звёздочка

      Джисон любит поидиотничать.       У него на этом карьера строится, в конце концов.       Он любит вставлять глупые шутки в свои интервью и делать вид необременённого интеллектом дурачка, старательно скрывая любой намёк на то, что у него больше, чем одна извилина, потому что с дураков взятки гладки, а культура отмены в современном обществе цветёт и пахнет, поэтому для него это, вроде как, спасательный круг.        Но он далеко не идиот.       И поэтому, когда к нему в номер отеля заваливается полиция, а вместе с ней и его менеджер, бледный, как привидение, Джисон понимает, что сейчас не время поддерживать свой туповатый образ. Хотя очень хочется, потому что он использует его как защиту всякий раз, когда понимает, что дело дрянь, сам он не вывезет, а вот обаятельный, глуповатый Джейван — очень даже. Вставит нелепую шутку там, сделает комплимент здесь, и всё будет в порядке.       Но сейчас это явно не сработает.       Он сглатывает, глядя на окружающих его полицейских, в формах, с кобурами, прилегающими к телу, и с видом таким серьёзным, что невольно хочется признаться в каждом блядском грехе, даже в постыдном пиратском скачивании порнушки с просторов интернета, а затем заплакать и попросить позвать маму.       Но Джисон держится. Держится изо всех сил, но их остаётся до ужасного мало, когда он сталкивается взглядом с одним из копов, который стоит позади всех и пялится прямо на него. Глаза у него — чёрные, такие, что страшно, но Джисон всё равно упрямо смотрит, как будто бы это какая-то проверка. Вообще-то, парень симпатичный. Ну, правда, такому бы не в полицию, а прямиком на обложку журнала, но Джисон решает об этом тактично промолчать, не зная, зачем к нему вообще пришли. Он перебирает в уме всевозможные варианты, начиная от самых мелких поступков, вроде украденной в детстве конфетки из супермаркета, и заканчивая той таблеткой, которую ему подсунули на одной из вечеринок, после которой он блевал дальше, чем видел, заляпав новые ботинки от известного бренда, но всё кажется таким незначительным, что Джисон теряется в догадках.       Наконец, тяжёлое и мрачное молчание прерывается, но от этого ничуть не легче, потому что Джисон как сквозь вату слышит, о чём ему там говорят.       Он с трудом понимает смысл сказанного: закрытая вечеринка, куда он приглашён, наркоторговцы, Джисон как прикрытие для одного из них, чтобы видеть ситуацию изнутри и не вызвать подозрений; он тупо кивает, беспомощно глядя на своего менеджера, который взглядом показывает ему соглашаться со всем, и в конце концов остаётся один на один с тем самым, темноглазым, получив перед этим инструкции, которые совершенно не задержались в голове.       И молчание возвращается снова. Он смотрит на детектива Ли (так он представился) и не знает, куда себя деть. Вжимается в спинку дивана, чувствуя, как дрожат руки, и пытается считать до десяти, понимая, что его вот-вот накроет паничка. Не так он представлял этот вечер.       — Эй, господин Хан, — детектив Ли с комфортом устраивается на одном из стульев, закидывая ногу на ногу, и смотрит в экран телефона, улыбаясь самым уголком губ. — Успокойтесь. Представьте, что меня здесь нет. Занимайтесь своими делами.       Как же, нет его здесь.       Джисон его взгляд каждой клеточкой тела ощущает: и когда переодевается у него на глазах, потому что в гардеробную — нельзя, ведь вдруг он передаст кому-нибудь лишнюю информацию, и когда залпом выпивает бокал шампанского в попытке успокоиться (детектив Ли на это только усмехается), и когда крутится перед зеркалом, пытаясь прийти в себя и сосредоточиться.       Ему просто снова нужно побыть дурачком. Ничего сложного. Он ведь делает это с самого начала карьеры, так почему не может сделать это сейчас?       Может быть, потому что он устал?       Джисон гонит от себя подобные мысли, но они появляются всё чаще, кружат вокруг него, как назойливые жирные мухи, и избавиться от них с каждым разом всё труднее. Он играет свою роль уже очень долгое время; это не началось с того момента, как он переступил порог своего агентства, уверенный, что станет звездой (и он не ошибся, надо заметить), нет, это длилось едва ли не с самого его рождения.       Сделать что-то смешное и глупое, чтобы мама, переживающая очередное расставание с мужчиной всей её жизни, улыбнулась.       Выставить себя дураком, чтобы оградиться от одноклассников, которым только дай повод поиздеваться.       Превратить в локальную шутку разрыв первых отношений, когда думал, что это навсегда.       Джисон живёт этим. Это его доспехи.       И расстаться с ними — почти что наживую оторвать от себя часть.       — Так значит, вы будете моей охраной на этот вечер? — Джисон поправляет ворот рубашки, глядя на детектива Ли через отражение в зеркале, стараясь не показывать, насколько ему неловко.       И зачем он только согласился?       Но, в конце концов, выбора у него не было. Когда полиция приходит к тебе на порог, с ней лучше сотрудничать, а не строить из себя недотрогу, а уж когда дело касается наркоторговли... Джисон, может, и кажется всем глупым мальчиком, открывающим свой рот под фонограмму на сцене, но он далеко не дурак, и знает, что в таких ситуациях лучше принять одну из сторон, чтобы иметь хоть какую-то поддержку.       — Не охраной, а сопровождающим, — детектив Ли усмехается, плавно поднимаясь со своего места, и подаёт Джисону руку, в которую тот цепляется бульдожьей хваткой, чувствуя, как внутри всё замирает от ужаса.       Блять, это ужасная затея.       — Господин Хан, — голос детектива звучит обманчиво нежно, когда он наклоняется к его уху у самого выхода из номера. — Расслабьтесь.       Джисон едва не взвизгивает, когда на задницу со смачным шлепком опускается чужая ладонь.       Это точно ужасная затея. И неизвестно, что хуже: возможность сдохнуть от руки какого-нибудь наркоторговца, который устроит перестрелку, если узнает, что на закрытую вечеринку проникла полиция, или от невыносимого детектива.       Но всё оказывается не так плохо, как могло бы быть.       Конечно, ему немного непривычно, что за ним тенью кто-то следует, но он свыкается с этим, как свыкается со всем, что происходит в его жизни; представляет детектива Ли как своего спутника, улыбается и ведёт ни к чему не обязывающие разговоры, цепляясь за чужую руку, чувствуя, как пальцы детектива мягко поглаживают его запястье, когда они отходят от толпы, устраиваясь в небольшом закутке, вдали от посторонних глаз.       — И часто ты вот так время проводишь?       Детектив переходит с ним на «ты», но Джисон даже не думает поправлять. В конце концов, вряд ли они увидятся после всего этого, так что нет смысла разыгрывать оскорблённую честь и достоинство неуважительным обращением; он просто отпускает это, как отпускает любые неприятности, и коротко кивает:       — Типа того.       — Как-то это... Скучно.       — Ну, у вас своя работа, а у меня своя, — Джисон неосознанно цепляется за плечо Ли, поворачивая его к себе лицом, но спиной к камере вездесущего папарацци. — Вам же нельзя светиться, не так ли?       — Мм, — детектив кивает, прижимаясь к нему плотнее. — А разве для тебя это не выйдет боком?       — Обо мне столько слухов, что можно уже и не беспокоиться, — Джисон фыркает, закатывая глаза. — Ещё одна сплетня о том, что я целовался с симпатичным парнем, точно не повредит.       — А я симпатичный? — детектив улыбается, наклоняясь к нему до неприличия близко, и Джисон выдыхает, чувствуя себя неожиданно смущённым.       — Ну, красота субъективна, так что... — он пытается отстраниться, но детектив Ли напирает, и Джисон сдаётся. — Да. Симпатичный.       — Ты тоже, звёздочка.       С ним флиртовали сотни раз. Ещё больше он слышал непристойные предложения в свою сторону и иногда даже соглашался на них, но ни с кем Джисон не чувствовал себя настолько заведённым; должно быть, сказывался адреналин в крови и потенциально опасная ситуация, но внизу живота у него потеплело, стоило только посмотреть детективу Ли в глаза.       Блять, а ведь он даже и имени-то его не знает.       Джисон отмахивается от него, переводя всё в шутку, надеясь, что за макияжем не видно предательски покрасневших щёк, и продолжает вечер в привычной для себя манере: с глупыми шутками, вопросами, от которых нет никакого толку, и смехом, эхом звенящем в голове.       И на протяжении всего времени, с момента, как они зашли в проклятый банкетный зал, и до того самого момента, пока детектив Ли не исчез, коротко шепнув ему на ухо: «только не паникуй, звёздочка», — он чувствовал на себе его взгляд.       И Хан Джисон будет проклят, если скажет, что ему не было приятно.

***

      Джисон маринуется в участке уже как несколько часов, а ведь он всего лишь хотел приятно провести время на вечеринке, не думая о том, что там у его сопровождающего спрятано в штанах. Очевидно, пистолет. Не в штанах, конечно, но в кобуре. Дела это всё равно не меняет. Он вообще не ожидал, что вечер пройдёт вот так, и уж тем более он не ожидал, что подцепит симпатичного детектива, но ему ли жаловаться?       Всё закончилось относительно быстро, и Джисон был даже немного разочарован, ожидая увидеть перестрелку в духе популярных боевиков, но всё было тихо и мирно, и, наверное, многие даже не поняли, что произошло. Он полагал, что на этом всё закончится, в конце концов, злодеи пойманы, детектив Ли наверняка получит повышение, а он выполнил свою роль, но его подхватили под локоть (перед этим снова облапав задницу; детектив Ли явно не умеет держать руки при себе) и загрузили в машину, сообщив, что он должен дать показания.       И теперь Джисон торчал в участке, сонно глядя на то, как большие дяди решают серьёзные вопросы.       — Устал? — детектив Ли опускается на стул рядом с ним, протягивая ему пластиковый стаканчик с растворимой дрянью. — Скоро отвезу домой.       — И на этом всё? — Его голос звучит слишком разочарованно для того, кто хотел поскорее избавиться от всего этого, и детектив рядом с ним усмехается.       — А ты хочешь чего-то ещё?       — Может быть, я бы не отказался от платы за свою помощь.       — Прости, звёздочка, но моя зарплата вряд ли тебя впечатлит.       Джисон фыркает, улыбаясь, а затем коротко проводит по ноге детектива, от колена и вверх, останавливаясь подозрительно близко к паху.       — Может быть, меня впечатлит что-то другое?       Взгляд Ли темнеет. Он смотрит на пальцы Джисона, смотрит, как тот не спеша убирает их, и хрипло шепчет, снова наклоняясь к его уху:       — А как же хотя бы одно свидание?       — У меня игривое настроение. Так что, детектив, я не против, чтобы вы наказали меня, — Джисон усмехается, подмигивая, чувствуя восторг, когда пальцы детектива сжимаются на его бедре.       — Тогда будь хорошим мальчиком и подожди ещё полчаса.       Джисону хочется пошутить про то, что он тот ещё плохиш, но он натыкается на уставший взгляд детектива и замолкает.       Что ж, хоть для него это и было быстро и почти безболезненно (не считая лёгкого испуга в самом начале), для людей, которые собрались в полицейском участке, это явно далось не так-то просто. И Джисон чувствует себя здесь лишним. Смотрит, как детектив Ли разговаривает с коллегами, заполняя бумаги, и с горькой усмешкой осознаёт — имя его он так и не спросил.       Ну и пускай.       Это всё равно ненадолго.       У него были случайные связи — и это одна из них, а то, что в груди неприятно тянет, так это всё потому, что Джисон слишком много переживал.       Именно поэтому.       И никак иначе.

***

      — Детектив... — Джисон задушенно стонет, когда его прижимают к стене, а чужие губы опускаются на его шею, прихватывая кожу голодно и горячо, явно оставляя следы, которые позже придётся скрывать.       — Минхо. Можешь называть меня Минхо.       Джисон вздыхает, коротко кивая, и позволяет стянуть с себя рубашку, дрожащими пальцами помогая расстегнуть мелкие пуговицы. Боже, блять, он сейчас крышей поедет от того, как всё это сладко; он никогда не был фанатом спонтанного секса, но Минхо ведёт себя так, что Джисон чувствует себя совершенно потерянным. Его придерживают под бёдра, отрывая от пола, и он цепляется пальцами за широкие плечи детектива, поплыв окончательно, потому что у него всегда был кинк на силу, а когда рядом с ним кто-то настолько горячий — что ж, Джисон не виноват в том, что его мозг превращается в кисель.       — Покажешь, где спальня, звёздочка? — Минхо оставляет короткий поцелуй на его кадыке, и Джисон кивает куда-то в сторону, не в силах внятно разговаривать.       Он начал этот вечер с руки детектива на своей заднице и закончит его точно так же, но есть небольшой нюанс.       Минхо раздевается быстро, бросая одежду на кресло, и забирается на кровать, нависая над Джисоном, глядя на него потемневшим взглядом, а затем целует — мокро, сладко и почти пошло, но так хорошо. Джисон запускает пальцы в идеальную укладку, превращая её в хаос, и мягко смеётся, когда Минхо недовольно ворчит.       — Я, вообще-то, даже на стилиста потратился.       — Ну, я думаю, ты простишь мне это, — Джисон прикусывает губу, чувствуя себя наконец-то хоть немного в себе, чтобы поддерживать этот разговор.       И, возможно, немного подразнить.       Он избавляется от ставших слишком тесными брюк и белья и окончательно стягивает с себя рубашку, оставаясь обнажённым, возбуждённым и в явно игривом расположении духа. Джисон проводит кончиками пальцев по своим ключицам, ведёт ниже, задерживаясь на сосках, и опускает руку вниз, раздвигая бёдра. Это даже немного стыдно — показывать себя вот так открыто, но Минхо смотрит внимательно, жадно, проводит кончиком языка по губам, и хрипло бормочет: «ты — пиздец», — а затем неожиданно оказывается между его ног, покрывая влажными поцелуями кожу ниже пупка и обхватывая пальцами член.       Джисон ожидал, что он будет грубым, несдержанным, но Минхо мягко трётся щекой о его бедро, глядя на него снизу вверх, и прижимается почти целомудренным поцелуем к головке, размазывая по своим губам выступившую каплю смазки.       Ну, пиздец, приехали.       Он чувствует, как у него горят щёки и румянец медленно, но верно перемещается на шею и грудь, и отворачивается, скрываясь; чувство стеснения накрывает его с головой, и Минхо тихо смеётся.       — Эй, звёздочка, посмотри на меня.       Джисон всхлипывает, мотая головой, чувствуя себя ещё более смущённым из-за ласкового прозвища, и вскрикивает от неожиданности, когда Минхо обхватывает губами влажную, текущую головку, медленным движением опускаясь вниз, пропуская в горло.       Пальцы Джисона путаются в его волосах, оттягивая пряди, и это, должно быть, немного больно, но Минхо и слова против не говорит, только ласкает его так откровенно и умело, что у Джисона слёзы на глазах выступают, а внизу живота всё огнём горит, и он чувствует, что ещё немного, и кончит.       Хочется как-то сообщить об этом Минхо, и он невнятно скулит жалкое: «подожди, я сейчас...», — но его не слушают. Детектив хорош не только в поимке преступников, но и в том, чтобы доводить до дрожащих ног; он выпускает член, ведёт языком от основания до головки, помогает себе руками, а затем позволяет кончить себе в рот, продолжая сверлить Джисона взглядом. Белёсые капли растекаются по губам, щекам и даже носу, но Минхо только ухмыляется, собирая их пальцами, и отправляет в рот, глядя Джисону в глаза.       Блять, блять, блять.       Он хнычет, когда Минхо, достав из тумбочки полупустую упаковку смазки, устраивается между его ног снова, как будто бы там ему самое место, и медленно, со слишком явным удовольствием, растягивает его. Влажно скользит пальцами, раздвигая их внутри, и едва слышно шепчет: «молодец, звёздочка», — окончательно заставляя Джисона растерять всю уверенность хоть в чём-то, потому что всё это до невозможного ласково, нежно и бережно, и вместе с тем ему кажется, что он горит, так что... Он просто прячет лицо за подушкой, как сквозь вату слыша тихий смех, а затем чувствует мягкий поцелуй на коленке, отзывающийся мурашками по всему телу; его ноги оказываются на чужих плечах, и Минхо притискивается совсем близко. Мажет по входу горячей головкой, дразня, а затем толкается, замирая, давая возможность привыкнуть, и Джисон отбрасывает подушку в сторону для того, чтобы притянуть его к себе за плечи, утыкаясь носом в шею.       Минхо совсем не похож на тех, с кем он спал раньше; в нём нет этого звёздного лоска, его тело — это не несколько часов в зале ради красивой формы, оно сильное, местами грубое, но в этот момент бесконечно мягкое и надёжное, такое, что в коконе из его рук хочется остаться. Джисон чувствует себя беззащитным, но это ощущается хорошо, потому что ему кажется, что Минхо тоже открыт, и они вдвоём здесь слишком нежные для мира за пределами квартиры, но когда вот так, вместе, на смятых простынях — то можно и нужно.       Они двигаются друг другу навстречу, Джисон подставляется под медленные, ленивые толчки и опускает руку вниз, дразня кончиками пальцев головку, испытывая странное чувство смущения и удовлетворения оттого, что он так сильно возбуждён; Минхо прижимается губами к его губам, горячо дыша, а затем замирает, кончая, едва успев выйти. Между ягодиц влажно, и он тянется туда рукой, пальцами собирая сперму, втирает в кожу и смотрит на Минхо с игривой улыбкой, довольный тем, что глаза детектива следят за его движениями.       — Звёздочка, ты хоть понимаешь, что делаешь? Мне теперь совсем не хочется уходить. Не то чтобы раньше хотелось, но сейчас...       — Не уходи. У меня завтра выходной, — Джисон тянется к Минхо, цепляясь за его руку, и неожиданно серьёзно говорит. — Я не хочу... Не хочу чувствовать себя одиноким.       Минхо молчит, глядя на него, а затем кивает, вставая с кровати и потягиваясь.       — Покажешь, где у тебя тут душ?

***

      Джисон сидит в кресле, мокрый, раскрасневшийся и до невозможного довольный, тыкая в кнопки меню одного из приложений доставки, пока Минхо, ворча, меняет постельное бельё на его кровати. Он бормочет что-то о ленивых звёздочках, но Джисон на это только усмехается.       — Я не виноват, что ты вытрахал из меня все силы.       — Ой ли, — Минхо фыркает. — В душе ты был достаточно резвым.       — Что произошло в душе, остаётся в душе, — Джисон пожимает плечами. — Любишь маргариту?       — Лучше пепперони.       — Возьму две.       Минхо кивает, заканчивая с постельным, и относит грязное в ванную, закидывая в корзину. Он всё ещё в белье, и Джисон щурится, разглядывая его шрам на животе, а затем ведёт по нему кончиками пальцев, спрашивая:       — Боевое ранение?       — Скажешь тоже, — Минхо улыбается, запуская пальцы ему в волосы, и почёсывает кожу головы подушечками. — В детстве операцию делали.       Джисон кивает, довольно щурясь, и смотрит на него снизу вверх, прижимаясь щекой к мягкой, горячей коже.       — Что ты, звёздочка?       — Просто хорошо себя чувствую.       — Это хорошо.       Они едят пиццу, сидя на полу в спальне, обмениваясь глупыми историями, и Джисон неожиданно для самого себя рассказывает слишком много: и о том, что ему надоел его образ, и о том, что он хочет закончить карьеру и уйти во что-то более спокойное. Ему нравится озвучка, и он, смущаясь, тихо говорит, что его позвали исполнить саунд для одного из диснеевских мультиков. Он жмётся весь внутри, ожидая, что Минхо посмеётся, хотя в этом ничего такого смешного-то и нет, но тот смотрит серьёзно, а затем говорит:       — Попробуй, звёздочка. А потом сходим на премьеру.       И Джисон кивает, чувствуя, как внутри у него и правда загораются звёзды.