Кровоточащая истина.

Глубокая ночь. На тёмном полупрозрачном небе виднеются блеклые звезды, некоторые из них сияют чуть ярче и стоят рядом, будто счастливые парочки. Огни в окнах напротив давно погасли, на улице изредка проезжают машины, но их настолько мало, что город ощущается пустым. Обычно подобные ночи кажутся особенно приятными и спокойными. Но что-то в этот момент тревожило. Что-то заставляло сердце биться чаще, чем обычно; она не позволяла расслабиться, создавая внутренний дисбаланс. Спутанные мысли еще больше пробуждали это ощущение; словно неправильно спетая нота, фальш в куплете, сбитый такт, который заставляет кровь чаще приливать к вискам, вызывая стресс и волнение. А, когда не понимаешь, чем вызвано чувство подсознательной тревоги, становится лишь хуже, так как осознание отдается пульсацией в верхней части головы, но отключить и абстрагироваться от этого ощущения попросту невозможно. Именно это чувство поглощало Шинономе целиком. Тревога. Он не мог выявить ее причин, понять откуда взялось столь неприятное и навязчивое ощущение, чем оно вызвано. Позади него лежал его парень, все было в порядке, чего еще можно желать, верно? Они ведь недавно съехались и должны быть счастливы вместе, так? Вероятно, Тойя уже давно спал, по крайней мере Акито был уверен в этом. Зачем проверять своего партнера, что за глупости? Все эти мысли крайне нагружали и утомляли, потому глаза младшего окутывала пелена, и он постепенно погружался в полудрем. Аояги не спал. В маленькой комнате было так душно, будто воздух вовсе не попадал в легкие, дышать было тяжело. Ему тоже не спалось. Но по иным причинам. Боль. Пронзительная и резкая, сильная боль ниже уровня сердца, прямо под реберными дугами. Язва желудка, о которой не знал никто, кроме самого Тойи. Темноволосый не переносил это ощущение, оно всегда наступало неожиданно и было чересчур болезненным. Нет, Аояги не стонал от боли, лишь сжимал руки, ногтями царапая ладони, чтобы слегка отвлечься и смягчить это чувство. В этот раз все было куда хуже. Старший лежал на боку, глядя в стену, он был повернут противоположно Акито. Режущая боль усиливалась, а в гортани образовался своеобразный ком. Тойя думал, что его вот-вот вырвет, потому что это было крайне схоже с ощущением подступающей к глотке тошноты. Мутило Аояги часто, потому он прекрасно знал это чувство. Но сейчас оно казалось слегка искажений и иным. Словно нечто более жидкое просачивается в ротовую полость. Не успел темноволосый об этом подумать, как ощутил на губах едкий привкус, а в нос ударил запах металла с примесью гнили. Рот Тойи слегка приоткрыт, потому из него сочится небольшая струйка крови. Спустя десятки секунд, разумеется, темная жидкость заполнит всю полость рта юноши, но это последнее, что его заботит. Старший тихо приподнялся с кровати на локтях, стараясь сглатывать кровь, которая навязчиво пыталась вылиться изо рта и запачкать все вокруг. Это бы создало слишком много шума и проблем. Идти действительно непросто, голова кружится, а ноги подкашиваются от бессилия и слабости. Спустя какое-то время Аояги все же удается добраться до ванной комнаты. Вода ударяется о стенки раковины, в ушах шумит и звенит, хочется смыть напряжение и это ощущение, но все бесполезно. Тойя оттирает остатки крови, харкаясь темной жидкостью с примесью из каких-то сгустков. Зрелище выглядело отвратительно, боль лишь усиливалась, вызывая жжение и чувство колющих или режущих толчков. Будто плоть разрезало изнутри, где-то там, под ребрами. Глядя на себя в зеркало, темноволосый юноша не узнает собственное отражение, лицо выглядело совсем иначе. Страшно, что Акито узнает. Узнает и поймет, что Тойя не сдержал обещание. В голове проносятся самые ужасные сценарии: Шинономе оттолкнет его, спешно уйдет и более никогда не вернется, потому что недоверие не ведет ни к чему хорошему. Аояги непременно останется один, более он не будет исполнять песен, у него уже не будет никакого будущего, он просто останется в полном одиночестве, тьме и мраке. Шум воды обрывается, кран выключен. Все в порядке, все хорошо, так ведь? Подсознательное чувство страха и тревоги, разумеется, мешало мыслить весьма здраво. Прибегать к зависимостям и заглушать эмоции чем-то подобным — плохой вариант, но сейчас он казался единственным верным и удобным. Порывшись в обувном шкафу, в передней, Тойя достает заветную пачку сигарет. Курил он редко и делал это даже не от зависимости. По другим причинам. Юноша достает одну сигарету из пачки, убирая саму коробочку обратно куда подальше. Наверное, следовало выйти на улицу, так как запах чересчур яркий и едкий, слишком заметный и неприятный. Но сейчас Аояги явно не был способен на излишние телодвижения и какую-либо физическую активность. Сил совершенно не было, именно потому Тойя тихо заходит в комнату и настежь раскрывает окно. С улицы приятно дует прохладой и свежестью. Тишь и благодать. Только в душе у юноши все было совершенно иначе. Прохладный ветер слегка сдувает прядки волос, будто стараясь оживить и вытянуть Тойю из состояния мглы. Луна светит неярко, но ее блеска хватает на то, чтобы озарить лицо Аояги и придать его чертам еще больше безразличия. Небесным телам безразлично. Наверняка, будь их воля, они бы не находились на небосводе. Не освещали бы его своим неярким сиянием, не придавали краски ночному небу; а люди бы не восторгались их красотой, тем, что они так далеки и прекрасны. Акито спит. По крайней мере Аояги уверен в том, что это так. Именно по этим причинам Тойя закуривает в их маленькой совместной комнатушке. На губах все еще ощущается привкус крови, по подбородку медленно стекает темно-алая вязкая жидкость. Сейчас этот процесс практически остановлен, так как не выделяется обильной кровопотерей, потому Аояги это уже вовсе не тревожит. Зажигалка плавно и мягко опаляет край бумаги, пламя своими языками будто обнимает часть сигареты. Когда же огонь поджигает кусочек целлюлозы, последняя искра выглядит будто звезда, которая резко вспыхнула на небе, столь же безразличная, ничего не ощущающая по отношению к другим. Фильтр сигареты пропитался кровью, которая была на губах Тойи. Это несильно влияло на вкусовые ощущения, но все же запах металла слегка менял чувства, получаемые от курения. Этот процесс проходил слегка иначе, нежели обычно. Кровь ощущалась даже вполне приятно и дополняла едкость запаха, смягчая и смывая горечь на корне языка. Теплое освещение сигареты затрагивает и лицо юноши. Теперь его черты кажутся более мягкими, хотя все еще есть чувство полного безразличия, пустоты и холода. Сквозь полудрем Шинономе все же ощущает дуновение ветра с едким ароматом сигаретного дыма. Неужто кто-то курит настолько крепкий табак, что этот запах слышится даже на верхних этажах дома. Да, и окно было до этого вовсе закрыто, каким образом можно почуять сигаретный дым? Это так странно. Пробуждаться ото сна не хотелось вовсе, так как Акито и без того едва смог прикорнуть. Открывать глаза было бы не лучшей идеей, которую младший решил осуществить. Очи слипаются, но размыто в полумраке глаза Шинономе запечатлевают фигуру высокого вытянутого худощавого парня. Этот образ рыжий не мог спутать ни с кем, это определенно был его любимый партнер. Почему Аояги не спит? И почему в его руках сигарета? — Ээ… Тойя? — по случайности проговаривает вслух Акито. Изначально младший вовсе не желал подавать «признаков жизни» и отсутствия сна, но эта фраза словно сама по себе сорвалась с его уст. Аояги даже не дрогнул, он ощущал себя чересчур подавлено, чтобы его тело проявило хотя бы какую-то реакцию на слова, которые отдавались эхом где-то вдали. Спустя несколько секунд юноша все же оборачивается в сторону рыжеволосого. — Тойя, блять? — с уст Акито срываются бранные слова, Шинономе совершенно не понимает, что происходит, что все это значит. При свете от тлеющей сигареты можно различить и узреть темную жидкость, которая собиралась на краю подбородка в небольшую густую и вязкую каплю. — Откуда кровь, сигареты, что это значит? Что вообще произошло? Скажи, что это просто кошмар, — Шинономе срывается на полукрик, но Тойя будто вовсе не слышит его слов. На все заданные вопросы Аояги лишь смотрит на Акито абсолютно пустым и безразличным взглядом. В глазах старшего даже нет бликов, нет ощущения, что темноволосый вовсе живой человек. Будто фарфоровая, идеальная кукла, игрушка. — Акито, помнишь, тот удар, когда мы поссорились? — тихо бормочет Аояги, словно находясь в бреду, не в сознании. Тишина. Тишина будто поглощает всю комнату, словно юноши актеры немого кино. Ни единого звука, даже вздохов. От тишины начинает звенеть в ушах, пустой и безжизненный взгляд Тойи еще больше уничтожает Акито изнутри, начиная с сердца и души рыжего. Что случилось? Что именно произошло, почему Шинономе пропустил столь важный момент? Почему Аояги вспомнил именно о том моменте, что произошел так давно. Они же никогда не обсуждали его. Ответа не следует. Акито и сам начинает осознавать, что сделал не так, что именно происходит сейчас. Становится слишком стыдно, чтобы говорить что-либо, стыдно в очередной раз сделать что-то абсолютно не так, чтобы усугубить положение. Шинономе лишь резко подрывается с кровати, подскакивая, дабы подойти к Тойе. Нет, младший не будет наносить темноволосому еще больше моральных и физических увечий, он уже давно осознал, что это худший вариант для решения проблем. Разумеется, им следовало бы поговорить, но ком в горле и страх сделать хуже делает свое. Акито аккуратно, но весьма резко выхватывает из пальцев старшего сигарету. Аояги уже слишком безразлично все вокруг происходящее, потому он лишь молча ожидает действий Шинономе, так как понятия не имеет, что может сделать его партнер. Наверное, впервые Тойя не может предугадать дальнейшие движения своего парня, что было удивительным, ведь обычно темноволосый отлично критически мыслил. Рыжий делает то, что не мог ожидать от самого себя. Выхватив тлеющую сигарету из тонких изящных пальцев Аояги, Шинономе тушит окурок о бедро. Пронзительное ощущение резкой боли слегка отрезвляет и заставляет организм полностью проснуться. Разумеется, боль весьма сильная, а ожог неминуемо превратится в шрам, когда слегка заживет. Но это совершенно не беспокоило Акито. Пока с ним рядом его Тойя, его любимый парень, ради которого он готов пожертвовать не то, чтобы собой, а целым миром. Обладателя рыжих волос сейчас волновало лишь состояние его партнера. Тревога в очередной раз охватывала с головой, будто волна, что быстро и стремительно настигала парня со спины. Это чувство было очень болезненным даже физически, будто ребра сдавливало, а вокруг шеи образовывалась петля, не позволявшая нормально осуществлять процесс дыхания. На фоне тревоги физическое чувство боли от ожога притупляется, это уже не являлось чем-то значимым. На бедре лишь останется вечный след — напоминание о событии этой ночи. Будет ли этот шрам болезненным воспоминанием или Акито в дальнейшем будет смотреть на ожог, как некоторый ужасно трудный эпизод и этап жизни. неизвестно. Сейчас он крепко обнимал Аояги, не желая отпускать, не желая более допускать столь критических ошибок, как это было ранее. Он будет гораздо бдительнее и внимательнее относиться к чувствам своего возлюбленного и никогда не предаст их. Объятия ощущались холодной петлей, которая еще больше сковывала шею Шинономе. Казалось, что этот жест должен успокоить или заставить Акито почувствовать немного тепла. Но тело Тойи было словно мертвым. Таким же холодным, безразличным и ужасно худым. Эта жуткая худоба вгоняла в абсолютно мрачное и отвратительное, гнетущее состояние. Рыжему просто хотелось вернуть время вспять, вовремя помочь и узнать обо всех проблемах своего любимого. Но сейчас это было невозможным. Это казалось необратимым. Шинономе аккуратно усаживает тело Тойи на кровать, сам садясь рядом. Акито не мог не переживать, не волноваться, потому ему были необходимы разъяснения. Младший не мог поступить иначе. Нельзя было оставлять ситуацию на самотек, мол воля судьбы сама все разрешит. Сейчас необходимо было узнать все. Иначе никогда. — Тойя, я понимаю, что ты сейчас не захочешь говорить и думаешь, что я буду корить тебя за твои мысли и действия, но прошу доверься мне, хотя бы в последний раз, — Шинономе искренне умолял Аояги «снизойти» и хотя бы немного приоткрыть завесу тайны, которую скрывал темноволосый. Акито понимал, что, возможно, его доверие отныне исчерпано, и Тойя более никогда не поделиться сокровенным, сакральным и продолжит скрывать от партнера детали своих переживаний. Это пугало. Рыжего пугал не факт отказа, не пугало его и нежелание говорить. Младшего тревожило лишь то, что он превысил лимит доверия и более его любимый парень никогда не скажет ему правды, будет скрывать от него что-то значимое, пока все не придет к слишком печальному исходу. Молчание. Тишина разрезает нежную плоть, душу и сердце Акито. Хотелось выкрикнуть Аояги о том, что ему не следует более молчать, утешить, доказать, что все в порядке. Но, казалось, что уже слишком поздно. Холод и безразличное молчание окутали комнатушку целиком и полностью. Ожидание вердикта было слишком томимым, будто от решения Тойи зависела и судьба младшего, ведь от отказа сердце рыжего бы более никогда не собралось воедино, разбившись на сотни хрустальных осколков. Акито тяжело было согнуть, но сломать — более, чем возможно. За каменным и непоколебимым характером скрывался обычный чувствительный и нежный подросток, который желал лучшего для своих близких, который мечтал быть идеалом в глазах других людей, которому было страшно, до ужаса страшно допускать ошибки. — Прости меня, Тойя, — шепотом добавляет Шинономе. Рыжеволосому было до ужаса стыдно, мерзко и отвратительно. От самого себя, собственного характера, действий, поступков. Искреннее раскаяние и сожаление. Акито хотел знать ответ Аояги. Понять осталось ли у темноволосого хотя бы немного доверия, надежды и сил. Тревога заставляла сердце биться чаще, а легкие будто вовсе забывали о собственной функции, не позволяя вобрать в себя слишком много воздуха. Шинономе сам обвязал вокруг собственной шеи незримую петлю, что медленно убивала его. Хотелось надеяться на лучшее, верить в чудо, может, хоть в этот раз Акито просто повезет, потому что младшему никогда и ни с чем не везло. — Акито, выслушай меня сейчас, ладно? — тяжело проговаривает Тойя. Будто даже слова сейчас давались ему слишком тяжело. Будто на физическом уровне это отнимало уйму сил, опустошало. Шинономе покорно молчит, не желая прерывать искренние откровения Аояги. Рыжеволосый был прекрасно осведомлен о том, с какой непомерной тяжестью давались Тойе подобные монологи. Акито знал, что старший привык молчать и даже замалчивать собственные проблемы. Знал, что темноволосый не умел делиться переживаниями, тем, что творилось на душе. Потому рыжий с замиранием сердца ожидал дальнейших слов Тойи. Старший же прекрасно знал, почему его партнер молчал, Аояги это даже в некоторой мере успокаивало, так как в этот момент у юноши была уверенность в том, что его выслушают: не прервут и не осудят. — Помнишь, когда я тебе обещал, что обязательно завяжу со своими нездоровыми способами решения проблем, заглушения стресса. наверное, проще сказать о голодовках и всех прилежащих к этому методах. Когда я говорил, что покончу с этим, я врал, правда, лгал, глядя тебе в глаза, о чем очень сожалею. Наверное, тебя очень напугала кровь изо рта и мое курение. Мне жаль. Сигаретами я пытался заглушить ощущение голода и исключить некоторые душевные терзания, но это совершенно не помогает, — Тойя делает небольшую паузу, отводя взгляд в сторону, — Акито, прости, мне жаль, что я не смог быть хорошим человеком и достойным партнером. Что я так долго скрывал и лгал о том, о чем вовсе не стоило. Аояги замолкает. Он высказал то, что давно желал сказать. Сказал то, в чем хотел признаться еще раньше, о чем не хотел лгать вовсе. Тойя поймет, если все его слова напрасны и пусты. Как можно вновь довериться и открыться тому человеку, который обманывает партнера, так ведь? — Тойя.. я не злюсь, правда не злюсь, но тебе стоило сообщить об этом куда раньше. Спасибо за доверие, — Шинономе искренне не желал вступать в словесные перепалки, обвинять партнера во всех бедах. Акито прежде всего винил себя в том, что вовремя не узнал, что вовремя не обратил внимания. — Знаешь, а ведь сегодня ночью я совсем не мог уснуть. В голове мысли так путались, даже не знаю как сказать. — рыжеволосый обрывается, не заканчивая фразу, предложение. Его взгляд прикован к партнеру. Худощавые колени, которые не прикрыты тканью длинных шорт. Даже части тела Аояги выглядят слишком измученными. Словно страдал душевно не только он, но и все его тело. Голова Тойи опущена вниз, темноволосый не хочет поднимать взгляда, казаться слабым и глупым. Старший сминает в руках ткань шорт, из-за чего та слегка приподнимается, приоткрывая обзор на все его шрамы. На бедрах было много ожогов от сигарет. Была даже рана, что находилась на том же месте и уровне, что и у Акито. Бледный, едва заметный шрам, который на белесой коже зеленого оттенка выглядел особенно примечательным. Будто сейчас даже этот ожог связывал их с Шинономе. Словно каждая деталь во внешности Тойи имела свой шарм. Каждый синяк, шрам, царапины. Все это было прекрасным в юноше. Ни одно ранение не могло испортить физической, а главное душевной красоты Аояги. В темноволосом юноше все было прекрасно. Старший всегда восхищал Акито. Шинономе нравилось все: от искалеченных ног, до выступающих, имеющих острые углы ребер, от редких родинок на торсе и груди Тойи, до прекрасных голубых глаз, которые напоминали Акито беспокойное море, темное небо, шторм. Рыжему нравился характер Аояги: непоколебимость и холодность со стороны и абсолютно искренняя теплота и забота в отношении близких. Тойя был ходячим оксюмороном: совмещал в себе нечто изящное и восхитительно-неземное, но также имел абсолютно людские и простые черты. Это завораживало, цепляло, не позволяло отводить взгляд. За это Акито и полюбил старшего. На коленях темноволосого образовывались небольшие соленые лужицы. Шинономе не сразу обратил на это внимание, так как задумался. Но эти небольшие влажные следы, которые поблескивали при лунном свете, словно вывели рыжеволосого из состояния транса. Тойя приподнимает голову. Акито замечает на глазах Аояги капли бриллиантовых слез, которые заставляют сердце Шинономе провалиться сквозь землю. Было слишком невыносимо тяжело и болезненно смотреть на мучения, искренние мучения самого близкого человека. Он готов был отдать весь мир, если бы это было ключом у решению всех проблем Тойи. Была бы возможность, младший бы забрал все страдания темноволосого себе, чтобы его любимый более никогда не мучился и не знал обо всех тяготах жизни. Хотелось просто осчастливить партнера и защитить его от всех бед. Если даже потребуется, то Акито защитил бы юношу и от самого себя, потому что никто не в праве нарушать покой его пассии. Шинономе прижимает исхудавшее и измученное тело к себе, не желая отпускать. Рыжий шепчет извинения, чувствуя себя виноватым в бедах Тойи. Акито корит себя, слишком сильно винит, чтобы просто простить самого себя за допущенное. Младшему тяжело отпустить, принять тот факт, что его вины здесь по сути нет, что это лишь расстройство Аояги, с которым очень тяжело справляться. Юноша не желает прерывать объятия, извинения. Ему хочется всегда быть рядом, не допуская никогда более подобных случаев. Старший что-то неразборчиво и нечленораздельно бормочет. По крайней мере Шинономе не мог разобрать, что говорил Тойя. Слишком много мыслей одновременно заполняли его голову, из-за чего все слова путались и превращались в один комок. После своей реплики Аояги почему-то резко соскакивает, забегая в одну из комнат, после чего быстро скрывается за дверью в передней. Акито не успевает среагировать на столь странные действия темноволосого. Мысли в голове становятся еще более неразборчивыми, нежели ранее. Почему Тойя в очередной раз покидает его, выходя из дома в шортах и домашней футболке, не забирая даже телефон, документы? Далеко старший бы явно не убежал, тем более учитывая физическое состояние Аояги, сейчас он явно не способен на что-то действительно плохое. Шинономе лишь томимо ожидал, словно понимал, что Тойя обязательно вернется, что его партнер точно не оставит его в одиночестве. Подсознательные ощущения и чувство надежды, которое пронизывало Акито целиком, не заставило долго ждать. Через несколько минут, партнер действительно возвратился домой, заперев дверь на ключ. Звон связки ключей успокаивал не только своим звуком, но и чувством присутствия Тойи. Не фантомным ощущением, а действительностью. — Акито, прости, что так резко, просто мне самостоятельно стоило это сделать. Планы не терпят их разглашения, вдруг я бы передумал, — мягко посмеиваясь, произносит слегка оживленный темноволосый, заходя в комнатку. Шинономе все также сидит на кровати, ожидая продолжения объяснений. На глазах Тойи все также поблескивают слезы. Сейчас они не выглядят столь же мрачными как ранее. Они истинно прекрасно переливаются на свету. Искренность Аояги всегда была красивой, несмотря на то, каковой бы она ни была. наверное, это и цепляло Акито больше всего в темноволосом. На улице уже постепенно светает, птицы начинают давать свои «сольные концерты» тем, кто уже успел проснуться. Уже нет той давящей неприятной тишины, безразличные звезды становятся все меньше различимыми, луна, будто их спутница, также постепенно скрывается. Словно природа чувствует это примирение и чистоту во взаимодействиях. Птицы и все живое не так безразличны к происходящему, они также проникаются этой историей двух юношей, которые наконец нашли точки соприкосновения, наконец поговорили о том, о чем стоило сказать еще очень давно. — Я решил, что мне пора перестать давать обещания только лишь на словах, потому выкинул весы из нашего дома. — слегка неловко проговаривает Тойя, надеясь на понимание принятие Акито. В глубине души Аояги прекрасно осознает, что его партнер примет любое его решение, потому что, если подобное способно помочь старшему, оно того действительно стоит, — Надеюсь, что ты не особо против, — тихо добавляет темноволосый. Все же Аояги сам не любил спонтанные действия и решения. Все же юноша понимал, что подобное могло нарушить и чужие планы. — Балбес… конечно, не против. Я всегда рядом и всегда поддержу любое твое решение. Я люблю тебя, Тойя. Акито притягивает тело темноволосого ближе к кровати, вновь усаживая его рядом с собою. Шинономе бережно берет нежные, словно фарфоровые, руки партнера, выцеловывая каждую костяшку, каждую венку на худенькой ручке Тойи. Рыжий любил так проявлять свою заботу, замечать мелкие, едва заметные детали. Ему хотелось подарить всю возможную нежность и тепло своему любимому. Именно потому Акито целует Аояги не в губы. Младший целует родинку под глазом темноволосого, собирая остатки слез, что оставались в уголке глаза. Шинономе видел в этих очах нечто бесконечное. То, что будет вечно — - искренность Тойи. Рыжеволосый видел в глазах напротив собственное отражение, он видел в этих прекрасных хрустальных глазах блеск и истинное счастье. Эта радость была едва заметной, она не была столь же яркой, как у других людей, но разве есть необходимость проявлять эмоции «как принято»? Разве у чувств есть какие-то правила и законы, которым требуется следовать? Акито крепко, но нежно обнимает Аояги и укладывается с ним спать. Конечно, время было уже слишком поздним для того, чтобы спать, так как многим уже было пора вставать на работу или учебу. Но юношей это совершенно не волновало. Сейчас они предоставлены друг другу и это единственное, что имеет значение в данный момент. Словно мира за стенами их комнатушки не существовало. Все, что им было необходимо находилось в этом месте. Все, что им было необходимо — они сами.