***
Как только такси остановилось около ресторана, который какой-то странной любовью обожал отец, мое сердце ушло в пятки. Лиза за время поездки написала несколько сообщений в телеграмме, и почти сразу же удалила их, написав: «Спокойной встречи с отцом! Напиши потом как все прошло». Предчувствие чего-то плохого обострилось, стоило мне произнести свое имя мужчине на стойке, словив в ответ оценивающий взгляд и короткое: «Пройдемте». Пытаясь убедить саму себя, что я просто накручиваю, и ничего такого не случится, остановилась перед зеркалом, проверяя свой внешний вид. Все было идеально, но это не спасло от мысли, что отец все равно найдет к чему придраться. Пройдя через основной зал, стараясь унять дрожь в ладонях, сжала лямку темного рюкзака, идеально подходящего под мой наряд. Все должно быть идеально! Все и было идеально. Было же? Большая часть основного зала оказалась пустой, официанты лениво слонялись по помещению, проверяя столы. Увидев меня, они оживились, предчувствуя дорогой чек и приличные чаевые. А заметив, что меня вели в VIP-комнату, заметно поникли. VIP-комнаты обслуживали работники месяца, готовые на все что угодно, зная насколько большие деньги за это получат после. — Прошу, — произнес мужчина, открыв передо мной дверь, пропуская внутрь. Аромат кедра, смешанного с дорогим табаком и нотками цитруса, окутал меня, стоило переступить порог и оказаться в изысканно обставленном помещении для особых гостей, и без того престижного ресторана. Эльвира сразу же поднялась на ноги, быстро подойдя ко мне. — Анечка, здравствуй, — произнесла женщина, слегка коснувшись моей щеки своей, оставляя «воздушный» поцелуй. Ее руки слегка подрагивали. — Привет, — прошептала, надеясь, что этого не услышал отец, даже не поднявший на меня взгляд. Прокофьев Георг Алексеевич. Статный мужчина, облизываемый почти всей элитой столицы и уважаемый бизнесмен. Чем он занимался, честно говоря, я совершенно не знала, и не интересовалась вообще. Да и он сам не особо хотел делиться подробностями дел, особенно со мной. Ибо моя задача, как дочери, быть красивой, умной и завидной невестой. — Пойдем за стол, — натянуто улыбнувшись, произнесла Эльвира, сея в моей душе зерно сильной тревоги. Мачеха нервничала, хоть всячески старалась это скрыть, и если я была права, то меня ожидало нечто… крайне неприятное. Сглотнув, последовала за ней, желая сесть напротив нее, а не отца. Увы, нельзя было совершить подобную оплошность. Пока он продолжал что-то изучать на своем рабочем планшете, совершенно не обращая внимания на окружающих, я отважилась получше рассмотреть Эльвиру. Последний раз мы виделись пару месяцев назад, хоть и время от времени списывались, больше по ее инициативе. Мачеха всеми способами пыталась наладить между нами дружеское общение, совершенно не претендуя на звание матери, хотя отец требовал, чтобы я назвала ее «мама». Это давалось тяжело, и Эльвира не хотела становиться для меня очередным врагом. Однажды, когда отца не было дома, она решила поговорить со мной, честно, попросив не пересиливать себя, когда его нет дома. Тогда между нами начал трещать лед вражды, и я позволила этой женщине стать чуточку ближе. Эльвира любила меня, это невозможно не заметить. Ее поощрения, попытки дать мне больше свободы в обход отца, были крайне ценны для меня. По сути это была ее идея снять мне квартиру недалеко от университета. Отец послушал, и сделал по-своему, и все же этого оказалось достаточно, чтобы я наконец-то начала заниматься рисованием, как и мечтала в детстве. Эльвира эффектная женщина, и я совершенно не понимала, что она нашла в моем отце. В этом году ей исполнилось тридцать, внешне она выглядела моложе, и, если бы не отличия в нашей внешности, могла бы сойти за мою старшую сестру. Выходя за моего отца, восемнадцать лет разницы ее совершенно не смущало, в отличие от меня. — Что будете заказывать? — неожиданно спросил официант, взявшийся из неоткуда. Отец поднял ледяные глаза на меня, оценивая реакцию и явно заметивший легкий испуг. Внутри похолодело, а в горле стремительно пересохло, отчего начало сильно першить. Отложив планшет, отец сделал заказ за всех троих, даже не спрашиваю буду ли я кофе, который он взял, или салат. Этот человек всегда решал за меня, это почти перестало задевать. — Выглядишь, — начал он, внимательно осматривая меня, задержав взгляд на волосах. Сердце замерло в ожидании помилования или смертного приговора. Не могли же волосы предательски завиться? Нет, я же смотрелась в зеркало, все было в порядке. — Приемлемо. — Спасибо, — слегка улыбнувшись, зная, что именно так я должна отреагировать на сомнительный комплимент, стала еще больше ожидать какого-то подвоха. Отец никогда просто так не говорил подобное. — Я позвал тебя обсудить несколько важный вещей, — достав из кармана пачку дорогих сигарет, он взял одну, сразу же закурив, посмотрел на меня с прищуром. — Ты должна бросить того… — словно пытаясь что-то вспомнить, отец прикрыл глаза, выдохнув дым из своего рта. — Ивана. — Почему? — лишь спросила, кажется перестав дышать. Мне не хотелось устраивать сцену, вопрошая откуда он знал о парне. Никогда прежде я не поднимала тему слежки, желая хоть как-то обхитрить его. Пока отец не был в курсе, что его люди давно выдали себя, у меня все же было преимущество. — Потому что через неделю тебя ожидает встреча с будущем супругом, — затушив недокуренную сигарету в пустой пепельнице, поставил меня перед фактом отец. — Не поняла, — мои губы невольно дрогнули в гримасе, в ушах начало стучать. — Все ты поняла, не притворяйся глупой, особенно передо мной. Оставь это для будущего супруга, тем более тебе необходимо его очаровать. Поэтому запишись в салон, приведи себя в порядок, и сходи к гинекологу. Не дай бог ты залетело от… отброса, — в его голосе появились нотки брезгливости. — А моего мнения никто спросить не хочет? Мне всего девятнадцать! Я не хочу выходить замуж, особенно за незнакомца, — в груди появилось неприятное жжение, что-то намеревались вырвать из меня, оставив лишь саднящую боль до конца жизни. Кожу покалывало от его мерзких слов, будто на меня поставили клеймо. — Вот именно, тебе девятнадцать, скоро двадцать. Уже пора замуж. Твоя ценность на исходе, — эти слова ударили меня настолько сильно, что перед глазами все поплыло. Ну да, я же всего лишь товар. — А если я откажусь? — это был вызов, отчаянный, в попытке схватиться хоть за что-то перед бесконечным падением. — Не усложняй, Анна! — рявкнул отец, ударив кулаком по столу, отчего пустые тарелки задребезжали. — Ты сделаешь как я сказал! Посетишь гинеколога, если в тебе будет ублюдок, избавишься от него и подготовишься к встрече. Надеюсь красное платье ты не успела запятнать, так же как свое тело. До чего же мерзко. Гадко. Хочется отмыться и поскорее. — Дорогой! — Эльвира впервые повысила голос. Ее пшеничные локоны лежали на левом плече, подчеркивая идеальные черты лица. Светло-карие глаза горели от негодования и страха. — Ты перегибаешь! Нельзя такое говорить собственной дочери! Вместо ответа отец ударил Эльвиру, отвесив звонкую пощечину, разлетевшуюся по помещению, и осевшую внутри меня неприятным звоном. Как же мерзко! Впервые в жизни я ощущала себя настолько грязной, и причиной этому было не поведение и поступки Вани, или порой сальные шутки Кати. А мой собственный отец. Хотелось помыться, как можно скорее. Взять мочалку и растереть кожу так сильно, чтобы содрать эти слова и смыть вместе с пенной водой. Но они засели слишком глубоко. От них слишком больно. — Что ты себе позволяешь? — вырвалось из меня. Голос дрожал, как и все тело. В глазах стояли неконтролируемые слезы, хотелось вылить на него что-то и задеть, да так сильно, чтобы его душа кровоточила даже после смерти. — Ты совершенно забыл кем являешься? Я не твоя акция! Не выгодный товар! Не твоя чертова собственность! — я сорвалась на крик, режущий мое горло изнутри, не желая больше сдерживаться. Не желая сдаваться. Предлагаемое замужество стало последней каплей, перекрывающим доступ к воздуху и желанию жить. — Я не выйду за… — Заткнись! — прервал меня мужчина, медленно закипающий от гнева. — У тебя есть неделя чтобы выполнить мои требования, в противном случае ты знаешь, что тебя ждет. Прекрати вести себя как инфантильная и избалованная девчонка! — он достал что-то из внутреннего кармана пиджака и кинул передо мной. — Чтобы тебе лучше думалось, я сейчас же заблокирую твои карты, а это тебе на все необходимые траты. Не хватит, так это будут твои проблемы. Только попробуй не явится на встречу или как-то опозорить меня! — Я тебя ненавижу, — процедила я, смотря на три новые купюры по одной тысячи рублей. Взяв деньги, выбежала из VIP-комнаты, столкнувшись с официантом. Горячее кофе обожгло нежную кофту, оставив на белоснежной рубашке огромное пятно. — Господи, простите меня, — начал официант, пытаясь оттереть влагу салфетками. — Все в порядке, не переживайте, — пытаясь не завопить от отчаяния, обиды и переполняющим меня раздражением, бросила я, забежав в туалет. Остудив кожу холодной водой, посмотрела на зеркало. Напротив, стояла незнакомка, с идеально выпрямленными темно-шоколадными волосами, стойким макияжем, которому не навредили обильно катящиеся по щекам слезы. Ее губы тряслись, то ли от подступающей истерики, то ли от злобы, заставляющей желать вернуться и швырнуть деньги собственному отцу в лицо. Кто-то зашел, что заставило меня опустить голову, попытавшись скрыть заплаканное лицо. — Ты забыла свою сумку, — произнесла Эльвира, слегка коснувшись моего плеча. — Прости. Я пыталась его отговорить. — Ничего, — покачав головой, глотая обиду, прошептала я. — Ты и так из-за меня страдаешь. Спасибо что заступилась. — Ты знаешь, солнышко, была бы моя воля… — она не договорила, тяжело вздохнув. — Кого он выбрал? — посмотрев на нее, спросила, сама не зная зачем. — Я не знаю имени. Гера все скрывает даже от меня, желая предотвратить возможные утечки. Все что мне известно, так это, выбранный тебе в будущие мужья — сын его партнера по бизнесу. Он старше, владеет своим личным бизнесом, и является единственным наследником семьи. — Это больше чем ничего, — только что мне это дает? Отец прижал меня, заставляя стать женой неизвестного, так еще и… Даже думать об этом не хотелось. Вообще больше думать не хотелось. — Я пыталась сгладить углы. Предлагала ему просто познакомить вас, чтобы вы сначала сблизились, поладили и может даже в каком-то смысле подружились. Но твой отец, — Эльвира тяжело вздохнула. — Он меня не стал слушать, сказал, что знает лучше. Ты его дочь… — Его собственность, — зная продолжение ненавистной фразы, произнесла я, ощущая маслянистую горечь во рту. — Что ты будешь делать? — сжав мое плечо, спросила мачеха. — Не знаю. Пока не знаю. — Главное не спеши принимать решение, хорошо? Поступай так, как тебе велит сердце. Я не хочу видеть тебя несчастной и подавленной, — Эльвира подошла ближе, коснулась моей щеки, стирая пальцами влажные дорожки от слез. — Я очень скучаю по настоящей Ане, не сломленной отцом и ненавидящей свой каждый день. — Я всегда была такой, — поджав губы, прошептала, ощущая, как медленно рушиться мир внутри. — Нет, когда Геры не было рядом, ты искренне улыбалась, рисовала и была по-настоящему собой. Просто помни, Аня, я всегда поддержу тебя, — после этих слов Эльвира обняла меня, наплевав на мокрую рубашку, что неприятно липла к телу. После недолгих объятий, мачеха попросила заказать себе такси, привязав для оплаты ее карту, и написать ей, если мне будут необходимы деньги.***
За время как я добиралась домой, успела внутри себя пережить все стадии, минуя принятие. Сдаваться и окончательно повиноваться отцу мне не хотелось. Сегодня впервые в жизни я подняла голос, высказала ему капельку своих мыслей, не желая подписывать самой себе смертный приговор. Конечно он может запереть меня, отобрать паспорт и сделать все без моего участия, поставив после перед фактом. Но у меня все еще была неделя свободы, пока он сидел и ждал, что я сдамся и сделаю все по-хорошему. Но я не сдамся. Зайдя в квартиру, и скинув ненавистные туфли, направилась к шкафу. Отец просил, чтобы я надела то самое красное платье на встречу с будущим мужем. — Надеюсь красное платье ты не успела запятнать, так же как свое тело, — повторив слова отца, достала из шкафа ненавистную вещь, швырнув ее на кровать. — Ну раз запятнала, то значит надо убрать «грязь», а для этого нужны тряпки. Звук рвущейся ткани разнесся по квартире стремительно развеивая тишину. Руки двигались сами по себе, сжимая и разрывая вещь, прикладывая огромные усилия. Чем больше становилось красных тряпок, тем легче было у меня на душе. И все же, несмотря на содеянное, огонь злости продолжал полыхать в груди.