☆
юджин сидит на холодном асфальте, привычно прижав колени к груди, пока обжигающие слезы собираются в уголках его глаз. люди идут мимо и совсем не обращают внимания на него, но он привык к этому. хан знает, что другие не ожидают от него ничего, кроме бесконечных рыданий. он родился плаксой и давно смирился с этим. кровавые пятна на школьной форме смешиваются с солёными слезами, превращая парня в сплошной беспорядок, не только внутри, но и снаружи. кулаки невольно сжимаются, когда неподалеку слышится яркий смех компании школьников, и он крепко зажмуривается, надеясь слиться со стеной позади него. — уже поздно, почему ты все еще не дома? глаза юджина резко распахиваются, а знакомый голос сразу же унимает всю дрожь в теле. — не хочу, — звучит слишком безжизненно. — твоя мама будет волноваться. и в самом деле, на телефоне хана уже более десяти пропущенных звонков от матери. но не потому что она волнуется, а для того, чтобы узнать по каким подворотням шляется этот гадкий утёнок. мама юджина говорила, что любит его. и он каждый раз верил в эти слова, хватался за них, надеясь почувствовать хоть каплю родительского тепла. но правда ли она любит его, если кричит каждый раз, когда её сын получает плохую оценку в школе; когда осуждает его за купленные большие свитера, которые могли скрыть синяки на теле; когда обвиняет его во всех невзгодах и неудачах, ежедневно напоминая, что он никому не нужен; когда выгоняет его из дома криками, нанося не только моральные, но и физические травмы. юджин бы хотел узнать, что такое настоящая любовь. кюбина не устраивает чужое состояние, и он молча тянет мальчишку за рукав пиджака. они оказываются в ближайшем магазине, где едят любимое шоколадное мороженое младшего, запивая все шоколадным молоком. двойная сладость на языке кажется чуждой, по сравнению с ярким вкусом горького металла. перед глазами всплывают красочные пятна и это начинает напоминать выцветающее фото. похоже на детство. такое же серое, мрачное, но с солнечными моментами, когда покупали розовую сахарную вату. ким кюбин почти так же звали плюшевого щенка юджина, которого беспощадно выбросила на помойку его мать, когда хан стал слишком взрослым.☆
семь, семь, семь. почти восемь, почти бесконечность, но все еще громадная пропасть между ними. семнадцать. звезда. практически восемнадцать — полная свобода, желание и страсть. седьмая планета. двадцать семь спутников. он бы мог стать богом неба. скрип качелей изнурял нервы. штормовое предупреждение проигнорировано. безответственно и глупо. оттого вокруг кружатся сломленные ветки, и песок попадает в глаза, царапая нежную роговицу. где-то далеко бушует море, ломая детские песочные замки. интересно, как много надежд сегодня разрушатся о бушующую пену волн? — ты веришь в судьбу? — после долгого молчания спрашивает юджин. — почему ты задаешь мне такие глупые вопросы? — кюбин ковыряет песок под ногами, еще сильнее поднимая пыль. вопрос на вопрос. они почти никогда не разговаривали. юджин и вовсе не умел. от каждого брошенного слова язык становился желейным, и горло горело сильнее, чем когда его душили в школьном туалете. многолетнее молчание побудило прорасти вокруг шеи стебель, с вонзающимися в кожу шипами. но в его душе цвели алые розы. белые розы, испачканные горячей кровью. а в шкафу хана хламилась стопка писем без адресов. конверты, в которых заперты его чувства и эмоции. да и кюбину не нужно было гадать, чтобы понять необходимость бремени молчания. хотя, после долгого нахождения среди лживых масок, которые утверждали, что в этой жизни есть лишь один путь существования, тишина наконец-то казалась успокоением, а не простым одиночеством. — это не глупо, — юджин мнется, в очередной раз жалея, что открыл рот, — мне интересно поможешь ли ты мне… — ты ведь знаешь, что исходные звезды будут приближаться друг к другу с той же скоростью, даже добавив дополнительные звезды во вселенную. добавь сколько угодно, но коллапса все равно не избежать, — и ким поворачивает голову, улыбаясь лучезарно, за место скрытого под тучами солнца, — пойдешь со мной на вечеринку к ханбину? юджин возможно сходит с ума. громкий вой ветра заглушает чужую речь, и хан явно просто все надумывает себе. но вера в то, что он сможет стать нормальным как все, остается. поэтому молча кивает с сомкнутыми губами, боясь, что песок растерзает стенки его горла.☆
чем сильнее гравитация, тем медленнее время. юджин опрокидывал в себя стакан за стаканом апельсинового сока. простого детского сока, он был уверен в этом. но как только тело начало предательски ломить, а музыка вокруг притихла, он понял: что-то не так. хан слышал звук своего учащающегося пульса, пока искал какую-нибудь опору, бродя в бреду по всей квартире. спустя пару минут, которые казалось длились бесконечность, взгляд ухватился за знакомую макушку. его спасение. — хён… — юджин требовательно трясет чужие плечи, пытаясь привлечь внимание. его руки липкие от пота, но разум слишком затуманен, чтобы волноваться сейчас об этом. от кюбина не пахнет противным, разъедающим перегаром, как от остальных. в нос только бьет приторный запах ягодного вина в перемешку с дешевым отцовским парфюмом. — ох, юджин? — кюбин тут же обращает внимание на жалобный скулеж за его спиной, бесцеремонно забывает про своего собеседника и устремляет карие глаза на младшего. глаза, которые должны отрезвлять, но юджин лишь чувствует очередную волну жара по всему телу. кажется, будто кюбин сразу понимает в чем дело. его руки ложатся на лоб и щеки, заставляя поморщиться. хан сам не понимает, почему ластится к этим привычным прикосновениям. киму хватает услышать еще одно жалобное хныканье, прежде чем схватить тонкое запястье и увести в ближнюю свободную комнату. юджин не понимает, сам ли он упал на кровать или его толкнули на нее. он едва улавливает щелчок, закрывающейся двери. музыка становится тише, а собственное сердцебиение звучит громче. хан больше не окружен толпами мокрых, горячих тел, но почему-то температура стремительно поднимается, заставляя метаться на кровати в отчаянии. — тише, тише…юджин, не дергайся. будет только хуже. крепкая хватка на плечах заставляет покорно улечься на спину. прикосновения кюбина кажутся настолько горячими, что оставляют ожоги, даже сквозь тонкую рубашку. пальцы устремляются к слишком мелким пуговицам, которые невозможно схватить в нынешнем состоянии. поэтому ким любезно убирает чужую руку и медленно расстегивает белые пуговки на ткани сам. но не до конца. останавливается на второй, хотя этого достаточно, чтобы сделать желанный глоток воздуха полной грудью. юджин чувствует себя грязно. всё слишком липко и противно. он хочет провалиться сквозь землю от одной мысли о том, как похабно сейчас выглядит. ему стыдно, но он продолжает измученно вздыхать и льнуть к рукам. — пожалуйста, хён… кюбин-хён… одежда сейчас ощущается, как самые тяжелые кандалы. резинка штанов натирает и давит. хочется залезть ногтями под кожу. — юджини, потерпи немного, — ладони тянутся к чужой шее, нежно обхватывая её, — это пройдет, я обещаю. доверься мне, хорошо? просто потерпи… сердце кюбина сжимается, наблюдая за младшим в таком состоянии. если бы он был рядом, этого бы не произошло. вина в первый раз охватывает его. но всё, что ему остается — это быть рядом. держать хана за руку и выцеловывать каждый доступный миллиметр раскаленной кожи. юджин горько стонет, когда губы старшего прикасаются к его щекам, а пальцы аккуратно смахивают слезы с уголков глаз. разве это не должно заставить его почувствовать себя лучше? но каждое движение со стороны кима отдаётся дрожью в теле, спазмом в ногах и болью в сердце. юджин лишь беспомощно лежит, принимая всё, что дает ему кюбин. перед глазами всплывают белые пятна, и пульс учащается до невозможного.☆
юджин переступает порог квартиры и понимает, почему волосы кюбина пропитаны запахом булочек. его встречает аромат свежеиспеченной выпечки и лучи заката, заполняющие кухню. кюбин тут же подбигает к столу и отламывает кусок булочки, довольно пихая его в рот. — они такие же мягкие, как щечки нашего юджини! — рука тянется, чтобы ухватиться за чужое лицо. — ну же, юджин, не хмурься. и хан улыбается, ярко и лучезарно, оголяя свои клыки. его совсем не волнует пронзающая боль, пока сухие губы трескаются до крови. он готов терпеть противный вкус метала во рту, лишь бы не разочаровать своего хёна. и юджин чувствует тепло. от чужих прикосновений, приоткрытой духовки, теплого солнца за окном. чем больше тепла, тем ярче звезда. так вот как ощущается настоящий дом? — откуда у тебя это? юджин тычет пальцем в коробку с бисером на захламлённом столе кюбина. эта комната никогда не была прибрана. повсюду всегда разбросана одежда, банки от газировки на тумбочке, мятое постельное белье и пыльные полки, с не менее грязными книгами на них. люди говорят, что дом отражает вашу личность. и у кюбина действительно бардак не только в комнате, но и в голове, а еще на голове. взъерошенные от ветра волосы лезут в глаза, после спонтанного бега в другой конец города. ким живет здесь и сейчас. он пьет с друзьями в неизвестном ему коттедже, и сразу оказывается здесь, рядом с младшим, укладывая ладони на хрупкие плечи. и тратить время на ежедневную уборку кажется бессмысленным, потому что хаос в душе все равно останется. — сестра подарила, — он садится на пол и открывает прозрачную коробку. — хочешь сплести что-нибудь? и они теряют заветные мгновения жизни на плетение ребяческих браслетов. даже не парных украшений, а простых безделушек, перекрывающие саднящие запястья. один красочный и разноцветный, другой мрачный и серый. юджин пытается продеть шарм звезды сквозь леску, но трясущиеся пальцы предают, и по комнате с раздражающим звоном разлетается мелкий бисер.☆
кюбин медленно ведет пальцами по коже юджина. не торопясь, натягивая, надавливая и вырисовывая круги. будто хотел прочувствовать всю боль через свои мягкие подушечки пальцев, нетронутые даже болезненными занозами. округлые рубцы от потушенных сигарет в школьном туалете; множество мелких шрамов от разбитого зеркала, кинутого мамой в порыве гнева; темные синяки вокруг шеи; еще свежие, длинные, обрывистые царапины от кошки. по крайней мере, ким надеется на это. навязчивые мысли снова преследуют. он хватает чужое запястье, подносит ко рту и кусает. зубы глубоко впиваются в молочную кожу. яркая кровь стремительно просачивается. кюбин в первый раз чувствует этот противный вкус на языке. — твою мать, — юджин слишком поздно осознает, что на самом деле происходит, — что ты блять делаешь?! он отодвигает лицо кима и встречается с широко распахнутыми глазами. большими, невинными и ярко-блестящими, даже в полумраке комнаты. — оставляю свой след в истории. хан пытается рассмотреть свою руку и видит отпечаток зубов, осознавая что теперь он останется навсегда. неприятно жжение проносится по телу, но все еще недостаточно болезненно. понадобится нечто большее, чтобы по-настоящему причинить боль. теперь кюбин оставил след не только в его душе, но и на теле. — я ненавижу шрамы, ты прекрасно это знаешь. — а мне нравится. они делают тебя таким, какой ты есть. хан юджин — весь в синяках и шрамах, с заплаканными глазами и осипшим голосом. но главное — хан юджин. и хан морщиться, слыша это подробное описание самого себя. его брови встречаются на переносице, пока кюбин смеется, бесстыдно и слишком громко. — хватит говорить так, ты странный. — из нас двоих ты все еще считаешь странным меня? — звучит насмешливо, с очевидной издевкой. кюбин тянется ладонью к чужому лицу. большой палец накрывает значительный рубец на щеке, который никогда не исчезнет. вечное напоминание о том, кто ты есть. именно эта рана привлекла кима тогда, на школьной крыше. хан был бы не против, если бы его тело было изуродованно кюбином. странное чувство притяжения. гравитация.☆
на улице сыро и скользко, пахнет пылью в перемешку с озоном. трава блестит под светом полумесяца. люди боятся темноты, потому что не хотят встретиться лицом к лицу со смертью. не любят дождь, ведь опасаются увидеть отражение своих внутренних демонов в лужах. упускают самые прекрасные моменты жизни из-за вечного страха. а они — скопление квинтоль. яркое, молодое, одно из самых массивных, но большинство этих звезд проживают последние стадии жизни и скоро взорвутся. после неудачного падения, юджин бы просто встал и пошел дальше, пока кровь марает его белоснежную кожу. но сейчас он сидит на бордюре и наблюдает, как прохладная вода стекает с его колена, промывая рану. ким ставит бутылку с жидкостью на мокрый бордюр. новые густые, красные капли просачиваются, слабо блестя под холодным светом луны. кюбин наблюдает за этим пару секунд, а затем приближает свое лицо к коленям младшего и слизывает вытекающую кровь, пачкая язык. чувствуется сладкая горечь, совсем не как в первый раз. лицо юджина искажается в отвращении. — это мерзко. — что? — кюбин нагло ухмыляется, — не волнуйся, мой рот чистый. зато хан грязный. весь в омерзительных отпечатках чужих ладоней. каждая часть его тела запятнана несмываемыми напоминаниями прошлого. они испортили его не только снаружи, но и внутри, отравляя все до последнего. характерный звук зажигалки выводит из раздумий, и дым тлеющей сигареты начинает слезить глаза. юджин первый раз задыхается рядом с кюбином. — мне кажется, ты пытаешься обмануть меня. хан думает, что совсем не знает своего хёна. с каких пор он курит? — ты все выдумал сам и прекрасно знаешь об этом, — голос кюбина стал намного грубее, теперь он выглядит действительно взрослым. а может кюбина и не существует вовсе. но кто тогда держал его за руку? кто успокаивал и стирал слезы губами? кто заботливо обрабатывал раны? кто покупал ему любимое шоколадное мороженое? кто слушал его бесконечные рыдания после ссор с матерью? ким замечает, как лицо юджина теряется в дыму. туманность «маленький призрак» — облако окружает умирающую звезду. кюбин снова видит эти потерянные и безнадежные глаза. — котёнок… — рука ложится на темные, мягкие волосы, слегка взъерошивая их. — все говорят, что я похож на зайца, и только ты называешь меня так… — ты ведь не хочешь, чтобы я стал как все остальные. может быть мама была права — хан юджин сходит с ума.☆
спустя долгие мучения, наконец-то наступило полнолуние. они стоят на крыше, глупо надеясь оказаться ближе к спутнику. юджин смотрит на профиль кюбина, который завороженно пытается что-то отыскать на небе, и не может понять, возвращает ли старший его в реальность или убегает от нее вместе с ним. хана освещает сияние луны, но он все еще чувствует, как тонет в мраке. на небе пролетает быстрая, яркая вспышка. люди часто думают, что это падающая звезда, а на деле — обычный метеор. сейчас или никогда. — ты мне нравишься. — что? — кюбин обращает внимание на младшего, только когда чувствует на себе пристальный взгляд. — ты мне нравишься. кажется, что юджин хранил вечное молчание именно ради этого момента. голос ровный, уверенный и спокойный, как никогда. — я всегда знал, что ты не умеешь шутить, но не думал, что все настолько плохо. — ким кюбин, — хан делает шаг ближе, — ты мне нравишься. и тут кюбин чувствует, как земля уходит из под ног. все это время он гадал, когда поймет, что оступился в жизни. думал, что отравится дешевым алкоголем на вечеринке; заболеет раком легких от сигарет; провалит экзамены и не найдет работу; лишится компании друзей; но он никогда не знал, что жизнь может быть так жестока. — юджин, нет, — холодный воздух наполняет легкие, после глубоко вдоха, — ты просто запутался, юджини, посмотри на меня, нет, ты просто запутался, — голос начинает предательски дрожать, — прости, это моя вина. хан юджин, я не нравлюсь тебе. ты не любишь меня. не любит? юджину казалось, что любовь — захлебываться в собственной крови, чтобы быть особенным для своего человека. когда вы сливаетесь воедино, разрушая свою индивидуальность. он думал это ссадины и царапины, которые будут бережно выцеловывать. а еще вечное молчание и недосказанность, потому что это проще, чем расковыривать заживающие раны. а кюбин всегда знал, что такое любовь. и это явно не она. хан ожидал удара в спину от кого угодно: от собственной мамы, учителей, одноклассников, старшеклассников, незнакомых людей вокруг. но только не от своего хёна. а когда звезда остывает совсем, она перестаёт быть видимой. ким смотрит в чужие глаза под светом луны и не видит слез. нет тех соленых дорожек, от которых ярко блестят глаза. есть лишь пустые, как черная дыра, зрачки. и он чувствует как искажается пространство.☆
юджин стоит на краю дома. с крыши все началось, на ней и закончится. снова новолуние, из-за которого каждый погружается в темноту. теперь он такой же, как и все. хан так резко обрел свободу, в то же мгновение теряя ее. опять буря, холодный ветер, из-за которого слезятся глаза и появляются мурашки на коже. только из-за морозного воздуха, совсем не от страха. он хотел оказаться выше всех. но видимо, чтобы дотянуться до небес, вначале нужно опуститься до ада. если бы не гравитация, ничего бы не случилось. юджин поднимает глаза на темное небо и вспоминает слова матери о том, что никакая он не полярная звезда, а лишь такая же неяркая, мелкая звездочка, как остальные, исчезновение которой никто не заметит. наконец-то он понимает, что никогда не станет первым и единственным, в честь которого будут загадывать желания. и надеется, что хотя бы на небе он сможет освещать людям путь. ким кюбин был черной дырой. его таинственный образ и загадочность притягивали, заставляя окунуться полностью. и юджина затянуло с концами, высосало из него всю жизнь, без возможности спастись. а на самом деле, кюбин всегда был светом. светом, который не может преодолеть гравитационное поле. потому что черные дыры появляются только когда умирают звезды.