4 минуты 53 секунды

Tomorrow I'll be here again Be here again – Clan of Xymox – Back Door

«На выбранной частоте обычно звучит белый шум. Передача начинается в вечернее время, которое всегда немного разное, и продолжается десять-пятнадцать минут – по длительности двух-трех музыкальных треков. Судя по обычному времени старта, оператор этого «радио» проводит эфир, приходя с работы». Читать чужие дневники всегда интересно. Прежде всего, потому что их содержимое не планировалось открывать для посторонних глаз. Дневник – это внутренний монолог, облеченный в слова. Впрочем, у монолога есть и недостаток: никто, кроме его автора, не может контролировать правдивость и достоверность дневниковых записей. Может, всё, что там описано, на самом деле – просто какой-то вымысел и бред… «Настроить на нужную частоту карманный приемник, как всегда, сложнее, чем домашнюю систему приема-передачи, но в этом есть свой, особый интерес. Получится или нет? Обычно у меня получается». Гудение автомобильного мотора – тоже белый шум, хотя и порядочно ниже тоном, чем шипение плохо настроенного радио. Он добавляет погружения – тем более, что едем мы по трассе, и звук работы двигателя не меняется долгое время. Этот шум уже воспринимается как нечто неотъемлемое, как фоновый звук формирующегося воспоминания; возможно, потом, слыша тот же гул двигателя, я снова и снова буду к этому возвращаться. Здесь есть, к чему возвращаться. «Перерыл половину интернета. Докопался до детских пугалок про «аудио-наркотики» и «бинауральные ритмы». По описанию похоже на мой случай, но не удалось найти ни единого образца звука, значит – всё не то. Я-то могу записать треки с «моей радиоволны»... но на кассете они теряют свое особое свойство. Только слушая передачу в прямом эфире, я испытываю эти… обманы воображения». Мой брат – радиотехник и не верит в мистику. Всё в его мире просто, понятно и подчинено законам физики. Он всегда уверен в себе, на него легко положиться. Конечно, он никогда не написал бы «путешествия», но вот, похоже, и «галлюцинации» – тоже не поднялась рука. Записи в его журнале всегда были подробными, но из-за обилия специфической терминологии их было трудно читать, взгляд как будто сам соскальзывал со строчек. Брат и раньше особо не скрывался, пускал почитать. Я, младшая, вечно ничего не понимала и отдавала обратно. Объяснял – тоже не скажешь, что помогало… В общем, всегда расходились мирно. На этот раз он сам дал дневник-журнал мне в руки. Открыл… нет, не на нужной странице, а предложил начать чуть раньше: сказал, необходимо, для понимания всей ситуации, немного потерпеть. И точно: в какой-то момент восприятие как будто «включилось». В какой-то момент, когда регистрация частот, настроек оборудования, дат и событий сменилась описанием… переживаний. «Четыре минуты пятьдесят три секунды. Переносит в восемьдесят шестой. Конечная точка зависит от местонахождения в современности, трек в типичном синтвейв-стиле, звучит два-три раза в месяц». Между страницами на этом развороте зажата бумажка, сложенная вдвое, лицевой стороной внутрь. Достаю, разворачиваю: это чек на покупку каких-то радиодеталей. Все бы ничего, но датирован восемьдесят шестым, а на вид – как будто на той неделе выдали. Нисколько не истлел. Может, конечно, это новодел, антуражная вещица из типографии, но… но… Ну да, проще поверить в это. Проще считать, что брат спонтанно уехал из страны на полгода, чем принять его признание в том, что он ненароком разбил карманный приемник посреди «путешествия» и застрял в восемьдесят шестом до тех пор, пока не починит его. Или все-таки… машина времени? Работающая на ретро-музыке, которую неизвестно кто включает пару раз в неделю на никому не известном радио?.. Ну бред же. И у прожженных физиков-материалистов случаются промахи. Либо брат и впрямь уезжал, из-за проблем, например; а всю эту сказку изобрел и подготовил для меня лично. – А мне дашь послушать? – после долгого молчания голос звучит тихо и сипло. Откашливаюсь, готовая повторить вопрос, но этого не требуется: – Дам. Когда приедем. Вот то-то и оно. «Попозже». А там придумает что-нибудь еще. Я ведь для него на всю жизнь младшая, то есть, «маленькая». И в вожделенном дневнике все-таки, спустя годы, получила что-то интересное. Баловство, как мне и полагается. – Это так важно? А почему не сейчас? – бросаю взгляд на переднее пассажирское. Его привычная глазу поношенная сумка-почтальонка «сидит», привалившись клапаном, к спинке сиденья. Внутри обычно целая куча всего с непроходящим запахом канифоли, чуть-чуть пролившегося на дно одеколона и пара герметично запаянных леденцов. И маленький приемник с наушниками совершенно точно тоже там. Кажется, из недр сумки даже доносится еле слышное шипение помех. – Знаешь, как я разбил машину? – он, судя по голосу, усмехается, хотя это, конечно, нисколько не смешно. – Нет… Ты не рассказывал. По официальной версии от родителей, въехал в дерево, сымитировал аварию и сбежал из страны? Это звучит вслух еще глупее, чем в голове, но – да, именно так сами для себя, по его возвращению, объяснили мама с папой. А он поддержал. До того, конечно, тревожились, искали… но ничего и никого найти так и не могли. Потому что, как он говорит, его здесь не было. – Это машина въехала, – он поводит плечами. – Меня в ней на тот момент уже не было. – А. А, поняла. Если я послушаю твое радио в дороге, то окажусь неизвестно где? – Это без вариантов. – Ладно, понятно… Так мы куда? – Увидишь. Съезд с трассы ведет на дорогу поуже, еще поворот – на «бетонку». По лесу, потом – мимо останков советской воинской части; проехав насквозь неприятный участок, машина вновь выскакивает на асфальтированную дорогу. И эту местность я уже знаю. Тут, на пустыре, стоит то ли заброшенный, то ли недостроенный торговый центр. Или, правильнее сказать, универсальный магазин? Как оно считалось в СССР? Подъезжаем, паркуемся. Стоянка поросла травой, но чистых ровных мест все еще достаточно. Брат роется в сумке, достает какой-то маленький увесистый сверток и карманный радиоприемник. Черной тиной из его руки свисают наушники. Внезапно я уже не уверена в том, чего хочу. Ведь сейчас я узнаю, выдумка это или – внезапно – нет. И то, и другое одинаково сильно пугает. – А что это там у тебя? – усилием воли отвлекаюсь на сверток. – Деньги. Тебе пригодятся. Бери, застегни карман, чтобы не потерять. Тая вздох, беру и то, и другое. Сверток монет – в карман ветровки под замок, приемник – держу пока так, в опущенной руке. Тем временем брат расстилает на капоте покрывало из багажника, там же раскладывает бутерброды, ставит бутылку «Байкала» и две железных кружки. Бросает взгляд на часы: – По моим расчетам, минут сорок еще есть. Как раз чтобы перекусить. Давно на природу выбиралась? – Ужин у заброшки – м-м-м, романтика! – так и хочется запрыгнуть задом на разогретый солнцем капот, но нельзя: отругает, как в детстве, даже еще хуже. Сейчас-то тяжелее стала, точно погну металл. Открыв переднюю правую дверь, сажусь боком на сиденье, вытягиваю ноги. Тоже хорошо. В одной руке – бутерброд с мясом и листиком салата, в другой – кружка с на диво холодным «Байкалом». В этом есть что-то из детства: и желто-белое, уходящее на западную половину небосвода солнце, и разогретый до специфического запаха его лучами салон авто, и влажноватые от фольги бутерброды... Что же, все-таки, случилось с братом там, где он был всё это время? «Путешествия во времени» опускаем: скорее всего, это просто предлог. Что же он? Пытался осесть в другом месте, но не сумел и вернулся? Или, может, соскучился, приехал повидаться и скоро уедет назад? А семье-то с ним почему нельзя? – М-м. Слушай, а ты знаешь, откуда транслируют эту твою музыку на этой частоте? Это же можно определить? Он молчит. Хороший ведь вопрос: мог бы как раз и ответить, где он был всё это время, если напрямую по какой-то причине нельзя. Ну нет так нет… Стучу в стекло, чтобы привлечь его внимание, отряхиваюсь от крошек и демонстративно вставляю в уши наушники. Смотрю на приемник; пары секунд хватает, чтобы разобраться в назначении кнопок. Включаю. В наушниках негромко шуршит белый шум. Сердце, в секунду зашедшееся в бешеном ритме, постепенно успокаивается. – Отойду ненадолго, – брат отводит внимательный взгляд, сплевывает в траву на обочине и уходит от машины, направляясь к ближайшему углу. Отпиваю из кружки еще, отставляю; кручу в руках радиоприемник. Милая вещичка, видно, что не новая. Завалялась, похоже, с нулевых, а то и еще раньше – из тех времен, когда достать подобное было большой удачей. Братишка всё это, наверное, хорошо помнит. Не восьмидесятые, так девяностые. И вещь наверняка его еще с тех пор. Не случайно же он так увлекся техникой. Не компьютерами причем, а устаревшими вроде как вещами уже тогда – радиоэлектроникой… или как там это называется? В общем, точно не программированием. Ветер в траве звучит практически так же, как и белый шум, и отличить одно от другого спустя пару минут уже не представляется возможным. Сквозь монотонный фон постепенно, плавно нарастая, звучат удары, будто бы от каблуков, и поначалу это не кажется чем-то особенным: может, это пульс в ушах, от неудобных наушников, или стучит какой-нибудь профлист от ветра на заброшке. Закрываю глаза, потираю переносицу – и, открыв их, чувствую себя как во сне. Успела уснуть? Ну, это не так уж неожиданно; в послеполуденном тепле, в безопасности, это легко могло произойти совсем незаметно… В огромном магазине людно; гранит и базальт монументальной старомодной отделки залит неоновым светом. Звук сотен шагов едва слышен сквозь музыку – в наушниках негромко звучит бодрый трек в жанре синтвейв. Еще немного темнее – и будет походить на старую ветку метро. Окон не видно. Этажи уходят вверх, взгляд скользит вслед за эскалаторами. Рядом – и обычные ступеньки. За стеклами и прилавками – десятки, сотни, тысячи вещей с полок винтажных магазинов. Нам частенько снится то, о чем мы совсем недавно говорили… вот, как и теперь, например. Это же сон? Камерный мир кругом не меняется, не подстраивается под каждый шаг; ноги не прилипают к полу, как часто бывает в сновидениях. Лестницы в полном порядке, нет ни замкнутых пролетов, ни бездонных дыр. Каменные стены и поручни под руками гладкие, почти глянцевые, прохладные и надежно-твердые. Люди настоящие. Случайно задетая плечом, женщина в широкополой шляпе и синем брючном костюме на миг оборачивается; лицо с гусиными лапками мимических морщин на секунду хмурится, но это дежурное недовольство, и она, ничего не говоря, удаляется. Пахнет ее духами, резковатыми и сладкими. Пахнет выпечкой, навевая воспоминания из далекого раннего детства. Музыка с радио намеренно настроена негромко, так что можно слышать всё окружение. И в гуле шагов и голосов звучат осмысленные слова и фразы. Шагнуть следом за одним, за другим; пристроиться за парочкой, подслушать что-то будничное о планах на вечер, о работе, об ужине… Всё кажется таким настоящим. Когда мелодия начинает, по законам гармонического построения, явно двигаться к финалу, я невольно ускоряю шаг, чтобы успеть хоть что-то еще, но опередить время уже невозможно. На последнем аккорде ноги начинают дрожать; я глубоко вдыхаю и поджимаю губы, моргаю, хотя так не хочется – и в открывшиеся глаза бьет свет желто-белого послеполуденного солнца. Пахнет чем-то цветущим и подсыхающей на жаре травой. – Что это было? – Ты знаешь, – придерживая за плечи, брат ведет меня к машине, от которой успела отойти всего на пару шагов. Тянусь рукой к голове, но наушники жестом фокусника уже отобраны и вместе с приемником лежат в его руке. Сажусь в машину и чувствую, как ноги наливаются непреодолимой слабостью. Встать не смогу при всем желании – в ближайшие пару минут точно. Дрожат руки. Хочется плакать. Это всё истерическое. Скоро пройдет. – Слушай, ну надо же разобраться, что это… это же опасно, мало ли что может случиться? – какие-то бессвязные глупости вырываются изо рта, наверное, просто чтобы слышать собственный голос. – Успокойся. Источник не найти. На выбранной длине волны это практически невозможно. Пускай себе вещает, из этого можно извлечь пользу. Если хочешь, можешь мне помогать, но есть пара правил. – Каких? – выдыхая, смотрю на свои руки. Запоздало вспоминаю, что так и не потянулась за деньгами в кармашке. Ну, наверное, для первого раза этого и стоило ожидать? Трудно поверить, что такое вообще никак не сон. Да и сейчас что-то слабо верится. Видимо, деньги были нужны, чтобы принести с собой материальное доказательство. Едва ли, просто чтобы побаловать свою привычку к потреблению. Достаю свёрток, приятно тяжелый в руке; внутри – никелевые монеты с гербом-венком. Советские, как будто из домашней декоративной копилки. Не то, чтобы я была уверена, что это было именно то прошлое… Конечно, мне не с чем сравнить, я никогда не жила там, но… Но все-таки… Может, очень-очень похожее, но все-таки другое. Это не «машина времени» – это, скорее, переход в соседнюю реальность. – Первое ты уже выполнила. Для начала неплохо. Остальные – дома. – Хорошо. Давай домой. Он кивает, обходит машину и садится за руль. Я перелезаю, пока он не начал движение, и сворачиваюсь клубком на задних сиденьях. Включается автомобильное радио. Тихими переливами – та же песня, которую только что слышала в наушниках. И ничего не меняется вокруг. Эхом – в мыслях, черным по белому – перед внутренним взором, строчки из дневника: «Я могу записать треки с «моей радиоволны»... но на кассете они теряют свое свойство». «Ты это нарочно?» – но вслух не говорю. Конечно, нарочно. Думаю, у него это давно уже вошло в привычку. Нужно убрать первую сильную реакцию, сделать стимул – песню – обыденной, чтобы не впадать при первых звуках в панику или оцепенение, а заниматься намеченными делами. Ну, там, исследованиями или чем-то вроде. Впрочем, его же это и подвело, на целых полгода. Хорошо, что не погубило. И будет интересно попасть туда снова… это точно. В уме, непрошеное, почему-то всплывает что-то вроде заметки в местной газете, рядом с моим фото: «Пропала без вести такого-то числа. Просим сообщить любую информацию…» Но ведь это же глупости, верно? Рядом старший брат, и всё будет хорошо. Я всегда буду в безопасности.