка яблок, румянцем чужих щёк. Вульфвуд многозначительно улыбнулся, после чего последовала глубокая, как никогда прежде томительная затяжка. — Нико… Вдобавок к щекам, пылать от смущения у Вэша начали ещё и кончики ушей. Он понимал, к чему всё идёт, и отказываться от желаемого не был намерен. Сильные смуглые пальцы перехватили его подбородок между большим и указательным, неуловимо придвигая ближе к себе. В глазах Вульфвуда водили хороводы бесы, вынудив Блонди полуприкрыть глаза, чтобы не сорваться раньше положенного. Тёмные очки Николаса зацепились ободком рамы за очки Тонгари и потянули их за собой, на середину взмокшего лба. Соблазнительные губы мужчины чуть приоткрылись, подсказывая Вэшу поступить также. Оба синхронно закрыли глаза, предаваясь чувственным ощущениям. И в следующий миг их уста легонько соприкоснулись. Рот парня наполнился ароматным дымом с вишнёвым флёром. Плавный вдох… Как вдруг парень подавился неприятным першением в горле и отскочил в сторону, чтобы не закашляться прямо в губы Вульфвуда. Согнувшись в три погибели, он нетерпеливо откашлялся, наконец избавляясь от едкого дыма в лёгких. Медвежья лапа Николаса заботливо похлопала по спине парня, пока тот старался прийти в себя. — Это было просто, — Вульфвуд снисходительно улыбнулся, вновь затягиваясь. — Хочешь ещё? — Нет уж, спасибо. Эта тема закрыта. — Сказал как отрезал. Но после минутного молчания продолжил: — Как ты это куришь?.. Это же… Невкусно! — Тут с тобой соглашусь, ароматизатор слишком навязчивый и максимально переслащённый, — Николас в согласии кивнул. Нужно было избавиться от бычка, поэтому мужчина вышел из-под растянутого тента на веранде. Дождь прекратился. — Люблю просто крепкий табак. Но тебе не стоит это пробовать. Смотри, тебя шатает даже от одной слабой сигаретки. И правда: хотя Вэш поглотил лишь небольшую порцию дыма, в поддёрнутых поволокой глазах кружились мутные мысли, чего раньше не случалось — Николас читал парня как открытую книгу. В полотне серого неба возник просвет. Косой луч тёплого солнца отразился в линзах Тонгари. Неуверенным шагом парень направился к крыльцу, но внезапно на первой же из трёх низеньких ступенек споткнулся о собственную ногу. Казалось, он пропашет многострадальным лицом вздыбленный асфальт, но не тут-то было. Вэш почувствовал сильную хватку мускулистых рук на плечах и понял, что оказался в крепких объятиях Николаса. Зарыться носом в открытую подкаченную грудь показалось наилучшим решением. Хвойный аромат окутал со всех сторон, и даже назойливый шлейф вишни уже не казался таким отвратительным. Рядом с Вульфвудом было умиротворённо. И пока мужчина не собирался его оставить, можно было постоять так чуть подольше. Николас на это лишь мягко улыбнулся и в ответ уткнулся носом в блондинистые вихры. Их «особенные отношения» не утомляли, плавно выводя на новый уровень. И ключевым понятием стало согласие Вэша.***
Открытием для мужчины стало то, что Блонди занимался не только выпечкой. В один из своих визитов он заметил на витрине поднос с карамелью на палочке. Формы были разные: и петушки, и зайчики, и лисички — одним словом, всё, что могло бы обратить на себя детский взор. Ничего необычного, но жжёный сахар светлых и тёмных оттенков притянул к себе задумчивого гостя. Заметив интерес мужчины к определённой полке, Вэш откликнулся, предварительно достав изо рта одну из конфет на палочке и сладко облизнув липкие губы: — Это оригинальный рецепт леденцов. Не та химоза вроде чупа-чупсов, что сейчас продаётся на каждом шагу, — Тонгари аж передёрнуло от воспоминаний синтетического вкуса современных сладостей. — Но если смотришь для себя, не думаю, что понравится. Ты ведь у нас не сладкоежка. А для ребятишек — самое то… Николас не помнил, когда он успел проболтаться про свою нелюбовь к приторной сладости. Однако было приятно: парень что-то знал о его вкусах. По грудной клетке разлилось приятное тепло. — Липнет к зубам, да? Прямо как в детстве, — неожиданно вспомнились те самые конфетки, которые добрые воспитатели из приюта иногда готовили для послушных детей — плавили сахар в ложке над свечкой и в конце втыкали зубочистку. Вульфвуду же, если припомнить все его шалости, ни одного такого лакомства ни разу не досталось. Выглядели, конечно, леденцы по сравнению с произведениями искусства Тонгари, совершенно непрезентабельно, но для детской ностальгии красота не была важной составляющей. — Это их единственный прокол, — в ответ хохотнул Вэш. — Давай чёртову дюжину! — Решил Николас. — Гулять так гулять! — Появились новенькие? — В высоком голосе парня слышалось удивление. Шустрыми пальцами он выбрал тринадцать самых красивых леденцов и упаковывал их в уже знакомый бумажный пакет с логотипом пекарни. На лице Николаса мелькнула снисходительная улыбка. Он вальяжно протянул: — Да не, всё по-прежнему, — Вульфвуд продолжил после небольшого молчания. — Не поверишь, но я никогда не пробовал домашних леденцов. — Как же так вышло?.. — Голубые глаза искрились любопытством. Тонгари, как обычно, вернулся за стойку, и, оперевшись на локти, уложил голову на плечо в ожидании интересной истории. А вот и ещё одна находка дня: Вэш был эмпатом — это чувствовалось в его вовлечённости в разговор, в желании помочь разобраться в чужих проблемах. Не давил. Просто интересовался, пропуская прожитое собеседником через себя. — Я сам приютский выродок, — Николас криво усмехнулся, примостившись с противоположной стороны прилавка в отзеркалившей парня позе. — Ты не выродок, глупыш, — мужчина собственными глазами на примере Вэша увидел суть фразы «улыбка сошла с лица»: уголки губ грустно опустились, бледные глаза стояли на мокром месте. — Разве выродок подкармливал бы детишек вкусненьким? Разве выродок стал бы вести волонтёрские проекты? Ты — очень сердечный человек, Нико. С ним давно не говорили в таком ласковом тоне. Слова густой горячей патокой проникали под рёбра, тёплым коконом окутывали сердце, блаженно согревали вены и томно спускались к самым кончикам пальцев. Как же давно не было так хорошо и спокойно. Не хватало только высокого светловолосого кондитера в его объятиях. И в который раз, Николас смог себе позволить немногое — своей большой пятернёй легонько взъерошить чужие выкрашенные волосы. — Спасибо, Блонди, — надтреснуто поблагодарил он. — За правду не благодарят, — высокие скулы парня окрасило тонким румянцем. — Так почему ты не пробовал леденцов?.. Рассказывать Вэшу было не сложно. И про приют, и про систему выживания в подобном месте. И даже про одиночество — когда ты вроде бы и в коллективе, но всё равно сам по себе. Школа жизни была пройдена, но своё место под солнцем ещё не найдено. Слово за словом, он вдруг замолк. Пустота возникла из ниоткуда. Даже не так — она всегда ходила за ним по пятам. Но раньше она могла высунуть свои липкие ладошки только к тому Николасу, который тонул в безнадёге. Раньше о не замечал, что воспоминания из детства отравляли его сердце печалью и душили тоской. Такая роскошь была просто непозволительна. Дыханье стало тяжелее. Плечи прошило крупной дрожью. Как в следующее мгновение мир погрузился в беспроглядную черноту — тёплая ладонь в тёмной перчатке аккуратно накрыла его усталые глаза. Шёпот на грани слышимости прорезал тишину возле ушка: — Не думай сейчас ни о чём. Мы постараемся перекрыть травмирующие воспоминания новыми. — Парень мягко выдохнул ему в губы и продолжил. — Что ты сейчас чувствуешь? — Тепло твоей руки на глазах. И запах карамели вокруг. — Тебе хорошо? — Глазам — да. Но карамель… — А если ты представишь, как делишь с другом один леденец на двоих? — Что ты… Его прервал странный звук. Звук хрустящей на зубах долгоиграющей конфеты. Николас думал, что Тонгари предложит ему половинку оставшегося леденца, но какой во всём этом смысл? В реальности у него не было человека, который пошёл бы на такое. Или же… Постойте, разве… Зарывшись в собственные думы, Вульфвуд не сразу ощутил лёгкое прикосновение к собственным губам. Ненастойчивое, оно тут же размножилось сотней бабочек, хаотично приходясь то в уголки, то во впадинки, то в арку купидона. Мужчина не шелохнулся, пока липкий слой на губах не стал осязаем. Чужие уста обхватили его нижнюю губу и нежно потянули вниз, слегка приоткрывая доступ. В жаркую глубину рта неуверенно скользнул язык гостя и приветственно очертил заинтересовавшегося Николаса. Вскоре в хитросплетениях движений кружили уже оба. Было сладко и очень влажно. До одурения чувственно и горячо. Медовую сладость слюны не всегда успевали сглатывать, поэтому вскоре вязкие прозрачные ниточки стекали с уголков губ обоих. Вкусные чмоки раздавались всё чаще, но ни один не в силах был оторваться от другого. Не Вульфвуд это восхитительное непотребство заварил, — но ему понравилось! Очень! — значит не ему и вдарять по тормозам. Как вдруг Блонди, последний раз обрисовав его нёбо тягучим движением языка, с высоким стоном отстранился. С глаз пропали нежные ладони, но они всего лишь сменили своё расположение на более выгодное — с боков от лица. Уткнувшись лоб в лоб, Вэш, всё ещё тяжело дыша после такого головокружительного поцелуя, прохрипел: — Надеюсь, теперь запах плавленого сахара не будет для тебя триггером. — О, да, — в потемневших глазах Николаса черти танцевали румбу. — Просто скажи, что хотел это сделать. — Хотел, — Вэш даже не отпирался. — Но то, что произошло сейчас, было чистой случайностью. — В другой раз подари мне поцелуй без повода. И без конфет. На прилавке оказалась знакомая пачка влажных салфеток. Тонкие пальцы споро орудовали, очищая чужое лицо от смешанной липкой слюны. Николас понял, что счастливая улыбка и зардевшиеся пуще прежнего щёки Вэша стали для него зелёным светом.