в четыре утра с сигаретой в руках

Время четыре часа утра. Может, больше. Сеул ещё спит, а солнце уже начинает показываться на горизонте, но всё ещё холодно. Этот апрель вышел особенно холодным, честно говоря. В некоторых домах, даже учитывая мерзлоту, отключили отопление. Парни лежат на диване, укрывшись тонким пледом. Он не греет их вовсе; скомкан где-то в ногах. Но Сону всё равно жарко в крепких объятиях Рики. Друзья Нишимуры недаром говорили: "Когда спишь с Рики, вы не лежите рядом. Вы становитесь одним целым". Младший целует Кима в шею, что-то шепчет и хнычет, не получая от того должного внимания. А Сону всё смотрит свою сопливую дораму. — Сону. - Шепчет Нишимура, сползая выше. - Пошли на балкон. Курить хочу, пиздец просто. — В прошлом часу же ходили. - Злится в ответ старший, но всё же свешивает ноги с дивана и напяливает старую кофту Рики: растянутую, пропахшую никотином, больше него размера на три, но всё же любимую. Кожа мгновенно покрывается мурашками, когда соприкасается с ледяным воздухом. Сону вдыхает поглубже и опирается о перила, смотря куда-то в небо. Нишимура тем временем нетерпеливо достаёт из кармана смятую полупустую пачку сигарет, поджигает один конец и запускает в лёгкие горький дым. Киму всегда не нравилась зависимость его парня. Не хотелось бы, чтобы к тридцати годам подох от рака лёгких. — Делись. - Не сдерживается Сону, и младший послушно подносит к его рту сигарету. - Вишёвые? Опять? Не надоело? — А тебе чудо с малиной не надоело? - Дразнит. - Мне нравятся вишнёвые, вообще-то. — Ой-ой-ой. - Ким закатывает глаза и складывает руки крестом на груди. Рики сипло смеётся и целует того в щёку несколько раз, искупляя вину. Сону, к слову, обижаться долго не умеет. Тем более на него. Сам лезет целоваться, кусает до покраснений губы и жмёт к стене. Нишимура не сопротивляется, зная, что днём такой тактильности не дождётся. — Рики. - Отстранившись и едва отдышавшись щебечет старший. - Я резко так жить захотел, знаешь. — Мне не снится? Это точно мой Ким Сону? - Снова смеётся, притягивая своего парня к себе за талию. - Вечно заспанный, нервный, злой, желающий прыгнуть с многоэтажки или моста, м? — Ким Сону принадлежит тебе. И заспанный, и злой. И мёртвый тоже. Смерть - не причина расставаться, вообще-то. Не сбежишь, даже если сдохнешь. Не пробуй. — Живу для тебя, дорогой. — Не зови так меня. Старший прижимается к груди Рики: там, где сердце стучит. Оно заполнено им целиком и полностью, и Сону об этом знает, поэтому бережно сохраняет его. А если случайно уколит - заклеит пластырем с надписью "a dead cat", потому что другие закончились, и будет целовать это место до тех пор, пока рана не затянется. А если случайно оно разобьётся - полюбит за двоих и осколками выложит слова "my love" на рёбрах Нишимуры. А Рики будет тихо любить его, ласкать ночью, и смотреть рядом сопливые дорамы, выслушивая недовольства старшего по поводу сюжета и главных героев. Ничего понимать Рики не будет, и пытаться понять тоже ему незачем. Он будет оставлять красные следы на шее Сону, обнимать и изучать его тело, даже если уже знает его на сто один процент. Рики подарит Сону на тридцать первый день рождения нож в розовом чехле, оголит шею и позволит забрать себя, чтобы точно умереть в один день и не обмануть друг друга. Поехавшие. Бесспорно. Но пока существуют "они", весь мир вокруг не будет иметь веса. Если "они" исчезнут, весь мир обрушится лавиной из крепких булыжников на хрупкие плечи, ломая их и выбивая из груди сердце, вдоль и поперёк заклеенное пластырями с надписью "a dead cat". Другие закончились. Пол пятого. Поздно. Пора спать.