пятый листик клевера

Именно сейчас, прямо посреди репетиции с весом своей бас-гитары в руках, Джуён понимает: он совершенно, бесповоротно запутался. Он не обращает внимания на непонимание вокруг — стыдно станет позже. Но почему всё так? Всегда именно так: осознание приходит с запозданием, словно в том дурацком анекдоте про жирафа, зато обязательно во время чего-то важного, не вовремя, но непременно. Осознание всегда приходит, даже если будет опоздавшим гостем. Уже всё накрыто, Джуён приглашает ко столу. Джуён устал: он тянет руку вверх, ведёт по складке между бровей и трогает переносицу. Стыд за сорванную репетицию наконец накрывает, медленно подтягиваясь неприятными волнами по спине. Джуён устал. Но ещё: похоже, вероятно, наверное, абсолютно точно он по уши до настоящих бабочек в животе влюблён в Чонсу. И он без понятия, что с этим делать. Он без понятия, что с этим делать, и вот почему. Потому, что стоит им закончить репетицию, Джисок берёт его за руку, тянет ближе и чмокает прямо в губы на глазах у всех. Такое не стыдно и не страшно — все уже более, чем привыкли к спонтанным проявлениям нежности. В груди у Джуёна привычно теплеет, и сердце начинает биться чуть быстрее. Это-то и сбивает с толку больше всего. Он любит его — конечно, любит; всё ещё ловит мурашки от поцелуев, дрожит от прикосновений и возбуждается нелепо быстро, как подросток. Джисок берёт его ладонь в свою, переплетает пальцы, и Джуён чувствует себя правильно, будто он был там, где нужно, и шестое чувство его тоже не подводило. Джисок улыбается ему, и Джуён улыбается в ответ, проводя его вглядом, когда тот вприпрыжку направляется к Чонсу, который уже собрал свои вещи. Джуён наблюдает за тем, как Джисок хватает его за предплечье, что-то увлечённо говоря, и внутри, в районе солнечного сплетения, точно запутываясь, затягивается узел. Чья-то холодная рука с длинными острыми ногтями будто проводит по груди вниз к животу, и Джуён вздрагивает. Он смотрит на то, как расплывается в улыбке Чонсу, слушая джисоковскую болтовню, и с ужасом понимает: он ревнует. Ребята уже собираются и уходят, оставляя их втроём, а он всё смотрит и смотрит, не в силах оторвать взгляда. Только когда Джисок оборачивается, радостно заявляя, что они вместе пойдут есть ттокпокки, Джуён умудряется выжать из себя улыбку и кивнуть в ответ. Когда Джисок касается Чонсу, Джуён ревнует не Джисока. Он ревнует Чонсу. Вина — он чувствует её, кажется, везде. Она горячими волнами поднимается к щекам, скребёт ему кожу, оседает прямо между ключицами, вызывая тошноту. Он чувствует себя одновременно неправильно и правильно — и когда Джисок оставляет тёплый поцелуй на его щеке, и когда Чонсу треплет его по макушке, притягивая ближе для объятия. Его разрывает — метафорически, но ощущает он это будто во всём своём теле. Раскрывая грудную клетку, те же холодные руки копошатся внутри, ни на секунду не давая забыть, что то, что он чувствует, за рамками нормального. Пару дней он, понурив голову, просто думает. Сначала ему кажется, что он свихнулся. Ну ненормально то, что он чувствует одно и то же к совершенно разным людям, ненормально же, да? Да?.. Он думает, и думает, и думает. В конце концов понимает: он себе не врёт. Чувство, которое он ощущает, когда Джисок теряется в его объятиях, то же самое, что и чувство, когда сам Джуён утопает в объятиях Чонсу. Щекотка, переходящая в мурашки, от места за ушами и вниз по шее, одинаковое и от улыбки Джисока в его сторону и от улыбки Чонсу. Он себе не врёт. А ещё он никогда не врёт Джисоку, даже если ему невообразимо, неописуемо плохо. Джуён не врёт ему, когда растягивает губы в улыбке, смеясь над его шуткой, и не врёт, когда внезапный поцелуй застаёт его врасплох. Он не врёт ему, когда плачет на его худом плече, и не врёт, когда твердеет в его маленькой руке, поджав от волнения плечи. Джуён искреннен в своём смехе, своей дрожи, своём поцелуе на губах и ниже по шее. Он честен в правильно взятой ноте, в пролитой слезе, в жаре своего тела, когда чужой язык толкается вперёд, лаская нёбо. Его стон откровенный, как и его собранные вместе брови, и его очерченный рот с порозовевшими от поцелуев губами, и хватка его ладони, и его оргазм — красивый, как и он сам. Джуён никогда ему не врёт. Поэтому и в этом он не может ему солгать, даже если ему до безумия, до одури страшно. Иногда Джисок понимает Джуёна лучше его самого. Так и сейчас, словно прочитав новую главу в открытой книжке, он тянет его за рукав в укромное место, чтобы никто не увидел, и почти ставит перед фактом: — Джуён… Что случилось? У Джуёна голова кругом от вины и страха, съедающих его изнутри. Его едва ли не тошнит, когда Джисок хватает его за плечи, заставляя на себя посмотреть. — Джуён. Что не так? Его голос взволнованный, и Джуён всё на свете бы сделал, чтобы Джисок никогда не волновался. Но быть честным кажется важнее. — Ты меня возненавидишь… — шепчет Джуён, всё оттягивая момент откровения. — Я тебя не возненавижу, — улыбаясь, говорит Джисок. Джуёна невозможно ненавидеть. Его можно только любить: первым делом целовать его с утра в губы, обнимать крепче, подыскивать вкусные овощи на обед. У Джуёна много сил уходит, чтобы не возненавидеть самого себя. Он берёт ладонь Джисока в свою — она меньше и мягче, — как делал много раз до этого. — Джисок, — зовёт его он. Джисок смотрит на него, как и всегда — с задором, словно, стоит Джуёну позвать его с собой, он всегда готов на новое путешествие. — Джисок, — снова говорит он. — Я влюбился. Сначала он не понимает — видно по его глазам. — Да? — Да, — повторяет Джуён. Он слышит стрекот ламп над ними и чувствует теплоту чужих рук. — Я влюблён. — А затем совсем тихо добавляет: — В… В Чонсу. Он чувствует, как Джисок перед ним замирает. Джисок не отнимает руки, но Джуён думает, что лучше бы тот высвободил его ладонь из своей. Так ощущение реальности происходящего было бы хотя бы притуплено — сейчас же ему приходится чувствовать её на полную мощь. Лёгкие будто наполняются водой, и его тянет ко дну, и холодные мурашки бегут вниз по спине. — Думаю, это нормально, — говорит Джисок, и Джуён сначала не понимает — точно утопающий, выбирается наружу. Джисок выглядит расслабленным, едва ли не радостным, и это сбивает Джуёна с толку. — И я тоже. Джуён хлопает глазами, встречаясь с Джисоком взглядом. — Что? — Я тоже… влюблён в Чонсу. — Ты… — Да, — неловко улыбаясь, признаётся Джисок. — Я всё думал, как тебе сказал. — А затем выдыхает, наконец разъединяет их ладони, чтобы запустить пальцы в волосы. — Я думал, что схожу с ума. Но потом я узнал, что такое бывает, и ничего плохого в этом нет. Что человек может любить двоих сразу. — Он вдруг поднимает на Джуёна взгляд и хватает того за плечи. — Ты же… всё ещё меня любишь? — спрашивает он с надеждой. — Да, — на выдохе, улыбаясь, отвечает Джуён, и вдыхает глубже, сам не замечая, как задерживал дыхание всё это время. — Да, Джисок, я тебя люблю. — И я тебя люблю, — поспешно говорит Джисок, будто боится не успеть сказать это ещё один раз. — И я тебя люблю, Джуён-а. Очень-очень. — Он притягивает его ближе, обнимает, и Джуён смеётся, обхватывая его, закрывая в своём объятии. — Что мы будем делать?.. Джуён гладит его лопатки своей ладонью, пока думает — и ничего подходящего не приходит на ум. Он лишь пожимает плечами в знак ответа — никто никогда не учил его, что делать в ситуации, когда ты влюблён в двух людей сразу. В следующее мгновение Джисок резко разрывает объятие, сияющим взглядом глядя на Джуёна. — Джуён, мы должны ему сказать. — Чонсу? — переспрашивает он, будто не знает, в кого они оба были влюблены — на самом деле давая себе время обдумать предложение. — Ты уверен? — Конечно, нет, — отвечает с лёгкостью Джисок, и Джуён не может не улыбнуться. — Мне до ужаса страшно. Но, когда любишь, нужно об этом говорить, верно? Джуёна эта фраза заставляет замереть. До него будто только сейчас доходит весь смысл просходящего — резко, словно ведром холодной воды на голову. И он, и Джисок были влюблены в Ким Чонсу. В его кошачьи глаза и красивые губы, в его широкие плечи и крепкие ноги, в его улыбку и смех, в то, каким хорошим он был человеком и другом и как много света давал людям вокруг. Казалось, в Чонсу невозможно было не влюбиться — или только этим двоим выпала такая участь. Джуён ещё раз смотрит на Джисока. И не может не вспомнить их собственный момент откровения — это тоже был Джисок, это тоже он признался ему первым. «Когда любишь, нужно об этом говорить», да? Если он влюблён в Чонсу, значит, и у Джисока тоже перехватывает дыхание, когда он на него смотрит, он тоже ревнует, стоит другим быть ближе, и он тоже по ночам невольно… — Стой, — говорит Джуён. — Ты из-за этого попросил занять место Гониля? Джисок почти виновато отводит взгляд, и Джуён от удивления поднимает выше брови. — Не может быть! — Я… — хочет уже оправдаться Джисок, но не выходит. Поэтому он просто вздыхает. — Сначала я захотел поменяться не из-за этого. Мы много разговаривали с Чонсу и становились ближе, и мне хотелось быть рядом. Я никогда ни о чём его не просил — я бы не позволил себе измену, никогда в жизни. — Джуён кивает: он доверяет Джисоку. — Но… но. Джуён и без слов понимает: тянуло. В самом начале это происходит неосознаннее всего, и кажется, что хочется быть ближе, просто потому что вы друзья — дружеский краш, или как там люди говорят. — Так что, ты… того? — Что? Джуён неопределённо ведёт рукой от бёдер и выше в воздух, и Джисок не понимает. — А? — Ну, ты… — Джуён собирает пальцы в кулак и делает пару движений рукой вверх. И тогда до Джисока доходит. — Нет! — сначала говорит он, заливаясь краской, а Джуён хохочет. И только когда первая реакция проходит, тот сознаётся: — Не было. — И у меня. Но думал? — Думал. — И что думал? Джисок замирает и правда задумывается. И уши краснеют ещё пуще прежнего. — Чонсу… большой. — И этим ограничивается. Джуён ждёт ответа ещё какое-то время, а потом, когда понимает, что его не последует, задумчиво хмыкает. — Нужно ему сказать. — Нужно. — Когда? — Можно после репетиции, позовём его покушать. — Можно. — Договорились. Но как по плану, конечно же, не выходит. Сбалтывает Джисок — весь на нервах, он не в силах сдержать слова, как только комната оказывается для них троих. — Хён. Мы в тебя влюблены. Вот так в лоб — без предупреждений и времени на подготовку. Как будто любовь даёт возможность собраться с мыслями и настроиться. — Кто это «мы»? — недоумённо спрашивает Чонсу. Джисок оглядается на Джуёна, и тот кивает — сердца бешено бьются в груди у обоих от адреналина. — Джисок и я, — отвечает за него Джуён. Какое-то мгновение Чонсу просто на них смотрит. Джуён с Джисоком неосознанно одновременно формируют одну и ту же мысль — что совершили, похоже, непоправимую ошибку. Но затем Чонсу улыбается. Он улыбается и делает первый шаг навстречу, обнимая их обоих, и они неловко обнимают в ответ, до конца не понимая, что только что произошло. Им много о чём нужно было поговорить. — Нечестно! Чонсу с Джисоком по другую сторону экрана смеются, вместе улегшись на нижнем ярусе кровати в своей комнате общежития. Джуён дует губы: всё бы отдал за то, чтобы быть рядом с ними прямо сейчас. — Джуёни, не переживай, через пару дней уже сможешь к нам присоединиться. Джуён низко стонет от недовольства, аж вибрацией проходит по телу. Он переворачивается на бок, и лицо частично прячется в подушке. — Хочу сейчас, — вздыхает Джуён. Как удивительно, совершенно невообразимо всё-таки получилось: они, втроём, и звёзды, точно, встали в нужный для вселенной узор, чтобы у них и правда вышло. Это невозможно, невероятно — Джуёну до сих пор кажется, что это какой-то сон. Ну не может ему повезти в жизни настолько, не могут два человека, которых он любит всей душой, любить и его в ответ, и друг друга тоже. И всё же, вот оно — доказательство реальности происходящего. Джисок держит телефон, вытянувшись на кровати; и он, и Чонсу лежат на животах, с этого ракурса смотря в экран на Джуёна. Какие они оба до безумия красивые. Джуён смотрит на то, как Джисок поворачивает голову, и Чонсу, чуть наклонившись, целует того в губы, и в груди что-то предательски натягивается. А может, и не в груди вовсе. Он знает, как чувствуется джисоковский поцелуй. Джисок начинает с верхней губы: медленно целует сначала её, затем нижнюю, будто пробует на вкус, смакует, а после — облизывается, как довольный кот. И улыбается. Он всегда улыбается. Знает — теперь — Джуён и то, каким ощущается поцелуй Чонсу. В отличие от Джисока, губы которого будто всегда были слегка влажные, поцелуй Чонсу начинается очень сухо. Он целует так, как будто не умеет и только пробует — на самом деле даёт немного времени расслабиться и привыкнуть. И только потом, почувствовав, что партнёр достаточно спокоен, он напирает, сразу разгорячая поцелуй. Джуён, признаться, не может гордиться своим первым разом, когда целовался с Чонсу — хотя бы потому, что возбудился так, что голова едва ли не шла кругом. Может быть, именно поэтому прямо сейчас он, наблюдая за чужим поцелуем, задерживает дыхание. Джисок явно держит телефон так, чтобы Джуёну было видно — и Джуёну видно, хорошо, практически всё. Ему видно и то, как розовеют губы обоих, и то, как Джисок толкается языком в рот Чонсу, вызывая у того от удивления смешок. Они улыбаются. Они целуются и улыбаются. И, когда Джисок отстраняется, между их ртами протягивается заметная нить слюны. Джуён не может похвастаться своим положением. Этого, видно, становится мало, потому что в следующее мгновение Чонсу меняет их позу: приподнимается, обнимая Джисока со спины, заставляя его упереться в локти, чтобы легче было гладить грудь, и целует Джисока в шею, и в мочки, и в раковину уха, пуская мурашки — Джуён видит, как Джисок съёживается. Он видит. Почти всё. А потом — намного меньше, потому что Джисок внезапно меняет угол, поднимая телефон над головой. Теперь Джуён видит Чонсу — слышит его дыхание будто прямо над своим ухом, оно горячее, он уверен. Джуёна ведёт, и он не сдерживает тихого стона. — Нравится, что видишь? — спрашивает Чонсу, подняв вгляд и встречаясь с ним глазами. У Джуёна тоже мурашки идут вниз по спине — он нервно сглатывает и кивает. Чонсу приподнимает Джисока, заставляя его сесть на колени, и тянет чужую футболку наверх — Джисок оставляет телефон, на мгновение давая Джуёну видеть только матрас второго яруса. Этой секунды замешки хватает, чтобы до него дошло — он возбуждён так, что внизу живота тянет. Он пробует опустить ладонь под бельё и почти разочарованно стонет — уже начала выделяться смазка. Телефон тем временем возвращается на своё прежнее место, поэтому Джуён видит, как Чонсу ласкает Джисоку спину, как выцеловывает его, как помогает снять домашние шорты и трусы. Он слышит: мокрые звуки поцелуев и шуршание ткани, их низкие стоны и сбитое дыхание. Жизнь явно не готовила Джуёна к такому. Она не готовила его к тому, что ему будет так хорошо смотреть за наслаждением других — что его будет так вести от чужих поцелуев и что так сильно захочется быть прямо между их телами, в самом эпицентре сплетения, в жаре и поте, блаженстве одной из его любимых форм проявления любви. Джисок, видно, забывается, потому что следующие несколько минут, когда Чонсу его растягивает, он лишь держит телефон, прижав руку к шее. Джуён не смеет его окликать — лишь слушает и пытается увидеть со стороны то, что сам проделывал не раз. Они используют их с Джисоком стимулятор — Джуён знает, столько раз он держал его в своих руках. Он слышит только то, как Чонсу вводит его в Джисока и вытаскивает обратно, и то, какие звуки издаёт обилие смазки. Джуён сглатывает. Глубоко вдыхает, вновь ловя себя на том, что задерживает дыхание. А затем всё-таки сдаётся — скользит под ткань трусов и берёт член в руку. Он стонет — низко и неожиданно, обращая на себя внимание Джисока. Джисок, потный, тяжело дышащий, даже так о нём заботится. — Джуён-а, подожди. Я поправлю так, чтобы тебе было лучше видно. Он копошится пару секунд, сооружая из подушки подобие подставки, и картина действительно становится намного чётче. К счастью — или сожалению — Джуёна. Потому что теперь-то ему правда видно совсем всё. То, как Джисок стоит на коленях, уперевшись ладонями в кровать, и то, как Чонсу его придерживает, растягивая и всё ускоряя движения. Хлюпащий влажный звук слышен очень чётко, и дыхание Джисока — тоже. Он стонет, и у Джуёна горячей волной по телу проходится возбуждение. Джисок привлекальный, и всё, что он делает, привлекательно. Он его любит, и Чонсу он любит тоже. И Чонсу точно такой же для него привлекательный. Они разные, но в этом — одинаковые. И Джуён знает, что для них он точно такой же. — Джуён-а, — вдруг слышит он голос Чонсу. — Мы хотим тебя тоже послушать. У Джуёна не получилось быть рядом — так совпали даты в отпуске, но он обязательно наверстает упущенное. А пока — он даёт то, о чём они просят. Этого будет достаточно. Джисок протяжно стонет, глотая воздух, когда Чонсу наконец вынимает из него стимулятор и вставляет головку своего члена. Он держит Джисока, примыкая к нему со спины и придерживая торс, когда тот дрожит. Джуён начинает двигаться чаще. Вверх и вниз — он следует чужому ритму. Сбитое дыхание и смазанные поцелуи в шею — Джуён видит и слышит всё: то, как Джисок хватает Чонсу за руку, тянясь к нему ещё ближе и прося больше, то, как Чонсу толкается в него, заставляя Джисока запрокидывать голову. Джуёну хо-ро-шо. Но могло быть, конечно, во много раз лучше. Чужие стоны смешиваются — он слышит скрип кровати, всегда предательски раскрывающей все их секреты. И тоже не сдерживает стоны. Ведёт рукой по стволу и сосредотачивается на головке. Оттягивает кожу — так, чтобы открывалась самая нежная, чувствительная часть. И ведёт по ней. — Джуён-а, — стонет Джисок в трубку, и Джуён чувствует, насколько сам близко. — Джуён-а, — зовёт его Чонсу, ускоряя темп вместе с ним. Будто они и правда были рядом, все втроём. Джуён не знает, кто кончает первым. Под конец воздуха становится так мало, что начинает кружиться голова. Оргазм протекает по нему жаркими волнами, от шеи вниз по плечам и к груди, и ещё ниже. Он запоздало краем глаза видит, как Чонсу мастурбирует Джисоку, и тот тоже кончает, бессильно валясь на бок, когда чужая рука вытирает с него следы смазки. Зато смеётся точно первым Джуён — от облегчения, радости и счастья; затем слышит, как и они двое подхватывают его тихий усталый смех. Он знает, что ещё успеет наверстать упущенное. Всё и правда было для них только впереди.