Косой дождь и не вовремя разведённые мосты

      Со своим орлиным носом и будто обугленной кожей вокруг глаз Ярик похож на вампира. А когда он смеётся, так заливисто, запрокидывая назад голову – даже клыки обнажать умудряется. Самые настоящие.       Саша иногда невольно хочет, чтобы они впились ему в шею.       У Ярика огромные почти прозрачные глаза. То ли демонически зелёные, то ли голубые, то ли безнадёжно серые – питерские. Саша пока не разобрался. А ещё у Яра пожизненно обветренные тонкие губы, которые так хочется накрыть своими в порыве усталой нежности после очередного спектакля. И ничего не объяснять. Всё и так висит в воздухе.       Промёрзшем, противно влажном. С запахом дождя, гнили, выхлопов и терпкого парфюма. Запахом, каждый раз сводящим Сашу с ума. С непривычки. Голова каждый раз кружится отчаянно, в горле начинает ныть, а в носу издевательски щекочет. Блистеры таблеток, незамолкающий гул чайника на маленькой кухне. Упасть ничком сейчас нельзя, работы по горло.       А Ярик всё хохочет. Полунервно-полуребячливо. Вампирское недоразумение, перечитавшее комиксов, которое зачем-то курит ментоловые сигареты, хотя знает, что нельзя. Иначе он просто слетит с катушек. Особенно если рядом не будет Саши с его отрезвляющим взглядом, каким-то неестественно холодным. Стальным почти. Ему бы родиться в Питере, а не Яру с его искрящимися радужками и дымкой графитовых теней вокруг глаз. Без неё он на себя не похож.       Саша приезжает к Яру, когда того требует работа. В Питере всё так же веет ледяным ветром возле реки, всё так же не вовремя разводят мосты. И всё так же дорого жить. Можно подумать, если бы у Саши были деньги, он бы отказался жить у Ярика.       Смешно.       Отказаться от этого значит отказаться от французских романсов и классических арий, сменяющихся металкором и панк-роком из старого плеера. От вечных репетиций в любую удобную минуту, болтовни о мюзиклах и супергеройских фильмах. От винтажных рубашек, худых, белых и перманентно холодных рук, смеющегося голоса и пряного парфюма, пахнущего то ли церковной тишиной, то ли отчаянным желанием жить.       Ну и от бесплатного ночлега, да-да.       Яр, как обычно, стоит под козырьком подъезда, потому что Саша никак не запомнит номер квартиры. Делает вид, что не ждёт вовсе. Просто вышел покурить и подышать воздухом. Ярика едва с ног не сносит, косой дождь волосы по лицу змейками раскидывает и сигарету, конечно, сразу тушит. К приходу Саши с его несчастным рюкзаком и походной сумкой от Ярика остается только мокрое скрюченное нечто, дрожащее от холода и стучащее зубами.       Нечто понимает, что забыло ключи. Бесстыдно звонит соседям и мурлычет в домофон глупые оправдания, пока Саша посмеивается и норовит накрыть узкие плечи своей косухой. Получает острым локтем в бок – надень обратно, рыцарь, ты же сам заболеваешь по щелчку пальцев.       Два подростка, которым почему-то уже за двадцать. Два подростка, которые почему-то бросили себя в жертву музыке. И театру.       Дома у Ярика постоянный полумрак. Он будто до смерти боится солнца – сгорит неминуемо, станет пеплом. Саше всегда так казалось. Не может же у этого существа, подозрительно похожего на вампира, не быть секретов.       Яр скидывает кроссовки, ворошит мокрые волосы и вытирает с ломаных линий скул потёкшие тени. Некоторые вещи не меняются. На кухне снова шумит чайник, Ярик копошится в полупустых ящиках, Саша рассказывает об изменениях в репертуаре. Привычно замолкает, обводя глазами узоры сизых вен на руках. Яр отрывается от попыток высушить промокшие в кармане сигареты, заставляет продолжить вопросительным вздохом.       Слушает всё-таки.       Саша каждый раз клянётся не заболеть, пока пьёт крепкий кофе. В горле разливается обжигающее тепло. Жжёт всё-таки, плохо это. А завтра спектакль.       Яр знает: Саша никогда не привыкнет. Пару дней продержится, не больше. А дальше таблетки, несколько вёдер чая, охрипший голос и холодные ноги в шерстяных носках Ярика со скелетами.       Правильно, что он со своим металлическим взглядом и сухими руками полжизни живёт в Москве.       А здесь, в столице косых дождей и не вовремя разведённых мостов, у него есть Ярик. Он обнимает тонкими руками и не отходит ни на шаг. Включает на плеере самые несочетающиеся вещи, заваривает самый вкусный чай с мятой, своим усталым тенором поёт засыпающему Саше арии и обнажает клыки, когда улыбается.       А Саша всё так же хочет, чтобы они впились ему в шею. Но знает прекрасно, что Яр его не любит так, как он его. И вряд ли полюбит.       На сцене – эфемерное нечто с мертвенно бледной кожей и огромными стеклянными глазами, в жизни – просто Ярик. Несбыточная мечта, перечитавшая комиксов и ни в чём не знающая меры. А Саша надеется безнадёжно. И позволяет каждый раз больно сжимать своё сердце.