Так было и будет.
Она прикасается невесомо к крыльям на его голове, пока прохладные губы скользят между влажных складок её естества. — Брат… Она выдыхает оборванно, сжимается и сжимает аккуратные ноги вокруг его плеч.Двуглавая птица — символ пары. Но с рождения у неё только одно крыло.
У них не было полноценных крыльев, как у всех халовианцев. Кому-то не досталось и нимба, а кто-то был лишён чистоты перьев, за исключением этих двоих, которых мир увидел с одним маленьким изъяном, известным лишь им. Внешне безупречные высшие создания, напрочь лишённые дара полёта в бескрайнем небе на своей родной земле. Сандей проводит кончиком языка по припухшему от продолжительных ласк клитору, вовсю наслаждаясь процессом — наконец-то она его, здесь, в этих руках. В его руках. Девушка чуть ли не моляще заходится учащённым дыханием, широко гладит ладонями чужие мягкие волосы, уши, основания двух изящных крыльев, которые податливо отзываются на её незамысловатые движения. Робин прикусывает нижнюю губу до крови, когда чувствует, как её любимый брат оставляет весьма ощутимый укус на внутренней стороне бедра и растягивает тонкие губы в ухмылке, давая ей отдышаться. — Ты такая влажная, — приподнимается халовианец на локтях повыше, обращаясь к сестре и шепча на алое ушко слева. — Ради меня одного, да? Мало кому известно, но халовианцы выбирают партнёра раз и на всю жизнь, в отличие от многих других видов. Это сложная, тонкая и трепетная связь. Она — выше, чем обыкновенное соитие, и в этот момент оба партнёра чувствуют все мысли, желания и страхи другого, не боясь столкнуться с неизвестностью. Они долго шли к этому моменту, и вот наконец он настал; светловолосый для пущего удобства облокачивается руками по обе стороны от головы девушки, целует ту в немного влажный лоб и серьёзно смотрит в глаза, держа в себе всю нашедшуюся силу воли, дабы не взять её силой. Зарянка понимает его без слов — кладёт одну ладошку на щёку, оглаживает ореол скулы и глядит в чуть прищуренные, замыленные пеленой возбуждения глаза. — Всё хорошо, — поёт она на их родном, чужеземном тем самым голосом, что пленяет миллиарды. — Иди сюда… Ему не надобно иного подтверждения, и он — уже давно полностью обнажённый — поднимается и в который раз оглядывает раскрывшуюся перед ним певицу, подаётся вперёд, плавно входя в податливое тело и рвано выдыхая от нахлынувших ощущений. Жмурит глаза несколько секунд, топорщит крылья на голове. Они соединяются сознаниями, на обратной стороне сетчатки яркими красками вспыхивают свои-чужие мысли, воспоминания и чувства, а также… нечто тёмное, что издавна жило внутри старшего сиблинга. Сандей не верит тому, что видит, когда взамен на щëку его милой сестры приземляется маленькая, почти неприметная капелька слезы. На какое-то время главу клана словно парализует, но верные ласковые ладони Робин вновь мягко увлекают за собой, вынуждая склониться к своей шее и потерять взгляд из поля видимости, а затем звучат слова: — Хей. — Та зовёт его очень тихо, очень нежно, будто он тот самый маленький ребёнок. — Пожалуйста, не плачь, я прошу тебя… — И тебя не пугает то, что ты увидела? — спрашивает Сандей с заминкой, искренне боясь, что сестра просто оттолкнёт его. Страх колет подушечки пальцев, по загривку бегут мурашки. Зарянка чуть усмехается: — Глупенький, конечно же нет. — На этих словах он мягко целует её за одним крылышком, делая первое несмелое движение бёдрами. — Ах, брат… Брат, подожди ещё немного, молю… — Ей, верно, больно, ведь она была чиста и невинна, а сейчас простыни под ними приобрели тëмно-багровый оттенок. И он ждёт, ждёт, пока она подаст ему хоть какой-то знак, сходя с ума от горячей, сладкой узости. Зарянка гибкая, стройная и элегантная, — она приоткрывает глаза и приглашающе улыбается, попутно зарываясь пальчиками в волосы на его голове; Сандей загипнотизированно пялится на родную сестру несколько мгновений, а затем начинает плавно двигаться — осторожно, не набирая темп, чуть придерживая свободной ладонью чужую талию, где после их бурной ночи точно останется след. Их мысли смешиваются воедино, образуя хаотичную симфонию чувств и эмоций, передаваемых друг другу; Робин цепляется ладонями за спину брата, когда тот внезапно чуть притормаживает, и этот интервал словно возвращает её в «прямой эфир» во времени. Девушка вопросительно трётся носиком о его щёку, не в силах узнать причину задержки. — Должен ли я, — сглатывает Воскресенье гулко, — спросить разрешения?.. Робин понимающе смеётся, потеснее прижимаясь и буквально истекая от ощущения внутри твёрдой, набухшей плоти, и пересохшим шёпотом отвечает: — Можешь. — И осторожно целует в уголок губ, а брат, в свою очередь, непроизвольно вдавливает певицу в постель, с двумя толчками обильно извиваясь внутрь. Её щеки чуть мокрые от слез, прохладные и пахнут едва уловимым, ненавязчивым кремом для лица. Сандей смотрит на сестру сверху вниз, находит её ладонь и бережно сжимает в своей.Халовианцы образуют пару раз и на всю жизнь. Но если один из них умирает, второй будет скитаться в одиночестве до скончания веков.
Они так и засыпают, накрывая друг друга только-только прорезавшимися светлыми крыльями, ещё совсем неокрепшими, и какой-то частью сознания Сандей ощущает, что скоро в их клане станет на одну крылатую макушку больше.