Joyeux Pâques!

Когда Пьеру предложили отпраздновать пасху во второй раз, ведь католическая уже прошла, тот, по началу, замялся. Можно ли так? Франция едва не славилась верностью Папе Римскому, когда-то. Но, порассуждав совсем немного, Пьер пришел к выводу, что раз и православные, и католики — христиане, ничего страшного в этом нет. Проводить пасху не у себя дома или, хотя бы не в своей стране было непривычно, но ради Александра, который с таким энтузиазмом предлагал Пьеру подобную авантюру, он был готов смириться и разок перетерпеть. Как оказалось, русские тоже красят яйца, и едят выпечку, но не особо привычную французу — в его родной стране они никогда не ели куличи, хотя те, на деле, оказались вполне неплохими, правда довольно сладкими, некоторые даже приторными, но де Сенье рассудил, что подобное — дело привычки, коей у Пьера нет, потому что ни в одном из регионов Франции куличи, или хотя бы что-то на них похожее, не едят. Наверное. Когда он правда интересовался традициями регионов, никто не ел куличи. А еще русские, почему-то, вместо пальмовых ветвей освящают вербные веточки, и, кажется, раньше красили яйца только в красный, и у них не принята сказка про пасхального кролика, и они не сжигают рождественские ели. И много-много иных отличий, к которым Пьера никто не готовил. Ему оставалось лишь неловко усмехнуться и попытаться смириться. Но отсутствие детей, ищущих яйца, оставленные пасхальным кроликом напрягало. Куда русские девают своих детей? Отсутствие шоколадных кроликов и яиц смущало Пьера сильнее всего вышеперечисленного, даже несуществование пасхального кролика для русских детей. ♡ — Итак, — начинает Александр, пересчитывая куличи и яйца в корзинке. — Вроде все взяли. Ну, пойдем? — он улыбается мягко, а Пьер треплет его темные кудри, лишь кивая в ответ. Погода сегодня удачна, точно специально ради пасхи готова придержать дожди и лишний холод, маю, конечно, не особо характерный, но возможный. Александр выглядит счастливым, Пьер мягко улыбается ему, непринужденно рассказывает что-то, получая такие же непринужденные рассказы в ответ, а вокруг них много людей, идущих с семьей и друзьями. И, вроде как, только-только пробило одиннадцать часов, а народу уж столько. Пьер задается вполне естественным вопросом, но озвучить не рискует — отвечает сам себе, предполагая, что дело в либо традициях, либо менталитете. Ведь от второго тоже много чего зависит, правда? Золотые купола ловко отражают свет, слово у них даже есть выбор в том, что делать с греющими солнечными лучами, и отблески почти слепят, завораживают. Александр говорит что-то о том, что церковь в закатных лучах еще прекраснее, а Сенье лишь согласно кивает, будто и впрямь знает, как те выглядят. Но то, что красиво для Александра, точно-точно заслуживает внимания — подобное проверено опытным путем, потому что Саше мало что нравится искренне, мало что заслуживает его восхищенного вздоха и жажды запечатлеть. Неужто каждая культурная столица настолько категорична? Хотя Марсель, кажется, особо не заморачивается, когда выбирает красивые для него вещи. Отходя от вопросов красоты — они почти добрались до церкви, и Пьер впервой уточняет, для чего все это, получая ответ простой и, на деле, довольно ожидаемый — «осветить еду, конечно же». Хорошо, в этом их пасхальные традиции сходятся, за что де Сенье тихонько благодарит то ли Господа, то ли православную церковь. Сам процесс оказывается быстрым и ничуть не утомительным — возможно, дело в приятной компании рядом, а может в небольшом, но различии самого ритуала —Пьеру уж безразлична причина, потому что оба крайне довольны своей работой, возвращаются домой радостные и под такие же несвязные разговоры, с меняющейся темой каждые две минуты. — Ну как тебе? — внезапно вопрошает Александр, внимательно глядя на Пьера. — А? В каком смысле, mon cher? — переспрашивает Сенье, недопонимающе глядя на Романова в ответ. — Я, конечно, не сильно углублялся в католические традиции на Пасху, но разве процесс освящения у вас проходит так же? — О, ты про это, — Пьер замолкает на несколько мгновений, впадая в раздумья, а после спеша ответить — Примерно так же, как у вас. Но меня удивило количество людей в… такую рань? Нет, конечно, французы тоже не особо тянут с освящением, но у вас и впрямь многие идут святить куличи и яйца в одно время. Это что-то из православных традиций? — Пьер, — Александр сейчас звучит крайне серьезно, и Сенье хочет извиниться за вопрос, однако, не успевает. — Все зависит от того, когда открывается ближайшая церковь… В плане, никому не захочется стоять днем на солнцепеке, потому, если есть возможность, люди идут либо пораньше утром, либо к вечеру. Сенье чувствует себя неловко, а Романов лишь смеется, не сильно стукая его по плечу. — Ах, все ясно. Кажется, все намного проще, чем я успел предположить, ха-ха… Впрочем, уже неважно! ♡ В воскресенье, в которое, судя по словам Александра, православные едят куличи и яйца, Пьера ждала едва не пытка. Как он предполагал поначалу. Сложность заключалась скорее в том, что для Пьера этот день был обычен, для Александра же воскресенье являлось праздничным днем, по крайней мере сегодня. — Христос Воскрес! Проснулся наконец? — раздается заместо привычного «доброе утро», и Пьер лишь глядит вопросительно, не сразу соображая. Однако, после до него доходит, и он торопится ответить: — Воистину воскрес! Доброго утра, mon amour. — Доброго-доброго. Ну, пойдем же скорее. — воодушевленно начинает Саша, торопя де Сенье, наконец, встать. — Куда? — с опаской вопрошает француз, таки лениво поднимаясь с кровати. Если у русских есть традиция с утра пораньше идти куда-то, Пьер точно-точно никогда более не согласится праздновать пасху в православных традициях. — Пробовать куличи, конечно же. Кухня встречает Пьера неловко накрытым столом с тремя небольшими куличами (Уже разрезанными на части!) и цветными яйцами. Выглядит почти привычно, за исключением кулича заместо иной выпечки, более традиционной для Франции. Александр мягко улыбается, кивает на куличи мол "пробуй", и Пьер послушно берет одну из частей, предвкушающе пробуя. Сладко, если пробовать глазурь вместе с тестом даже приторно, но в целом неплохо. Похоже на что-то из французских блюд, на что именно Сенье так и не скажет. Он выглядит крайне сосредоточенным, а Александр молчит, не решаясь помешать его рассуждениям насчет вкуса. На кухне виснет тишина, после прерывающаяся по инициативе таки Романова, который не сдерживается, вопрошая наконец: — Ну как? Нравится? — он воодушевлен, несомненно ждет высшей оценки, глядит на Сенье выжидающе, торопит и без лишних слов — подобное кажется едва не детским. — Вполне. Возможно, немного приторно, но не так ужасно, как могло бы быть. — Ты сомневался в том, что куличи вкусные? — Нисколько. Пьер смеется, Саша вслед за ним, заключая Сенье в объятия — слабые и неловкие, после разделяя с ним завтрак куличами. Православная пасха все ещё кажется Пьеру совершенно чужой, но он соврет, если скажет, что не счастлив. Провести два дня с Александром было хорошо, очень даже — он доволен каждой минутой, что находился в его компании, и Романов его чувства, кажется, разделяет. В груди несомненно становится теплее. — Joyeux Pâques, Саша. И знаешь… — неспешно начинает француз, побуждая Александра обернуться на него удивленно. — Что такое? — В следующем году ты будешь праздновать со мной католическую пасху.