С первого слова

Пиздец может произойти в жизни в любой момент. Те случаи, когда в солнечный летний день, сопровождаемый чириканьем птичек и ярких лучей ближайшей звезды, на одной из трасс города разбивается легковушка счастливой семьи, оставляя дитятко без ближайшей крови. А может тот случай, когда обычная вечерняя прогулка прерывается ножом под ребром в тёмном переулке, куда затащил какой-то мутный силуэт, и не ясно для каких целей. Всё это происходит слишком резко. Как в древней рукописи чернила на полуслове оставляли жирную кляксу, испортив бумаги, так и прерывается людская жизнь в неожиданный момент. Эта история не имеет плохого конца, потому что предугадать его невозможно. Имеет лишь один мутный финал, где писатель заменил испачканный пергамент новым и переписал весь прошлый текст. А та клякса не была концом жизни – это только чёрная точка, после которой жизнь продолжается, но с заметным пятном на весь лист. *** Питерская жизнь не была настолько светлой, как думали туристы. Здесь больше походил образ Достоевского с его тёмными представлениями прошлой столицы. Только здесь вечно не представлялись мучения в мелкой коморке, а ходила вполне себе существующая жизнь с редкими дырками, но и на это можно было закрыть глаза – не так важно. Серым был город только на вид. Именно это и угнетало. Хотя студент это явно не тот человек, что видел всю чернушность жизни, хотя более чем приближён к этому – сейчас тот возраст, где стоило бы ему прыгать из клуба в клуб и распивать алкоголь где-то за зданием, где свет не попадает. Но он предпочёл совсем иную дорогу, посещая занятия в университете. Счастливым человеком не был, скорее обычным. Здесь никто деньгами похвастаться не мог, но жизнь с матерью не была настолько ужасной, как могло показаться. На хлеб денег хватало и на мелкие хотелки с подработки тоже. Перед лицом всегда мелькала широкая спина, что стояла всегда горой, а стоило сделать шаг назад, так можно было опереться на защитное плечо. Близкий друг тоже имелся и его одного вполне хватало. Не то чтобы студент имел низкий статус, из-за чего с ним никто не общался – скорее наоборот. Руслан с ними не общался. Он имел хорошую репутацию в университете: тот, кто списать даст и ничего не скажет, кто прикроет перед классным руководителем, кто будет за любую активность, только в меру. Все эти люди казались парню скучными и тупыми. Ему с ними не по пути. Те скорее подохнут на никому не известной улице от передоза, а может чего-то и добьются. Но Руслана это мало волновало. Один Даня его зацепил, хотя подумать только: он даже не учится в его университете. А может вообще нигде не учится – Тушенцов мало что про него знал. Познакомились как-то размыто на какой-то тусовке пару месяцев назад, где Руслан вообще не планировал оказаться, но каким-то боком уже сидел в чужой квартире и молча попивал лимонад, оглядывая толпу тёмными глазами – идиоты. В тот вечер к нему приклеивался много кто, пытаясь разговорить, но Руслан их мягко отшивал, после чего те сразу удалялись. А когда какой-то парень, не сильно выделяющийся из всей этой толпы, хотя рыжие пряди притягивали взгляд только на мгновение, подсел к нему и после просьбы "свалить" не сдвинулся с места, то Руслан подолгу изучал его, пока оба сами неосознанно начали обсуждать всех людей, находящихся в этой квартире, закончив тем, что от таких только деградировать. Даня, как тогда представился, впихнул ему свой номер телефона и обещал позвонить для "просвещения". На следующее утро так и сделал, разбудив раньше будильника, после чего Руслан послал неизвестного абонента на детородный орган, а затем и его послали в то же направление. Так и завязался диалог. Новый друг оказался противоположностью Тушенцова, если это слово вообще хоть что-то значило в описании человека. Если судить по нутру, то был куда активнее. Рассказывал всякие истории своего буянства со школы, а про дальнейшую жизнь молчал. Оказалось, что он и музыкой занимался, хотя писал типичные дорожки для других исполнителей, а сам пока не притронулся к созданию собственного альбома. Кашин давал только пару раз прослушивать его работы, но и этого хватило, чтобы Тушенцов подметил его талант. И музыка, пожалуй, была той точкой, с которой Руслан пытался хоть духовно как-то узнать своего нового знакомого, но Даня всё также оставался мутной картиной, которая ещё и была прикрыта слоем пыли. Но время с ним проводить было прекрасно. Да и весь Кашин в целом был прекрасным. Пожалуй именно вечера проведённые с ним, как-то незаметно подвели красную нить от сердца к другому, хоть Руслан был уверен, что это только лишь временная симпатия, учитывая то, что Даня любого цеплял собой. Но чем чаще они виделись, тем чаще Тушенцов покидал стены дома, подолгу проводя время с Кашиным даже тогда, когда тот работал. Главное его не выгоняли, а остальное не важно. Сидя где-то рядом, Руслан мог с большим интересом изучать чужое лицо: ресницы эти светлые, веснушки различные, глаза непонятно какого цвета, губы тонкие, на которых чаще всего держался обзор. И парень никогда себе не отказывал в фантазии, где прикоснётся к этим губам своими, пробуя на вкус чужую реакцию. Конечно, там он всегда отвечал и брал на себя всё, притягивая в объятия – как иначе. Представлял всё это без смущения, потому что в глупость "а вдруг он умеет читать мысли?" никогда не верил. Конечно, рассказывать о своих чувствах он не собирался, представляя несколько сценариев, как Кашин ему лицо разобьёт, но и обычных недель, дней, часов, минут и, конечно, секунд вполне себе хватало на пластырь, прикрывающий влюблённое сердце. Серая картина жизни приобрела немного бронзовый оттенок, отмечая существование красок, но и этого было достаточного для принятия этого скучного города в объятия жизни. Нога неожиданно врезалась во что-то твёрдое, из-за чего парень полетел вперёд, с трудом удержавшись на ногах, чтобы не упасть в снег. Руслан оглянулся назад, пытаясь хоть что-то разглядеть на этой тёмной улице, и с трудом заприметил большой камушек, который будто специально сюда кинули посередине улицы. Мысли о рыжем парне незаметно оторвали его от реальности – стоило бы быть аккуратней. И стоило бы послать к чертям сегодняшние дополнительные и свалить пораньше домой, хотя явно он бы не успел до наступления темноты. Особенно в зимнее время. Сейчас бы заказать такси, да только телефон отрубился от холода. Руслану и самому хотелось здесь отрубиться, потому что объёмная куртка не спасала от мороза, а до остановки ему ещё минут десять. Нормально, не умрёт. Видимость была мелкая, но и луны хватало, чтобы разбирать дорогу. Тушенцов шмыгнул носом, отрываясь от просмотра камня и продолжил свой путь, смотря под ноги. Он даже подумывал бросить эту учёбу, а после знакомства с Даней вообще захотелось уйти в музыку. Возможно, он когда-нибудь так и сделает. Но пока это слишком резкое желание, чтобы всё так менять. — Эй, мальчуган! – тишину прорезает чей-то охрипший мужской голос, который раздался откуда-то справа. Руслан как-то рефлекторно останавливается, хотя хотелось бы продолжить свой путь. Медленно поднимает голову и смотрит в сторону мужского силуэта, который махает ему рукой, что, мол, "я тут стою". Сзади него открыта дверь подъезда, откуда сочится свет на улицу, освещая контур мужчины, а рядом с ним машина с открытым багажником. "Стоит как маньяк. Точно зарежет" – мелькает в мыслях парня, но он стоит на месте, ожидая дальнейших слов с уст этого неизвестного. — Поди-ка сюда. Тут помочь надо, – машет он. — Не, дядь. Мне домой. Сам как-нибудь справляйся, – фыркает Руслан и уже хочет сделать шаг, но мужчина его опережает – сам идёт к нему. Между ними одна узкая дорога и если бы сейчас тело не замерло как статуя, то Тушенцов с лёгкостью бы оторвался, не обращая внимания на объёмную куртку и портфель, прежде чем мужчина пройдёт дорогу. Но Руслан просто стоит, наблюдая за тем, как мужчина харкает куда-то в снег по дороге к нему, а затем закидывает свою массивную руку ему на плечо, таща обратно, где стоял минуту назад. — Да хуй там, а не дело! – начинает неизвестный. – Мне тут коробки надо перетащить в квартиру, а они тяжёлые. Там у меня мать больная лежит, так что чтобы дело не затянулось, ты то мне и поможешь. Наконец-то тяжёлая рука исчезает с плеча, когда они останавливаются у машины. Руслан переводит хмурый взгляд с наглого мужчины на содержимое багажника. Лицо расслабляется, когда он там вправду замечает коробки, хотя ожидалось увидеть типичный сет какого-нибудь охотника. Но почему-то в груди и в голове трещало какое-то едкое чувство беспокойства. Что лучше он уж сейчас пошлёт мужчину и даже не будет задумываться о какой-то больной матери, чем поможет этому "непонятно кому". В итоге он глушит предчувствие какого-то плохого завершения этой ситуации, стирает из головы картинки, где он уже лежит мёртвый в мешке и тянется к рюкзаку, снимая с плеч. Руслан кидает его рядом с машиной, не задумываясь о снеге, потому что в багажник этого странного типа запихивать не хотелось. Он хватает первую попавшуюся коробку и тихо охает от тяжести, пытаясь двумя руками нормально удержать. — Самое тяжёлое взял, – хмыкает мужчина и сам поднимает коробку. – Поднимайся на второй этаж, четвёртая квартира. Руслан вообще не понимает почему его не спросили о согласии, а сразу потащили помочь. Не понимает почему в груди опять начинает тяжело давить, когда он вступил в подъезд, а в ноздри сразу ударил едкий перегар и запах сигарет. Не понимает что вообще здесь забыл, когда оказался в квартире неизвестного. Время перевалило за семь вечера, мать дома ждёт, а он тут какому-то мужику помогает. Блестяще, Руслан. — Куда это? – спрашивает он, когда мужчина заходит в квартиру за ним. — Пошли покажу. И обходит парня, следуя по какому-то коридору, а Тушенцову ничего не остаётся кроме как идти за ним. По дороге он отмечает, что квартира в состоянии необходимого ремонта. Стены тусклые и жёлтые у самого пола с виднеющимися дырками. Пол скрипит после каждого шага и Руслан думает как бы было охуенно, если бы мужчина сейчас провалился со своим то массивным видом. Он прячет мелкую улыбку и осматривается, когда они заходят явно в спальню. Как же здесь всё мерзко. От одного вида прожившей явно какую-то войну комнаты, мысли вновь возвращаются в кровавое русло. Какой-то запах ползёт в ноздрях, оседая где-то во рту и Тушенцов неосознанно отпускает коробку, зажав рукой нос. После падения слышится какой-то треск, но вид перед собой цепляет больше чем какая-то коробка явно хрупкого содержания. Ладно уж вид – типичная квартира в уголках Питера, но запах... Здесь что тело какое-то гниёт? — Ну что ты, – резко подаёт голос мужчина, аккуратно опустив коробку на пол. – Сломал любимый сервиз моей матери. Руслан поднимает свои тёмные глаза на мужчину и непонимающе наблюдает за его реакцией: он не зол. Почему-то улыбается и только сейчас Тушенцов осознает в какой пиздец его занесло. — Ебаный ты фрик, – необдуманно кидает он. – Ебись со своими коробками сам, а я пошёл. И срывается с места, врезавшись плечом об дверной косяк, но это движение не останавливает. Руслан слышит сзади тяжёлые шаги, после чего его хватают за плечо, разворачивая к себе. В голову прилетает тяжёлый кулак и Тушенцов проклинает себя за своё физическое строение, что сейчас в виде тела падает на пол, дергаясь из стороны в сторону, пытаясь улизнуть от мужских рук. — Мерзость! Пусти блять! – кричит парень, удачно попав кулаков в чужой глаз. Мужчина рычит, но сразу приходит в себя, закрыв крупной ладонью рот Тушенцова. Второй же рукой продолжает бить куда попало, чтобы тело под ним не брыкалось. — Смелый какой. Чё также пищать будешь, когда нож у горла будет? – мужчина смеётся, когда Руслан резко замирает, смотря испуганными глазами на своего насильника. Серьёзно? Его здесь убьют по его же тупости? Не такого конца своей жизни представлял Тушенцов. Как же там мать без него будет, как горевать будет, если узнает. А как отреагирует Кашин? Почему-то Руслан надеется, что тот найдёт этого насильника и придушит собственными руками. Даня же именно это и сделает. Ведь так? Тело от ударов ужасно болит и ноет. Сейчас ноги дёргаются слабо, скользя по полу и в итоге замирают от бессилия. Противник ему попался не по уровню. Телом больше и массивней и как ему с таким телосложением сопротивляться. Сейчас Руслан думает только о том начнутся ли его тики прежде, чем его убьют в этой грязной квартире. Мужчина наконец убирает руку со рта, чтобы занести над чужой головой и оставить обжигающую оплеуху. Он даже не даёт сделать короткий вдох, как хватает за подбородок, поднимая голову к своему лицу. — Ну-ну. Что ты так сразу поник. Я же тебя не убивать собрался, – сладко произносит мужчина, будто пытаясь этим успокоить парня, но тот явно не собирался сейчас сиять от этой новости. Руслан хмурит брови и убирает резко от себя мужскую руку, вглядываясь в чужую физиономию. — Ну и какого хуя ты меня сюда завёл? – хрипит он от боли в рёбрах. Ответом ему служит многозначительный взгляд и рука, которая скользит к шее, подцепив замок на куртке. Молния скользит вниз, открыв вид на белую рубашку, которая прилипла к телу из-за пота. Осознание чужих действий бьёт в голову красным маяком, но сил хватает только на мелкий толчок в сторону от насильника. И то его хватают за щиколотку, притягивая обратно. — Ну как можно было отказать себе от юного тела. Лицом ты симпатичный, а глазки эти... – параллельно словам, мужчина расстегивает чужие облегающие джинсы, помяв перед этим в ладонях манящие бёдра. – Шёл себе в темноте. Точно ёбыря искал, ведь так? — Чё ты несёшь, сукин ты сын? – Руслану мерзко всё это слушать. Он опять начинает извиваться, и видимо зря, потому что по лицу прилетает более сильный удар, и из горла нехотя вырывается крик боли. Нос повредили, а может и разбили, потому что кровь начала течь по лицу, скатываясь в рот. Резкая боль отвлекает на приличное количество времени, за которое мужчина успевает стянуть чужие джинсы вместе с бельём. Грубые ладони поглаживают гладкую кожу, местами больно сжимая, чтобы остались следы, напоминавшие о дне этого позора. — Блять, уёбище, лучше бы убил... – булькает себе под нос Руслан, ненавидя себя в этот момент. Глаза начинают неприятно щипать и в итоге в уголках глаз собираются мелкие слезинки, то-ли от этого унижения, то-ли от боли во всём теле. — А когда я тебя выебу, ты также будешь языком необдуманно вертеть? – улыбка, что сияла на этом мерзком лице весь вечер, исчезла резко и мужчина на коленях отстранился немного назад, не убирая рук с чужих ног. – Посмотри какие ножки. – И в бедро прилетает шлепок, от которого Руслан дёргается, закусив губу, чтобы не издать лишних звуков. Он чувствует, как его ноги резко расставляют в стороны, явно обходя прелюдии, и Тушенцов пытается их сомкнуть друг с другом, прикрываясь от этого чудовища. У того, видимо, терпение закончилось. Мужчина больше не пытается раздвинуть чужие ноги. Он хватает за левую щиколотку, вытягивая в воздух и поворачивает в своих массивных ладонях – вывих. Руслан воет, как какой-то страдающий грешник в аду и вырывает ногу из чужих рук, на момент пожалев от резкости, притягивая к груди колено. Теперь боль из носа перетекла в ногу и слёзы рефлекторно скатились по красным щекам. — Блять какая же ты тварь.. Надеюсь загниёшь в этой квартире к херам! – Тушенцов уже лепечет всё подряд. У него откровенная истерика. Голова давно перестала работать и мыслей адекватных вообще не осталось. Он перестаёт осознавать реальность, не замечает, как мужчина всё же разводит чужие ноги и даже не думает поддержать левую, доставляя большую боль. Руслан пытается отвлечься на что-то. Не думать ни о чём. Прикрывает глаза сильно. Хочет, чтобы те полопались и он никогда не увидел этого ебыря, себя в отражении зеркала и реакцию матери. А как бы отреагировал его друг? Бросил бы его? Нет, это же Даня. Ему со всеми скучно. Со всеми, кроме Руслана. Резкая боль рушит все частички выстроившихся мыслей и что-то против воли Тушенцова заставляет его опустить взгляд вниз. Боже, его насилуют... Как его жизнь до этого дошла. Глаза цепляются за крупную головку чужого члена, что без подготовки пытается скользнуть в горячее нутро. От неприятных ощущений Руслан начинает кататься по полу и выть с новой силой, когда повреждённая нога вновь касалась пола и приносила ужасную нагрузку ко всей прочей боли. Резкий удар прошёл по рёбрам и Тушенцов молился, чтобы послышавшийся следом треск не значил сломанную кость. — Такой хороший на вид, но такая непослушная сука! Не рыпайся, а то череп проломлю, – рычит мужчина в самое ухо и давит ладонью на горло, прерывая доступ кислорода в лёгкие. Очередная угроза пролетает мимо ушей, но Руслан перестаёт двигаться скорее по причине того, что пытается убрать чужую руку со своего горла. Да и движения с членом внутри доставляли ещё больше боли, когда стенки неприятно растягивались. Мужская рука с горла исчезает, но после первого глотка воздуха, выходит из горла крик из-за новой и более сильной волны боли, чем все предыдущие – мужчина толкнулся до упора, раздирая внутренность до крови. И именно красной жидкости хватает для того, чтобы он сразу начал вбиваться в это соблазнительное тело, царапая чужие ягодицы. Тошнота ползёт к горлу, но Тушенцов сдерживает себя. Хочется побиться головой об пол, чтобы его вырубило моментально, или же на крайний случай откусить себе язык и захлебнуться от собственной же крови, но, видимо, физической нагрузки ему хватает, чтобы тело не выдержало попытку сохранения разума. Задница саднит от деревянного пола и горит от резких и сильных толчков. Без подготовки ожидаемо слышатся мерзкие влажные звуки. Боль от вхождения крупного органа прошибает всё тело одним большим синяком и мутная картина грязного потолка исчезает в темноте сознания. *** Недокуренная сигарета летит в снег, прячась в белом цвете. Светлые глаза даже не смотрят за её направлением, а сразу переходят на здание приличного вида. Даня хлопает дверью машины и опирается об неё. Час назад, или около того, он зашёл к своему другу в квартиру, не выдержав недельного игнорирования звонков и сообщений, но неожиданно его встретил не Тушенцов с объяснениями, а его мать с поникшим видом. Женщина сначала обрадовалась, что Даня возможно пришёл вместе с сыном, но какого же было удивление двоих, что они оба не знают где Руслан. Даня женщину, конечно, успокоил и пообещал найти друга, сам не понимая как это должен сделать. Тот буквально пропал. Статус в вк известил о посещении аккаунта неделю назад – как раз в тот день, когда Руслан и исчез. Значит что-то случилось. Обычно тот сразу заходил в сеть или отвечал на звонки, когда Даня хотел просто поговорить, а сейчас нулевая реакция. И Кашин соврал бы, если бы сказал, что не переживает. Понравился ему Руслан. Засел отчего-то в сердце и сейчас в этом самом органе горело желание найти своего друга и окутать не только теплом, но и своими вопросами. Даня и не вспомнит, когда в его голове засел Тушенцов и прилип неотрывно к мыслям, но и не важно это становилось, когда после занятий Руслан находил время, чтобы заглянуть к нему в студию. Кашин тогда честно не понимал почему этот уставший студент с огромными синяками под глазами тратил время не на какие-то дела, а на посиделки рядом с Даней за обсуждением всего и подбором битов. Но это грело душу ужасно. Иногда Кашин думал, что он скоро сгорит от всех этих чувств, но горело здесь только его сердце и лицо. А сейчас без желанного человека рядом, нутро превратилось в какую-то холодную и серую улицу Питера. Даня все сделает, лишь бы ощутить Руслана рядом. Хоть со статусом друга, но рядом. Даже если он... Кашин материт себя от ужасных мыслей и отрывается от двери машины, направляясь к своей студии. Сейчас не самое время здесь быть, но его дёрнул неожиданно знакомый, который также работает здесь. Не связно как-то проговорил тихо, что его дружок тут сидит, и этого хватило, чтобы Кашин вырубил звонок и поспешил собираться. Очень интересно было послушать что же случилось с Русланом и почему он припёрся именно в его студию, а не домой. Коридор рядом с его студией встречает мертвенной тишиной и Даня даже думает не наврали ли ему, потому что если так, то он кому-то точно шею свернёт. Но мысль эта отпадает, как только он проворачивает ключи в двери и заходит в помещение, осматриваясь. Здесь стоит темнота, но неоновые светодиоды освещают неплохо устроенное рабочее место. Взгляд сразу цепляется за знакомую фигуру, которая сидит на диване, сцепив руки в замок на коленях. Кашин автоматически улыбается, скидывает с себя куртку, отбросив на спинку дивана и садится рядом с Тушенцовым, пытаясь хоть что-то нормально разглядеть в его лице. — Ничего сказать не хочешь? – тишину Даня не выдерживает и сам решает начать диалог, встав, чтобы включить свет и сесть обратно. Лица чужого Кашин не видит, потому что тот сидел с опущенной головой в одной мертвенной позе. Будто застыл гипсовой статуей и забыл что организм способен на физические действия. Это Даню до неприятного ощущения в груди напрягает, но он всё же не выдерживает. Тянется руками к чужому лицу, обхватив за щёки и поднимает щенячьи глаза на себя, которые сейчас какие-то неживые. Весь Руслан не живой. Бледный, с более заметными мешками под глазами, чем бывают после посиделок их ночных, а он в добавок ещё и учится, какой-то пластырь на носу, а губы все сухие и местами даже разбитые. От этого вида возникают сотни вопросов, но все они останутся без ответа, пока Тушенцов смотрит будто сквозь него. — Что за пиздец с тобой случился за эту неделю? – Даня с дрожью в пальцах ведёт руками по щекам, мягко поглаживая, поднимает ко лбу, поправив неряшливые волосы, а реакции ноль. Ответа никакого не следует за вопросом и Дане хочется выть. Где его друг похуист, которого заткнуть практически невозможно. Да он бы сейчас здесь сидел и рассказывал про день, за который много чего произошло в университете. А сейчас просто ничего. — Почему ты сюда пришёл? – Даня немного думает и опускает руки на спину Тушенцова, притянув голову парня к себе на плечо. – Мать за тебя волнуется. При упоминании родителя, Руслана пробивает осознание и он поднимает голову вверх, чтобы посмотреть глаза в глаза. — Матери только не говори ничего, – хрипит он низким голосом и обратно возвращает свою голову на чужое плечо. Эта ситуация немного начинает раздражать Даню: его друг не заявлял о своём существовании неделю, пришёл с побитым лицом, ничего не рассказывает, так ещё и мать потревожил. Кашин резко отрывает от себя парня, хватая крепко за плечи и сразу убирает руки, когда Руслан дёргается, отсев немного назад. — Бля Русь, это уже не смешно. Ты же знаешь, что можешь мне довериться. Кажется, слова эти ни на грамм не убеждают и Даня уже думает отцепиться от и так измученного парня, потому что "захочет – расскажет", но Руслан неожиданно заговаривает: — У тебя есть что-то новое по битам? Хочу послушать, – и смотрит своими щенячьими глазками, будто Кашин откажет, хотя тот всегда только за. Рыжий мелко кивает и поднимается с дивана, направляясь к своему рабочему месту и останавливается на полпути, когда не слышит шагов за спиной. Смотрит на Руслана непрерывно, а тот только в этот момент "просыпается". Хватается за подлокотник дивана и встаёт с трудом. Одна нога его хромает, но Тушенцов идёт уверенно, занимая своё место – Кашин купил ему кресло, когда Руслан стал чаще бывать у него на студии. Даня хмурится, не припоминая момента, когда студент повредил ногу, но всё же садится рядом на своё место, перед этим вновь выключив свет – оба любили работать в темноте. Пока включает компьютер и смотрит на загрузку монитора, Руслан укладывает свою голову на чужое плечо, а Даня пытается разглядеть чужую ногу, насколько позволяет положение света. Благо скинни джинсы и короткие белые носки позволяют разглядеть на щиколотке бинты. Это больше походит на вывих – скорее всего под марлей какая-то мазь. И где это он так? Кашин отрывается от разглядывания левой ноги, потому что в груди всё больше и больше давит какой-то злостью и вряд ли это нацелено на Руслана. Парень отвлекает себя подбором последнего проекта, включая ту дорожку битов, которая за всю неделю вышла наиболее удачной, сам про себя усмехаясь, как, наверное, они странно выглядят со стороны. Их положение хорошо бы смотрелось на природе под музыку, ласкающую уши, но им слушать резкие звуки нравилось куда больше. Непонятно сколько минут прошло, после того как Кашин демонстрировал свои работы и даже включил те, которые уже вышли в свет, но он сразу же убрал руку от мышки, когда почувствовал что-то мокрое на своём плече. Он отрывается от монитора и смотрит на тёмную макушку. Тот никаких звуков не издаёт, но явно плачет. — Дань, знаешь как странно всё произошло. Это ведь сериал какой-то, а не жизнь, – тихо начинает Руслан, положив руку себе на живот. Тот точно сейчас скручивается от неприятных воспоминаний. – Жил себе спокойно и... и бац! На последнем междометии голос дрогнул, выбравшись в воздух со всхлипом и горьким смешком. — Я прошу тебя только матери моей не говори, – голос чужой настолько тихий, что Кашин с трудом разбирает слова, поэтому тянется приостановить лишний звук в комнате, прислушиваясь к чужим рваным вздохам. Руслан свою левую руку перемещает на плечо Дани, хватаясь мизинцем и безымянным пальцем немного за шею. Голова его скользит немного и упирается лбом о крепкое плечо, пропитывая слезами теперь и это место. – Она же не выдержит... Не выдержит. Честно говоря, Даня немного растерян: сейчас его друг совсем другой. Он вообще не похож на Руслана, с которым он виделся около десяти дней назад. Между ними никогда не было откровенностей и подобных ситуаций, где кто-то плакал, а сейчас когда этот момент настал, Кашин просто застыл. Стало больно за человека, к которому он не равнодушен – видеть эти слёзы было невозможно. Даня губы поджимает и разворачивается в кресле к Тушенцову, из-за чего тот оторвался от чужого плеча, смотря мокрыми и блестящими от слёз глазами на своего друга. — Боже, Руслан... – сердце почему-то сжимается, будто пытается исчезнуть, чтобы не делать себе больно от одного лишь вида на Руслана. Его Руслана. – Что же... Закончить свой вопрос Кашин не успевает, потому что Тушенцов его опережает, стирая слёзы с лица рукавом спортивки: — Меня... – Руслан замолкает, боясь произнести это слово. Хотя чего он должен боятся. Это же его самый близкий друг. Даня ничего не скажет, ничего не подумает. Это же Даня. – Меня изнасиловали. Картина того вечера, похоже, вновь проявляются в сознании парня, потому что тот снова задыхается от заложенного носа и дышит через рот, пытаясь нормализовать мысли и забивает хер на эти слёзы. А Кашин сам замирает, пытаясь осознать реальность этих слов. Он, конечно, знал какова картина настоящей России, но чтобы эта чернушность коснулась Руслана... С его любимым человеком случилось ужасное и он даже не знал. Только спустя неделю. Зелёные глаза скользят по всему телу напротив и только тогда Даня осознаёт, что с его другом произошло. Как зверски издевались над его телом, если нос сломали, а нога вывихнута. Он же, блять, этого не заслужил. Никто не заслужил. — Я пытался осмыслить, что испорчен. Что произошло это со мной. И я в итоге это осознал. Вчера, – параллельно словам, Тушенцов пальцем подцепляет высокий воротник спортивки и тянет вниз, открывая вид на толстую бордовую полосу на шее. – Как же хуёво, Даня... Какой же это пиздец. Я прошу... пожалуйста не рассказывай об этом маме. Умоляю, Даня... Тёмная голова опустилась вниз, в бреду шепча всякие просьбы и ласковое "Даня". А сам владелец имени не выдержал, поддаваясь вперёд. Он притянул к себе в объятия дрожащее от рыданий тело и стал поглаживать по спине аккуратно. Может под этой тканью есть побои – Кашин действует осторожно, чтобы не доставить дискомфорт. Губы оказываются на лбу, целуя нежно, лишь бы перекрыть все дурные мысли, хотя парень понимает, что это невозможно. Как же он себя ненавидит, что ничего не может сделать. Что не смог предотвратить эту страшную ситуацию с его любимым человеком, хоть и понимал, что это невозможно. На душе у самого цветочный сад погиб и Даня даже не представляет какие чувства прошибают чужое тело. Он бы с радостью принял чужую боль, лишь бы не видеть разбитого Руслана рядом. Кашин переходит поцелуями к вискам и плюёт на то, как это странно выглядит со стороны. Он сейчас нужен Тушенцову – а это главное. Тот всё продолжает шептать бред про мать, и хоть звуки обычно напоминают те, перед которыми человек проваливался в сон, Руслан просто убеждал себя, что он тут. Живой. И с Даней. — Не скажу я ей ничего, Руся. Я с тобой. Здесь, – словами пытается успокоить, потому что физически, кажется, Руслан ничего не чувствует. Всё продолжает цепляться за чужую кофту, но замолкает и теперь только слышимо втягивает воздух разбитым носом. – Я с тобой, Руслан. И всегда буду. Найду этого ублюдка и в тройном размере всю дурь из него вытрахаю. Кашин слышит короткий смешок и явно не от последней фразы. Тушенцов отстраняется от чужой груди и смотрит красными глазами на Даню. — Ты со мной, – повторяет Руслан и тянется вперёд. – Ты со мной, – горький смешок, прежде чем он аккуратно касается своими губами чужих и сразу отстраняется. – Всегда со мной... Всегда. Только со мной. – И вновь тянется за поцелуем нежным. Снова начинает нести бред, только прерывается, чтобы мелко поцеловать в уголок чужих губ. Интересно, тот сейчас осознает, что творит? Но вопрос этот мало волновал Даню, когда чужие пухлые и мокрые губы нежно касались собственных. Это выглядело так смазанно со стороны и грубости никакой не хотелось. Кашин тянется вперёд, отвечая на каждый короткий поцелуй. Наблюдал, как кривая улыбка появлялась на губах, а глаза вновь заблестели. Руслан сейчас был весь из себя такой невозможный и красивый. Но он не был таковым внутри как Кашин. В его груди неожиданно запорхали бабочки и поднялись к небу подсолнухи, когда Руслан чмокал его и шептал какую-то чушь. — Люблю тебя, знаешь? – в моменте говорит Кашин, хоть и понимает, что сейчас не самое лучшее время для признаний. Он прекрасно осознавал, что все поцелуи со стороны Руслана это очередной плод бреда и тот лишь пытается уйти от страшных мыслей, но признание само по себе сорвалось с губ. А Руслан его не услышал, упав обратно в чужие объятия, выплакивая остатки чистого разума. Ему так хочется сейчас просто отрубиться в чужих руках и никогда не проснуться. Хотя он и понимал, что завтра его опять задавят все эти мерзкие мысли. Это будет очередным днём, когда Тушенцов будет себя ненавидеть. Но пока он прижат к чужой груди и слышит живое сердце, ему всё равно на завтра, потому что сейчас всё прекрасно. С Даней хорошо. *** Дни превратились в серое месиво. Руслан давно не выходил на улицу, куда уж речь про учёбу, когда он просто боялся попадаться кому-нибудь на глаза. Те будто знают о его испорченности, будут также ненавидят, как и он себя, хотя, кажется, бывший студент понимал, как бредово это звучит. Никогда бы не подумал, что когда-нибудь ему станет не похуй на мнение других. И в добавок теснил квартиру Дани собой. Дома не хотелось появляться ближайший век, потому что Тушенцов понимал, что возможно не выдержит и сорвётся, рассказав про всё. А этого ужасно не хотелось. Поэтому Кашин забрал его к себе. Почему-то именно с ним Руслан забывал про всё. Даня вёл себя точно также, как и до того страшного дня, тем самым отвлекая парня от действительности, что не могло не радовать Тушенцова. И хоть тот и понимал, что Даня в глубине души сильно переживает за него, Руслан все равно благодарен. Не виделись они после тех искренностей в студии пару дней, за которые Кашин отлучился заканчивать альбом, чтобы провести больше времени с Русланом, потому что мысли о чужом возможном рукоприкладстве почему-то заползали в рыжую голову. Но парню и одного раза хватило, чтобы осознать, что жизнь его не прервалась и он может жить дальше, только с какой-то черной точкой на душе. Как бы не грызли его эти мысли, существовала реальность, из которой к барабанным перепонкам прополз звук собственного телефона. Руслан громко и недовольно мычит от раздражения, ожидая увидеть на экране какого-нибудь ебливого одноклассника с его одноклеточным мозгом, который не в силах решить какую-то элементарную проблему, но это оказывается Даня. Тушенцов мелко улыбается и тянет зеленую кнопку вправо, принимая звонок. — О, ответил. Слушай я тут накупил нам продуктов на три пакета. Не мог бы ты... — Понял. И сбрасывает трубку, спрыгивая с дивана. На восстановление ноги нужно ещё время, поэтому он матерится себе под нос, когда ощущает слишком резкое прикосновение с полом, но забивает на боль также быстро, хромая в прихожую. Цепляет быстро на ноги кроссовки, куртку на плечи – плевать, всё равно близко – и выходит из квартиры. Лучше бы было не наплевать, потому что на улице реально холодно. Ветер скорее не ласкает, а режет открытые ноги до колен, но Тушенцов плюёт на это всё, подходя к знакомой машине. В этот момент Даня как раз достаёт пакеты с заднего сиденья и поворачивается к Руслану, коленом закрыв дверь. — Мозги где потерял? Хули в таком виде на улицу вышел? – осуждающе тянет Даня, оценив чужой вид, но всё же тянет тому один из пакетов. — Не пизди мне тут. До двери шагов десят. — Если хуй себе отморозишь, то я его отрежу. — Ага. Себе не забудь оставить, как самый пиздатый трофей в мире. Так и зашли в квартиру, кинув пакеты на пол. Даня, после того, как повесил свою и чужую куртку, уже сам поднял все продукты, направляясь на кухню. Руслан только глаза закатил, будто его вообще за инвалида воспринимали, но всё же без лишних претензий пошёл за Даней. Сел там за стол, подперев щеку одной рукой. — Кому ты столько продуктов накупил? – усмехается он и поднимает тёмные глаза на Кашина, который опирался руками о стол и прожигал деревянную поверхность таким взглядом, будто тот виноват в каком-то страшном преступлении. Руслан напрягается, думая о чем сейчас речь зайдёт и на душе уже паршиво становится от возможных исходов. Только вот все плохие мысли рассеиваются, а к щекам поступает лёгкий румянец, когда Даня озвучивает свои мысли. — В тот день в студии ты меня впервые поцеловал, хотя вроде и был в бреду, и я тут много думал... — Ну и чё ты там себе надумал? Кашин сначала пожимает плечами, а затем смотрит наконец на Тушенцова. Тот взгляда не отводит и ждёт ответа на свой вопрос, и если бы не пунцовые щёки, то Даня по спокойному выражению лица надумал бы, что парню всё равно на близость между ними. — Ты помнишь, что я тебе тогда сказал? — Что любишь? – произносит первую попавшуюся догадку Руслан. – Конечно помню. И я думаю, что ты не тупой и всё понимаешь. В ином бы случае я бы съебал от тебя. От, кажется, ответного признания, скрытого в иных словах, сердце в груди Дани делает какое-то сальто, а на лице его расползается глупая улыбка. — Бля, могу я... И не успевает договорить, как Тушенцов поднимается с места, сделав два шага к Кашину, положив свои руки на чужие плечи. Он тянется к губам напротив, оставляя лёгкий поцелуй и, кажется, даже от этого лёгкого прикосновения Даню ведёт. Рыжий обнимает в ответ и притягивает тело Руслана ближе к себе, зарыв пятерню в короткие тёмные волосы. Сам уже требовательно давит на пухлые губы, пробуя жадно на вкус. Руслана хочется без всякого остатка сожрать прямо сейчас, но он лишь спокойно продолжает влажно целовать, получая в ответ тихие мычания наслаждения. Отстраняется на пару секунд, чтобы полюбоваться щенячьими глазками, и снова вовлекает Тушенцова в мокрый поцелуй, придавливая к столу. Но также быстро пришлось оторваться, когда в голову Дани пришли сомнения о своих действиях. Конечно, Руслан ясно дал понять, что он к нему не равнодушен, но разве нормально так резко давить на травмированного человека, который ещё начинает этап забывания того ужасного дня. — Даня, не думай, – отрывает от мыслей чужой голос, а после Кашин чувствует на своих щеках чужие ладони, что уверенно наклоняют голову к себе. – Я в норме. И как бы убедительно и твёрдо не звучали эти слова, Даня пока не спешит к действиям. Он тяжело вздыхает, опустив одну руку на столешницу рядом с бедром Руслана, а второй поглаживает поясницу невесомо. — Давай ты лучше мне расскажешь как смог убежать от этого хуесоса и опишешь всё про него – не могу так просто оставить ситуацию. Руслан в ответ только фыркает и закатывает глаза. — Потом, блять. Всё потом. Не порть романтику, – и сам притягивает к себе за чужой капюшон, заключая в грубый поцелуй, чтобы Даня наконец-то заткнулся.