Ловушка для змейки

      Йорет разглядывал этого… это безобразие, осмелившееся заявиться к нему в лагерь, и с трудом гасил подступающую ярость. Губернатор Дератто решил таким образом показать клану, насколько он презирает Старших?       Безобразие было мелким, тощим, и от него просто смердило магией. Кроме того, как только Йорет увидел его, у него тут же зарябило в глазах. Голубая курточка на красной подкладке, расшитая серебром, штаны из глянцевой кожи, обтягивающие бёдра безобразия так, что казалось вот-вот лопнут по швам, множество каких-то цепочек, браслетов, украшений. Ну точно — детская погремушка, которую Йорет как-то видел на ярмарке. Гремящая, звенящая, увитая ленточками.       Добавить к этому торчащие во все стороны чёрные волосы и совершенно наглые глаза в цвет дурацкой курточки и можно сразу сказать — Дератто ополоумел, раз решился прислать сюда такое. Напоминает ему, что Йорет — младенец и ему требуются погремушки? Или это намёк на звериную половину Старшего? Мол все коты падки на шуршащее и юркое. Да ещё и вдобавок этот парень маг. Ну точно издевается губернатор.       Сначала хотел просто велеть прихлопнуть без лишних разговоров, по-тихому. Но когда наглющие глаза поднялись к лицу Йорета без всякого почтения, разозлился ещё больше и не отказал себе в удовольствии полюбоваться страхом на мордочке безобразия, когда озвучил приказ вслух.       Посчитав, что времени потратил достаточно, Йорет развернулся и пошёл прочь, кипя от гнева на идиота-губернатора, позволившего себе такую выходку. Вызов, можно сказать. Что ж, вызов — так вызов. Дорого ему обойдётся шутка со Старшими.       И вдруг резко остановился, и даже, похоже, подавился воздухом от возмущения, потому что услышал за спиной полный отчаянной дерзости голос.       — Котёнок! Или как там у вас? Шен-о? Я не посол! Да обернись ты и послушай!       Йорет мог бы вышибить дух из безобразия немедленно, одним прыжком и одним движением. Это посмело назвать его котёнком, шен-о — традиционным обращением взрослого воина шенни к молодняку. Но несколько мгновений Йорет не мог даже выдохнуть от ярости. А ярости эта погремушка точно недостойна.       Поэтому он дождался, пока багровая волна отступит, и только потом повернулся. Медленно он приблизился к наглецу и тихо спросил:       — Не посол? Просто слабоумный бродячий шут, который заблудился? Отбился от своего цирка? Так это тебе не поможет. Скорбные умишком жизни недостойны.       — Я — подарок, — заявило безобразие, вздёрнув острый подбородок.       — Что?        Я — подарок вождю клана прославленных в сражениях воинов-шенни.       С трудом сдерживаясь, чтобы не лопнуть от злости и одновременно не расхохотаться в голос, Йорет сощурил глаза и наклонился ниже, нависнув горой над мелким паразитом.       — Если пожрать, — прошептал он зловеще, — Так ты слишком тощий. Если в качестве развлечения — так мы шутов не держим. Если меня потешить лично, то не думаю, что ты хорошо будешь смотреться на верёвочках. И недолго. Быстро утеха закончится. А я люблю, когда игрушки дёргаются долго.       — Меня называют Змейкой, — сказал парень и вроде даже приосанился, будто бы это что-то должно было значить для Йорета. — И я могу подарить тебе удовольствия, о которых ты даже не слыхал.       — А-а-а, — протянул Йорет с издёвкой. — Губернатор прислал мне шлюху? Вот уж удивил так удивил. Я думал, мозгов у него побольше всё-таки. И что предел оскорблениям уже выбран. Я — шенни, и то, что мне надо, я возьму сам. А после такого я приду в Рёханнос и перетрахаю всех знатных шлюх города, включая самого Дератто. А потом развешаю на деревьях вдоль всех дорог с вывернутыми наружу кишками.       Погремушка вскинул узкие ладони и зазвенел торопливо:       — Ничуть не сомневаюсь. Но, помилуй, нет речи об оскорблении. Я — лучший любовник на всех островах Шендо. И губернатор выбрал меня исключительно чтобы показать, насколько он уважает вождя Йорета. Знаешь, сколько он заплатил мне за эту работу? О… Ему придётся, наверное, год отказывать в удовольствиях лично себе.       Йорет слушал этот звон и думал о том, что ошибся. Оскорбить его желал не губернатор, а этот вот безумец, который уже наговорил достаточно для того, чтобы отказать ему в милости быстрой смерти. При этом только потому, что так сильно боялся смерти быстрой.       — Какую только чушь не несут люди перед тем как их убьют, — вздохнул Йорет. — Признавайся, Погремушка, ты идиот?       — Я идиот, — кивнул парень со всей серьёзностью. — Но это не отменяет того, что я — лучший любовник на островах.       А он забавен. Даже перед угрозой неминуемой расправы готов отстаивать свои… сомнительные достоинства. Цепляется за любую ниточку, чтобы спасти свою тощую задницу. Точнее готов подставить свою тощую задницу, чтобы избежать расправы. Точно — идиот.       — То есть ты понял, что подохнешь тут и решил от отчаяния предложить мне себя? — спокойно спросил его Йорет. — Если выбросить всю ту нелепую ерунду, которую ты наплёл?       — Всегда восхищался способностью улавливать самую суть вопроса, — пробормотал парень. — Да. Подыхать уж очень неохота. Не люблю я этого.       — Правда? — Йорет улыбнулся, и Погремушка поёжился, приметив эту улыбку.       Погремушка. Ну раз уж Йорет дал ему имя, Йорет может и поиграть немножко.       — Что ж, я дам тебе шанс пожить ещё немного. До утра. Обслужишь этой ночью всех желающих. Сейчас растянем тебя поудобнее. И правда, раз уж Дератто прислал тебя, не пропадать же добру.       Парень склонил голову, словно думая о чём-то. Потом вскинул её и неожиданно звонким и чётким голосом сказал:       — Ладно. Не самый худший конец для известного развратника, так ведь? Хоть развлекусь напоследок с этакими-то красавцами. Я бы конечно предпочёл тебя, вождь, на тех же условиях, разумеется, но понимаю… Груз ответственности, бессонные ночи. Немудрено и ослабнуть раньше положенного. А так и клан доволен будет, и ты сможешь насладиться зрелищем. Даже может передёрнуть получится разок.       Смелость достойна уважения. Даже если это смелость слабоумного. Решил подохнуть гордо, стало быть, когда понял, что не отвертеться. А вот немыслимая дерзость, обвинение вождя в мужской несостоятельности, да ещё и прилюдно… А главное — попытка перехитрить того, кто уже взял тебя за горло. Требует отдельного наказания. А прикончить всегда успеется. Тем более, что паршивец в чём-то своего добился — вызвал интерес. Йорет только надеялся, что новая игрушка выдержит его излюбленные развлечения хотя бы до исхода ночи.       — Ну, Погремушка, ты сам себя перехитрил, — ровным голосом сказал Йорет. — Предпочёл бы меня, значит? Ох, как же ты ошибся с выбором. Но да будет так.       В своём шатре Йорет развалился на тюфяках, а Погремушку оставил пока мяться у входа. Смотрел на него и размышлял, как бы извлечь из неожиданного и слегка навязанного развлечения максимум удовольствия. Парень смазлив. Если бы не дурацкая одежда и все эти висюльки… Отмыть, переодеть. Худоват, можно сказать хрупок, ну да силы у Йорета на двоих хватит.       Впрочем, о чём тут думать. Орут они все одинаково. Пока голос не сорван. Есть те, что орать начинают от пары плетей, а есть такие, что крошат зубы до последнего — терпят. Но не до конца. Никогда не до конца. Этот верещать будет сразу, только тронь. Явно избалован и изнежен. Вон ручки, как у девицы — пальцы холёные, тонкие. Зато самомнения выше головы. Встречали таких. Покорности от них добиться раз плюнуть. Оскалься только, и всё — готовы в ногах валяться. Но настоящего огня нет, сколько не высекай искру. Высекай — хорошее слово.       Погремушка под взглядом шенни не смущался. Ну и то хорошо. Жеманства Йорет бы не потерпел.       Неожиданно парень сделал несколько шагов вперёд и плавно и очень грациозно опустился на колени. Поднял свои голубые — голубые ведь? — глазищи и тихо сказал:       — Позволена ли мне будет просьба, господин?       Йорету стало любопытно и слегка даже приятно. Так правильно смотрелся на коленях этот мальчишка, так, как будто был рождён для этого.       — Валяй. Но если хочешь чем-то оттянуть неизбежное…       — Ни в коем случае, господин. Позволь мне помыться, прошу тебя. А после я покорно приму всё, что ты для меня приготовил. Это не займёт много времени. Пожалуйста.       Помыться? Он хочет помыться? Йорет, не веря услышанному, покачал головой. Хотя, может, по какой-нибудь вере Погремушки ему помирать грязным нельзя. Всякое же бывает у людей.       — Ванну велишь нагреть? — хмуро спросил Йорет.       — Было бы неплохо, — парень улыбнулся и чуть прикусил пухлую нижнюю губу. — Но сойдёт и ручей какой-нибудь.       — Сойдёт, говоришь… Ну пошли, раз так, — Йорет легко поднялся и направился к выходу.       Минуя Погремушку, поморщился. Магия, чтоб её. Только вот этот запах не отмоешь, а жаль.       Йорет привёл своего пленника туда, где обычно мылся сам — там изгиб довольно глубокого ручья образовывал небольшую тихую бухточку с достаточно ровным и не илистым дном. А от лагеря бухточку укрывали заросли густого кустарника. Отчего-то не хотелось, чтобы его воины пялились на Погремушку. Вождь не любит делиться даже зрелищем. Ну раз уж хоть и ненадолго взял себе. Значит — его. И нечего глаза таращить. Если что к утру останется — пусть тогда и любуются.       — Ну? — поторопил Йорет, когда Погремушка встал на берегу.       Взгляд, брошенный искоса, показался ему чуть более допустимого дерзким. Вот ведь паршивец. Может и поторопился Йорет с выводами — парень крепче, чем кажется. Но тем интереснее.       Голубая курточка легла на песок. Затем там же оказался серебристый дублет из тонко выделанной кожи.       — Вот разве можно в таком оперении по лесу порхать, — проворчал Йорет. — Голубой для любого зверя виден, как свет в окошке ночью. И для лучников цель отменная.       Погремушка повернул голову и холодно переспросил:       — Голубой?       — Ну да, — растерялся вдруг Йорет.       — Бирюзовый, — оскорблённо выдохнул парень и, как-то очень ловко поведя плечами, скинул с себя рубашку.       Скинул? Нет. Йорет мог бы поклясться, что белая тонкая рубашонка скользнула с плеч медленно, слишком медленно. Магия? Иначе было не объяснить, почему такое простое действие заставляет неотрывно пялиться на открывающуюся золотистую кожу. Погремушка меж тем быстро расстегнул ремень с ножнами, в которых скрывался весьма неплохой охотничий нож — уж это Йорет приметил ещё только когда увидел парня.       — И зачем тебе такое оружие, а, мажонок?       — Маникюр делать, — равнодушно отозвался Погремушка, стягивая сапоги.       И тоже очень ловко. Красиво даже.       Когда снимались кожаные штаны, Йорет решил помолчать.       Хрупкость Погремушки оказалась обманкой. Да, мелкий, да, тощий. Но под как будто нагретой солнцем кожей отчётливо выступали небольшие, но явно тренированные мышцы. И движения были ловкими, текучими. Может оказаться, что и длинный нож на поясе не для того, чтобы ноготки чистить. Да и задница была приятной на вид — подтянутой, с ямочками под поясницей.       Йорет облизнул губы, которые вдруг стали сохнуть. Ночь может оказаться горячее, чем он даже думал. Пожалуй, стоит поосаживать зверя в себе и не слишком давать ему резвиться. Взять то, что так нагло предложили, а уж потом наиграться. Ну или совместить попробовать…       Парень плескался в ручье так, словно был один. Фыркал, чуть повизгивал, когда поднятые волны поднимались выше бёдер — к паху.       Йорет пристально следил за игрой мускулов на его спине и за водой, что обласкивала тело. Нет, поганец не мылся — он танцевал. И явно танцевал для него — Йорета. Словно и не думал о том, что наутро для него всё закончится. Не фальшивил чувством — уж что-что, а фальшь шенни чуял сразу. Беспечный идиот? Или всё-таки настолько стоек духом?       — Вылезай, — велел Йорет. — На остаток жизни не намоешься.       Погремушка медленно вышел, раздвигая крепкими бёдрами воду, и Йорет против воли сглотнул. Ну хорош всё-таки. Без тряпок своих шутовских — хорош.       А почему?.. Волосы в паху паршивца были выбриты, оставлена только узкая дорожка на лобке. И там же на лобке, рядом с этой аккуратной дорожкой, вилась татуировка в виде изящной змейки. Хвостом она игриво обвивала основание члена, а головой заползала на начало бедра. Совсем там с ума посходили людишки.       В собственных штанах стало как-то тесновато.       Парень протянул руку к одежде, потом неуверенно отдёрнул её и взглянул на Йорета.       — Можно? Одеться?       — Штаны надень, и хватит, — буркнул Йорет.       Ещё не хватало и в шатре смотреть на магию сползающих рубашек. Но вот на змею стоит взглянуть пристальнее. Тонкая работа, красивый рисунок…       Как только переступили порог шатра, Погремушка тут же снова оказался на коленях. Спина прямая, руки в замке сзади, взгляд опущен вниз. Вышколен кем-то, видать… И от этой мысли что-то неприятно царапнуло внутри. Йорет знал за собой эту странность — жаден был к своему, пусть даже и временно своему. Жаден до одури, до слепой ярости. Котёнком был — бросался убивать за посягательства на то, что считал своим.       — Могу узнать, что господину угодно сделать со мной? — голос Погремушки прогнал его мысли прочь.       И голос-то другой. Шёлковый, скользящий. Змейка. Вот только у каждой змейки и жало имеется.       — Штаны сними.       Обошёл по кругу, разглядывая золотистое подтянутое тело, а взгляд так и тянулся к татуировке. И тело не дрогнуло ни единым мускулом под взглядом. Покорное. Такое покорное.       — Сам как думаешь? Есть мысли? — Йорет положил руку на затылок Змейки. Да, всё-таки Змейка. — Пожелания, может быть?       — Только исполнять твои приказы, господин.       Паршивец. Где, спрашивается, дрожащий голос, подёргивание плеч в ожидании кошмара? Ни тени страха, течёт голос, завораживает.       — Тогда будешь исполнять, — Йорет сгрёб волосы в кулак, оттянул голову назад, чтобы заглянуть в голубые — тьфу ты, пропасть — бирюзовые глаза.       Страха не увидел. Зарождающийся, наплывающий туман желания увидел. Скосил глаза — внизу недвусмысленно пытался скинуть с себя змеиный хвостик наливающийся член. Вот это уже новости.       — Там на мешках плеть. Принеси и подай.       Йорет сел на тюфяки, вытянул ноги и полюбовался тем, как легко Змейка поднимается с колен, проходит к углу со сваленным барахлом, и не приседает, а наклоняется, демонстрируя крепкий зад во всей красе. И даже чуть подвиливает им? Возвращается, снова на колени, плеть в вытянутых руках протягивает. Суровую, со стальными нитями в плетиве. С тройным жалом из задубевшей, и оттого бритвенно острой кожей на конце. При умелой работе мясо с костей летит. Почему эту взял? Ну не мог же знать, что принёс бы лёгкую игрушку, отправился бы за этой?       Да учат их там что ли? Ага, залезать в ночные фантазии юного шенни, который когда-то именно так и представлял себе как будет главой клана, а красивые рабы из ненавистных магов сами будут умолять о боли от руки господина. Только захваченные рабы всё больше визжали, как свиньи от ужаса, и только на верёвочках могли потешить своего хозяина. Подвешенный не будет отползать и заливать соплями и слюнями полы.       — А вставать с колен кто позволил? — почти ласково укорил Йорет. — Приказа не было, так бы и полз.       — Прости, господин, я не так догадлив, — Змейка низко опустил голову, но вытянутые ладонями вверх руки, на которых лежало подношение, даже не дрожали.       Вынослив.       — Я заслужил наказание.       Уже не голос — шелест. Шорох скользящей в сухой листве змеи.       — Именно, — согласился Йорет, уже даже в голове ощущая удары крови, идущие от паха.       Этот Змейка, кто бы он ни был, как будто сейчас оживлял все грёзы шенни. Все его проклятые, сводящие с ума грёзы.       — Послушный, — протянул Йорет, поглаживая щёку парня подушечкой большого пальца. — И кричишь наверное так же сладко, как говоришь. Проверим?       Губы захватили палец в плен, втянули в горячий влажный рот. Язык прошёлся от основания до подушечки, острые зубки чуть прикусили самый кончик и выпустили.       — Как угодно господину.       Хотел было привязать к несущей опоре шатра, стянуть руки, чтобы обхватывали столб, но шальная мысль проверить так ли вынослив и покорен мажонок, не дала сделать этого.       Выдержит — в живых оставлю.       И удивился сам себе. Признаться себе в том, что поганец таки может добиться своего — не так-то просто. Но было отчего-то просто.       Велел встать на грубо сколоченный стол на четвереньки. Спинку пощадим, там мякоти меньше, а вот задница ответит за всё. За дерзость, за хитрость, за змейку на лобке и за то, что Йорет думает сейчас о том, как прогнать зверя, и просто отыметь эту бесстыдно выставленную золотистую задницу, позабыв о том, что совсем недавно хотел убивать мажонка медленно и мучительно.       — Орать можешь, дёргаться можешь, но отползать не смей, — прошептал Йорет, наклонившись над Змейкой.       — Как угодно господину.       Сдвинется хоть на локоть — прикончу.       Не удержался. Куснул за ягодицу. От стона — сохрани Гоар, сладострастного — озверел от желания. Покусал ещё. И выпрямился, разворачивая плеть.       Мог плетью незаметно снять овода с конского уха, мог разорвать плоть до кости одним точным ударом с протяжкой. Никогда рука не была неверной. И сейчас ударом сильным, до мгновенно вспухшего багрового рубца, вырвал первый вопль, но знал, что жало даже не коснулось кожи, не захлестнуло ненароком нежный прогиб поясницы или бок. Не хотел калечить. Наказать хотел. Крики слышать — хотел. И чтобы выполнял приказ оставаться на месте — больше всего хотел.       Расцветали лиловые, сочащиеся капельками крови змеи рубцов, мажонок рыдал в голос, подвывал, кусал свои сцепленные под головой руки, вертел задом. Но не сдвинулся. Дышал тяжело, но ровно, держал дыхание.       Йорет снова навис над ним, подул на затылок и вдруг ощутил, как истерзанный зад Змейки жмётся к его паху, трётся об него, наверняка причиняя себе невероятную боль.       Чуть не выронил плеть, выругался.       — Слезай! — рявкнул, злясь на себя.       Залитое слезами лицо, искусанные губы, но снова на коленях и снова плечи ровные.       — Господин желает, чтобы я удовлетворил его?       Господин желает. Господин сдохнет сам, если его не удовлетворить — слово-то какое — немедленно.       И приказывать не надо. Руки мажонка потянулись к поясу штанов. А за ними и лицо к паху. И умелый рот, и ласковый язык. И мир полетел куда-то за Предел. А вместе со всем миром и всё, что казалось правильным до этого.       От этих слишком умелых, почти невыносимых ласк голова звенела и мыслей не осталось совсем. Только одна — Змейка принадлежит мне. Навсегда. Насовсем. Моё. Зверь ожил в Йорете, но не для того, чтобы убить. Чтобы забрать своё окончательно. Оттащил за волосы от себя, толкнул в сторону тюфяков. Змейка без заминки оказался так, как и положено, сверкая вскинутым расцвеченным поркой задом. Раздвинул ноги и промычал что-то одобрительное.       Одобряет, значит. Йорет прикрыл глаза, выдохнул сквозь сцепленные зубы и позволил зверю явить себя.       Тело под ним билось и извивалось, но не для того, чтобы избежать, отползти — нет. Податься навстречу, принять как можно глубже, сильнее, резче. И в гортанных стонах не было страдания — была страсть. Наслаждение. И болью, в том числе. Зверь не удивился. Зверь знал, что так и надо. Так оно и должно быть. Тот, кто принадлежит, примет всё, что зверь хочет отдать. Думал ли Йорет, когда зверь вогнал клыки в как нарочно подставленный загривок? Йорет содрогался, изливаясь в тело Змейки, впившись зубами в плоть, закрепляя право обладания. За зверем.       Утро вползло в шатёр на мягких лапах. Йорет открыл глаза, как всегда с первым его шагом. Скосил глаза на уткнувшуюся мордой в подушку встрёпанную голову.       — Как там тебя… Змейка!       — М? Убивать пора? Может ещё поспим?       — Живи, паршивец, — Йорет улыбался. Ему было хорошо. — Проваливай, пока я не передумал. И Дератто передай, чтобы он пошёл и удавился сам. Не будет переговоров. А доберусь до него — и его не будет.       Змейка потянулся, зевнул широко и пробурчал, сползая с тюфяков.       — И целоваться на прощание мы, пожалуй, не будем, да? Ладно-ладно, можешь даже не провожать меня. Ты был великолепен, котёнок. Но вот кусаться… Я не против укусов, но вот последний был слишком свирепым. Ну от страсти чего не сделаешь. И да, совет дам, лучше всё-таки во время порки руки связывать. Еле удержался, чтобы не подставить. Но я — человек опытный, а мало ли кто будет — пальцы порвёшь.       — Рискуешь вот сейчас, Погремушка, — лениво отозвался Йорет.       Учить он ещё вздумал. Неужто не понимает, что не играл с ним шенни?       А если не играл, то что он с ним делал? Да ладно, ерунда. Чего гадать. Было и забыли. Пусть проваливает зад лечить.