We?

Во мраке загорается мимолетная вспышка зажигалки. Она заставляет невольно поднести руку к поднимающемуся беззвучному огоньку. Пальцы обжигает. Огонек слегка колышется от дуновений прохладного ветра. Он ерошит волосы на голове так, что они хаотично падают на глаза. Тонкая кисть, оплетенная золотыми часами, тянется за потертой пачкой сигарет с большими чёрными буквами camel. Неловкими движениями длинные окольцованные пальцы выхватывают из коробка одну сигарету. Антон подносит ее к зажигалке и чиркает так, чтобы вновь озарить свое лицо мерцающей вспышкой. Сигарета загорается и оказывается зажатой губами, слегка обветрившимися и холодными. Антон тяжело делает глубокую затяжку и выдыхает в звездное небо, окутанное темным покрывалом. С бесконечным простором перед собой и мерцающими звездами над головой, дым медленно взмывает в воздух, создавая невидимые узоры на ночном небе. И в этом мире, где время словно замедляется, каждая тяга сигареты открывает новые грани мышления, даря неожиданные откровения. В тишине ночи, когда земля замирает, открывается величие и бесконечность космоса. Подняв глаза к бездонной черноте, Антон ощущает свою ничтожность перед величественным мирозданием. Сотни, тысячи звезд, словно алмазные огни, разбросанные на чернильной ткани небесного свода, манят своим загадочным блеском. Наблюдая за ночным небом, Антон видит планеты, блуждающие среди звезд, словно странники в бескрайнем просторе. В этих просторах Антон на мгновение может забыть обо всем и погрузиться в размышления о вечном. О том, что каждый день непрошено возникает в голове, как только он остается наедине с собой. У каждой звезды, как и у человека, есть своя история, свой путь и своя судьба. И, глядя на них, он задумывается о своей роли в этом невероятном вихре жизни. Это небо — окно в бесконечность, приглашение к путешествию сквозь пространство и время. Границы размыты, рамки уничтожены, а правила стерты. Оно напоминает о том, что ты всего лишь маленькая часть чего-то намного большего и неизведанного. И о том, насколько же ничтожно то, что тревожит тебя день за днем. Небо ночи подталкивает к смирению перед величием вселенной и наполняет сердце благоговением перед загадками космоса. Под ночным небом, Антон находит убежище на крыше офиса после тяжелого рабочего дня. Сегодня было три мотора историй, после съемок которых Антон всегда чувствует себя выжатым и до невозможности уставшим. Эта приятная вязкая усталость растекается по всему телу, окутывая шелковым пледом с ног до головы. Хочется просидеть здесь всю ночь, выкуривая сигареты и думая обо всем, и в то же время абсолютно ни о чем. Хочется сидеть и бесконечно молчать, молчать, молчать. Мысли сливаются с легким шумом ветра и звездами. Изумрудные глаза, словно звезды в этой ночи, сияют ярко, а колышущийся дым сигареты словно пишет воздушные поэмы о внутреннем спокойствии. В воздухе летают невидимые эльфы и играют тихие мелодии на арфах. Каждая затяжка сигареты под лунным светом оставляет незабываемый след в этой ночи, напоминая, что иногда даже самое незамысловатое действие может преобразить обыденность в трогательную гармонию размышлений и свободы. Свободы от всего и от всех, кроме одного единственного человека, который построил себе целый хрустальный дворец в голове Антона и обжился там основательно и надолго. Воздвиг изящные готические колонны с узорами из тонких сплетений нервов. За спиной послышался скрип открывающейся металлической двери. Ее открыл кто-то, кто очень старался не потревожить, не спугнуть и не нарушить воцарившуюся гармонию этого места. Так тихо и размеренно ступать, еле дыша, едва подавая признаки жизни рядом с Антоном мог только один человек. Только одному человеку было дозволено все и даже больше, даже то, о чем обычно не говорят и обычно не обсуждают. Все это случилось негласно и произошло только потому, что иначе никак. Не твердая холодная рука так по-знакомому привычно ложится на плечо, что тело замирает, покрываясь крошечными песчинками мурашек. Арсений садится рядом с Антоном и смотрит глазами пронзительно и пытливо. И даже если бы все, что Антон прожил, оказалось дежавю, он бы остановился на этих задумчивых, дерзких и туманных, словно серое небо после ливня, глазах. Лазоревые, как зеркало неподвижного озера. Глубокие, как океан, в момент перед закатом. Ледяные бриллианты в водах морей. Сотни ночных дорог напомнят его глаза, скрывающие глубины, которые невозможно осмыслить. Его глаза как небесная тёмная субстанция, которая не может быть постигнута. Как небо считает звёзды, когда они появляются на горизонте, оставляя причудливые и блестящие созвездия, сравнимые с радужкой на зрачках. И Антон тонет в этом бездонном озере, но на помощь не зовет, да и едва ли кто-нибудь смог бы помочь. Спасение утопающих — дело рук самих утопающих. А если утопающий не хочет спастись? — Как ты, Антон? Смотрит изучающе, но ответа не требует. Ему едва ли нужен этот ответ, это скорее попытка завести диалог ни о чем, чтобы не молчать. Молчание мучительно, оно изводит гораздо сильнее любых слов. — Тяжело, устал, впрочем, как и всегда. Арсений смотрел в глаза Антона и не мог отвести взгляда. Сверкающие изумруды в бликах луны на усыпанном звездами небе. Глаза Антона смотрели в ответ. Такие неискушенные, малахитовые, словно лесной оазис. Арсений всматривался в эти зрачки, чтобы разглядеть в них что-то новое, что не видел прежде, хоть и изучил в них все настолько детально, что мог узнать из миллиарда. Меняющиеся оттенки от изумрудно-зелëного до глубокого морского цвета. Эти глаза излучали загадочное свечение, словно светлячки в тёмном лесу. Как кометы падают в небе, его глаза — звездный прах. Как морские глубины, где никто не может увидеть, что находится под водой. Как ночная тень в дневном свете, поглощающая всё, что находится в его пределах. И Арсения поглотило бесповоротно. — А ты, Арс? — А я кайфанул, тоже устал конечно, но это второстепенно. По-моему, первые съемки в этом году прошли отлично. Не думаешь? — Да, мне тоже так кажется. И тишина. Тишина всепоглощающая. Говорить не о чем. Говорить ни о чем и не хочется. В этом мире шума и спешки, тишина — как оазис, где можно укрыться на какое-то время. Пусть вокруг бурлит жизнь, звучат громкие слова, но здесь всегда есть только ты и он. Она позволяет утонуть в себе, приводит к ощущению безмятежности. Трещание сверчков, шелест листьев, дуновение прохладного ветра. Она зажигает томительное ощущение тревоги и спокойствия. Тишина дает возможность услышать себя. И Антон слышит, как в его голове возникает целый рой вопросов, которые неумолимо просят ответа. Но не спрашивает. Только ложится на холодную поверхность крыши и направляет взгляд на мрачное небо, выдыхая клубы сизого дыма. Сигарета заканчивается, догорает, оставляя в воздухе обугленные пылинки. Антон ловким движением руки выкидывает окурок вниз и вновь ложится на спину, вальяжно закидывая ногу на ногу, кладя руки за голову. Арсений неосознанно повторяет, ложась рядом. И снова тишина. И небо. Величественное зрелище с бесконечным морем светящихся слез, каждая из которых — это далекий мир, сияющий своим светом сквозь пространство и время. Звезды мерцают, словно драгоценные камни в танце вечности, тихом и непрерывном. Созвездия рисуют мифы и легенды в небесах замерзшие. — Что такое «мы»? Арсений прерывает воцарившееся спокойствие. Он обращает взгляд томных внимательных глаз на Антона, пододвигаясь ближе, ожидая ответа. Он не морщится как только ощущает прокуренное дыхание, привык. Только продолжает ждать, вглядываясь в изумруды напротив. Этот вопрос Антона не сбивает. Он и сам давно мучается этим вопросом. Но смятение охватывает внезапно, подобно вспышке молнии и медленно нарастает словно прилив, затапливающий берега сознания. Сердце начинает биться быстрее, сбиваясь с привычного ему ритма. — Мы — вечность. Может ли быть иначе? Могло ли когда-либо быть иначе? Больше слова не нужны. Глаза говорят за себя, выдают все, что творится в душе. Взгляд Арсения загорается тем огнем, которым он загорается только для Антона и только из-за Антона. В его глазах кометы взрываются и сверкают. Он смотрит так пристально, словно жаждал услышать именно это. Словно знал, что услышит именно это. Он плавно пододвигается еще ближе, вплотную, сокращая расстояние до неприличного минимума. Так близко, душно и липко. Его глаза начинают хаотично бегать по лицу Антона. Он не торопится, наслаждаясь томительным ожиданием Антона. Дыхание в унисон, сердце из груди вырывается, между губами — пропасть. У Арсения словно глаза пеленой застилаются, срывая все предохранители. Мгновение, и, прикрыв глаза, он касается своими губами губ Антона. В тот момент мир вокруг исчезает, перестает быть. Антон чувствует улыбку Арсения через поцелуй и перестает ощущать что-либо еще, кроме его влажных губ. Ощущение только друг друга, сладость и горечь, боль и страсть. Квинтэссенция чувств. Поцелуй вязкий, плавный и неторопливый. Хочется прожить этот момент, остаться в нем навечно. Руки Антона медленными, незамысловатыми движениями скользят вдоль фигуры, полностью ему отдавшейся. Изящные движения губ, наполненные страстным страхом в осязании плоти, всячески дополняют друг друга, раскрывая новые грани. Антона внезапно обдает ледяным осознанием того, насколько глубоко он погряз в пучине лазоревого озера. Ему не выбраться ни за что. Он ощутил, что вместо крови в нем течет северный ледовитый океан. Осколки сердца безжалостно плавятся и догорают от каждого прикосновения Арсения. От каждого раза, когда Антон ощущает его влажный язык во рту. От каждого раза, когда он чувствует его неровное сердцебиение. Арсений не может сделать ни вдоха, но оторваться он не имеет сил. Он больше не властен над собой. Все, что он может — раствориться в Антоне. В душе Арсения настоящий хаос посреди пустоши. Он чувствует, как Антон липкими требовательными губами оставляет гематомы на легких, а на месте каждого поцелуя вырастают завядшие цветы. Он чувствует, что Антон его личный наркотик, на который он подсел сильнее, чем когда-либо мог предположить. И этот наркотик гораздо приятнее, но при этом гораздо опаснее, чем любое другое вещество. С ним горькая страсть окутывает с ног до головы, без него невыносимая боль накрывает, безжалостно раня своими лезвиями. Арсений отрывается от Антона и смотрит вызывающе, мерцающие блики танцуют в серых глазах. Он спокойно и нежно касается руки Антона, поглаживая кисть большим пальцем. Как будто это все, что когда-либо имело значение в его жизни. Как будто это та самая точка, с которой начнется отсчет времени назад. Жмется ближе, рвано дышит, сглатывает слюну и молчит. Но в этом молчании — все. Все слова, которые и произносить смысла вовсе нет. — Арс, я не хочу, чтобы это заканчивалось. Я тобой зависим. Признает свой проигрыш. Признает, что проиграл, даже не начав бороться. Признает, что уже переступил через всевозможные законы и шаблоны. Шепотом, чтобы никто не услышал. Словно кто-то может проникнуть сюда и услышать то, что можно доверить только Арсению. Фонари уже давно погасли, оставив все в полутьме. На улице полночь, тусклый мутный месяц освещает их лица, а прохладный воздух ворошит волосы. Ветер пронзительно проникает сквозь тела, вызывая ледяные мурашки. Эта ночь — время, когда мир погружается в мягкую темноту, а звезды раскрывают свое величие на бескрайнем небосводе. Время, когда природа приходит к жизни в ином свете, когда тени становятся более глубокими, звуки видоизменяются, а сердце теряет прежнюю защищенность, оголяется. Под покровом ночи, звезды, мерцающие на небесном своде, зажигаются светлячками в бесконечном космическом вальсе. Время, когда сердца бьются в унисон, словно две бабочки порхают тонкими изящными крыльями, создавая мелодию чувств. — Антон, мы будем жить вечно. Как минимум в одном сердце. Арсений почему-то внемлет Антону и отвечает тем же робким шепотом. Если кто-то услышит — это конец. Хотя конец наступил уже давно. И он неизбежен. Такая откровенность доводит до больного экстаза. Арсений больше не отдает себе отчета. Его руки охватывает легкий тремор, а сердце и вправду вырывается из грудной клетки. — Как минимум — в двух, Арс. Воспламенение, вспышка, взрыв. Все тело обдает леденящими нотками любви. Эти четыре слова звучат как приглашение к чему-то сокровенному, к чему-то абсолютно незаконному и интимному. К бесконечности. К вечному существованию во вселенной без ощущения собственной материи, вырываясь за границы человеческого понимания. Звезды мерцают и слепят, каждая из них — маленькое магическое окно в неизведанные миры. И вот, два ничтожно маленьких элемента, делящих жизнь на двоих, лежат под небом одной мрачной ночью, укутанные лунным светом, словно одеялом из мерцающих звезд. Антон ощущает, что возникнувшее чувство волнительной свободы заставляет всю боль притупиться, стать незначительной, когда Арсений рядом трепетно сжимает его руку и смотрит на него этим особенным, неизведанным, влекущим взглядом. Он осознает, что нет, и никогда не было в этой вселенной чего-то более важного, чем чувство, которое овладело им в данный момент. Могло ли вообще быть?