***
Из дома принц вышел страшной, бледной тенью себя прошлого. Он замер на пороге лишь на секунду, дотронувшись до краев маски рукавом одеяний. Неужели это правда он? Когда-то великий и прославленный Бог Войны, наследник государства Сяньлэ, а сейчас что? Бедствие в белых одеждах, демон несущий смерть на своих плечах. Как низко он пал после ослепительного взлета на олимп. Весьма жаль, что падение с невиданных высот обломало ему крылья. И как следствие, уже измученного, его душу глумливо растерзали множеством ударов в живот. — Сяньлэ, — прозвучало у надгробия резким голосом Бая. — Посмотри на себя, разве ты не прекрасен? — белая тень появилась откуда-то слева, но своим появлением не колыхнуло остатки души принца. Он его больше не боится. — Вижу тебе приглянулся мой подарок, — все продолжал на потустороннем мурчать Бай, оглядывая наряд Се Ляня. Принц безликим неживым изваянием продолжал стоять не шелохнувшись. Демон успел подойти чтобы обойти молчаливую фигуру по кругу и взять его ладони в свои. Руки бедствия ощущаются как ничто, пустота, как если бы принц просто и бездумно вытянул свои ладони сам. Но что-то тяжелое и давящее на душе после прикосновения мешает сделать глубокий вздох. Сама бездна протянула к нему свои когтистые лапы и взглядом пронзала его руки. — Даже не вериться, как такими прекрасными руками ты мог убить своих же родителей. Уму не постижимо! — восхищенно воскликнув, тварь заходится смехом, склоняясь над принцем. Из прорезей маски, идентичной той, что была на лице Се Ляня, посыпались искры. Такие острые, такие яркие — они как иглы впивались в его руки, уже не такие изнеженные. Царапали, попадали под кожу и грозились забиться в голубые вены, качающие его царскую кровь. Наследный принц в ужасе дергает рукой из мёртвой хватки, видя как по холодной ладони Бая течёт демоническая ци. Демон не может себя контролировать в приступе психопатии, что льется за края в виде сжиженной, липкой энергии. Почти получилось вырваться, как тот лишь сильнее сжимает его ладонь. Безликий силился с самим собой высказать скверную издёвку, но Се Лянь перебил попытки Бая сказать хоть что-то связное. — Что ты несешь? — не выдержав после нескольких минут пронзительного, почти летального смеха белоснежного демона, возмущенный принц все же вопрошает в сторону Безликого Бая. — Разве это не так? Оглянись Сяньлэ, это же ты их убил. Небо как по команде потемнело на несколько тонов. У тропинки уходящей в лес шелестели листьями вековые деревья, где-то тяжело опускаясь, а где-то снова устремляясь кронами ввысь серебристого от облаков неба. Ветер легкой поступью прошелся мимо божества и демона, обогнул поляну полукругом и вновь устремился в сторону этих двоих, так словно желая разузнать развязки их занимательной беседы. Вихрь снова начинает развевать края рукавов, легко разглаживая ленту на руке одной из фигур. — Ты не выдержал гнёта, что несли тебе родители со своими глупыми расспросами, — нежно, словно успокаивая вторил ветру демонический голос. — Поэтому ты взял ленту… — Нет, прекрати! — попытался перебить принц, но бедствие не унималось и продолжало всё громче. — Ты вошел в «императорские» покои… — Заткнись! Ничего этого не было! — гаркнул из всех сил принц, но эффекта это не возымело. — Они были так беспомощны пока спали… — Ты врешь! Этого не могло произойти, — крик пролетел по поляне у дома, ударился об дальнее дерево и затих, лишь отголосок эха еще витал в воздухе. Казалось улыбка под маской безликого сделалась ещё шире. — Их тела ты вывесил на рассвете, — тихим рокотом выплюнул из себя демон, после чего с видимым интересом взглянул на принца, что завороженно смотрел на ленту, повязанную вокруг запястья. Несмотря на слова, что болотной водой, как через песок, проникали в разум бывшего божества, внутри души ничего не откликалось. Вода стекала как по каменной стене, каплями орошая внутреннюю пустоту, разбиваясь градом об неё. — Но я не мог… — словно в попытке оправдать себя, сиплым голосов все повторял и повторял принц мертвого государства. — После всего, ты еще можешь считать себя святым? — Но ведь я!.. — гневное возражение резко затихает, когда Безликий Бай отбросив руки принца прижимает его за затылок к своей груди, холодными когтями пройдясь невзначай по шее и впиваясь иглами в волосы. — Т-ш-ш, тише… О мой милый, милый Сяньлэ, сколько боли тебе пришлось вынести в этом одиночестве, — все что мог Се Лянь сделать так это затихнуть, как зверек перед грозным, белым хищником. Находясь в лапах смерти страшно дышать, а в присутствии Безликого Бая страшно ощутить прикосновения холодного металла к своей голове. Когтистая пятерня обжигала своей убийственной ци, с ощутимой болью метафорично проникая внутрь головы Се Ляня. Заставляла подчиниться мелодичному голосу. — Никто не способен понять этой боли. Скажи, остался ли на свете еще хоть один человек, который поверит в твою чистоту? — вопрос вонзился в грудь подобно осколку хрусталя, вызывая фантомную боль в области солнечного сплетения. Глаза под маской распахнулись от невиданного ранее чувства отчаяния. Раньше принц обязательно ответил хоть что-то на это. Он же наследник Сяньлэ, Бог Войны, конечно же у него есть люди, которые верят в него. Но сейчас слишком многое изменилось. Се Лянь с удивлением осознает, что ему нечего ответить. На этом свете не осталось даже его родителей. Плечи содрогаются, словно нежнейшие цветы в грозу. И в правду, никого не осталось. Из горла принца вырывается неестественный звук, похожий отдаленно на хрип умирающей птицы, чьи пёстрые крылья сравнялись с землей, а блеск перьев мгновенно исчез. Глубоко внутри послышался оглушающий хруст, от которого на мгновение заложило уши, и кажется сердце пропустило пару ударов. Прошло еще несколько минут, наполненных доверху болью душевной, прежде чем принц осознал себя на холодной, промерзлой земле. Он сидел, опустив плечи настолько низко, что при других обстоятельствах ему непременно прилетело бы палкой по спине, под бесконечные лекции наставника. «Молодым людям твоего статуса не подобается такой расхлябанности!» Но вокруг было тихо. Лишь плачь ветра перебивал гробовую тишину. Се Лянь не сразу догадался о том, что хрипящие вздохи, разносившиеся поблизости, совсем рядом, принадлежали ему самому. Щеки от чего-то жгло так, будто он бежал сквозь кусты острых шипов, или напротив сидел в смирении перед учителем и слушал все его упреки со стыдом. Упреки, что галопом скакали в голове и разносили свое эхо на просторах разума. В душевной прострации принц проводит по скулам рукавом одеяния. Рукав почему-то намок. Неужели он не заметил, как пошел дождь? Принц поднимает голову к небу, что было затянуто платиновыми грозовыми тучами. Ветра всколыхнули длинные волосы, что раньше покоились и не смели фривольно раздуваться за спиной. Дыхание замерло от осознания того, что плакало далеко не небо. — Вставай, Сяньлэ. — безапелляционно приказал Бай, чье существование Се Лянь игнорировал до этого момента. Покрасневшие глаза медленно вернулись на маску скорби и радости. В когтистых руках фигуры висела точно такая же маска, она подобно мотыльку в руках коллекционера опустила свой взгляд вниз, смирившись со своей судьбой. Даже неодушевленные предметы, как эта маска смирились. Так отчего же не может смириться сам принц? Может если он примет эту больную истину, то ему станет хоть каплю легче? От бегства он получал ничего кроме опустошающей боли, что в какой-то момент стала частью его души. Настало время принять то от чего он так долго и бессмысленно бежал. В прострации бывшее божество поднимается с колен и протягивает свои холодные ладони в сторону маски. — Так-то лучше, — одобряюще мурлычет белый демон. Протянутые руки принца снова отбрасывают, но уже с ощутимой лаской, словно легонько поглаживая, убирают в стороны. Маска в тот же миг оказывается на бледном лице Се Ляня. Металлические когти-крюки в нежном жесте оглаживают затылок, чуть расчесывают волосы крючком указательного пальца. — С этого момента ты больше не святой, а все твои обеты и обещания — не более чем детское упрямство. Ты меня услышал, Сяньлэ? — спрашивает, как у провинившегося ребенка безликий демон. С этого момента бывший, омраченный принц способен лишь кивнуть на услышанное, прежде чем ладонь, что до этого так нежно поглаживала его плечи и шею, резко перейдет на лицевую сторону маски. Затем Бай грубо толкнет Се Ляня, отчего никак не ожидавший этого принц повалился наземь. Белый силуэт рассеялся сияющими крупицами льда по ветру, усыпая собой землю, забиваясь в ноздри и в приоткрытые от замешательства губы. Казалось с неба неожиданно пошел снег, стремительно переходящий в метель. Частицы кололи лицо холодом после того как Се Лянь сдвинул маску в сторону. Хотел высмотреть внезапно пропавшие очертания человека в белом саване, но его ждало собственное одиночество и кружащийся пепел, что он принял за снег. Безликий Бай ушёл, растворившись на глазах. За собою оставляя только гиблое, морозное знамение.***
Под ногами шуршащий грунт, что отслаивался в металлическую пыль. Он летел и создавал песчаные облака, следом же окутывая собою носки белых сапог. Их обладатель не обращал внимание на это и не смел останавливаться, гонимый порывом ненависти. Его образ издалека казался прозрачным от струящийся ткани траурных одежд. Каждый шаг незнакомца отбивал ритмичный хруст сухих злаков, что высохли в труху на поле, которое после резни стало негласным лимбом для умерших. Над пустырем тяжело нависли дождевые облака. Они томно и медлительно предупреждали о буре, что грозилась погубить тысячи душ здесь. Некто шёл по полю, исполосованного стрелами и копьями, то и дело натыкаясь на плачущие души. Души, чьи огоньки погасли, но дрожащий воздух как от пламени и завывания под ногами были ещё различимы. Сяньлэ водил перед собой мечом и разрубал пустоту подле себя — неизменно попадал в какого-нибудь духа и запечатывал его несчастную душу. Они не получат покоя даже на этом пепелище, не получат времени, чтобы вдоволь оплакать свои тела. По общей братской могиле, под грунтом которой схоронено по меньшей мере сотня тел, расхаживал дух поветрия и забирал лазурные огоньки с собою. Се Ляню когда-то захотелось бы оплакать каждого. Всякий воин, что полег здесь навсегда заслуживал отпевания Бога, ради которого они так рьяно сражались. Бог, что не оправдал их жертвы и проиграл. Уже неделю с лишним принц не видел солнечного света. Нагнетающие тучи на высоком, бесконечном небе стали привычны. Как и раскаты грома в сотнях ли на юге, где не утихали штормы. Оттуда шёл едкий запах водорослей, гонимых на берег волнами со дна глубокого океана. Обычно над королевством Сяньлэ солнце заходило лишь на закате. В остальное время стояло в зените, грело лица горожан, урожаи на террасах и сердца тысяч людей. Мрак не был привычен этим землям, как сейчас: погода в точности повторяла настроение принца, что был темнее всех туч этого мира. Угольный меч снова взмыл над землей, вбирая в себя погибшие души. Серебристыми нитями они тянулись со всего мертвого поля, оплетая лезвие меча. Лицо под маской скривилось в безобразной улыбке от увиденного: Се Лянь наблюдал за сетью, что плелась вокруг него. Внезапно все пространство вокруг вспыхнуло белой вспышкой, словно на месте упала звезда, родом из далёкого космоса. Свист ветра тут же заложил уши, а следом начал путать и тасовать темные волосы, как высокую траву на горных склонах. От земли разило пролитой кровью и пеплом, а после вспышки запах начинал клубиться. Черный, густой дым затопил собой все поле, поглощая каждый миллиметр пространства на своем пути. Ручьями серых капель он собирался под белые одежды, не оставляя от себя ничего. Но в один миг все стихло, когда за спиной божества послышался отроческий голос. — Ваше Высочество… Сяньлэ перекосило, и он резко повернул голову в сторону голоса, отчего под черепом что-то стрельнуло и корпус принца шатнулся в сторону. Затуманенный взгляд сосредоточился на черном пятне впереди. Вскоре зрение вернуло свою остроту и мутный силуэт оказался юношей, облаченным в смоляной доспех. Он стоял на одном колене, склонив голову вниз, как будто собирался слушать указания, чтобы в дальнейшем их исполнить. Поза вассала, которых за свою недолгую жизнь Се Лянь повидал немало. Все на одно лицо — даже своих генералов он не запомнил. От одного вида юноши в осколках души Се Ляня рождалось желчное отторжение, не говоря уже о словах, что успели слететь с его губ. Как смеет этот воин помнить о Наследном Принце… а воин разве? В его голосе он не слышит той твердости и холода духа, что обычно присуща бойцам. Перед ним совсем молодой юноша, в чьем голосе ещё не пропала надежда в светлое будущее. Кровь с молоком, не иначе. Незрелый, а уже мертвый. Вот к чему привела бездарность Бога Войны. По коже прошелся холодок, возвращая Се Ляня в реальность, что пропахла серой и пеплом. Молодой человек продолжает стоять перед ним в раболепной, отвратительной позе, покорно склонив голову к своим ногам. Его силуэт был пропитан темной ци, которая окутала его, подобно фате. На боку пояса висела сабля. Она была длинной, изогнутой и мутно-рыжей. Видны ороговевшие частицы ржавчины, которые покрывали гребень клинка как кораллы на рифе. — Как ты меня назвал? — сдерживая клокочущую ярость, вопрошает бедствие в белом. Он наклоняется ближе к юноше, нагнетая собою. — Ваше Высочество Наследный Принц. — благоверно повторяет погибший воин. — Ты ошибся. — холодно констатирует Се Лянь. — Я никогда не ошибусь насчет Вас, Ваше Высочество. — воин в обсидиановых латах, что ковали в самой бездне, поднимает свою голову. Его лицо закрывает улыбающаяся маска. Что-то внутри Се Ляня заклокотало от вида белой, схожей маски. Болезненно сжимается ком душевных терзаний, что давит своим весом на горло, удушая. — Ты выдаешь желаемое за действительное. — сквозь зубодробительный скрежет вылетает с раздражением из-под маски. Наследный принц все еще надеялся сохранить свою личность в тайне, но этот юноша явно много о себе возомнил раз смеет называть его по титулу. Избавиться. От него нужно немедленно избавиться. Как угодно, желательно прикончить тут же. Все его сознание заревело, будто раненый зверь со смертельной раной, желая лишь одного. Шелковая лента слетает с руки бывшего божества в направлении головы чужака. Она стремительной стрелой проносится мимо Се Ляня и уже собирается сжаться удавом на призраке. Но юноша успевает закрыть голову правой рукой, избежав прямого столкновения с демоническим артефактом. Белая змея обматывается вокруг его запястья в крепчайшем узле, удерживая руку в одном положении, прямо над головой. Так иронично сейчас выглядит, словно прикрывает ладонью взор от ослепительного света павшего Бога. Или наоборот — пытается закрыться от духа поветрия. Оба варианта раздражали; Се Лянь предпочёл отмести вычурные карикатуры из мыслей. Юноша был несравненно силен и это легко ощущалось. А ещё он явно не обделён бесстрашием, раз так уверенно и самоотверженно предстал перед ним. От того Сяньлэ заинтриговано продолжил вести с ним диалог. — Твое имя? — тон больше подошёл бы допросу. Хотя Се Лянь почти искренне интересуется. — У меня нет имени. — все внимание воина сосредоточенно на ленте, что связала его руку и с каждым мигом завязывалась в узлы только сильнее. — Безымянный? — раздражение Се Ляня вновь вышло на первый план. Теперь оно могло скрыть под собою всю гору Тунлу — от подножия до самой вершины. Внезапно оно смогло затихнуть от мысли, что этот мальчишка будет полезен в исполнении его сокровенного плана. — Так тому быть. — Се Лянь успел приблизиться к нему, ровняя свои носки с его. — За мной, — отдает команду, словно генерал солдату. Что же, да будет так. Сяньлэ резко дергает ленту на себя от чего воину приходится резко подняться на ноги. Примечательна его стойкость — несмотря на резкость действия ему удается сохранить равновесие и не упасть в ноги к Се Ляню. Умин безоговорочно повинуется и собирается идти следом за принцем. Когда безымянный выпрямился во всю свою высоту стало заметно невооруженным глазом их разницу в росте. Которая не смущала Сяньлэ нисколько. Он продолжает держаться за ленту и волочить за собою призрака, что выше его по крайней мере на полголовы. Белый силуэт ступает впереди, но почувствовав сопротивление опять оборачивается. Умин остановился. Он уперся волом в землю обращая внимание Бога Войны к себе, а когда получил его во взгляде назад решительно заговорил. — Я клянусь следовать за вами до конца своей жизни, Ваше Высочество. — мрачно проговаривает призрак, вновь преклоняя колено к земле. — Не пори галиматью, — грубо обрывает его присягу божество, призывая встать с земли дернув Жое наверх. — Твоя жизнь закончилась, уже. — договаривает принц. Умин, отчего-то замер на несколько секунд, но вовремя спохватился и пришёл в себя, тут же вскакивая с земли стараясь догнать своего попутчика. Павший наследник Сяньлэ и призрачный, недавно погибший воин идут на расстоянии друг от друга, а белая лента, что повисла между ними, связывала их руки. Точнее сказать одну единственную руку, но воину нравилось думать обратное. Две тени все дальше отдаляются от сожжённого поля в сторону леса, распростертого на мглистом горизонте. С черных, поглощающих все небо туч на землю падает первая капля надвигающегося дождя. Капля за каплей прижимают поднявшуюся пыль в дороги, образуя на них крохотные лужицы. Грядет гроза.***
Небо разрывалось на части, само пространство гнулось от непролитых слез. Умина, или Се Ляня, а может всей нации, что оказалась в таком состоянии — не ясно. Ясно одно — даже резина рано или поздно рвется с оглушительным свистом и всеми вытекающими. Что уж говорить о небе, ставшим низким и налитым иссини-бурым цветом. Идти в поселения укрываться от дождя бессмысленно: либо прогонят Се Ляня, либо Се Лянь их прогонит. Вот только уже посмертно, замарав при этом каждую циновку жгучей и вонючей кровью крестьян. Поэтому он, не сговариваясь с прибившимся к нему воином последовал в лес. Его окраины поначалу казались смутно знакомыми и напоминали Безмрачный лес, да только с продвижением вглубь это призрачное ощущение пропадало. — Тебе знакомы эти края? — обратился Сяньлэ к призраку. Он шёл от него на почтительном расстоянии, заведя обе руки за спину. Лента слетела с запястья, когда Сяньлэ убедился в том, что воин, не выражая протеста идёт за ним. — Никак нет. — спешно отвечает он. Его ровный тон не пропал со временем, а значит он не страшился идти за принцем. Пусть даже сам бывал здесь впервые. — Хотя я проходил вдоль этих окраин ранее… — уже тише добавляет безымянный. — … — Се Лянь молчит. Первоначальный отрицательный ответ удовлетворил. Он услышал то, что ожидал и это не стало новостью. Пусть и остался несколько разочарованным. Умин продолжает следовать за принцем, в надежде услышать прекрасный, но такой тусклый голос ещё раз, но непроницаемая тишина звоном отражается от стволов деревьев. Волнительная встреча с божеством прошла очень скудно и сухо. Он представлял ее себе не так. Надеялся увидеть Наследного Принца в прелестных шелках его дорогих одеяний, со счастливой, солнечной улыбкой наперевес. Но увидел лишь тень — мертвую и потухшую. Не могло все в один момент настолько сильно изменится. И оттого Умин секал себя хлыстом, бесился неистово на самого себя, что был так далеко, был бесполезен и не смог помочь. — Возможно, я опоздал, — призрак размышляет. Его мысли сами собой вырвались наружу. От отчаяния — было трудно удержать свою тревогу. — мне жаль. Се Ляня пробило током от его слов. Он останавливается на полушаге, так и не опустив ступню на землю. — Ты ничего бы не смог сделать. — вышло излишне обречённо и грустно. Голос принца не мог сокрыть ту искренность, что он успел забыть, лежа в бессознательном состоянии на постаменте. Стало невыносимо жарко и он тянется к маске, чтобы снять её с лица. Только тогда он, отмерев, продолжил идти. Оставив призрака в несбыточном ожидании. Тот, когда увидел его жест заволновался сам, а следом пытаясь скрыть дрожь и застыл на месте. Но продолжения не предвиделось. Принц не желает продолжать эту тему, или?.. — Мы идём в Юнъань. У тебя есть там родственники? — Се Лянь на ходу мимолетно обернулся. Под его глазами Умин замечает темные круги, что особо четко выделяют безразличный взгляд, а исхудавшие скулы излишне добавляют драматизма. Даже сейчас, будучи погруженным в злой рок, он прекрасен. Безымянный по привычке отводит взгляд, но чуть было не спотыкается, уходя далеко в свои мысли. — Нет, нету. — спешно заверяет демон. Сяньлэ судя по всему был доволен этим ответом. Поэтому в дальнейшем больше не оборачивался. Лишь периодически тяжело вздыхал. Видно уже по привычке. Вечность молчания и непрерывных шагов завершил Умин первым. Все началось с неконтролируемых мыслей, что поселились в нем со знанием их цели. Юнъань. Дыра, из которой сочилось отребье в столицу. Он помнил их жителей ушлой и убогой беднотой, живущей в бараках. Там же, где и он когда-то. Вот только их наглость несоизмерима со скромностью местных. Недо-провинция их породила, что даже палец о палец не ударит, зато с радостью опорочит имя их единственного спасителя. Безымянный пусть и забыл ту ненависть, с которой жил в далеком отрочестве, зато сейчас был готов зарезать каждого из тех земель. Во благо и исполнения заветной мести. — Им воздастся за Вас, Ваше Высочество. — его оборвали на полуслове и взглядом прожигают. На голове Наследного принца волосы встают дыбом от гнева, отчаяния, злости, ярости… Пока Умин тут же не закрывает себе рот. Прям так, через маску. Она прижалась к лицу очень-очень плотно и уже больно сдавливает нос, что немного и хрящ на нём согнется. Пусть и больно, но рук отнять он не может. Действие само собой совершилось на автомате, пока призрак пытается сообразить свою ошибку. — Что ты сказал? — Се Лянь медленно подходит и наклоняет голову. В его глазах искрится что-то и разрывается как порох, но пока сдерживается внутри. Все те всполохи огня, обжигающие и сжигающие все на своем пути. Безымянный отшатывается назад. Одной ногой не чувствует земли, из-за чего почти валится на спину. Готовый встретиться с землей, инстинктивно отрывает руки от лица и взбрасывает их перед собой. Хочется ухватиться за Бога, или чтобы Бог ухватил его за плечо, не позволив упасть. Но этого не произошло, как и не произошло падения. Тот больно стукает лопатками о кору какого-то дерева. Оно стояло сзади подобно ангелу-хранителю и подпирал его тело, что сейчас билось в дрожи. Сейчас, как никогда прежде, его божество напоминало Белое Бедствие, коему так уподобился в эти месяцы, коим он так обуревался. И ненавидел. — Почему молчишь? — у Се Ляня в районе носа от бешенства встают борозды, как на морде у тигра, что скалился в кровавой жажде. — Повтори, повтори! — слишком отчаянно — он так безотраден, а из глаз почти сыплются слезы. — Я больше не святой, и прошлого у меня нет. В глухом, таком дремучем лесу, обернутым сумраком разрывается в биение сердце принца. Такое одинокое ничем не заглушается, даже стрекотом сверчков, или пением цикад. Не слышно хруста травы под мышиными лапами и шорохи на ветвях пропали. Словно все внимание приковано к слезам, что все же полились по одной из щёк. Солёная капля упала на траурные одежды и на ключице оставляет темный след. От которого так плохо, что сейчас Умин сам разрыдается. Так стыдно. Он, что преследует принца с самыми добрыми мыслями, готовый на любой поступок, все чтобы Бог не замарал рук. Все, чтобы Богу было лучше. Он хочет разделить ту боль, а не множить её. Но как сказать, как донести, чтобы не сделать только хуже? Как сделать хоть что-то, когда его рябит как отражение на водной глади? — Как… Как же так… — маска заглушает тонкий писк, так несвойственный высокому, хорошо сложенному юноше. Он как осиновый лист дрожит и слова в его горле застревают, не дают выйти басистым восклицанием обожания. — Что ты там бормоче… — склоняется ближе Се Лянь. Так, словно ему в действительности интересно услышать слова верующего. — Я не поверю! — он не замечает приблизившегося божества, из-за чего почти стукается лбом о лоб Се Ляня. Силы свыше оберегли его от этого, и он вовремя остановил свою уверенность. Ведь тут же она сходит на «нет», так как Бог Войны, низвергнутый, опозоренный, сейчас звереет. Умин сжимается в волнении при первой вспышке касания. Так волнительно и так больно проезжается спиной по коре. Он чувствует позвонком отламывающиеся куски, что в местах болезненно упираются в чувствительные холмики костей. Безымянный взвывает, когда его держа за шею поднимают на пару сантиметров, полностью вжимая всей поверхностью в древесину. Одежда на спине промокла от холодного пота и росы, что успела лечь слоем на бересту. — Я никогда и не был никем! Никто, никто я! — до Умина слова доходят с задержкой и с телом ниже головы он теряет связь. Все нервные окончания пережаты и руки не слушаются, когда он ими в протесте впивается в запястье Сяньлэ. — Ты верил и продолжаешь верить в пустоту, никого перед тобой сейчас нет! Божество в ужасе смотрит перед собой. Юноша, которого тот прижимает за шею не вырывается, но начинает немного хрипеть. От картины перед глазами Се Лянь почти опомнился, собираясь тут же отнять свою руку от несчастного духа, но сквозь белую материю, на коей так условно и театрально, сардонически виднеется улыбка, послышался ответ: — Я и не верил, я знаю. Знаю и люблю. Се Лянь шокирован, и даже гнев на секунду отступил, а в голове проносятся воспоминания. Такие родные, но уже как будто из другой жизни. Они охладели и потускнели; лед на них искажает картинку, а трещины, что появились от резкого удара раскололи их на маленькие осколки. Осколки, что больно впились в сердце и разорвали внутренности вновь. Стало так больно, еще раз больно и нестерпимо. Даже Безликий Бай, своими ядовитыми усмешками не сравнится со словами этого безымянного демона, что напролом здравому смыслу и чувству самосохранения продирается сквозь шипы и бурьяны, самолично выращенных принцем. Всё, лишь бы Се Лянь опять поверил в себя и попытался исключить тьму из себя. Но было слишком поздно и благородные когда-то мысли испарились как вода на раскалённом песке безмолвной пустыни. Рука дрогнула, в следующий момент разжалась и Умин, почти задушенный, скатывается по дереву. Ноги гнутся в коленях, грозя повалить его на холодную пыль над корнями. Но не успевают, ведь бог снова подхватывает его и разворачивает к себе спиной. Руки заламывает назад и прижимает к хребту. — Невозможно любить убийцу, невозможно! — он уже кричит в отчаянии. Разрывает своим сорванным голосом пустоту и свои связки. — Душегуб я, а не Бог. Чернь, а верующие все в меня уже в могиле! — он резко толкается бёдрами в его сторону, полностью теперь прижимая его ноги к дереву. Он убирает руки с запястий Умина, чтобы одной из них развязать Жое и взяв за оба конца туго схватиться за неё. Она трещит и заламывается, почти визжит от метафоричной боли, причиняемой ей Се Лянем. Он приказывает ей связать руки призрака, что успел их развести и схватиться ими за дерево, согнув в локте. Он пытался от него оттолкнуться, но оказался накрепко привязан артефактом. От напора, поверхность на маски в районе щеки трещит и даёт скол. Она сдвигается на бок, но все ещё хранит лицо в своем мраке. — Я уже даже не даос, и нет вот мне ничего святого! — с этими словами он хватает того за шкирку, вынуждая прогнуться в спине. А воздух из легких Умина резко вырывается во вздохе. Резком и таком некстати. Он слышит самого себя и понадеялся, что наследный принц не расслышит в приступе слепой ярости. Но слепота лишь обостряет слух, на превеликую досаду безымянного, что ощущает перемену в настроении Се Ляня. Тот столбенеет и замирает. Хватка на одежде ослабевает, а следом переходит ниже. По позвоночнику к копчику, что сейчас прижат. Он аккуратно отходит, а следующим, очень рваным и быстрым движением хватает того за бедра и отлепляет от дерева. Сейчас поза вовсе стала пошлой и ужасной. Вся жестокость в ней перетекла в новое, такое пугающее русло. — Я докажу себе. — тихо и так холодно он произнёс. Слова, подхватываемые ветром, дошли до Умина, от чего тот зардел и принялся уже вырываться. Нет, нет, нет! Не так, всё не так! Но лента, пропитанная демонической ци и смертью, пусть и сама дрожит от слов Се Ляня, не смеет ослушаться и держит пленника, не давая тому высвободиться. Страх начал смешиваться с каким-то извращенным вожделением. Ужас пересекал все его нутро искрами, переходил в голову, а уже от неё в гениталии. Молниями бил в ноги и они дрожали, сами собой сводились плотно, но принц встал таким образом, что невозможно было сомкнуть их вместе. Паника отбивает в нем дробь, что следует по телу в ритме с руками божества. Сейчас его ладони двинулись с бёдер ниже, остановились на тазовых костях и цепляют тонкими пальцами за край верхних штанов, что тут же повисли внизу где-то в лодыжках. Руки возвращаются наверх и что-то щелкают на спине. Тяжесть с туловища упала со звоном — броня оказалась там же, в ногах. Её отсутствие открывало вид на рубашку, которую Се Лянь закидывает на верх. — Ваше Высочество! — срывается Умин, все так же безуспешно пытаясь освободить руки от Жое. Ответа не последовало, лишь очень сильный удар по пояснице, что вынудил его прогнутся ещё больше. После этого он ощущает жжение и покалывание, от которого шипит себе под нос. Удар Бога Войны ощутим и ни с чем не сравним. Даже полностью лишенный божественных сил все так же могущественен. И так же беспощаден. Под рубашкой уже виднеется покрасневший след, так контрастно смотрящийся на бледной лунной коже. Кожа, что так красиво оплетает талию… Се Лянь по старой привычке мысленно даёт себе очень сильную пощечину, что глухим шлепком отзывается под черепной коробкой. Она вышла настолько сильной и громкой, что даже в реальности, такой эфемерной и призрачной, он слышит такой же звук. Не уследил за рукой и заместо своей щеки, руке подставил чужое бедро, что сейчас оголяет от нижних штанов. Обладатель бедра вздрагивает и задыхается. Сгибает шею и лбом упирается в дерево. Он чувствует сильнейший жар на скулах, что льется на уши, что стали заостренными в новом теле. Они на животный манер опускаются вниз. Пальцы Се Ляня тянутся на живот, чтобы подхватить ими завязки на рубашке, но натыкаются на плоть. Уже оголенную, температуры близкой к кипятку, особенно по сравнению с остальным телом демона. Рука мигом отстраняется, а в голове эхом зазвучал чужой стон. Оглушительный, несмотря на все старания Умина заглушить его. А следом чужой, каркающий смех. «По истине, какой бог, такие и верующие.» — его сущность при знакомом, таком рычащем, но нежном голосе, дергается и даёт трещину на сознание. Под ее натиском забытые обеты всплывают в голове, что шепчут мантры и сутры ему на ухо. Уговаривают, просят, молят остановиться и отпустить призрака. Но он не слушает, желая избавиться от старых оков. Из-за них он оказался таким слабым и беспомощным. Его взращивали в храме бесхребетным, абсолютно беззубым, а он, идиот, метил на место Бога Войны, увенчанного короной из цветов. Как опрометчиво, как нелепо. Его плечи расправляются подобно новым крыльям, когда он размашисто проходится ладонью по впалому животу. Пощипывает на пробу кожу внизу, почти у лобка, и слышит всхлипы. Едва он коснулся члена вновь, как Умин снова дернулся, весь зажался. Он видел это по скованности мышц, но призрак противореча реакции тела, по инерции толкнулся в руку. Иррационально, Се Лянь не понимает его. Никогда не поймёт. Тем временем он почувствовал пекло и у себя в том же месте. Гонимый животным желанием с тихим порыкиванием потирается о чужие ягодицы. Принц подмечает очарование, когда его возбуждение упирается меж двух половинок, выглядит так правильно. Словно обман переродился, а следом развеялась прежняя иллюзия запрета — не может нечто столь греховное быть настолько же желанным. Последний аргумент совести умер там же под аккомпанемент собственного стона, что вырвался внезапно. Он руками, пораженными тремором, развязывает последние узы на своих штанах и приспускает их. Чувствует облегчение на плоти, что теперь не скованна белой, такой грубой и невесомой тканью. Притирается сзади, проводя головкой вверх-вниз. Методичными движениями уходит в транс, что поглощает полностью и лишь скулеж безымянного, ставший обыденным, резко вывел на поверхность. Своим подскочившим тембром, который стал на удивление очень высоким. После малейшего промедления Се Лянь решает действовать. Собирает с головки выступившие капли и размазывает по колечку мышц. Решает, что количества смазки недостаточно, поэтому не придумав ничего лучше подносит свободную руку на живот Умина, к которому сейчас весьма однозначно прилегал вставший член. Проводит кончиками пальцев, быстро собирая естественную смазку, которой заметно больше чем у него самого. На вопрос «почему так?» он ответит себе позже, а сейчас вынет руку и проведёт ею по промежности. Он резко входит. Не получается на всю длину за раз, так как внутри демона невероятно тесно. Пришлось оторвать внимание от низа безымянного, чтобы взглянуть на спину и затылок. Тот глубоко дышал, видимо по земной привычке, а не необходимости. Опустил голову, опиравшись ею о шершавую поверхность, словно в молитве. Се Лянь не мог сказать наверняка закрыты ли у того глаза… Не мог знать есть ли вообще у того глаза, не скрыта ли за маской пустота вместо лица. На сетчатке расплываются образы из прошлого: как Се Лянь впервые повстречал Безликого Бая, что восседал на ветви раскидистого кедра, махал ногами как маленький ребёнок и резвым голосом отчеканивал жуткие вещи. Стерпеть было невозможно, поэтому Сяньлэ сорвал маску с лица наглеца, но увидал себя же, после чего призрачная оболочка рассыпалась в сером пепле. На ужасном моменте воспоминания он делает толчок в нутро, особенно грубый, отчего демон взвывает. Лопатки под тканью задвигались, стараясь высвободиться. В который раз, но все бессмысленно. Стенки сжимают очень сильно и давление на члене от этого великолепного. Само тело под ним великолепно, податливо, несмотря на незначительный протест и вскрики. — Ва-аше Высочество!.. — кричит призрак, когда Се Лянь в очередной раз толкается внутрь. — Твои обеты не помешали оприходовать мальчишку. — а дальше смех. Почти как лай собак срывается с губ демона под ним. Перед глазами павшего божества темнеет ночь, среди которой рассыпаются белые мушки как звезды. Он не успевает подумать, когда очень резко и с нехарактерным хлюпаньем выходит из тела безымянного. Тот выдыхает уже своим голосом, а не тем зловещим баритоном, что несколько секунд назад сказал возмутительные слова. Приказывает тут же Жое развязаться и упасть на землю. Та послушно развязывает узел и падает, скручиваясь змеей под деревом. Умин ещё какое время держит руки на коре, но те сами собой падают, не в силах даже удержаться за древесину. Се Лянь переворачивает его, держа одной рукой за талию, а другой за плечо. Тот запоздало опомнился и уже вцепился обеими руками за предплечья принца. Но долго это не продолжается, ведь Умина опять припечатывают к дереву. Се Лянь несмотря на чужие ладони отлепляет руку от плеча и касается поверхности маски. Поддевает пальцами край и собирается поднимать, да только безымянный с испуганным «нет!» перехватывает ладонь бога. Так получилось, что теперь их пальцы переплетались в двояком жесте, от которого Се Лянь начал сходить с ума. — Жое. — коротко скомандовал ленте принц. Она безропотно поднялась с земли, уже пыльная, и схватила призрака за обе руки во второй раз связывая. На этот раз руки были перед ним, но шевелить ими было проблематично, из-за той же Жое. Се Лянь тянется снова к его лицу, но тот вертит головой, не желая расставаться с маской. Но все тщетно, ведь со скоростью бывшего Бога Войны новоиспеченный демон не мог сравниться. Пальцы Его Высочества уже снимали раздражающую маску, пока демон изо всех сил зажмурился. И… Сяньлэ ожидал увидеть кого угодно, даже самого себя. Возможно так даже проще было бы. Но нет. Перед ним юноша, которого он раньше точно не встречал. Наружности весьма приятной, хотя по бледности кожи можно было судить всякое. От болезни, до голодания, но все мимо, ведь реальность куда хуже и несправедливей — он мертв. — Открой глаза, — голос просел окончательно и стал ниже. Заметны стали нотки хрипотцы, которая драла слизистую, вынуждая Се Ляня почти откашливать каждое слово. — сейчас же. — после этих слов он хватает того за подбородок. Умин поддается действию принца, но глаза все так же держит замкнутыми. Лишь когда хватка на жевательных мышцах стала невыносимой, он осмелился приоткрыть левый глаз. При виде Бога все внутренности внутри переворачиваются вверх дном, когда вот так — без маски. Но есть нюанс: поза и положение безымянного, от коих он краснеет пуще прежнего. Се Лянь начинает терять терпение, от чего рука переходит на шею и сжимает. Да, призрака невозможно задушить, или хотя бы сломать шею. Но он подозревает, что это по крайней мере очень больно и неприятно. Мера подействовала лучше положенного, ведь как только ладонь коснулась жилки Умин сам вскинул глазки на него. Ясные глаза как драгоценные камни блестели в свете молний над еловым деревом. Левый был таким обычным, черным, непрозрачным, не то что второй. Он был ярким, блестел за челкой киноварью и приковывал внимание. Се Лянь изумляется; тянется рукой к волосам, чтобы взять пряди и поднять. Хочется лучше рассмотреть. Умин же теряется и мельтешит глазами из стороны в сторону, чтобы избежать зрительного контакта с любой частью тела божества. Часто-часто моргает, смахивая длинными ресницами слезы, что копятся в уголках. — Смотри на меня. — приказывает принц Сяньлэ. Жёстко и хлестко озвучивая требование. Он что-то мямлит себе под нос, не решаясь взглянуть на принца. Все его слова заглушаются громом над головой. Безымянный передергивается и направляет радужки на лик бога. Се Лянь возвращает руку под его челюсть, тем самым фиксируя голову на месте. Умин поглощается этим глубоким взглядом, задернутым пеленой удовольствия. От глаз Его Высочества боль ниже пояса заглушается, а капающая кровь воспринимается как само разумеющееся. Ничего больше не имеет значение, когда он рядом с Богом. Даже вот так. Когда на прелестных губах появляется намёк на улыбку. Хотя на самом деле выражение лица Се Ляня ожесточенно невиданной ему раньше похотью, а то что призрак принял за улыбку — оскал. Видны заостренные клыки, что немного разомкнулись, когда Сяньлэ делает толчок в нутро. Кровь, что успела смешаться с естественной смазкой, немного облегчает страдания юноши. Ему хотелось инстинктивно свести ноги на каждом рванном движении внутрь, но Бог Войны отрывает руку от его челюсти и прижимает ею бёдра. Он плотно прижимает их к своим, что сейчас так же оголены. Касания кожи о кожу кружит голову. Под ней отбивает ритмы проникновения уже загустевшая кровь, что ели как ползет по капиллярам. Се Лянь слабо соображает от эйфории, когда нагибается и упирается ладонью о ствол дерева. В руку тут же впиваются многочисленные занозы, что мимолетным покалывание лишь больше побуждают. Он прикрывает глаза, в моменте растворяясь в перенасыщенном воздухе. Тогда эфир — спертый и душный, разбавился влагой, что начала капать с небес. Капли первого дождя бились о голову Се Ляня и мочили волосы. Длинные каштановые пряди стали тёмными, цвета тяжелого дегтя, а белые одежды оказались серыми, в миг начиная неприятно липнуть к телу, разгоряченного злостью. Божество теряет счёт времени, когда вот так монотонно вбивается в чужое нутро и не слышит хныканье. Его заглушает ливень, рожденный над этим лесом, что оплакивает искреннюю жертву безымянного. Он до конца отводит глаза от лица Бога, закусывает собственные губы, стараясь вновь вернутся к боли. Она стала такой незаметной и незначительной, когда Се Лянь наклонился так близко к юноше. Мальчишка под ним метался, не знал куда девать самого себя. Поэтому он выбрал безумие, на которое в здравом уме никогда не согласится. Никогда не решится, слыша собственные мысли, пожирающие его личность. Подлые фантазии, которые он прячет и прятал за маской, уже тщательно обглодали Умина, оставляя после себя маленький скелетик. Но в пелене дождя, что образовал над ним непроницаемый купол, поглощающий все звуки, можно поставить на кон всё. Внезапно губ божества касаются другие. Как шелест аккуратно проходятся, судорожно дрожа. Умин сам прижался, отчаянно касаясь, трусливо закрыв глаза. Он не думал о последствиях, когда вытворял это. Но он не мог, когда Его Высочество, его божество, склонилось так близко и почти упиралось тому в плечо. Вплотную к макушке он ощущал теплое дыхание, колышущее его спутанные пряди. Оно было сбивчивым и таким рваным, подобно толчкам, что он ощущал внутри себя. Превозмогать боль оказалось проще, стоило лишь прижаться губами. Пытаться сцеловать чужое дыхание и стараться удержать собственные всхлипы. Бессмысленно, ведь его Бог истинно ощутит чужое отчаяние. А у Сяньлэ внутри что-то очень звучно надломилось. Действие безымянного совращало, возвращало к нежности, било по шрамам от мечей. Он почувствовал себя обесчещенным в этом поцелуе. А следом первым отстранился, сжимая горло демона, у которого на щеках засиял пламенный цвет. Он не раскрыл глаза и не пытался отстранится от руки. Которая так сильно сжимала шею желая задушить, испортить, умертвить последнего верующего. Се Лянь поглощенный противоречиями, не заметил, как кончил после пары следующих толчков. Внезапно он ощутил на языке вместе с привкусом своей и чужой крови горечь удовольствия, что опустилась вниз. Ненадолго и мимолетно, так трагично. Сильные ноги пришлось напрячь больше обычного, чтобы не свалится вместе с мальчишкой. Который открыл глаза, когда почувствовал как Сяньлэ прекратил движения. Он смотрит из-под влажной дымки волос на божество. Так безнадёжно в его глазах блестит боль в непролитых слезах, в неизгладимой печали, которые смешались на лице вместе с крупами ливня. Принц выходит из тела, наблюдая как дождь смывает разводы крови с его плоти. Капли уже вымочили верхние одежды воина, а их остатки впитываются уже в нижние. Се Лянь еще какое-то время переводит дыхание, вдохи которого колышут разряженный воздух. Он придвигается с призраком ближе к дереву, приказывая Жое развязать его руки. Она повинуется и сползает вся смятая с бледных запястий. Лента упала в вязкую грязь, что успела смешаться с кровью. Демон какое-то время держит руки на месте, затем слабо их распрямляет. Они в бессилии опадают вдоль тела, провисают. Так же ведут ноги, которые Наследный Принц неожиданно отпускает. Умин оттого почти падает, но успевает схватится одной из рук за кору древесины за ним. У него перед глазами темнеет, а когда зрение возвратилось, то продолжает искажаться разноцветными кругами. Перед ним теперь никого нет, лишь непроглядная стена ливня. Бога в образе Белого Бедствия он тоже не видит перед собой.***
Сяньлэ грозно преследуемый тучами, идёт в Юнъань. Идет за местью и кровью, чтобы умертвить каждого из той подлой четы. Не оставив ни единой живой души позади себя. Он полностью уподобился в своих желаниях главному страху его жизни — Бедствию в белых одеяниях. Таких же цветов одежды сейчас на нем, сырые, холодные, парусились за спиной. Подол давно стал тёмным. В нем смешалась грязь, кровь и зелень когда-то душистых трав, на которые тот ступал. Он заходит за ворота пустого двора. Удивляется, когда видит мертвые тела крепких солдат, коим так жестоко рассекли шеи. Они валялись безжизненными мешками на песочной земле, впитывали в свои тела её гнилостный аромат. Послышался лязг, а за ним новый хлопок совсем близко. Некто разрезал крестьянина, что на свою беду оказался здесь. Се Лянь всматривается и видит того юношу, над которым он издевался пару дней назад. Безымянный складывает клинок в ножны и оборачивается в ответ. По ощущениям тупит взгляд и тут же падает на одно колено, словно пришибленный болью. Наследный принц приближается к юнцу, что с каждым шагом принца опускает голову ниже. Сяньлэ смотрит на него сверху вниз, при этом не сдвигая маску. Сейчас он в точности как Безликий Бай. Даже аура для Умина кажется идентичной. Та, от которой стынет кровь, от которой он потерял сознание однажды. Сейчас он готов упасть без чувств вновь, в этот раз перед Се Лянем, так позорно и максимально низко вжимаясь лицом в трупный яд, что развёл у себя под ногами. И под ногами Его Высочества, что сейчас ступает белыми сапогами в эту гниль. — Пожалуйста, не ходите здесь. — он взывает к богу, что сейчас стоит над ним. Так слабо, почти задыхается, когда перед глазами проносятся воспоминания прошедших дней. — Позвольте вашему… Позвольте мне выполнить всю работу. Я не хочу, чтобы Вы марали руки. Се Лянь не слышит отголосков своего прошлого в его словах. Он воспринимает это как должное и таким привычным тоном для особ голубых кровей говорит: — Выполняй. А дальше скрывается под навесной крышей дворца, в который последовал Умин за принцем.