Цветение

Кукурузу Умэ сажать не планировал: нехватку места она не терпела и в горшках росла плохо. То ли дело в поле, где корни могли уйти на полтора метра вглубь, куда другие культуры добраться не в силах. Выращивать её на крыше смысла не было, и всё же среди многочисленных пакетиков семян помидоров, баклажанов, перцев да огурцов обнаружились два кукурузных зёрнышка. Ярко-жёлтые, блестящие глянцем и силой, они напомнили Умэ летнее солнце. Не воткнуть их в самую глубокую кадку, какую только отыскал для него Хираги, он не смог. Воткнул, почти не надеясь, что кукуруза и взойдёт, и быстро тронется в рост, и вымахает выше него самого… И зацветёт. Лето выдалось тёплое, и уже в конце июня оба куста отрастили на макушках метёлки, а в пазухах листьев — будущие початки. И вот сегодня колоски раскрылись. Показались тычинки с пыльцой: золотистые и изящные они мягко качались на ветру, и Умэ никак не мог отвести взгляд. Что-то они ему напоминали. Что-то… Узнавание никак не обретало чёткую форму, лишь мелькало загадочным, но знакомым образом на периферии сознания да горечью на языке — будто дразнилось. — Умэмия-сан, я всё полил. — Ох! — Умэ удивился и внезапному обращению Сугишиты, и тому, как мог не заметить его приближение. — Уже всё? Но как же, помидоры должен был я… — Вы были заняты, а мне… мне не трудно. Сугишита застенчиво склонил голову, занавесив лицо волосами. Умэ не удержался, потрепал по макушке: — Что бы я без тебя делал! А теперь — беги в класс. — Может, есть ещё задания? — пробубнил тот в ответ. У Сугишиты всё ещё были привычки заядлого интроверта, хотя с одноклассниками ему повезло. Умэ как никто знал, что первогодки в этом году удивительные, и не только по уровню мастерства — дружить они тоже умели. Сугишита с Сакурой стали хорошими напарниками, пусть ни один из них не был готов признать это вслух, подружился с мягким Ниреем, сошёлся на теме ухода за волосами с модником-Кирю… А ещё был Суо. И он… — Умэ-э-э-чаааан! — раздалось у лестницы, и Умэ вновь потерял мысль. Цубакино сверкал широкой улыбкой и голыми коленками — и невозможно было не улыбнуться в ответ. *** Тем же вечером Умэмия вновь убедился в своей правоте: первогодки коллективно вляпались в историю — постояли за одноклассника и друг за друга, отделавшись лишь лёгкими ушибами. В общем, подрались они исключительно по доброте душевной, так что пришлось их похвалить. И накормить: — Котоха-чан, приготовь пять омлетов для героев вечера! Она лишь очаровательно вздохнула, но спорить не стала. Зато неожиданно вмешался Суо: — Четыре. Я не ужинаю, простите. И улыбнулся не менее очаровательно, чем ранее вздохнула Котоха. Он всегда улыбался, даже во время боя — тогда улыбка становилась пугающей, но почти не покидала его миловидного лица. Смотрелось жутко. По правде говоря, Суо оставался загадкой для Умэмии. Он точно многое скрывал, и всё же казался… хорошим. Пожалуй, любые его недомолвки или странности Умэ готов был простить, кроме одной, замечал которую не впервые: — Ни разу не видел, чтобы ты ел. Суо удивлённо наклонил голову вправо, так, что кисть серьги полностью легла на его плечо. Сияние кораллового камня в основании вдруг показалось почти зловещим, как и блеск его единственного глаза: — Умэмия-сан, думаете, я ёкай? На мгновение Умэ даже поверил, решил: а почему бы и нет? Это объяснило бы и его нечеловеческую ловкость в бою, и несвойственную школьникам рассудительность, и возникающее порой странное чувство, что Суо видит его насквозь. Первым мягко захихикал Кирю, следом подхватили Нирей с Хираги, а после не удержался и Сакура. Умэ выдавил из себя пару смешков и поспешно схватился за чашку с особенным кофе Котохи. Вспомнил вдруг, как однажды отпил из чашки Суо и едва смог проглотить крепкую, горькую муть. Закашлялся тогда, спалился, и пришлось оправдываться невнимательностью… — Так что? — не оставил его в покое Суо на этот раз. — Думаю, что тебе не помешало бы лучше питаться, — с деланной заботой ответил Умэ. Сегодняшний кофе отчего-то показался ему слишком слабым, пустым. — Спасибо за беспокойство, Умэмия-сан. Я тронут. Беспокойство в нём вызывала даже улыбка Суо. *** Опрос показал, что как завтракает, обедает или ужинает Суо не видел за три месяца никто. Только Нирэй утверждал, что однажды Суо съел тайяки из лавки на центральной улице, но в другой раз свою порцию отдал. Не то чтобы Умэ всерьёз сомневался в его человеческом происхождении — в конце концов, в легендах ëкаи вполне могли есть человеческую еду, и никому бы даже в голову не пришло такое подозрение, кроме шутника-Суо. Зато Умэ не сомневался в том, что растущему организму необходимо есть много, часто и разнообразно, чтобы быть здоровым и сильным. Суо, конечно, совсем не казался слабым, только изящным и обманчиво хрупким, даже во время драки… — Вызывали, Умэмия-сан? Суо склонился прямо над ним, развалившимся в гамаке, слишком низко. Его маленькое, бледное лицо почти полностью загородило небесную гладь, и Умэ потребовалась вся сила воли, чтобы не вздрогнуть — он не заметил, как оказался на крыше не один, хотя ждал гостей. Снова витал в облаках. — Будешь вишню? — растерявшись, Умэ сразу перешёл к главному. — Нет, спасибо, — мягко отказался Суо, не сдвинувшись ни на миллиметр. — Могу отнести ребятам, они любят. Его волосы и радужка напоминали перезревшую, тёмную вишню, какую они с Котохой воровали в приютском саду. Сравнение было притянутым за уши, скорее они походили на элитное красное дерево, и всё же Умэ решился сказать эту глупость: — Жаль, тебе бы пошло. В цвет. Суо удивлённо вскинул бровь, часто заморгал, мотнул головой — длинные кисточки серёжек качнулись в такт. Умэ поймал одну из них, мягко пропустил сквозь пальцы; кисти были собраны из шёлковых нитей со вплетением золота, как ему и казалось. — Ох. Осознание пришло внезапно, и не одно. Первое прозрение касалось того, что не давало Умэмии покоя уже три дня; второе — сиюминутного: творил Умэ какую-то хрень. Трогать чужие серьги ему точно не стоило, и скользить от бусины из коралла к горячей мочке уха — тем более. Странно, что Суо позволил. — Пойдём-ка, покажу кое-что. Суо выпрямился и перестал загораживать собой обзор, стоило отпустить его ухо. Шутливо протянул: — Звучит подозрительно. А вы точно продюсер? Мало кто мог болтать с Умэмией так — с Хираги они были достаточно близки, но у того напрочь отсутствовало чувство юмора, с остальными одногодками отношения были другими, а младшие слишком блюли границы, если и вовсе не заглядывали в рот. Это… освежало. Отвечать Умэ не стал, лишь вскочил с гамака и повёл Суо за собой, на самое солнечное место крыши, туда, где цвели его самые светолюбивые растения. И они — два случайно попавшихся зёрнышка. — Вот. Кусты переросли Умэмию ещё в начале месяца, а уж Суо и подавно — тому пришлось запрокинуть голову, сложив ладони козырьком, чтобы разглядеть против солнца хоть что-то. — Итак, — сказал он озадаченно, насмотревшись. — Это… кукуруза? — Всё верно, — со знанием дела подтвердил Умэмия. Добавил зачем-то: — Цветёт. — Цветок кукурузы, — протянул Суо так, словно это должно было что-то значить. И тут же сам, смеясь, предложил ответ: — Богатство и щедрость… «Со мной у тебя будет всё, что пожелаешь». Очень прямолинейно, продюсер-сан. — Ничего такого, — хохотнул Умэ, решив потом обязательно проверить, правдивая ли это трактовка языка цветов. С Суо станется и придумать на лету. — Просто она напоминает тебя. Улыбка Суо исчезла, как ни бывало. И хмыкнул он совсем не весело, прежде чем сказать: — Кукуруза истощает почву, вы знали? Она жадная, растёт вглубь и вытягивает все питательные вещества. Это не про тебя, невольно подумал Умэ, ты вообще не ешь. Сказал другое, не желая отшучиваться: — И тянется к солнцу, высоко-высоко, чтобы дать щедрый урожай. Разве это плохо? — Немного эгоистично, — рассудил Суо. — Правда похоже на меня. Умэ и подумать не мог, что так внезапно выведет Суо на серьёзный разговор, пусть даже сплошь состоящий из метафор. Увы, на этой территории он мог проиграть, а потому поспешил объясниться: — Вообще-то я имел ввиду только цветы. Смотри, как твои серёжки. Пришлось аккуратно наклонить одну из верхушек пониже, так, чтобы Суо смог рассмотреть. Кое-где тычинки уже потемнели, но на самых кончиках колосьев они ещё золотились. Пыльца взвилась в воздух мерцающим облачком, стоило лишь коснуться. — Красиво, — едва слышно шепнул Суо. Сказал твёрже: — Но это поверхностное суждение. Правду Умэ отрицать не мог. Он совсем не знал настоящего Суо и, возможно, даже его одноклассники до сих пор не знали. Он умел держать дистанцию похлеще интроверта-Сугишиты, недоверчивого Сакуры или психованного Каджи: с непреклонным дружелюбием, образцовой вежливостью и добротой, которую, кажется, никогда не проявлял только к себе самому. — Ты прав. Но я бы хотел однажды… Умэ с удивлением понял, что и правда хотел бы — узнать его настоящего. Вероятно, как и всех, кто состоит в Бофурин под его началом, или всех, кто может быть по-настоящему полезным городу. Или как одну из самых сложных загадок, которая встретилась ему в этом году. — …вместе поесть. — Всё возможно, Умэмия-сан. А сейчас я пойду, — отвесил поклон Суо, вновь прячась за своей неизбывной вежливостью. Умэ с такой силой сопротивлялся желанию схватить его за рукав и заставить остаться, что даже забыл всучить тарелку с вишней для первогодок. Может, это всё-таки был иной, не изученный ещё случай. *** — Вот дерьмо. Руки, уже обработанные лекарством, продолжали гореть — куда меньше, чем всего полчаса назад, но всё ещё ощутимо. Повезло, что выплеснутая во время погони вода из чана в закусочной не успела закипеть, иначе бы пришлось совсем туго. Повезло, что там разогревалось не масло. Повезло, что попало ему, а не кому-то из младших… Умэ окинул взглядом кафе: Котоха, уже устроившая ему нагоняй, а после лечение-экзекуцию, была занята готовкой; первогодки о чём-то спорили — Сакура кричал громче всех, привычно заливаясь румянцем; Хираги с Каджи забились в угол и выглядели ещё мрачнее обычного. Явно винили в случившемся себя, дураки. Он был благодарен за образовавшуюся вокруг него зону отчуждения, ведь это помогало немного переварить досаду, и вместе с тем чувствовал себя одиноко. Несмотря на боль, а может, именно из-за неё, есть хотелось до одури. И тут, словно в ответ на мольбы страждущего, перед носом появилась тарелка с омлетом и рисом. За его стол уселся Суо с лицом человека, настроенного развлечься за чужой счёт. — Руки все липкие и болят, — пожаловался Умэ. Неожиданно захотелось капризничать. — Я покормлю вас, — легко сказал Суо. — Проиграл в камень-ножницы-бумагу Сакуре и остальным. Умэ не всегда умел принимать чужую помощь, но теперь он умел, а потому согласно кивнул. Близость вожделенного омлета тоже влияла: сопротивляться было невозможно. И незачем. Даже если ребятишки наделают кучу фотографий — пусть, по крайней мере, атмосфера наконец-то станет полегче. Первая ложка риса оказалась божественной, вторая, с омлетом, — тоже, и Умэмия не заметил, как тарелка опустела на две трети. Движения Суо были аккуратными и выверенными, как часы; стоило лишь открыть рот в попытке заговорить, как в нём тут же оказывалась новая порция. Сопротивляться такой точности Умэ не мог, а потому послушно съедал всё, что давал ему Суо, и помалкивал. Суо отвлекся лишь когда Котоха принесла чашку с кофе, и Умэ успел сказать: — Буду считать, что мы едим вместе. Суо коротко хмыкнул, уже нагоняя график и зачёрпывая ложкой рис с кусочком брокколи: — Допустим. Его улыбка показалась неожиданно тёплой и отразилась во взгляде — у Умэ даже дыхание перехватило от того, как это оказалось приятно. Такое и раньше бывало, Суо часто смотрел так на Сакуру и Нирея, с которыми особенно сблизился, но никогда раньше — на него. Пришлось тщательно прожевать, прежде чем продолжить наступление: — Это уже сокращение дистанции или нет? — Это просто забота. Ответ был хорошим, но всё ещё недостаточно точным. — Так да или нет? — Считайте, как вам угодно, — ответил он, награждая последней ложкой. Ужин закончился. Хотелось попросить его так же помочь и с кофе, пусть из чашки уже и торчала соломинка, но терпение Суо, казалось, резко иссякло — он взял опустевшую тарелку и изящно поднялся с места, намереваясь уйти. Он и правда не терпел, когда Умэ пытался пересечь очерченные границы. — Вечно увиливаешь, — дурашливо бросил Умэ ему вслед. — В жизни не поверю, что не умеешь мухлевать в камень-ножницы. Вопреки ожиданиям, Суо не оставил его без ответа, и даже обернулся, чтобы признаться: — Конечно, умею. Я как раз смухлевал. И подмигнул. *** К концу июля кукуруза почти созрела, между подсыхающими по краям листьями початков виднелись золотые зёрна. Стоит ли срывать её, чтобы взять с собой в поездку к морю, Умэ не знал; вряд ли кто-то даже внимание обратит на две несчастные кукурузины, а ему они почему-то казались особенными. За два летних месяца многое произошло и вместе с тем мало что изменилось. Фуурин всё так же оставалась местом, в котором Умэ был счастлив, его окружали прекрасные и сильные люди, он даже наметил себе преемника, которому было пока ещё рано об этом знать. И долгожданное путешествие маячило совсем близко, но чего-то всё равно не хватало. Дверь, ведущая на крышу, хлопнула едва слышно, и Умэ заинтересованно обернулся. — Тихо у вас, Умэмия-сан. Кажется, Суо впервые пришёл на крышу по собственной инициативе. Он окинул цепким взглядом кукурузу — все ещё зелёную, с лоснящейся длинной листвой, но с уже засохшими и побуревшими цветами на макушке. Несмотря на привычную улыбку, Суо казался напряжённым. Может, из-за жары. Он даже снял пиджак и остался в одной лишь простой белой футболке, что сделало его непохожим на себя самого. — Что-то случилось? — Ничего. Подумал, что вам может быть скучно, все носятся внизу… Вся жизнь и правда кипела там, в классах — даже те, кто не мог поехать и оставался патрулировать город, участвовали в бурных обсуждениях и подготовке. Сбор овощей был назначен на завтра, а сегодня на крыше настало затишье. Конечно же, перед бурей. Должно быть, Суо всего лишь устал от суеты вокруг, вот и пришел. — Ага. Я собирался жалко пообедать в одиночестве, но, может, составишь мне компанию? Суо хмыкнул и любезно протянул: — Никак не могу допустить, чтобы Умэмия-сан чувствовал себя жалким. Любимый кофейный столик Умэ был маленьким, низким и располагался в тени огурцов, что заплели изгородь. Подушки, на которые они уселись, не перекинувшись ни единым словом, пахли солнцем и пылью. К паре сэндвичей с тунцом Умэ сорвал две грозди помидоров черри, красных и жёлтых, и налил холодного чаю — обед был нехитрым и, по правде говоря, рассчитанным на одного. Но на Суо он и не надеялся, хотя не попытаться не мог: — У тебя нет пищевых аллергий? Суо отрицательно покачал головой, но предложенный сендвич не взял, лишь обхватил пальцами чашку. Всё происходящее отчего-то ощущалось ужасно неловким, начиная с натянутой улыбки и немногословности Суо, и заканчивая тем, как соприкасалось правое колено с его бедром. — Попробуешь? — спросил Умэмия, отщипнув одну жёлтую помидорку. Он и сам не знал, почему так хотел, чтобы Суо согласился. Возможно, всё дело в доверии. — Любой согласился бы есть с ваших рук, — сказал Суо без тени улыбки. Наверное, он был прав. Все Умэ обожали, а если и ненавидели, то только не в стенах Фуурин. Когда-то, ещё в приюте, он три дня не отходил от постели маленькой Котохи с пневмонией, и кормил её кашей — врач тогда так и не приехал, но обошлось; на первом году старшей школы он неделю взбивал пюрешки Хираги после того, как тому повредили челюсть; а ещё, каждый год в Белый день он готовил для Цубакино особенный шоколад, ведь не мог оставить его без ответного подарка. Он любил угощать конфетами и фруктами младших, устраивать барбекю, печь тыквенные пироги на Хэллоуин. Это всё было его способом заботиться ради избавления от одиночества, но Суо заботиться о себе не позволял, а только увиливал. Умэмия давно уже разучился сдаваться. С тех пор, как его волосы потеряли цвет. — А ты? Взгляд Суо потяжелел. Он облизал губы так, словно хотел согласиться. В голове Умэ внезапно завыли сирены; захотелось поднести помидор к его рту и протолкнуть между приоткрытых розовых губ, почувствовать быстрое прикосновение языка на подушечках пальцев… — Вы покраснели, — сказал вдруг Суо, беззастенчиво рассматривая его лицо. Оно и правда пылало. — Сегодня слишком жарко. Умэ неловко рассмеялся, потрепал собственные волосы, пытаясь опустить чёлку пониже — будто бы это могло его спрятать от пытливого взгляда. В словесной дуэли он вновь проиграл, Суо так на вопрос и не ответил, только загнал его в угол своей беспощадной наблюдательностью. И когда Умэ уже готов был сдаться — съесть эти чёртовы сэндвичи и помидоры в одиночку и больше никогда ничего Суо не предлагать, пока он сам не попросит, даже во время поездки, даже если это будет единственный шанс попробовать что-то особенное, — произошло чудо. Суо не принял из его рук, но отщипнул одну ягоду с веточки, закинул в рот. Триумфа Умэ не ощутил, только как засосало под ложечкой и застучало в висках. С удивительной ясностью он вдруг понял, что и этого недостаточно. И хотел он другого. — Очень вкусно, — широко улыбнулся Суо и потянулся за второй ягодой, жёлтой. «Очень красиво», — подумал Умэ, но не сказал. Позади было почти четыре месяца их знакомства, впереди — поездка на побережье, к волнам, песку и соли. Три дня и две ночи в шумной весёлой толпе. Умэ не сомневался, что сможет разок незаметно от них улизнуть, и хотел увести с собой Суо. — Тебе нравится варёная кукуруза? — Их там всего две растёт, и хотите угостить именно меня? — удивился Суо. Умэмия лишь рассмеялся. Не верилось даже, что проницательный Суо всё ещё не понял, насколько особенный — пусть даже Умэ сам осознал лишь сейчас. — Нравится, — всё же ответил Суо, вопреки обыкновению прямо. И добавил нагло: — Главное — давайте съедим её вместе. А может, понял уже давно.