***
Активные рассуждения повелителя и его советника, уже длительное время занимающие их, были внезапно прерваны резким открытием дверей. На пороге стоял тяжело дышащий слуга Чонгука, на лице которого отразился чистый ужас, вызвавший напряжение у Тэхёна. — П-повелитель… Там… — слуга заикается, стараясь отдышаться после неожиданного появления. Что-то необычное случилось, ведь молодой юноша, который никогда не осмеливался поднимать взгляд на повелителя, сейчас смотрел ему прямо в глаза, словно пытаясь сказать что-то одним взглядом. И Тэхён видит нечто такое, что заставляет его сердце замереть. Он подскакивает, тяжело дыша от волнения и, подбежав к юноше, не сдерживает своего нетерпения: — Ну же! Что случилось? — П-повелитель…он… Чонгук покончил с собой. Я… — слуга неуверенно бормочет, трясясь от страха. Слова слуги, словно множество молний ударило по сознанию Тэхёна, заставив его мир перевернуться. Тэхён, будучи в смятении и отчаянии, выбегает из кабинета, направляясь в покои возлюбленного. Он не слышит окрика Юнги, в ушах звучит лишь его собственное громкое дыхание, отражающее хаос, что творится внутри. С каждым шагом он чувствует, как пульс учащается, заполняя его голову только одной мыслью: «Это не может быть правдой». Пробегая по коридорам замка, не обращая ни на что и ни на кого внимания, он молится о том, чтобы это была чья-то глупая шутка. Может, слуга просто бредит? Сейчас войдет в покои и обнаружит в них Чонгука. Его Чонгука, стоящим у окна, одетый в свой неизменный шёлковый черный, расшитый серебряными нитями в причудливые узоры, длинный, до пола плащ, что разлетается при его быстрой ходьбе по замку, с широкими длинными рукавами. Первый, но далеко не последний подарок Тэхёна ему. Взглянет на него из-за плеча своими темными глазами и кротко улыбнется, назовет дураком, что поверил в такую глупость. Подбегая к покоям возлюбленного, он видит толпу народа, что шумно расступалась перед своим повелителем, отвешивая поклоны, но его внимание сосредоточено только на одном человеке. Он ворвался, загнано дыша, резко застыв на пороге при виде лежащего посреди кровати возлюбленного. Бледный настолько, что его кожа, словно прозрачная, позволяет увидеть вздутые почерневшие вены. Бесцветные сухие губы, закрытые глаза. Лежащий совсем не похож на того Чонгука, что несколько часов назад сидел подле него, зубоскаля. Тэхён медленно шагает вперед, пока не достиг кровати, упал на колени, протягивая руку, чтобы взять ладонь Чонгука в свою. Она была холодной. — Любовь моя… Тэхён выдыхает облегченно, замечая совсем неуловимые движения груди любимого, значит, дыхание слабое, но оно есть. Рыкнув от смеси злости и дичайшего ужаса, что охватили его сердце и душу, не отрываясь, смотрит в лицо любимого. Он сдавленно спрашивает, зная, что его услышат: — Почему здесь ещё нет лекаря? Он дышит! — Я здесь, повелитель, — старец подходит ближе, останавливаясь за его спиной. — Почему бездействуешь? — рычит он, не оборачиваясь. — Повелитель, — делает паузу, четко подбирая слова, дабы не нарваться на гнев. — Он принял неизвестный мне яд. Я сделал все, что мог. Прибыл почти сразу, как меня вызвали, и дал ему универсальное противоядие. Его спасло то, что, видимо, доза была недостаточной, потому он всё ещё жив, — с каждым словом Тэхён сжимал зубы сильнее и сильнее, а в уголках глаз стали копиться соленые капли. — Но… Теперь только боги решают, выживет он или нет. Я здесь бессилен. — Вон! — кричит. — Все вон отсюда! Лекарь, крупно вздрогнув, слыша крик своего Повелителя, быстро покидает покои, уводя за собой любопытную толпу. Поднимаясь на трясущихся ногах, он, не отпуская руки возлюбленного, ложится рядом с ним. Продолжая вглядываться в любимое лицо, он слегка склоняет голову, целуя тыльную сторону ладони в своих руках, как вдруг в глаза бросается что-то, поблескивающее в закатном солнце рядом с лежащим Чоном. Бутылёк и записка. Яд. Он принял яд. Зачем? Зачем он это сделал? Аккуратно положив руку Чонгука ему на живот, он тянется, хватая бутылёк, и, размахиваясь, бросает его. Тишину в покоях разбивает звук разбивающегося стекла. Трясущимися пальцами Тэхён берет записку, сложенную вдвое, ощущая, как смешиваются между собой отчаяние и дикая душевная боль, скручивая внутренности. Он не хочет читать последние слова своего возлюбленного, потому что не хочет признавать их последними. «Повелителю сердца моего. Глубоко в душе я знал, что рано или поздно этот момент настанет. Я писал этот прощальный лист на протяжении многих ночей, вглядываясь в темное небо, исполненное звезд. Ты тот, кто дал мне многое, но и взял еще больше. Когда ты прочтешь эти строки, я уже буду далеко. Моя душа разрывается на части, но я должен уйти, пока еще есть возможность. Ты был для меня не только повелителем, но и человеком, которого я искренне полюбил и любил долгие годы. И я благодарен за каждый миг, проведенный с тобой. Наша страсть горела ярче звезд, наша любовь была запретной, но она была самой настоящей. Я никогда не забуду твои ласковые слова, твою заботу и тепло, которые ты дарил мне. Ты был светом в моей жизни, но сейчас пришло мое время уйти во тьму. Ведь надежда — это лишь иллюзия, которая причиняет больше страданий, чем радости. Я не могу больше играть роль, что причиняет мне нескончаемую боль. Где бы я ни шел, моя дорога всегда будет отличаться от твоей. Мы оба знаем, что нашему союзу пришел конец. Прощай, несбывшиеся мечты и обещания, наш путь разошелся давно. Могут ли наши сердца когда-нибудь снова стучать в унисон? Нет, и я должен двигаться вперед, пока мои ноги несут меня в неведомое. Пускай моя душа обретет умиротворение в тишине далеких миров, где наши судьбы больше не переплетаются судьбами друг друга. Поэтому, прощай, мое прошлое, прощай, моя любовь. Запомни меня, как яркую звезду на своем небе, недостижимую и вечно прекрасную.Твой фаворит…»
Прочитав записку уже в сотый раз, его голос охрип от беззвучного плача и долгого молчания, он взволнованно выкрикивает: — Стража! Мин Юнги ко мне! В ожидании советника он обнимает тело любимого, прислушиваясь к его слабому дыханию и сердцебиению, убеждаясь, что он все еще с ним. Тэхён ни за что не отпустит его на тот свет. Он готов на все. Даже если придется продать свою душу дьяволу, лишь бы вернуть любимого к жизни. И если даже это не поможет, он последует за ним. Плевать на страну, престол, подданных. Плевать. Советник заходит в покои бесшумно, становится подле кровати, на которой лежат двое, и смотрит на Чонгука затравленным взглядом. — Прочти, — кивает ему на записку. — Это не он написал, — добавляет. — Тэхён, почерк его, — неуверенно говорит Юнги, как только закончил читать. Видно, что ему неловко читать такое интимное письмо, что должно было быть прочитанным только одни единственным человеком. Но Тэхёну плевать сейчас и на его неудобства. — Да, от того подозреваемых должно быть много меньше. Найди мне того, кто это сделал, — он прерывисто вздыхает, сильнее прижимая к себе любимое, изученное до малейших деталей долгими жаркими ночами тело. До каждой родинки, каждого шрама. — Знаешь, это может не звучать в мою пользу, как возлюбленного, но… Я знаю Чонгука. Знаю, как любит меня, и я уверен, что он был готов терпеть агонию, но рядом со мной, чем закончить свою жизнь таким образом, — махнув рукой в сторону разбившегося бутылька. — Я не был для него лучшим мужчиной, но, несмотря на все мои недостатки, Чонгук силен. Он сильнее всех, кого я когда-либо знал. Он не мог. Его пытались убить. Кто бы ни стоял за этим, найди его и приведи ко мне. — Да, Повелитель, — тихо отвечает. — Я призвал лучших лекарей, целителей и знахарей страны. Тэхён, Чонгук будет жить. — Пожалуйста, не давай обещаний, которые не сможешь выполнить, — прошептал он с ядовитой усмешкой, наклонившись, чтобы прикоснуться губами к его волнистым волосам. Закрыв глаза, он обозначил, что разговор подошел к концу. Юнги сделал скромный поклон и покинул комнату. — Моя любовь, — шепчет он, задыхаясь от слез. — Не оставляй меня, без тебя нет меня.***
Тэхён уперся спиной в изголовье кровати, ласково перебирая темные волнистые пряди на макушке Чонгука. В его руке дрожала холодная ладонь, которую он потирал большим пальцем, слушая слабое дыхание и погружаясь в далекие воспоминания. Перед ним встает образ первой встречи с возлюбленным. Тогда он был лишь младшим принцем, без обременительных обязанностей наследника. Любимцем повелителя — своего отца, Тэхён был наглым шестнадцатилетним юношей. Во дворце проходил бал женихов и невест, куда съехались все знатные и влиятельные люди страны со своими детьми в поисках выгодных партий. Музыка играла задорно, молодежь кружилась в танцах, а их родители, попивая вино из ремёров, вели светские беседы. Тэхён тогда, пренебрегая всеми правилами приличия и этикета, с утра самовольно отправился на конную прогулку. Ему было совершенно все равно на это мероприятие, и он явился туда лишь к концу, для проформы, не принаряжаясь. Долгие часы, проведенные в седле своего беспокойного жеребца, оставили следы на младшем принце: его волосы были растрепаны, сапоги покрыты пылью, кафтан помят. Подняв бокал вина к губам, он отмахивался от приближающихся знакомых, игнорируя недовольные взгляды братьев, и уходил в свои размышления, равнодушно наблюдая за танцующей толпой. И вот тут-то он заметил его. Среди танцующих выделялся высокий парень, что вихрем кружился в танце с избранницей, а легкая улыбка играла в уголках его губ. Он представлял собой искусное сочетание элегантности и великолепия, словно живым произведением искусства, а одежды отражали его благородное происхождение. Полукруглый плащ из нежного черного бархата, усыпанный золотыми вышивками, завораживал своими падениями и подъемами, следуя его грациозным движениям в танце. Жемчужно-белая рубашка с изысканным кружевом и высоким воротником добавляла ему изящества. Брюки из мягкого шелка с золотыми пуговицами облегали его сильные бёдра, а на его ногах сверкали черные лакированные туфли с золотыми пряжками и драгоценными камнями. Смотря на юношу, Тэхён размышлял о том, что он больше походил на принца, чем даже его брат — наследник. Его обаяние было настолько магнетическим, что притягивало взгляд к каждому его жесту, заставляя сердце биться быстрее и сильнее. По окончании музыки и танца он оторвался от стены и, шагая быстро и уверенно, направился к незнакомому юноше, что продолжал беседу с дамой, удаляясь и не замечая приближающегося принца. Остановившись в шаге от парня, Тэхён прокашлялся тихо, привлекая внимание. Парень, повернувшись на звук, уставился на него своими большими темными глазами, словно проникая в самую глубину души. Именно в этот момент казалось, что время замерло, а сердце младшего принца, а в будущем наследника и повелителя, было навсегда взято в плен.***
Как только за лекарем закрылась дверь, Тэхён невольно издал рычание, отдаваясь бессилию, которое овладело его душой. Он отвернулся к окну, у которого стоял, пока старец осматривал Чонгука. Сжимая кулаки так крепко, что короткие ногти оставляли на внутренней стороне ладоней полумесячные следы. Повелитель продолжал молча терпеть свои внутренние мучения. Юнги, оставшись в покоях, тяжело вздыхает. — Тэхён, тебе необходимо отдохнуть и принять пищу. Уже двое суток прошло, — беспокойно произнес он, с трудом взирая на своего повелителя. Одежда была помята, под глазами отчетливо проступили темные круги, сам облик Тэхёна отражал нарастающую усталость и напряжение. — Мой аппетит исчез, — прошептал он хриплым голосом. — я подожду, пока Чонгук-и проснется, и мы поедим вместе. — Хотя бы поспи. Нельзя же мучить себя, — умоляюще просит. — Я не могу, а если пока я буду спать, ему станет хуже? — поворачивая голову к советнику. — Я могу остаться здесь, присмотрю, а ты иди в свои покои. Если ты сляжешь, а Чонгук очнется, он мне голову отрубит без раздумий. В покоях раздаётся смех впервые за долгие часы. Тихий, со смесью отчаяния и боли, но смех. — Не могу, — вздохнув, — И тебе нужно выполнить то, что я поручил. — Да, повелитель, — произнес он, соглашаясь неохотно, осознавая бесполезность своих попыток переубедить упёртого в своих решениях Тэхёна, он кивнул и повернулся в сторону выхода, но был остановлен. — Подожди, — отойдя от окна, приближаясь к кровати, он вглядывался в любимое лицо. Чонгук выглядел чуть лучше, и это не могло не вызвать легкой, пока ещё не окрепшей радости. В течение последних нескольких часов за ним ухаживали множество лекарей, целителей, но все они едины во мнении, что судьба Чонгука находится в руках богов — останется ли он в этом мире или покинет его. — Я хотел узнать, почему никто из родных не объявился за это время? — спрашивает. — Эм, — отозвался советник растерянно, привлекая к себе любопытный и тревожный взгляд повелителя. — А почему должны? — В смысле? — брови сводятся у переносицы, а губы поджимаются. — Он может больше никогда не очнуться, а его родные не хотят навестить? — уточняет раздраженно. — Тэхён… — осекается, подбирая слова. — Чонгук не в ладах со своей семьей. — Что ты имеешь в виду? — его рот приоткрылся, а глаза расширились от удивления. Взгляд Юнги беспокойно скакал из стороны в сторону, стараясь избежать встречи с пытливыми карими глазами, что устремлены на него. Сжимает и разжимает кулаки, будто борется сам с собой, переминается с одной ноги на другую. Тэхён не просто удивлен, он поражен. Такого поведения от своего советника-друга он не ожидал, ведь тот всегда был мастером скрывать свои чувства, даже больше, чем слова. А сейчас он молчит, колеблется. — Говори! — приказывает, повышая голос. — Они отказались от него, — отвечает советник, тяжело вздохнув. Он даже отвернулся, чтобы не увидеть реакции на сказанное. Чтобы не видеть, как лицо Тэхёна мгновенно побледнело, и все же продолжает рассказывать, вглядываясь в стены комнаты. — Он старший сын, Тэхён. Наследник своего рода, а уже десять лет считается фаворитом повелителя. Он не занимается делами семьи, а о браке с другой или другим даже не думал никогда. Изначально они не возражали против его статуса, ведь он приносил им определенные привилегии, но… Прошло слишком много времени. Официально они не отвергли его, но внутренние отношения в семье были испорчены. Он для них позор. — Уйди, — грубо прошипел, срывая душевную боль от слов, до крови закусив губу, — уходи прочь. Займись, наконец, поимкой мерзавца, что его отравил. Юнги рванулся из покоев, в то время как Тэхён склонил голову, тяжело дыша. Стены комнаты кажутся тесными, словно стискивающими его. Как же мог он быть настолько неведущим? Соленые капли, словно жемчужины, падают на покрывало, смешиваясь с кровью, что струйкой вытекает из прокушенной губы. Он судорожно комкает покрывало, словно пытаясь удержать ускользающее сознание. Он всегда полагался на Чонгука. Во всем. В делах страны, в играх политики и особенно в делах сердца и души. Чонгук был тем, кто держал его за руку на похоронах отца. Тем, кто умел утешить и разделял все его муки, когда он терял братьев. Чонгук знал, что переживает его душа, что страхи и тревоги сопровождали его на пути наследного принца и даже на пути к короне. Тэхёну казалось, что между ними нет тайн, что они знают друг друга лучше самих себя. Советник, словно вестник несчастья, переложил на его душу груз этой горькой правды. Внезапно все, что казалось прочным и надежным, рушится, оставляя лишь пепел и разочарование. Почему же он молчал? Тэхён отнимает мутный взгляд от покрывала и пятен слёз и крови, переводя его на Чонгука. Ох, он знает. Молчание его было не молчанием слабости, а знания. Знания, что Тэхён будет винить себя в этом. Усмешка, исказившаяся его губами, словно яд, который он несет внутри себя, переходит в горький хохот, который разрывает его душу на части. Он вскакивает с кровати и начинает шагать по комнате, словно по полю битвы, где каждый шаг — это бой за его собственное существование. Для придворных и слуг, несущих пустые слова и пустые улыбки, Чонгук — всего лишь предмет сплетен и споров, но родители, братья, сестры — они-то должны были знать истину. Но они стали судьями и палачами его любви, обрекая его на изгнание из собственного семейного круга. Как им было позволено столь безжалостно уничтожить крепкие семейные узы между ними? Неужели им действительно не дано понять, какой бесценный дар им предоставлен в лице сына, что является исключительным сокровищем для всей страны, для их повелителя? Остановившись у окна, обняв себя руками за плечи, он взирает на закатное солнце, где небо играет в тысяче оттенков красного и розового, а под ним раскинулась столица, словно ковёр. Мин Юнги — великолепный советник, он мудр, рассудителен, справедлив, но и весьма беспощаден. И хоть Тэхён уважает его мнение, его советы, но он никогда не решится действовать без выслушивания мудрого совета Чонгука, никогда не посмеет принять решение, противоречащее его словам. Не фаворит, а серый кардинал, вот кто такой Чонгук. Сколько же торжественных реформ и благородных законов пришлось на долю его благородной руки! Образование и жизненные условия простых тружеников преобразовывались с его пожелания. На самом деле трон подле Тэхёна принадлежит Чону, а не Джиа, законной супруге, которая никогда не заботилась ни о внутренней, ни о внешней политике, ни о благополучии страны и ее подданных. И какие бы трудности и риски, имея всего одного наследника, не будут обрушены на их судьбы, он сделает то, что должен был сделать уже давно, как только Чонгук очнется. Он с готовностью преподнесет то, что принадлежит ему по праву. Двери покоев внезапно распахиваются, являя Юнги, и Тэхён, вспыхнув гневом, стремится выгнать его, раздосадованный тем, что тот не спешит исполнить порученное, как: — Я нашёл отравителя.***
Веки напоминают каменные глыбы, утяжеленные не только тяжестью тела, но и болезненным, заторможенным состоянием. Стремясь даже слегка пошевелиться, Чонгук ощущает, будто каждая клетка его тела пронизана тысячей тонких иголок, каждая из которых бьет его снова и снова. Невольный стон вырывается из его уст, когда он, наконец, с трудом открывает глаза и видит мутное неопределенное пространство перед собой. Но среди этой размытой картины он узнает знакомый силуэт, узнаваемый среди тысячи других — Тэхён. Голос любимого прозвучал словно издалека, словно сквозь водные глубины, но в этом призрачном состоянии Чонгук различает волнение в каждом его слове. — Тэ… — осекается, почувствовав дикую боль и сухость в горле. — Сейчас, — исчезает, но через мгновение уже снова появляется в поле видимости. — Пей, пей. Он с трудом принимал горький напиток, поддерживаемый нежными руками, и, несмотря на отталкивающий вкус, ощущал, что сухость уходит, оставляя лишь остатки боли. Пелена словно опустилась на его глаза, и Чонгук старается проморгаться, но тщетно. Взгляд его скользил по комнате, и он увидел две кляксы: Юнги в неизменном черном одеянии и незнакомца, слишком ярко и пестро одетый, словно попугай. — Как вы себя чувствуете? — пронзительный голос прозвучал словно птичье щебетание, заставляя Чонгука невольно поморщиться. Точно попугай. — Будто бы пахал в поле двое суток без еды и воды, — произносит он, удивляясь самому себе, что получается сказать больше двух слов заплетающимся языком. — Ты никогда не работал в полях, Чонгук. — Но я ощущаю себя так, будто бы пахал. — Острит, значит, прогнозы будут хорошие, я прав, Чимин? — имя яркой кляксы, произнесенное елейным голосом, так несвойственным Юнги, ошеломляет Чонгука. Что вообще происходит? Что, собственно, он и спрашивает. — После, Чонгук, после. Я тебе все расскажу. — Кожа приобрела нормальный оттенок. Появляется здоровый румянец, глаза, — птичье щебетание слышится близко, как и яркая клякса, приближающаяся к нему, и заменяет собой любимый силуэт. Его веки трогают, расширяют, заставляя Чонгука замереть на мгновение. Зато теперь он может разглядеть глаза щебечущего, тот, видимо, щурится, потому как глаза его напоминают две щелочки, — глаза уже не такие красные. Это хорошо, — отпускает Чонгука, уходя, а перед глазами вновь появляется силуэт любимого мужчины. — Отвар нужно пить утром, днем и вечером. Нужно много двигаться, будет больно, но через силу. Полное выздоровление займет неделю, может быть две. — Спасибо, Чимин, Юнги проводит тебя. Подумай над моим предложением ещё раз. — Не стоит благодарностей, Повелитель, — отозвался Чимин, шаги стали удаляться, а после последовал хлопком закрывающихся дверей. Чонгук вздохнул с облегчением. Он наконец-то остался наедине со своим повелителем, без посторонних глаз и ушей. Последнее, что он помнил, это как его голова заболела после разговора с мужчиной в кабинете. Он направился к лекарю за настоем и когда вернулся в свои покои, принял лекарство и, кажется, уснул. Пытаясь изменить положение или хотя бы потянуться, он ощущал, как покалывает каждая часть его тела, но ему удалось слегка повернуться на бок. Сколько он пролежал, раз тело его вообще не слушается? — Расскажи, что произошло, — он прикладывает руку к глазам, массируя уголки глаз указательным и большим пальцем, надеясь, что поможет видеть чуть лучше. Открыв глаза, замечает взволнованные глаза любимого мужчины. Только вот. Глаза его красные, опухшие. Под ними залегли темные тени. Чонгук бегает взглядом по любимому лицу, отмечая ещё и щетину, короткую, местами плешивую. Что за…? Он не может сдержать удивления. — Какого черта ты так ужасно выглядишь? Чонгук вместо ответа слышит бархатный глубокий смех, который, словно волны морского бриза, обволакивал его. Внезапно сдавливают в сильных руках, переваливая так, что он оказался лежащим на мощной груди своего повелителя, заставляя ойкнуть от неожиданности. Голова кажется тяжелой, он даже не пытается поднять её, чтобы прочитать нотации, глядя в бесстыдные глаза, поэтому он просто положил её на плечо мужчины, чувствуя, как его прижимают ближе-ближе, будто бы пытаясь впечатать в себя. Он шипит невольно, Тэхён очнувшись от нахлынувших чувств, ослабляет давление. — Тебя отравили, Любовь моя, — отвечает шепотом. Брови Чонгука поднялись в удивлении, он выдохнул, ошеломленный. Он уже догадался, что произошло, но услышать подтверждение оказался не готов. — Я так боялся потерять тебя, — чувствует касание чужих губ к макушке и поглаживания сильных ладоней по спине. — Ты лежал без сознания трое суток. Юнги нашел виновного, но… у него не оказалось противоядия. Все, кто заботился о тебе, говорили только одно — боги решают твой исход. Тебя спасло от мгновенной смерти, что доза яда была недостаточной, — Чонгук внимательно внимал каждому слову, произнесенному его повелителем, тщательно анализируя их смысл, попутно думая о том, что пережил его повелитель. Вздрогнув от пролетевшей мысли, что могли отравить Тэхёна, он почувствовал, как в его груди вспыхнуло пламя ярости. Однако Чонгук старался сосредоточиться на мысли о том, что история не признает слов «Если». — Итак, решение Богов, кажется, оказалось в мою пользу, — произнес он с усмешкой, пытаясь изгнать страшные мысли из своего разума и отвлечься от них и Тэхёна. — Можно и так сказать. Ко дворцу прибыл травник. Его зовут Чимин. — Тот яркий юноша? — хмыкает. — Да. Слухи поползли быстро, он владеет лавкой на дворцовой торговой площади, услышал о произошедшем и немедленно распознал симптомы одного из ядов. Родом он из далекой страны, где такие случаи встречаются чаще, и поэтому знал, что нужно делать. Он проводил какие-то странные манипуляции с твоим телом, я думал, что убью его прямо на этом месте, но благодаря ему ты все-таки очнулся. — И что же он делал? — в удивлении спрашивает. — Он вливал тебе свою кровь, — крупно вздрагивает, качнув на себе Чонгука и прижав его к себе плотнее, зарываясь носом в его волосы, глубоко вздыхая. Чонгук знал, что такая практика применяется в лечении раненых, особенно на полях сражений, когда воины получают серьезные повреждения, но ему не было известно, что при отравлениях это также возможно. — Он спас тебя, поэтому я предложил ему должность придворного лекаря, а он отмахнулся, утверждая, что он всего лишь травник да хозяин торговой лавки. Но ничего, — Тэхён начал качаться, видимо, пытаясь успокоиться, поэтому Чонгук не возражал, хотя его слегка подташнивало от таких действий. — Я на него Юнги натравлю. Чонгук рассмеялся в ответ на слова мужчины, его руки, наконец, послушно подчинились ему, он обнял Тэхёна за предплечья и начал массировать их пальцами. — А со старым что? Казнил? — Нет, в темнице сидит, — фыркает он, — Не сам же он до этого додумался, все-таки столько лет занимал почетную должность. Я верил ему, а оно вот как вышло. Хочешь знать, кто его надоумил? — Твоя жена, — отвечает с ядовитым смешком, повернув голову и опустив подбородок на грудь мужчины, чтобы разглядеть его реакцию. Она не заставила себя ждать, глаза Тэхёна расшились от удивления. — Я замечал, что между ними хорошие отношения, они стали ближе, когда она была беременна Сону. Он всегда обращался к ней с большим уважением и трепетом. Но это только предположения. У тебя есть доказательства её виновности? — Она отказалась обращаться к служкам, чтобы передать тебе записку. Она хотела, чтобы это выглядело как самоубийство, — Чонгук нахмурился от такой новости. Какие глупости! Он никогда не согласился бы на такой безрассудный поступок. — Она вышла из моих покоев, что смежены с твоими, когда подложила её. Однако очень умно, ведь все-таки странного в том, что повелительница выходит из покоев своего мужа, ничего нет, поэтому те, кто видел, не обратили на это своё внимание. Но Юнги, когда вел допрос всех придворных, взял это на заметку. Он уже тогда узнал, что незадолго ты обращался к лекарю, но понимал, что такой человек — верный и справедливый слуга, не стал бы делать это без убедительной причины или давления. И сам лекарь подтвердил, что это именно она его уговорила. — Так просто? — спросил он, нахмурив брови. Ему казалось, что старец не сдаст свою повелительницу так легко. — Нет, конечно, — фыркнув. — Хосок постарался, — говорит ухмыляясь. Чонгук на это только морщится. Он всегда уважал Чон Хосока, командира дворцовой стражи, который не одно десятилетие верно служил своему повелителю. Но все же тот имел особую страсть, которая Чонгуку была не по душе. Пытки. Вырываясь из объятий своего мужчины, Чонгук отталкивается, упав на спину и раскинув руки и ноги в стороны. Тэхён, ворча что-то неразборчивое, устраивается на боку, повернув лицо к нему и подперев голову согнутой в локте рукой, смотрит на своего возлюбленного, что тяжко вздыхает, рассматривая кессонный потолок, думая обо всем произошедшем. Забавно получается, что угрожал смерти повелительницы он, а попытку предприняла именно она. — Ты говорил с ней? Что планируешь делать? — Казнить. — Чонгук резко поворачивает голову и смотрит на Тэхёна строго и осуждающе. — Даже мысль о таком не допускай, — отрезает он. — Она пыталась тебя убить, — буркнул он, нахмурив брови. — Тэхён, — вздыхает, — она мать твоего ребенка. Повелительница. Что подумают люди, если узнают, что ты казнил свою жену за попытку, — он выделяет слово, — убить своего фаворита. Я все сказал. Даже думать не смей. — Чонгук, — протягивает руку, ласково касаясь щеки кончиками пальцев. — Я хочу казнить ее за государственную измену. Я разговаривал с ней, и она рассказала мне многое. Также и лекарь. По крайней мере о том, что она прекрасно осознавала, что как только у меня появится больше одного наследника, она перестанет быть моей супругой. И делала все, чтобы не забеременеть. — Стерва, — пробормотал Чонгук, отвернувшись и вновь уставившись в потолок. — Но что будет с Сону, Тэхён? Ты об этом задумывался? — Задумывался. И пришел к выводу, что ты за все эти годы являешься лучшим родителем для моего сына, чем мы с Джиа. Я искренне благодарен Юнги за то, что он позаботился о том, чтобы слухи о твоем отравлении прошли мимо него. Чонгук на это улыбается. Он искренне и нежно любил Сону. Малыш вырастал прекрасным, умным, добрым и пока еще беззаботным. Чонгук сделает все возможное, чтобы сохранить эти черты как можно дольше, ведь они так напоминали ему Тэхёна, когда тот был лишь младшим принцем, балагуром и потешником. Тэхён прижался к его боку, уткнувшись в уголок между плечом и шеей, где его дыхание щекотало кожу. Чонгук на это фырчит, повернув голову и целуя его в волосы. — Что ты предлагаешь? — спросил он, его язык заплетался, возможно, все это время он упорно отказывался от сна, и теперь, когда беда прошла, усталость берет свое. Чонгук обнял своего любимого мужчину рукой, прижимая еще сильнее. Тело уже не так сильно болело, как сразу после пробуждения, но каждое движение пока ещё отдается ноющим чувством. — Решать тебе, мой повелитель. Но я предлагаю простить, — произнес Чонгук, пожимая свободное плечо и утыкая нос в густые волосы Тэхёна. Мысль о том, что тому следует сначала хорошенько отдохнуть, а затем обязательно посетить купальню, мелькала в его уме. Тэхён отступил, чтобы усесться на кровать, подтянув под себя ноги. Рыща в карманах своих брюк, он извлек черный платок, украшенный изысканными вышивками серебряной и золотой нитью, сложенный в несколько раз. Пододвинувшись ближе, он неуверенно поднял взгляд на Чонгука, заговорив: — Раз ты говоришь мне, чтобы я простил, я постараюсь. Правда. Но быть моей женой она больше не будет, — заявляет Тэхён, заставляя напрячься и вслушиваться в каждое своё слово. — Эти трое суток, что ты был без сознания, были худшими в моей жизни. Моя жизнь и так была отравлена потерями, твою я бы просто не пережил, — Чонгук превозмогая слабость, поднимается на локтях, чтобы затем тоже сесть на кровати. Он не отрывает взгляда от Тэхёна, чувствуя, как его сердце начинает биться быстрее от каждого произнесенного хриплым, но любимым голосом слова. Тэхён протягивает руку с развернутым платком и продолжает. — Чон Чонгук, я хочу, нет, я требую, чтобы ты стал моим законным супругом. Занял трон подле меня. Чтобы правил страной не из тени, а как ты того заслуживаешь. Чтобы… — Тэхён, — перебивает, широко улыбаясь, видя на платке золотую печатку с гербом семьи Ким. — Да, Боги, да! Повелитель трясущейся рукой берет кольцо, другой хватает такую же трясущуюся руку возлюбленного, чтобы надеть его на безымянный палец. Они поднимают взгляд одновременно, встречаются ими и широко улыбаются. Кто первым приблизился, остается неясным, но в следующее мгновение их губы сталкиваются в легком нежном поцелуе, который быстро превращается в страстный и глубокий. И в этот момент они оба ощущают, как копившееся все десять лет напряжение мгновенно рассеивается, уступая место в их сердцах безграничной любви и счастью.