Раствориться в нём без остатка

                    Иллюзия, всего лишь очередная иллюзия. Такая неутолимая, застрявшая в самом центре его головного мозга. Иллюзия, вновь разъедающая его самообладание, собранное по крупицам всего день назад. Он охотно подготавливал почву, как ему казалось, но оставаясь один на один с бессонницей, Эдди Диаз вместо плодородной земли обнаруживал сухой зыбучий песок, утягивающий его целиком и полностью за собой.       После недельного скитания глазами по акриловой краске на потолке собственной спальни Эдди неожиданно подметил, что нежно-кремовый оттенок как нельзя кстати расширяет пространство комнаты. Оттенок, который Бак выбрал в одном из строительных магазинов, заверив Эдди, что разбирается в этом куда лучше других.       Нехотя Эдди цеплялся, смаковал каждый фрагмент, что воспроизводил его мозг, доставая самое важное и ценное, что хранилось в его памяти. Он даже и подумать не мог, что в его голове содержится так много всего.       И способность мозга награждать малозначительные вещи пометкой «важно, надо бы сохранить» немного пугала и настораживала.       Ведь в какой-то момент Эдди был близок к тому, чтобы наконец запомнить и выделить отдельный отсек под «Постоянство памяти», автором которого являлся Сальвадор Дали, а не Леонардо да Винчи. Но на кой чёрт ему это запоминать, если у него есть Бак?! Бак, готовый в сотый раз поправить Эдди, слегка закатив глаза и цокнув языком, с умным видом заявляя: «Леонардо да Винчи, Эдди, часики не рисовал. По крайней мере, в этой Вселенной точно!» А после как ни в чём не бывало продолжил бы делать с Кристофером домашнюю работу.       Диаз не обращал внимания на визуальный проигрыватель моментов, что так любезно воспроизводил охваченный бессонницей мозг, явно не намереваясь менять пластику в ближайшее время. Заезженную, поцарапанную, старую пластинку, на которой был только один исполнитель – Эван Бакли.       Сумбурно двигалась в его голове вереница из неоднозначных и провокационных фраз Бака, на которые Эдди никогда не вёлся. Не вёлся, потому что не хотел или просто не знал, как на них реагировать? Пожалуй, на этот вопрос у Эдди никогда не было конкретного ответа. Однако откидывая логику и это чувство полной абсурдности происходящего, Эдди, обессиливший от бессонницы, позволил себе маленькую шалость.       Шалость, за которую ему, возможно, придётся дорого заплатить.       Безобидную шалость, что уверенно и нагло повысила ставки, перейдя с непринуждённого флирта в наступление. Обыгравшая его своей лёгкой рукой, оставив Эдди в дураках без единого шанса отыграться.                      «Эдди».       Сквозь охватившую мозг пелену проникает тихое, едва уловимое слухом его собственное имя. Всего на мгновение его имя прозвучало в голове, проносясь по извилинам в ускоренном темпе, не оставляя после себя даже призрачного намёка на присутствие.       Эдди же, не до конца понимающий, в какую бездну начал медленно погружаться, усердно игнорировал внутреннее беспокойство, заранее предрешающее нехороший исход. Однако увлечённый воспоминаниями, он уверенно шагал за податливым смутным сознанием, размывающим границы между иллюзиями и явью.       Бездна убаюкивала его видениями, осторожно и со всей заботой находила пробелы в голове Эдди. Поддевая его, ловя на крючок, дабы заполнить эту зудящую пустоту чем-то сокровенным. И чем глубже уходила в туман тропа, по которой шёл Эдди, тем менее различимой становилась дорога назад.       «Эдди».       Чуть более настойчивым и обеспокоенным тоном прозвучало его имя, сотрясая и пошатывая выстроенную иллюзию. Иллюзию, успевшую окрепнуть, пустить извилистые корни, намертво вцепившись в сознание Эдди.       Диаз понимал, что не должен был изначально давать этому развитие, никакого даже малейшего шанса эта провальная идея не заслуживала. Однако бессонница обуздала все его потаённые желания, вытянула их на поверхность, обнажила и выставила напоказ всё то, что он так долго, усердно и тщательно скрывал ото всех, даже от самого себя.       Оголённый до изнеможения, Эдди напоминал один из оборванных проводов на линии электропередач. Проводок, что перед тем, как окончательно погаснуть до полного отключения, искрил ярче сотни запущенных в ночное небо фейерверков.       «Эдди», «Эдди», «Эдди».       Видение Эдди буквально рассыпалось у него на глазах.       Его растерянный взгляд отчаянно цеплялся за фигуру напротив. Фигуру, нарушающую его личное пространство каждый божий день. Эдди отчётливо ощущал тяжёлую ладонь на своей спине, чувствовал, как тёплые пальцы обхватывают его подбородок, каким нежным кажется взгляд голубых глаз напротив.       Он готов отказаться от всего в этом мире, лишь бы удержать этот момент навсегда.       Раствориться в нём.       Раствориться в Эване Бакли.       Раствориться в нём без остатка.       Он беспрекословно следовал за Эваном из своих видений, отдавая весь контроль в его подчинение.        Эван бережно и мягко касается подушечками пальцев губ Эдди, водя по ним и вычерчивая незамысловатые узоры. От контакта опьянённых взглядов внутри Эдди срабатывает какой-то щелчок, что запускает механизм. Механизм полного самоуничтожения прежнего Эдмундо Диаза, никогда не замечающего глубины, любви и внутренней силы в Эване. В Эване, которого он единожды назвал по имени. В момент полной уязвимости. В момент безусловного сближения. В момент абсолютного понимания, что никто никогда не будет так яростно и усердно бороться за его сына… За него самого. В момент, когда обнажил свою душу, позволяя испить её до самого дна.        "Эдди".       Всё содрогается, рушится и исчезает прямо у него на глазах. Абсолютно всё. Кроме кристально чистых голубых глаз, пробивающих внутренние защитные барьеры Эдди. Диаз отчаянно хватается за Эвана, стараясь удержать их двоих на плаву. На плаву этого хрупкого, пугающе осязаемого момента, в кои-то веки дающего Эдди чувство полного спокойствия. Спокойствия рядом с Эваном, его Эваном…       В разбивающейся вдребезги иллюзии Эдди хватается за последнюю соломинку, протянутую ему из милосердия.       Эван подступает всё ближе и ближе, вытесняя лишнее пространство между ними. Тяжёлая тёплая ладонь Эвана блуждает по спине Эдди, поглаживая кожу через ткань. Минуя поясницу, рука Эвана скользит по левой ягодице, обхватывая её крепкими пальцами, притягивая вплотную податливое тело Эдди.       Эдди не в силах верно определить степень ожогов от прикосновений Эвана. Точнее, он не может понять, что обжигает его сильнее: исходящий жар от ладони Эвана на его заднице или же прикосновение к подбородку, приправленное томным взглядом и шёпотом, выбивающим почву из-под ног?       Шёпотом, таким настойчивым и жарким, сметающим всё на своём пути.       «Эдди!»       Эван наклоняется к приоткрытым губам Эдди, выдыхая собранное напряжение из лёгких, готовясь сделать шаг. Шаг, который Эдди так долго ждал. Ждал, даже не осознавая этого. Никогда не кидаясь в жаркую полемику по этому вопросу. Вопросу, какие же на вкус губы Эвана Бакли?       Однако Эдди теряется в крайностях, теряется в дурманящей его иллюзии. Теряется полностью и безвозвратно, решаясь на необдуманное безысходное действие. Эдди не выжидает, не играется, а просто поступает так, как давно должен был.       Должен был…       Должен был знать его губы на вкус…       Должен был знать, мягкие ли они на ощупь…       Должен был знать, от каких прикосновений Эван бы растаял…       Должен был!       Эдди не замечает, упуская из виду прошедшее по затворкам его разума, размазанное эхом до полной неузнаваемости: «Тебя… подвластного мне…».       Отбрасывая все рассуждения, не в силах больше сдерживать бушующий внутри него пожар, Эдди был готов сгореть вместе с этим адским пламенем. Ухватиться за единственную возможность «узнать» вкус его губ.       И плевать на то, что это не больше, чем иллюзия.       Что это всё не больше, чем просто желание.       Желание, стирающее чётко расчерченные некогда границы.       Желание, сметающее своим вихрем все установленные правила.       И будучи оголённым до изнеможения, Эдди снова загорается. Загорается как бенгальский огонёк, стоит ему только освободиться от пламени внутри. Позволить ему сжечь всё дотла. Сжечь, дабы увидеть главное.       «Эдди».       Эдди поддаётся, накрывая губы Эвана своими, вкладывая в этот поцелуй всю нежность и любовь, на которую он только способен. Какие же они… солоноватые, напоминающие его любимый солёный попкорн. Мягкость губ Эвана дурманит Эдди ещё сильнее, отчего ему хочется углубить поцелуй, растянуть момент этой абсолютной близости между ними. Эван приоткрывает губы, позволяя Эдди себя вести.       Однако ему так только кажется.       Эван не позволяет вести за собой, он отрезвляет.       Возвращая Эдди в реальность, пугающую реальность, что никогда не будет прежней.       По его вине.       — Эдди! — громко произносит Бак, крепко удерживая плечи Эдди в своих руках. — Ты в порядке?       Шалость, которую Эдди допустил, была настоящей и пугающе реальной.       Реальной настолько, что отметала все сомнения. Она считывалась с озадаченного и взволнованного лица Бака, стоящего в двух шагах от него, смотрящего на Эдди в его излюбленной манере: сверху вниз.       Здесь не хватает твоей руки, Эдди, на левом плече Эвана, для полной картины.       Мозг не упустил возможности подшутить, явно освоив парочку уроков по иронии.       Бакли не произносит больше ни слова, видимо дожидаясь хоть какой-либо реакции от Эдди. Однако сам Эдди ничего не собирается дожидаться, он лишь прижимает руку к своим губам, охваченный ужасом и паникой.       — Я… тебя поцеловал? — решается на глупый вопрос Эдди, словно ожидая услышать что-то совсем другое.       — Да, — честно отвечает Бак, не ослабевая хватку на плечах Эдди, — но меня больше беспокоит то, что я долго не мог вырвать тебя из… этого состояния. Я вернулся совсем недавно и обнаружил тебя на своей кухне. Ты здорово меня напугал, Эдди!       Бак не был бы Баком, если бы не сделал акцент на состоянии Эдди. Будто бы поцелуй совсем ничего не значил, не был неожиданным или странным. Будто поцелуй был обыденностью, на которую никто и никогда не обратил бы внимания. Будто бы для Бака он ничего не значил.       «Эдди».       Вот что это было. Это был голос Бака, пытающегося достучаться до Эдди, находящегося в каком-то пугающе бредовом состоянии.       Диаз перемалывал без особого разбора то, что попадалось в его памяти из событий прошлого вечера. Отправленный в очередную научную поездку с классом Кристофер, баночка или две, а может и все три пива перед сном. И… О боже. Эдди совершенно забыл о прописанном врачом снотворном, принимать которое с алкоголем было нежелательным.       Эдди до последнего сомневался, что Бак спишет всё на побочные эффекты. Они рано или поздно должны будут обсудить поцелуй. Однако Эдди не горел желанием разговаривать об этом сейчас. Он просто сгорал от стыда и собственной глупости, что пронеслась в его голове как допустимая шалость, превратившись на выходе в тотальный пиздец вселенского масштаба.       Размышлений о том, как повернуть время вспять, у него не было. Обрести суперспособность было бы славно. Возвращаться в прошлое и менять всё на своё усмотрение. Но и тут Эдди не был полностью уверен в том, что, обладая таким ресурсом, как подчинение времени, не напортачил бы ещё сильнее, чем сейчас.       Ему нужно время всё это переварить.       Вырываясь из крепкой хватки Бака, Эдди, погружённый в свои мысли, направляется к двери. Приехал ли он на машине или дошёл до дома Бака пешком сейчас не имело никакого значения. Желание уйти и подумать перевешивало одну чашу весов, пока на другой смиренно лежало обсуждение поцелуя.       Не сейчас.       Эдди не готов.       Никогда не будет готов.       И чего же он боится больше: осуждения или обычного разговора?       Просто заткнись, Диаз.       — Ты останешься, Эдди, — заключает Бак, но затем понимает, что, возможно, его утверждение прозвучало словно вопрос, потому как Эдди даже не притормозил, когда направлялся к двери.       Бак вовремя впечатал раскрытую ладонь в деревянный массив, успев подбежать раньше, чем Эдди успеет открыть дверь. Сотрясая пространство своим сбитым дыханием, Бак наблюдал за профилем Эдди, который явно избегал прямого контакта.       — Я не предлагаю и не прошу тебя остаться, Эдди, — начинает Бакли, с трудом переваривая происходящее, помещая под увесистый амбарный замок все чувства и эмоции. Они поговорят об этом, но позже. — Ты останешься в моём доме до того момента, пока я не буду полностью уверен, что ты в порядке. А пока отметка на шкале даже не занимает позицию «приемлемо», ты останешься, и это не обсуждается!       — Ты удержишь меня силой, Бак? — вопрошает Эдди, поворачивая голову в сторону Бака, прожигая его взглядом.       Они так близко, запредельно близко. Снова.       — Если потребуется, — в голосе Бака чувствуется уверенность.                     Для Эдди таймлайн сегодняшней ночи был до возмущения простым и чётким. Он понимал, с чего начал, где оступился и к какому итогу пришёл. Отдать бы должное собственному воображению прямо сейчас, да вот не получается. Эдди заботливо завернули в кашемировый тёмно-серый плед и усадили на столешницу, вручив чашку с ароматным зелёным чаем. Будто он был жертвой преступления, а не преступником, по вине которого все присутствующие и собрались.       Признаться, Эдди до последнего терзали сомнения о реальности происходящего, однако до неприличия молчаливый Бак немного настораживал, подтверждая, что взрыва не миновать. Может, оно будет к лучшему. Им же ещё вместе работать, а этот нерешённый конфликт интересов между ними может изрядно всё усложнить.       Эдди просто ждал, ждал, когда голос Бака, подобно раскату грома, пройдётся по всем поверхностям кухни, сотрясая наконец застоявшийся кислород. Когда для Бакли станет что-то очевидно, и он сможет устаканить гудящий рой мыслей в своей голове, позволяя вопросам озвучиваться вслух.       Бак выжидал, это чувствовалось. И Эдди не мог его за это винить. Его пальцы сжимают края столешницы, мышцы спины скованы и напряжены. Бак не смотрит на Эдди, но стоит тому шелохнуться, он молниеносно обернётся и со всей присущей ему серьёзностью усадит Диаза обратно на столешницу, нальёт ещё чая и завернёт в плед.       Эдди не хотел играть ни в какие игры. Это всего лишь поцелуй. Поцелуй, на который он никогда бы не решился, но это призрачное послевкусие солоноватых губ прожигало его насквозь, до самых костей. Ему было тяжело обуздать мысли, мысли об Эване. Боже, как же красиво звучало бы это имя из его уст. Как. Же. Красиво.       И он смотрел, смотрел пристально на спину Бака, въедаясь в каждую линию на теле. Блуждая, всматриваясь, запечатлевая его словно в последний раз. Бесчисленное количество раз он был рядом с Баком, но ни разу не смотрел на него так, как сейчас.       Эдди вряд ли бы понял этот взгляд, однако где-то в глубине души он надеялся, что Эван увидит, увидит в нём нечто иное.       Иное для них двоих.       И что же нажало на спусковой крючок? Какое воспоминание достало оружие? Какая мысль надломила сильнее? Какой эпизод он поставил бы на повтор? И что бы Эдди спрятал ото всех, кроме него?       — Ты прожигаешь меня взглядом, — констатирует Бакли, оборачиваясь к Эдди, скрещивая руки на груди.       — Я не специально, — устало, но легко говорит Эдди, даже не зная, чего именно ожидать от этого разговора.       Бак оттолкнулся от края столешницы, к которой минуту назад прислонился спиной, и сделал робкий шаг вперёд. Нечитаемое выражение промелькнуло на его лице, после чего Бакли сжал руки в кулаки, поджимая губы. Он порывался что-то сказать, что-то необдуманное и глупое, но сдержался.       — Если этих стен коснётся неуместная шутка, то, может быть, хоть она разбавит нависшее над нами напряжение. — Эдди отпил немного зелёного чая со вкусом ананаса, отмечая, как быстро калейдоскоп из страха, паники и стыда сменился на спокойствие, лёгкость и полное принятие произошедшего.       Чёрт, Эдди, этот поцелуй изменил полярность.       Однако Эдди всё же порывался уйти. Молчание прибивало. Собирающийся с мыслями Бакли создавал напряжение.       — Нам стоит начать сначала, — предлагает Бак, не позволяя себе перепрыгнуть сразу к разговору о поцелуе, продолжая выжидать удобный момент.       — Что ж, я родился в Техасе, — начинает Эдди.       — Не настолько сначала, Эдди! — возмущается Бакли.       — Что именно тебя интересует, Бак? — прямо спрашивает Диаз, заглядывая в голубые глаза. — Конкретизируй вопрос, и я дам тебе ответ.       — И ты ответишь честно, ничего не утаивая?       — Если ты готов рискнуть, то и я тоже, — заверяет Эдди.       — Это не ответ, — настаивает Бак.       — А это не вопрос, — утверждает Эдди, принимая правила игры.       Бак шагнул вперёд, осторожно разглядывая Эдди. Кажется, что парень действительно переживает, потому как даже Диазу стало не по себе от всего этого. Когда Бак его отпустит, Эдди очень надеется не увидеть свою припаркованную машину где-то вблизи дома Бакли. Он надеется до последнего, что пришёл пешком.       — Ты сказал, что… — Бак осёкся, подходя чуть ближе к Эдди.       — И что же я сказал?       — Тебя… – Бакли тяжело выдохнул, собираясь с мыслями. – Тебя… подвластного мне.       Эдди усмехнулся, отпил немного остывающего чая, укутался в плед с головой, готовясь это обсудить.       — Так мы всё же начнём с поцелуя, — играется Эдди со словами Бака, зная, что такая реакция лишь вызовет очередную бурю эмоций на лице парня.       — Было бы кощунством его пропускать, — констатирует Бак не понимая, как это всего за пять минут от побега из его дома Эдди перешёл к активным боевым действиям в игре, правила которой даже не постарался объяснить? — Погоди-ка, — засомневался Бакли в своих рассуждениях, — ты буквально пару минут назад был готов сбежать из моего дома, а теперь навязываешь свои правила игры? Я ведь не спятил, Эдди, и ты действительно это делаешь?!       «Продолжай, Эдди, ведь воздух не искрится от напряжения!»       — Что именно ты хочешь знать? — спокойным тоном спрашивает Эдди, немного довольствуясь тем, насколько разным был Эван. Эван в его фантазии и Эван, стоящий прямо перед ним. Действительно ли твои губы на вкус солоноватые или же… — Бессонные ночи подставили меня под удар. Я много вспоминал о хороших моментах, совместных моментах нашей жизни, — Эдди заметил, как Бак склонил голову набок, но не мог сказать, что именно привлекло его внимание. — А после того, как воспоминаний стало слишком много, я всё же обратился к врачу, и он прописал мне золпидем. Какое-то время я спал лучше любого младенца, но все воспоминания перекочевали в мои сны. Я не горжусь этим, чтобы ты знал, но я немного увлёкся и, видимо, превысил допустимую дозу. К тому же смешал её с парочкой баночек пива и… Вот я у тебя дома, стою к тебе, Бак, как можно ближе и целую.       Как же скованно и сжато у Диаза получилось рассказать о едва ли не месячном увлекательном турне по затворкам его памяти. Эдди не был уверен, что хочет рассказывать больше, потому как после обычного проигрывания воспоминаний он ушёл в полный отрыв, который списывал на небольшие допустимые шалости и вольности. Оправдать которые ему ничем не удастся.       — Золпидем? — изумляется Бакли, который уже не стоит словно истукан на одном месте, а как-то методично, по известной только ему стратегии захватывает пространство, двигаясь к Эдди поближе.       «И не говори, что ты не хочешь того же.»       «Солоноватые ли твои губы на вкус, Эван?»       — У золпидема неплохой такой список побочных эффектов, Эдди, — тон Бака обеспокоенный, а Эдди по какой-то причине это не нравится. — Ты точно в порядке?       Стратегия даёт сбой, начинает трещать по швам, не продержавшись и десяти минут, когда Бак преодолевает оставшееся пространство между ними. Он едва ли не врезается своими бёдрами в край столешницы, становясь между раскинутыми в сторону ногами Эдди. Обхватив нежными ладонями лицо Эдди, Бак старательно изучает его, в попытках, видимо, что-то отыскать.       «Запредельно близко… Если бы не этот плед, ничто не мешало бы мне чувствовать жар твоего тела.»       «Но почему я тогда весь горю?»       — Бак, я…       Эдди не успевает закончить предложение. Бак снова задаёт вопросы, увиливая от темы, цепляясь за малозначительные факты.       Бак заглядывал в глаза Эдди, проверял реакцию зрачков, рассматривал его так, словно осознал, что самое ценное едва не исчезло у него на глазах. Он аккуратно наклонял голову Эдди, то влево, то вправо, пробегая подушечками пальцев по волосам. Эдди покорно сидел, стараясь лишний раз не дышать, лишь бы Эван продолжал эти действия как можно дольше.       — Не вижу никаких царапин или травм, я просто не понимаю…       — Бак…       — Я отвезу тебя к врачу, мы должны убедиться, что ты в полном порядке, Эдди.       — Бак…       Бакли не останавливался, продолжая говорить.       — Почему не сказал, что у тебя бессонница, мы бы могли справиться с ней вместе!       «Мы».       — Бак!       — Ты мог пострадать, — Бак не успокаивался, не останавливаясь на допущениях, которые могли произойти с Эдди, пока он был в состоянии бреда. — Твой врач точно компетентен в своей работе? Я определённо задам ему пару вопросов, как только доберусь до него.       Запрещённый приём, но Эдди рискует.       — Эван! — мягко говорит Эдди, отставляя чашку в сторону, накрывая руки Бака своими, и, слегка опуская их вниз, прижимает к своей груди. — Я правда в полном порядке, Эван. — Эдди расставляет паузы, убаюкивая своими словами встревоженного парня. — Меня волнует другое. В порядке ли ты?       Бак молчит.       В его голове явно происходит мыслительный процесс. Его математические способности стали намного-намного лучше, однако Бак чуть дольше обычного о чём-то размышляет, пока не сотрясает своей просьбой каждую пылинку в доме.       — Покажи мне, как это было.       — Бак, — Эдди расплылся в напряжённой улыбке. — Не думаю, что…       — Покажи мне, Эдди!       — Я не уверен, Бак, что эта идея…       — Покажи мне, каким ты меня видишь! — перебивает Эван, используя свой запрещённый приём. Смотрит сверху вниз и так серьёзно, что всё внутри Эдди к чертям сжимается.       Меньшее, что Эдди мог, это поменять их местами. Выдать ночной кошмар и подписать его своим именем. Выполнить просьбу Бака, позволить ему прочувствовать всё то, что испытывал Эдди, захваченный в плен помутнённым рассудком.       Жизнь больше не брала уроки по иронии, она их преподавала.       И Эдди не собирался увиливать от просьбы, он всего лишь старался не нырять в бездну с головой. Но кого он пытается обмануть? Бездна захватила его разум, соблазнила его в их первую встречу, опоила и одурманила. Сотрясла все закоулки и вытянула всё на поверхность любоваться полуденным солнцем.       Он не возражал.       Эдди давно был во власти голубых внимательных глаз.       Просьба Эвана повлечёт последствия, но кому до этого есть дело?       — Не смотри на меня сквозь призму! — начинает Эдди, слезая со столешницы, оставляя плед где-то позади. Он ведёт Бака за собой. К тому самому месту, где всё и началось. К тому самому краю кухни, где всего полчаса назад Бакли сжимал края столешницы. — Я хочу, чтобы ты почувствовал меня. Почувствовал. Меня. Всего.       Эдди расставляет акценты на каждом слове. Так же, как это делал Эван в его видении. Диаз слышит, как звучат его собственные слова. Как под хриплым, глубоким и властным голосом в Эване что-то надламывается.       Размывается, втаптывается, бесследно исчезает…       Бакли стоит не двигаясь, наблюдая, как Эдди наступает, тихо и медленно, вытесняя воздух между ними. Бак может поклясться, что не делал точно так же всего мгновение назад, но как же горячо смотрится это наступление. Наступление, которому рады оба. Наступление, что сближает их не так, как прежде.       — Пугающе притягательного, — едва ли не шепчет Эдди, подступая к Баку всё ближе, — дурманящего разум, сводящего с ума… Отдай мне весь свой контроль, Эван!       Личное пространство Бакли захвачено. Захвачено пьянящими словами, низким и томным голосом Эдди, его жарким телом и въедающимся в сознание запахом.       — Сдайся мне! — умоляет Эдди, подходя вплотную к Баку. — Взгляни на меня так, как никто и никогда этого не делал до тебя!       Диаз касается подушечками пальцев подбородка Бака, слегка приподнимая его вверх.       И это чёртово дополнение, которое Эдди внезапно захотелось внести, стоило бы всего в этом мире. И он был готов расплатиться за это любой валютой, лишь бы хоть раз повторить это вновь.       И Эдди не разменивается на мелочи, он приступает к действию.       Кончиками пальцев Эдди медленно опускается по горлу Эвана, проводя ровную линию до самого кадыка. Раскрыв ладонь, он проходится указательным и большим пальцами по выпирающим ключицам Эвана, а затем, обхватив пальцами горло покрепче, ведёт руку вверх, возвращаясь к подбородку. Удерживая подбородок Эвана в цепкой хватке, Эдди опускает его вниз, на уровень своих губ.       — Потому как я ничего не хотел так сильно…       Диаз возвращает их в исходное положение, положение, в котором, вероятно, его нашёл Бак. Эдди заносит свободную руку за мускулистую спину Эвана, проходя ладонью по каждому позвонку, минуя поясницу, достигая конечной точки. Он сжимает упругую ягодицу, чувствуя, как под его горячей ладонью обжигается кожа Бака.       — Тебя, — шепчет Эдди в губы Эвана, — подвластного мне…       Эдди ненадолго удерживает зрительный контакт, а затем отстраняется, высвобождая Эвана из своих цепких тёплых рук. Сделав несколько шагов, Диаз уселся обратно на столешницу, обернулся пледом в ожидании продолжения разговора. Свою часть он выполнил.       Ход оставался за Эваном.       «Только не говори, что не умеешь играть, Эван!»       — И я поцеловал тебя? — сбито спрашивает Бак, продолжая стоять на том же самом месте, не в силах подчинить себе тело после прикосновений Эдди.       — Точнее я поцеловал тебя, — внёс ясность Эдди, — не в силах дожидаться, когда ты сделаешь это пер…       Эдди замирает от резкого столкновения двух тел.       Эван молниеносно оказывается перед Эдди, жадно и крепко притягивает его к себе, впиваясь в приоткрытые губы.       И о боже… Всё не так…       Как же он ошибался…       Бакли накрывает губы Эдди, утягивая того в поцелуй, от которого захватывает дух. Эдди сбивается, не знает, как дышать. Губы Эвана настойчивы, полны дерзости и эта мягкость, нежность, которая исходит от Эвана, пьянит ещё сильнее. Эван скользит пятернёй в волосы Эдди, играясь с локонами, перебирая их пальцами. Губы Бака на вкус как брауни, свежеиспечённый шоколадный брауни.       «Твои губы на вкус как сладость.»       «И до безумия хочется ещё…»       Бак отстраняется.       — И я не думаю пошутить о том, будто опьянён настолько, что даже ни одна мысль в голове не удерживает меня от дальнейших действий, которые я хочу сделать… с тобой.       Эван сбито дышит в губы Эдди.       — Можем пройтись по воспоминаниям вместе? — предлагает Эдди, без какого-либо стеснения двигается вперёд бёдрами на край столешницы, обхватывая аппетитные ноги Эвана своими.       — Только если… — Эван останавливается, беря руку Эдди в свою, переплетая их пальцы. И слегка наклонив голову вниз, он оставляет поцелуй на запястье Эдди. — Ты не будешь смотреть на меня сквозь призму, Эдди.